Еще раз бухнуло и полыхнуло, симпатичная репортерша выругалась, пригнулась, а камера повернулась к другой стороне улицы, к бензозаправке. Еще вспышка – и до меня дошло, что случилось. Какой‑то лей‑линейщик взорвал конкурента, который хотел подрезать его у заправки. В воздухе еще висела едва заметная лиловатая дымка.
– Снимаешь? – крикнула репортерша, и у меня сердце екнуло, когда картинка дрогнула и ушла вниз. – Город сошел с ума! – кричала она, выкатив безумные глаза. – ОВ объявила военное положение, всем жителям велено сидеть по домам. Автобусное движение прекращается в полночь, все оставшиеся на улице будут арестованы.
– Джейк! – крикнула она, когда ее встряхнул очередной взрыв. – Ты снимаешь?
Джейк, надо сказать, снимал, и я таращилась на экран, где водители лихорадочно заполняли бензобаки. У меня челюсть отвисла, когда один водитель, обозлившись, толкнул впереди‑стоящую машину, очищая себе место. Началась драка – и снова у меня отвисла челюсть, когда шар зеленоватого безвременья взорвал бензоколонку. Вскрикнула репортерша, и камера упала на землю. У меня задрожали окна, я обернулась к темной улице. Черт, это уже рядом. Так что, собственно, происходит? Ну да, Ал на свободе. Но ему же только я нужна?
– Не понимаю, – сказала я, разводя руками. – Он же может только то, что может Ли. Он не опаснее любого среднего развращенного, мазохистичного и черного колдуна лей‑линейщика. – Я замолчала, ощущая страх, исходящий с экрана телевизора. – Ладно, ладно, – поправилась я. – Конечно, без крика не обойтись, но его вполне можно свалить.
– Уже пытались. – Кери потянула меня за собой, но я не сдвинулась, глядя на этот хаос. – Он устроил беспорядок в одном дансинге, и вышибалы попытались его выставить – он их убил. Испепелил прямо на месте и заведение поджег. А потом выбросил в безвременье шесть колдунов, посланных за ним из ОВ. Его никто не может остановить, Рэйчел, и он никому не подвластен. Все боятся. Все хотят, чтобы он ушел.
|
|
– Он их сжег? – спросила я, и страх смешивался во мне с недоумением. Хорошо, я ошиблась. Может быть, он сильнее, чем я думала. – Ему нужна только я. Зачем он это делает?
Кери отвернулась от телевизора – глаза у нее были испуганные – и попыталась сдвинуть меня с места.
– О чем он тебя просил? – спросила она, и я облизала губы.
Поколебавшись, я ответила:
– Свидетельских показаний, что ты обещала никого не учить умению накапливать энергию лей‑линий. Я отказалась, а если он вернется без меня, его посадят за решетку.
Кери закрыла глаза, стиснула зубы, стараясь не выдать своего страха и отчаяния.
– Мне очень жаль, – прошептала она трясущимся голосом. – Он пытается тебя переубедить. Я видела, как он такое делает. Только ты и Пискари проявили способность им управлять, и поскольку ты его сегодня не окружила кругом, все подумают, что он это делает с твоего ведома и согласия. Если ты не сделаешь то, чего хочет Ал, он настроит против тебя весь город.
– Что?! – рявкнула я, когда в коридор вышел Кизли с тремя бутылками воды и старым приемником, который у меня лежит под шкафом на случай отключения света.
– Возьми телефон, – сказал он коротко. – Запасные аккумуляторы есть?
У меня никак голова не включалась. Видя мою растерянность, он поднял перевитую жилами коричневую руку и пошел смотреть сам. Кери тянула меня прочь, и я позволила вывести себя в коридор.
|
|
– Это не моя проблема, – сказала я, впадая в панику. – Если я дам показания, чтобы убрать Ала из Цинциннати, то я – вызывальщица демонов, и Ал меня тем скорее прикончит. А если я ему не помогу, то я буду отвечать за всех, кого он убьет, ранит или закинет в безвременье?
Она подобрала одеяло, посмотрела мне в глаза и кивнула.
– С‑супер.
Никак не выиграть. Что ни делай, а я в проигрыше. Черт побери, нечестно так!
– Но это еще не самое худшее, – сказала Кери, и я прочла страх на ее лице. – По всем каналам по новостям – что ты была с Алом за обедом. Ты не взяла его под контроль, и тогда из тюрьмы выпустили Пискари, чтобы это сделал он. Во всем Цинциннати кроме тебя это может только он.
Три секунды я стояла и впитывала новость. Пискари на свободе? Ну… блин.
– Дженкс! – крикнула я, влетая в коридор. – Дженкс! На заднем дворе чисто?
Надо отсюда выбираться. На улице темно. Церковь не освящена. Убежище обернулось западней.
Кери пошла за мной в кухню, с несчастным видом глядя на мой ужас, но мне было наплевать.
– Дженкс! – крикнула я опять, и он влетел, жужжа, в зеленом развевающемся халате.
– Какого черта тебе надо? – заворчал он. – Ты, блин, одну
ночь не можешь одна побыть!
Я моргнула, не ожидая такого афронта.
– В Цинциннати паника, потому что Ал разгуливает по улицам без ошейника. Шесть колдунов пытались взять его в круг, и он их выкинул в безвременье. Все боятся, что он начнет подбирать себе фамилиаров, а так как я его не стала ловить, из тюрьмы выпустили Пискари, чтобы его укротил. На заднем дворе чисто? Я сегодня буду спать на кладбище.
|
|
И завтра, и послезавтра. Блин, надо бы там домик поставить.
Дженкс разинул рот и побледнел. Пошевелил губами, потом тихо ответил:
– Сейчас проверю.
И исчез.
– Добрый вечер, Дженкс, – запоздало поздоровалась Кери. Послышался звук захлопнутой сетчатой двери, и вошел Кизли.
– Пошли.
Я приложила руку к животу:
– Я должна матери позвонить.
– Позвони с кладбища.
Кери взяла меня за локоть и повела к задней двери. Сгорбленная тень Кизли шла впереди нас, и они вывели меня на деревянное крыльцо и в ночь.
Фонарь на заднем крыльце горел, и при его неуверенном мерцании я нашарила телефон. Высветился номер Пискари как последний вызывавший, и я в приливе страха поняла, где Айви. Она про меня и Кистена не слышала. Пискари ее к себе вызвал, это было подстроено. Ал и Пискари сработали на пару, как им уже случалось. Пискари позвал ее, и она пошла готовить его выход – как и положено наследнику.
– Бог мой! – прошептала я, и колени подкосились. Ноги шли по холодной траве. Айви у Пискари. Прямо сейчас.
– Айви! – крикнула я, разворачиваясь обратно к кухне, к ключам от машины.
– Рэйчел, нет! – крикнул в ответ Кизли, потянулся ко мне – но его скрутил припадок кашля. Я метнулась к крыльцу, дернулась, когда Кери схватила меня за плечо.
– Она – вампир, – сказала эльфийка, моргая в тусклом свете. – Это ловушка. Приманка. Ал и Пискари работают заодно. Ты знаешь, что это капкан!
– Она мой друг! – выкрикнула я.
– Иди на кладбище, – потребовала Кери, показывая мне Рукой, как будто я собака. – Мы со всем этим разберемся по порядку.
– По порядку! – заорала я прямо ей в лицо. – Ты знаешь,
что этот монстр способен с ней сделать? Кем ты себя вообразила? – кричала я, отшвыривая ее руки.
Кери отстала на шаг, стиснула зубы. Я почувствовала, как она черпает из линии.
И замерла. Она хочет меня заколдовать?
– Не смей! – крикнула я, толкая ее, будто мы – девчонки, подравшиеся на детской площадке за мелок.
Она ахнула, села с размаху на землю, и глядела на меня ошеломленными глазами, а волосы ее рассыпались кругом. У меня лицо горело от неловкости.
– Прости, Кери, – сказала я. – Она мой друг, а Пискари ей вывернет мозги начисто. Западня или не западня, но я нужна ей.
Эльфийка на меня таращилась, забыв в растерянности и возмущении всю свою магию – оттого, что я посмела ее толкнуть.
– Кизли, – я повернулась к нему, – я вернусь…
И осеклась, увидев у него в руках мой вишневый пейнтбольный пистолет. Меня прошибло адреналином, и я застыла.
– Я не могу тебе позволить сбивать меня с ног, – сказал он, ровно и без дрожи держа ствол направленным мне в грудь. – Я могу себе что‑нибудь сломать, – сказал он и спустил курок,
гладко и неспешно, как в вальсе.
Я готова была бежать, но шипение выходящего воздуха меня остановило…
– Ой! – крикнула я, ощутив жалящий удар прямо в грудь. Опустила глаза – увидела ошметки красного пластика.
– Кизли, чтоб тебя черт… – сказала я, свалилась и отключилась раньше, чем голова коснулась мягкой садовой земли.
Глава двадцать пятая
– Что же так долго? – донесся голос Дженкса, загудевший где‑то у меня внутри головы. Болело плечо, и я передвинула руку, чтобы его потрогать. Я оказалась мокра насквозь, и от удивления проснулась.
Набрав в легкие воздуха, я села, хлопая глазами.
– Вот! Прошу любить и жаловать, – сказал Кизли. Тревожно глядя карими глазами, он отступил и выпрямился. Кожистое лицо изрезали морщины, и казалось, что он мерзнет в линялой матерчатой куртке. Поднимающееся солнце окутывало его дымкой, а рядом с ним в воздухе парил Дженкс. Оба они смотрели на меня с заботой, а я привалилась к могильному камню и мало что соображала. Нас окружали пикси, и их смешки звенели как ветровые колокольчики.
– Ты меня заколдовал! – крикнула я, и дети Дженкса брызнули, пища, в разные стороны. Я посмотрела вниз, увидела соленую воду, капающую с волос, с носа, с пальцев, почувствовала, как промокает на мне белье. Ну и видок, наверное.
Изборожденное годами лицо Кизли разгладилось.
– Я тебе жизнь спас.
Отбросив на траву пятигалонное ведро, он протянул мне руку, чтобы помочь встать.
Уклонившись от этой руки, я вскочила, пока вода не просочилась дальше.
– Черт бы тебя побрал, Кизли, – выругалась я, отряхивая мокрые руки и чувствуя, как сама себе противна. – Ну, спасибо.
Он фыркнул, а Дженкс сел на ближайший памятник, красиво сверкая крылышками на солнце.
– Ну, спасибо! – передразнил он. – Я тебе что говорил? Забывчивая, беспомощная и стервозная. Надо было оставить ее тут лежать до полудня.
Я попыталась выжать соленую воду из волос и злилась при этом невероятно. Последний раз меня вот так подловили восемь лет назад, с тех пор никому не удавалось. У меня замерзли пальцы, и я вдруг сообразила осмотреть остальную часть кладбища, туманную и золотистую в лучах восходящего солнца.
– Где Кери?
Кизли с трудом согнулся подобрать под мышку складной стул.
– Дома. Плачет.
Меня кольнуло чувство вины, я посмотрела на стену кладбища, будто могла увидеть сквозь нее дом Кизли.
– Мне жаль, что так вышло, – сказала я, вспомнив ее ошеломленный вид, когда я сбила ее наземь. Боже мой, Айви!
Я подобралась, будто для бега, и Дженкс метнулся мне в лицо, заставив пошатнуться.
– Рэйчря, нет! – заорал он. – Тут тебе не кино! Если ты пойдешь сейчас на Пискари, ты покойница! Только дернись к выходу, и я тебя посыплю, а потом сделаю лоботомию. Да все равно тебя посыпать надо, дура‑ведьма! Что тебе в башку вступило?
Порыв бежать к машине угас – Дженкс был прав. Кизли смотрел на меня, подозрительно сунув руку в широкий карман куртки. Я перевела взгляд на его лицо, морщинистое и мудрое. Кери однажды назвала его воином на покое. Я была готова ей поверить – он слишком привычным движением спустил курок этой ночью. Если я хочу отбить Айви у Пискари, то нужен план.
Подавленная, я скрестила руки на груди и оперлась на надгробный камень. Вдали группа примерно человек в десять перебиралась через каменную стену, чтобы уйти с частной территории. Я ощетинилась – и успокоилась. Здесь святая земля, и испугалась не только я.
– Извини за вчерашнее, – сказала я. – Не подумала. Я просто…
У меня перед глазами возникла прошлогодняя картинка: Айви лежит под одеялами и дрожит, рассказывает мне, как Пискари изнасиловал ее разум и тело в попытке склонить ее убить меня. У меня лицо похолодело, я кое‑как проглотила ком страха.
– Как там Кери? – сумела я спросить.
Я должна вызволить Айви от него.
Остро глянув темными глазами, Кизли кашлянул, будто понимая, что я все еще колеблюсь.
– Нормально, – ответил он, перехватывая стул чуть поудобнее. – Хотя никогда ее такой не видел. Страшно переживает, что пыталась остановить тебя с применением магии.
– Не надо было мне ее толкать.
Я с трудом подобрала приемник и подушку, мокрую от росы.
– На самом деле это ты как раз сделала правильно. Радио стукнуло, упав в пустое ведро.
– Как это?
Дженкс, ухмыляясь, взмыл в воздух, набрав сорок футов высоты за время одного удара моего сердца. Полетел наблюдать за местностью, заскучав от разговоров.
Кизли бросил в ведро термос с потеками кофе, распрямился, кряхтя.
– Ты ее сшибла с ног, потому что она хотела остановить тебя магией. Что было бы, если бы ты тоже магией ответила? Это было бы действительно страшно, но ты этого не сделала, проявив самообладание, о котором она забыла. Вот она сейчас и предается угрызениям совести, бедняжка.
Я уставилась, не совсем понимая.
– А я рад, что ты ее толкнула, – сказал он с усмешкой. – А то она последнее время стала очень много о себе понимать.
Я заправила за ухо выбившуюся мокрую прядь – холодную.
– Все равно нехорошо, – сказала я, и он потрепал меня по плечу, обдав запахом дешевого кофе. Я глянула на свою новую красную блузку – хлопок впитывал соленую воду как губка. Черт, вот теперь ей действительно конец.
Схватив одеяло, висевшее на могильном камне неподалеку, я его как следует встряхнула – полетели комья земли и срезанные травинки. Оно еще хранило тепло моего тела, и я, завернувшись в него как в плащ, прищурилась на солнце в дымке и попыталась вспомнить, в котором часу восходит оно в июле. Обычно я в это время еще сплю, но сегодня я отрубилась в полночь. Длинный намечается день.
Кизли зевнул и пошел прочь со своим стулом, шаркая ногами.
– Да, – сказал он, суя руку в карман и протягивая мне мой телефон. – Я звонил твоей матери, там все в порядке. Все потихоньку утрясется. По радио передавали, что Пискари поймал Ала в круг и изгнал его, освободив мистера Саладана. Чертов вампир стал героем города.
Он недоверчиво покачал седеющей головой, и я про себя согласилась. Освободил Ли от Ала? Маловероятно. Я сунула телефон в карман – неуклюже, из‑за мокрой одежды.
– Спасибо, – сказала я, потом увидела на его лице сомнение. – Они работают на пару, да? В смысле, Пискари и Ал, – пояснила я, собирая все свое имущество и пристраиваясь за Кизли.
Блеснули на солнце серебряные волосы – это он кивнул:
– Предположение кажется разумным.
Я тяжело вздохнула. Эти двое были давними партнерами. Оба они знали, что бизнес есть бизнес и не парились по тому случаю, что именно показания Ала позволили засадить Пискари за решетку. Значит, сейчас он на свободе. Город спасен, зато меня припекло. Так получается.
У меня под мышкой была подушка, одеяло наброшено на плечи, а в руке – ведро с приемником и термосом. Держа равновесие, я тихо сказала:
– Спасибо, что вчера придержали меня. – Он ничего не сказал, и я добавила: – Я должна ее оттуда вытащить.
Кизли остановился, оперся артритными пальцами на ближайший камень:
– Сделай шаг в сторону Пискари – и я снова влеплю в тебя заряд.
Я нахмурилась, а Кизли, белозубо улыбаясь, протянул мне мой пистолет.
– Айви – вампир, Рэйчел, – сказал старик, уже не улыбаясь. – Если ты не берешь на себя ответственность, то прими как факт, что она там, где ей место. И иди своей дорогой.
Я застыла, подтянула сползающее одеяло.
– И что ты этим хочешь сказать, черт побери? – огрызнулась я, бросая пистолет в ведро к приемнику.
Но Кизли улыбнулся, и его впалая грудь шевельнулась на трудном вдохе:
– Либо сделай свои отношения с ней официальными, либо отпусти ее.
Я уставилась на него, удивленно щурясь на ярком утреннем солнце:
– Не поняла?
– У вампиров склад ума одинаковый, – сказал он, обнимая меня за плечи и направляясь вместе со мной к калитке. – Всем вампирам, кроме мастеров, физически необходимо равняться на кого‑то более сильного. Это у них в крови – как у вервольфов с их альфами. Айви выглядит такой могучей, потому что рядом с ней очень мало тех, кто сильнее ее. Один – Пискари, вторая – ты.
Я шла медленно, в его темпе, но тут вообще поползла как черепаха.
– Мне его не одолеть. Хотя именно это я рвалась сделать
ночью.
Господи, ну и стыд. Я действительно заслужила, чтобы меня свалили моими же чарами.
– А я не говорил, что ты способна победить Пискари, – возразил старый колдун. Мы с ним шли по неровному кладбищу, поддерживая друг друга. – Я сказал, что ты сильнее его. Ты могла бы помочь Айви стать той, кем она хочет быть, но если она не сможет расстаться со своим страхом и смириться со своими потребностями, она снова попадет в лапы Пискари. Думаю, что она еще не выбрала.
Это все было очень странно слышать.
– Почему ты так решил?
Его морщины стали резче:
– Потому что она не пыталась тебя убить этой ночью. У меня ком свернулся в груди. Ну почему он так ясно все видит, а я оказалась глухой, как бетонная стена? Наверное, как‑то сочетается с имиджем мудрого старца.
– Мы однажды это пробовали, – сказала я тихо, подавляя желание коснуться шеи. – Она меня чуть не убила. Она сказала, что для нее единственный способ смирить жажду крови – смешивать ее с сексом. Иначе она теряет над собой контроль, и мне придется делать ей больно, чтобы она прекратила. А я не могу, Кизли. Не могу смешивать экстаз кровопускания с причинением ей боли. Это плохо. Это извращение.
У меня пульс забился чаще от противной мысли, что именно это делает Пискари… и именно такой он сделал Айви. Я знала, что лицо у меня покраснело, но Кизли не выглядел шокированным, когда поднял на меня взгляд. Наморщив лоб, он поглядел на меня с сочувствием:
– Да, попала ты в переплет.
Мы проходили мимо низенького заборчика, отделяющего кладбище от нашего заднего двора. Пикси были повсюду, солнце бликовало на их крыльях. Очень неловкий был разговор, но с кем же мне было об этом говорить? Не с матушкой же моей?
–Так ты думаешь, – сказала я тихо, сворачивая к высокой
калитке, выводящей на улицу, – что это по моей вине она побежала к Пискари? Потому что я не могу себя заставить ее остановить силой, если она забудется, а спать с ней я не согласна?
Кизли хмыкнул.
– Айви мыслит как вампир. Пора тебе мыслить как ведьме.
– В смысле – о каких‑то заклинаниях? – предположила я, вспоминая отвращение Айви к таким вещам, потом сама покраснела, услышав энтузиазм в своем голосе. – Чтобы приглушить ее голод или чтобы успокоить ее, не причиняя вреда?
Он опустил и поднял голову, и я замедлила шаг, увидев, что ему трудно.
– Так что же ты собираешься делать? – спросил он, опуская руку мне на плечо. – В смысле, сегодня?
– Придумать какой‑то план и пойти ее выручать, – призналась я. Потому что уже сама не знала, что и думать.
Он помолчал, потом ответил:
– Если ты попытаешься, он сильнее в нее вцепится.
Я стала было возражать, и он остановился, повернулся ко мне лицом. В темных глазах читалось предостережение.
– Ты туда войдешь – и Пискари заставит ее тебя убить. Поверь в нее, она сама вырвется. Пискари – ее мастер, но ты – ее друг, и душа ее все еще при ней.
– Поверить в нее? – сказала я, потрясенная мыслью, что я должна не делать ничего. – Я не могу ее там бросить! Когда в прошлый раз она отказалась меня убивать, он ее изнасиловал кровью.
Мягкая рука у меня на плече подтолкнула вперед, и мы пошли дальше.
– Поверь в нее, – просто повторил он. – Она же в тебя верит. – Грудь Кизли поднялась и опустилась глубоким вздохом. – Рэйчел, если она уйдет от Пискари и не будет никого, к кому она может обратиться за защитой, первый же неживой вампир, на которого она наткнется, сможет ее употребить как захочет.
– Будто Пискари этого не делает? – мрачно спросила я.
– Ей нужна защита не меньше, чем тебе, – сказал он укоризненно. – И если ты ей этой защиты дать не можешь, то не осуждай ее за то, что она держится за того единственного, кто эту защиту ей дает.
Если так ставить вопрос… да, в этом был смысл. Но мне он не нравился. Особенно когда, если подумать, Пискари защищал меня через ее посредство. Ну, супер…
– Дай ей причину выбраться на свободу – и она будет с тобой, – сказал Кизли у деревянной калитки. – Ты знаешь, кем это ее сделает?
– Нет, – ответила я, думая, что меня это уже сделало трусихой.
Он улыбнулся моей кислой физиономии, потом достал из ведра свой термос.
– Сделает ее той, кем уже никто не сможет манипулировать. Той, кем она хочет быть.
– Чушь это все! – сказала я. Он отодвинул засов и открыл калитку. – Ей нужна моя помощь!
Кизли фыркнул, прислонил складной стул к стене и перешагнул порог. За калиткой лежала тихая и влажная от росы улица.
– Ты ей уже помогла. Ты ей дала другой выбор, кроме Пискари.
Я опустила глаза. Этого мало. Меня мало. Я не могу защитить ее от неживых. Не могу защитить себя – куда уж думать, что могу защитить ее. Просто смешно. Кизли остановился у порога:
– Буду с тобой честен, – сказал он. – Мне не нравятся от ношения между двумя однополыми. Я такого не понимаю, и слишком стар, чтобы начинать по‑другому думать. Но вот что я знаю – что ты здесь счастлива. Судя по словам Дженкса, Айви тоже. А потому мне трудно было бы думать, что ты совершаешь ошибку или поступаешь нехорошо. Что бы ты ни делала.
Если бы я знала какие‑нибудь чары, чтобы свернуться клубочком и умереть, я бы так и сделала. А сейчас я только смотрела на собственные ноги и шла к калитке. Как всегда в жизни поступаю.
– Ты пойдешь драться с Пискари? – спросил он вдруг. Согревшись под одеялом, я переступила с ноги на ногу.
– Хочу пойти.
– Решай по‑умному, Рэйчел, – вздохнул он. – По‑умному, Он повернулся и пошел к своему потрепанному временем
дому на той стороне улицы. А я вдруг забеспокоилась.
– Кизли, передай Кери, что я прошу прощения. Ну, за то, что ее толкнула.
Он поднял руку:
– Передам обязательно.
Дженкс вынырнул из кроны нависшего над калиткой дерева – наверное, опять подслушивал. Я посмотрела на него, потом крикнула Кизли вслед:
– Можно мне сегодня будет зайти?
Остановившись пропустить мини‑фургон, принадлежащий
единственной на этой улице человеческой семье, Кизли улыбнулся, показав почерневшие от кофе зубы:
– Я приготовлю завтрак. Сэндвичи с тунцом – пойдет?
Мини‑фургон приветственно засигналил, Кизли в ответ
махнул рукой. Я не смогла сдержать улыбки. Старый колдун осторожно сошел с тротуара и направился домой, высоко держа голову и внимательно оглядывая дорогу.
Дженкс взлетел в воздух, когда захлопнулась калитка и я с ведром, где постукивали друг о друга приемник и пистолет, двинулась к задней двери.
– А где это ты был, когда Кизли меня подстрелил? – спросила я его едко.
– Глупышка, да прямо у него за спиной. Как ты думаешь,
кто ему сказал, чем заряжен твой пистолет?
На это мне ответить было нечего.
– Ну, извини. – Я взошла на крыльцо, жонглируя своим грузом, открыла дверь. Дженкс влетел внутрь проверить помещения, и я, вспомнив его появление ночью в халате, крикнула вслед:
– Как Маталина?
– Нормально, – ответил он, вылетая обратно.
Я сбросила мокрые туфли и носки, оставляя мокрые следы, пошла в кухню, бросила там ведро, направилась в ванную – постирать одеяло.
– Кери очень расстроена? – спросила я, потихоньку выясняя, что было, пока я лежала в отключке.
– Просто раздавлена, – ответил он, садясь на выступающую крышку стиральной машины, которую я как раз пыталась запустить. – Подождать придется, света нет. Разве сама не слышишь?
Я только сейчас заметила жутковатую тишину – не жужжит ни компьютер, ни холодильник, ничего вообще.
– Да, как‑то я неудачно действую, – грустно сказала я, вспомнив пораженное лицо Кери, ее растрепанные волосы и огромные глаза, когда я ее толкнула.
– Мы тебя и такую любим, – ответил Дженкс, взлетая. – В церкви чисто, передняя дверь по‑прежнему на засове. Мне кое‑что надо в саду сделать, если буду нужен – просто крикни.
Он взмыл в воздух, я ему улыбнулась:
– Дженкс, спасибо, – сказала я, и он метнулся прочь, отчетливо гудя крыльями в безмолвном из‑за отключения электричества воздухе.
Сунув одеяло в машину, я начала планировать свой день: под душ, поесть, унизиться перед Кери, позвонить этому святых дел мастеру и обещать выносить его ребенка, если он найдет способ снять с церкви скверну и освятить ее заново, подготовить заклинания и амулеты для штурма цитадели вампирского зла. Обычная субботняя программа.
Я вышла босиком на кухню. Кофеварка без света не работает, но чай как‑нибудь заварю. Пока переоденусь в сухое, вода как раз и вскипит.
Пока я возилась с чайником, мысли все время возвращались к Пискари. Влетела я крупно, это я понимала. Он точно не простил, что я его до потери сознания отходила металлической ножкой от стула, и было у меня такое неприятное чувство, что жива я до сих пор лишь потому, что он собирается меня использовать для приведения Айви к покорности в нужный момент. И еще сильнее становилась моя уверенность, что они с Алом играют в одни ворота. Просто очень удобно все складывалось.
После слов Ала я не думала, что можно призвать демона или удержать его в круге, если он захватил кого‑то, сделал одержимым собой. Значит, Пискари заработал славу избавителя города от самого нового внутриземельца путем предварительного сговора. За оказанные услуги мастеру‑вампиру простили убийства лей‑линейных колдунов и ведьм в прошлом году – и это подстава. С начала и до конца подстава. У меня был единственный вопрос – кто помог ее устроить, потому что Пискари в тюрьме не мог спокойно вызывать демонов. Кто‑то помог.
Ну так нечестно.
Я включила газ и зажгла спичку – взметнулся едкий запах серы. Я задержала дыхание, пока дым развеется, и продолжала думать. Если я в ближайшее время что‑то не предприму, то меня можно считать мертвой. Либо люди вынесут меня из города на бревне за то, что обедала с Алом и не помешала ему потом испепелить вышибал и закинуть в безвременье лей‑линейщиков, либо мистер Рей и миссис Саронг объединятся и убьют меня, чтобы забрать фокус, либо объявится неизвестная ранее фракция, разыскивающая владельца этого предмета, как утверждает Ал. Значит, от фокуса надо избавляться. Ума не приложу, как это вампиры могли так долго его скрывать. А они его половину вечности скрывали, пока Ник не нашел.
Задумавшись, замедленными движениями я поставила чайник на огонь. Вампиры. Пискари. То есть защита мне нужна от всех и каждого – защита, по которой специализируется Пискари. Что если я отдам за эту, мать ее, защиту фокус ему? Конечно, Ал и Пискари работают на пару, но вампирская политика имеет приоритет перед личной борьбой за власть. И если даже Ал узнает об этом – что с того? Он здесь прячется. Как только фокус окажется в надежном месте, я вызову Миниаса и сдам Ала с потрохами, избавившись от него. Это и будет той услугой, что задолжал мне Миниас. И буду я тогда свободна и от Ала, и от Пискари, а сволочной этот фокус снова будет спрятан, и надежно.
Я стояла в кухне, глядя в никуда, испытывая попеременно восторг и страх. Придется положиться на Пискари, что фокус будет скрыт. Более того, придется положиться на него, что он откажется от своего желания меня убить. С другой стороны, он мыслит столетиями, а столько я не протяну. Вампиры не хотят перемены статус кво. Если я отдам фокус Пискари, этот вампир приобретает все – а теряет только возможность мести.
Черт, да если я сделаю это как надо, я смогу освободить Ли, и Трент будет у меня в долгу по самые уши.
– Ох, – прошептала я с каким‑то странным чувством в
коленках, – хорошо получается…
Загудел колокольчик входной двери, и я вздрогнула. На пороге кухни сидела Рекс, разглядывая меня в упор, и я обошла ее. Если мне повезет, это Кери. А у меня уже и чай закипает.
– Рэйч! – влетел откуда ни возьмись Дженкс и продолжал
возбужденно трещать, пока я шлепала босиком через святилище: – Ни за что не угадаешь, кто у нас на крыльце.
Айви? – подумала я, и сердце у меня подпрыгнуло, но нет – она бы просто вошла. Я задумалась, убрала руку от двери, но Дженкс был радостно возбужден, сиял искрами в полутьме прихожей, и страха в нем не было.
– Дженкс, – сказала я устало. – Прекрати игру в двадцать вопросов и скажи мне, кто там.
– Открывай! – заверещал он, сверкая глазами и искрами пыльцы. – Все чисто. Тинка, шлюха диснеевская, это потрясающе! Я сейчас приведу Маталину – черт, да я и детей приведу!
Рекс шла за нами – привлеченная Дженксом, а не мной, – и я, представляя себе телекамеры и машины с оборудованием, подняла руку и открыла засов. Оглядела себя неспокойно, отлично сознавая, какой у меня ужасный вид – с волос капает соленая вода, рядом летает пикси, возле босых ног – кошка. Да, и еще я живу в церкви!
Но это не репортеры стояли у меня на крыльце, моргая на солнце. Это был Tpeнт.
Глава двадцать шестая
Трент не смог скрыть удивления, но тут же оно исчезло под спокойной уверенностью шестисотдолларового костюма и стодолларовой стрижки. Квен стоял внизу на тротуаре как опекун. В руках у Трента был светло‑синяя коробочка размером с кулак, и крышку скреплял бантик того же цвета с золотой каемочкой.