Не совсем так, но я не собиралась его поправлять. Стоя перед ними босиком, я уже начинала злиться. Судя по вопросу, можно было понять, что Трент зарядил свой пистолет чарами покорности. Противозаконными. Серыми, потому что для их создания никого убивать не надо, но абсолютно противозаконными.
Трент неопределенно хмыкнул и поддернул рукава пиджака.
– Что ж, подчини ее по‑своему. Постарайся не оставить
синяков – не будет следов, не будет и повода искать пропавшие воспоминания.
Так, еще не кончилось…
С учащенным пульсом я встала в боевую стойку, прислушиваясь, не затрещат ли крылья пикси. Квен вышел вперед. Его недавняя нерешительность, очевидно, была связана с использованием магии вместо силы для утверждения своего верховенства. А вот если я не смогу его победить физически, тогда я подлежу использованию и выбрасыванию.
– Квен, не вынуждай меня это делать, – предупредила я,
вспомнив нашу последнюю схватку. Он бы тогда меня размазал, если бы не вмешались Айви и Дженкс. – Уйди, или…
– Или что? – спросил Трент, стоя в сторонке у рояля с улыбочкой, от которой я могла бы взбеситься. – Вы превратите
нас в бабочек? Вы черную магию не практикуете.
Я заставила себя успокоиться, сжала кулаки.
– Она – нет, – произнес голос Кери из коридора. Трент
посмотрел туда, мне за спину. – А я – да.
Глава двадцать седьмая
– Да будь оно все проклято! – тихо выругался Трент, глядя на Кери, а Квен остановился.
Воздух будто потрескивал, но тут я поняла, что это крылья Дженкса. Пикси висел в воздухе рядом со мной, ожидая указаний. Я чувствовала присутствие Кери за спиной, но не могла оторвать глаз от Квена, стоящего с раскрытым ртом и опущенными руками, в своей черной форме.
Очень медленно я выпрямилась, вышла из стойки. Кери вышла вперед, пахнущая мылом, в свежем платье цвета пурпура и золота, скрывающее босые ступни. На груди у нее лежало распятие, и уверенность ее была необъятна. Как и ее гнев.
– Эм, Кери, – начала я, не зная, что еще делать. – Вот этот джентльмен в костюме – Трентон Алоизий Каламак, наркобарон, убийца и бизнесмен из списка «Форчун‑20». Перед ним – Квен, его начальник службы безопасности. Трент, Квен, это Керидвен Мерриам Дульчиэйт, из средневековой Европы.
А теперь будем веселиться!
Трент был бел как стена:
– Давно ли ты слушаешь…
Кери вздернула узкий подбородок:
– Достаточно.
Тут я тоже побелела, поняв, что гудение исходит от Кери, а черная дымка у нее на кончиках пальцев с бантиками бинтов – это магия, ждущая, чтобы ее направили. Ой, блин.
Рэйчел… – позвал меня Дженкс высоким голосом.
Меня при виде гордого гнева Кери проняла дрожь до костей.
– Дженкс, не будем лезть. Дело может обернуться очень плохо.
Неприязненно сдвинутые брови Трента дали мне понять, что он хотел бы сделать вид, будто ничего не случилось, и познакомиться с Кери так, чтобы не вылезли на передний план неприятные подробности его жизни. Щас, разбежалась.
Многоцветное солнце лилось в витражи, придавая всей обстановке оттенок нереальности. Трент стоял возле рояля, и когда Квен пошел к нему, Кери спокойно посмотрела на старшего эльфа. Квен остановился. При виде его покорности чернота вокруг ее рук исчезла.
У меня мышцы плеч отпустило, когда я почувствовала, что Кери разорвала контакт с линией. Я‑то знала, что она в голове могла накопить достаточно безвременья, чтобы снести у церкви крышу, но Трент и Квен этого не знали.
– Теперь, когда мы встретились, я вижу, что Рэйчел была права, – сказала Кери, в своем длинном платье грациозно выплывая на середину зала. – Ты демон.
– Прошу прощения?
В красивом голосе Трента слышалось больше гнева, нежели смущения.
Я понятия не имела, как и чем это кончится, но была рада, что не стою на линии огня. Кери увидела движение Квена, повторившего мою позу, и выпрямилась. Светлые волосы шевельнулись, когда она царственно наклонила голову.
– Не говорила ли тебе Рэйчел, что я была фамилиаром демона, пока она не освободила меня? – Увидев, что Трент ее понял, она продолжала: – Я очень хорошо знаю демонов. И знаю, что они делают. Они предлагают тебе нечто такое, что кажется вне твоей досягаемости. Взамен они просят то, что находится вне их досягаемости. Здесь это называется «бизнесмен». Ты прекрасный бизнесмен.
Он побагровел.
– Не так я хотел свести знакомство с тобой.
– Кто бы сомневался, – ответила Кери.
Современность выражения и вложенный в него сарказм
потрясли своей неожиданностью.
Трент, гордый и подтянутый в своем сшитом на заказ костюме, вертя в пальцах подарок, подошел ближе, пряча напряжение подделанным спокойствием, которому обучился в залах деловых переговоров. Что ни говори, а я впечатлилась подобной решимостью даже в этой ситуации что‑то наварить.
– Я принес тебе подарок, – сказал он, протягивая завернутую коробочку. – В знак благодарности за образец твоих клеток.
Дженкс сел ко мне на плечо:
– Вот это мужик с яйцами! Призовые быки отдыхают, – тихо сказал он, а у Кери покраснели края ушных раковин.
Она не взяла подарок, и Трент, подержав его, поставил на рояль.
Подчеркнуто игнорируя его, Кери обратилась к Квену:
– Ты сперва не решался напасть на Рэйчел. Почему?
Квен моргнул, явно не ожидав этого вопроса,
– Наиболее сильные стороны в обороне у Рэйчел лежат в
области физических навыков, но не магии, – сказал он, и его
скрипучий голос отлично сочетался с гладкими и правильными интонациями Кери. – Я искусен и в том, и в другом, и было бы бесчестно победить ее там, где она не может себя защитить, в то время как я способен утвердить свою волю там, где у нее есть шанс быть мне равной.
Дженкс у меня на плече прокомментировал:
– Тудыть мои ромашки! Наконец я понял, что же мне нравится в этом старом подонке.
– Для тебя это важно? – величественно спросила Кери, не обращая внимания на комментарий Дженкса.
Квен опустил голову, но глаза из‑под темной челки смотрели без тени раскаяния, Трент переступил с ноги на ногу – я знала, что так он хочет перенести ее внимание на себя, но Кери улыбнулась Квену:
– Какая‑то наша прежняя искра осталась, – сказала она,
потом вздохнула, будто готовя себя к трудной работе.
К окнам снаружи прилипли пикси, и я снова занервничала, когда внимание Кери перенеслось на Трента. Меня поразило сейчас, когда я видела их рядом, как они похожи. Волосы такие же, тонкие, почти прозрачные и светлые, и лица с теми же точеными, но твердыми чертами. Изящество без потери силы. Сила, для которой не приходится жертвовать красотой.
– Я слежу за тобой уже некоторое время, – сказала Кери негромко. – Ты очень непонятен. И мало что понимаешь сам. Ты ничего не забыл, но ты не знаешь, как это использовать.
Тренту почти удалось не выразить на лице гаев. Почти.
– Мой Са'ан…
Кери зашипела, отступила на шаг, подол платья взметнулся вокруг босых ног.
– И не надо, – сказала она, слегка порозовев. – Только не от тебя.
Квен дернулся, когда она запустила руку за пояс, и она заморозила его взглядом. Потом достала ватный тампон в распечатанном целлофановом пакете. Тампон был из моей аптечки.
– Я пришла подарить тебе вот это, – сказала она, протягивая пакетик Тренту. – Но раз уж я пользуюсь твоим вниманием…
Крылья Дженкса обдували мне шею холодным ветерком, напряжение росло. Кери зачерпнула из линии, волосы ее взметнулись ветром, ощутимым только ей – хотя металлический вкус на языке почувствовала и я. Лицо у меня похолодело, я осмотрела святилище, ожидая, что из воздуха сейчас сгустится демон. Потом я глянула на Кери – и побледнела.
– Черт меня… – выдохнул Дженкс, и крылья у него остановились недвижно.
Кери застыла как мертвая, сосредоточиваясь и собирая силу, будто замещая свою поврежденную ауру. Несомненная ее красота стала красотой феи, дикой и бледной, жесткой и неумолимой. Она двинулась к Тренту, и Квен не шевельнулся, даже когда она подошла так близко, что их волосы соединились. Так близко, что она могла бы втянуть в себя его ауру при вдохе.
– Я – черная, – сказала она, и меня проняло трепетом. – Я осквернена тысячей лет демонских проклятий. Не становись на моей дороге, или же тебя и дом твой низвергну. Рэйчел – единственное чистое, что у меня есть, и ты не замараешь ее ради своих высоких целей. Это ясно?
Потрясенное выражение на лице Трента сменилось жестким – и я вспомнила, кто он и на что способен.
– Я увидел в тебе не то, что ждал увидеть, – сказал он, и Кери позволила себе улыбнуться уголками рта в жестокой гримасе.
– Я самый страшный твой кошмар по эту сторону линий. Я – эльф, Трент, а ты уже забыл, как быть эльфом. Ты боишься черной магии, я вижу, как переливается, подобно поту, страх под твоей аурой. Я же ею живу и дышу. Я так ею отравлена, что воспользуюсь ею не думая, не чувствуя вины, не зная колебаний.
Она шагнула к нему вплотную – и Трент отступил.
– Оставь Рэйчел в покое, – сказала она, и слова ее прозвучали ласково, как дождь, и беспощадно, как приказ бога.
Она протянула к нему руку, и Квен бросился вперед быстрее мгновения ока.
Я не успела крикнуть, предупредить, как Кери обернулась, взмахнув черным шаром безвременья.
– Finire!
– Кери! – крикнула я и сжалась в комок, когда шар ударил в круг, вздернутый Квеном, и рассыпался черными искрами.
Разъяренная Кери шагнула к Квену, и латынь выходила из нее потоком, как черный дым.
– Quis custodiet ipsos custodies?[6]– спросила она гневно – и белым кулачком двинула в этот круг.
На глазах у пораженного Квена его круг рассыпался.
– Finire, – повторила Кери, протягивая к нему руку.
Квен перехватил ее запястье, собираясь что‑то сделать – и застыл. Потом медленно упал без сознания на паркетный пол.
– Твою мать… – тихо чирикнул Дженкс из‑под потолка, и Кери отвела глаза от Квена. Гнев сделал ее бледное лицо страшным.
– Кери! – позвала я просительно – и осеклась, когда она повернулась ко мне:
– Замолчи. Тобой я тоже недовольна. Никто за всю мою жизнь не посмел меня толкнуть.
Я смотрела на Трента, отвесив челюсть. Потрясенный миллиардер пятился к двери.
– Прошу прощения, – сказал он. – Это была ошибка. Если вы соблаговолите отпустить Квена, я уйду.
Кери развернулась к нему:
– Приношу свои извинения, что задержала столь занятого джентльмена перед, несомненно, важной встречей, – сказала она едко, потом посмотрела на Квена, валяющегося на полу, – Он хороший? – спросила она вдруг.
Трент помолчал, и металлическая вонь, щекочущая мне нос, стала сильнее.
– Да
– Тебе следует чаще его слушать, – сказала она, присев рядом с Квеном. Платье обливало ее, будто вода стала шелком. – Для этого нам и нужны рядом другие.
Дженкс слетел ко мне, а я подумала, не так ли относится ко мне Кери. Что‑то вроде слуги, с которым обсуждаешь то ил и это.
Трент тревожно прищурился, когда Кери забормотала по латыни, и Квена окружило черное мерцание безвременья. Он фыркнул – чернота раскололась и исчезла серебряными нитями, когда он открыл глаза. Кое‑как он поднялся, а Кери выпрямилась более грациозно. По испуганному лицу Квена было видно, что он удивлен и ошарашен. Я не могла подавить в себе сочувствия к нему; Кери – та еще штучка, даже когда не строит нас в линию.
– Ты видел, что я сделала? – спросила она серьезно, и Квен кивнул. Он не сводил с нее глаз, будто увидел свое спасение. – Ты мог бы это повторить? – задала она следующий вопрос.
Квен посмотрел на Трента и кивнул:
– Смогу теперь, когда видел, как это делала ты, – сказал он виновато.
Но Кери довольно улыбнулась.
– Он не знает, что ты практикуешь темные искусства?
Квен опустил глаза, моргнул, когда до него дошло, что она босиком.
– Нет, Маи Са'ан, – ответил он тихо, и Трент неловко шевельнулся.
Кери засмеялась – чудесный звук, окативший меня будто прохладной водой.
– Может быть, мы все‑таки еще живы, – сказала она и коснулась его руки, как будто они старые друзья. – И береги его, если сможешь. Он идиот.
Трент прокашлялся, но они были поглощены друг другом.
– Он таков, каким его создавали, Маи Са'ан, – возразил Квен, изящным жестом целуя ей руку. – У него не было выбора.
Кери слегка фыркнула, забирая руку.
– Что ж, сейчас у него выбор есть, – заметила она несколько презрительно. – Посмотрим, сумеешь ли ты напомнить ему, кто он и что он.
Квен уважительно кивнул и повернулся ко мне. Мне он тоже отвесил такой же почтительный кивок, но сопровождаемый ухмылкой, смысл которой я не поняла. Дженкс у меня на плече вздохнул, и я себя поймала на том, что качнулась назад на пятках. Кажется, все кончилось.
– А секундочку, – сказала я, снова подавшись вперед. – Не уходите еще. Кери, не отпускай их.
Оба эльфа застыли. Кери улыбнулась им, а я побежала рысцой в свою комнату. Схватив два чехла с платьями, я бросилась обратно. Остаться в живых – ставлю птичку, сделано. Фокус оставить у себя – птичка. Познакомить Трента и Кери – птичка. Что‑то мне есть хочется. Что там у нас в холодильнике есть? Тут у меня глаза полезли на лоб – я поняла, что это за металлическая вонь. Чайник на огне выкипел, черт бы его побрал,
– Вот! – Я вывалила оба платья в руки Тренту. – Я на твоей вшивой свадьбе не работаю. Вернула бы тебе деньги, только ты мне их не давал.
Убийственная ярость вспыхнула на лице Трента, и он бросил платья на пол. Резко развернувшись, он зашагал к двери и оставил ее открытой. Я слышала, как он топает по тротуару, потом открылась и закрылась дверца машины – и стало тихо.
Квен элегантно поклонился Кери, которая подобрала подол и сделала книксен – я была потрясена. Квен, поколебавшись, поклонился мне еще раз, и я небрежно махнула ему рукой – типа, увидимся. А что, он думал, я книксен умею?
С улыбкой на темном лице Квен вышел вслед за Трентом и аккуратно закрыл за собой дверь.
Мой вздох облегчения показался очень громким.
– Ну и ну, сказал Дженкс, взлетая с моего плеча и кружась над Кери. – Черт меня побери, если я когда‑нибудь что‑нибудь подобное видел!
Будто по этому сигналу святилище наполнилось пиксенятами, У меня сразу заболела голова, и хотя я была счастлива, что все кончилось хорошо, я все же беспокоилась. От фокуса нужно избавиться как можно скорее.
– Кери, – спросила я, разгоняя рукой пиксенят, закидывая брошенные платья на спинку дивана и спеша в кухню выключить огонь, – скажи, кто я для тебя?
Она пошла за мной, и я удивилась, когда обернулась и увидела у нее в руках подарок Трента.
– Друг, – ответила она просто.
Воняло в кухне жутко, и я задрала окно повыше. Вот поэтому, в частности, я и люблю кофе. Когда его готовишь, не напортачишь. И даже хреновый – хорош.
Взяв прихватку, я сдвинула чайник в раковину и вздрогнула от шипения перегретой воды, когда раскаленный металл встал на мокрый фаянс.
– Хочешь кофе? – спросила я, не зная, что делать. То есть я знала, что она предпочла бы чай, но только не из такого грязного чайника, пусть даже грязного только снаружи.
– Он мне понравился, – сказала она задумчиво.
– Квен? – спросила я неуверенно, вспомнив, какой целовал ей руку.
Она стояла на пороге кухни, с мечтательным лицом, на котором так недавно можно было прочесть только сокрушительный гнев.
– Нет, – ответила она, как будто озадаченная моим непониманием, – Трент. Он так восхитительно невинен. При всей этой власти и силе.
Я на нее уставилась, а она открыла крышечку оставленной в подарок коробочки и достала оттуда опал размером с куриное яйцо. Поднеся его к свету, она вздохнула:
– Трентон Алоизий Каламак…
Глава двадцать восьмая
Солнце перешло на дальнюю стену кухни, и я сидела у стола, нацепив одну из человеческих рубашек Дженкса поверх черной майки. Это я сделала ради некоторого утешения: мне совсем не улыбалось снова ехать в морг. Слева от меня стояла банка сальса халапеньо и помидор для Гленна. Справа – чашка давно остывшего кофе рядом с сотовым и домашним телефонами. Не звонил ни тот, ни другой. Была уже четверть первого, и Гленн опаздывал. Терпеть не могу ждать.
Наклонившись ближе к столу, я положила еще слой лака на ноготь указательного пальца. Запах ацетата смешался с ароматом трав над столом, и шум игравших в саду в прятки детишек Дженкса лился бальзамом надушу. Еще три пиксенка заплетали мне волосы, а Дженкс надзирал за ними, «чтобы опять не запутали».
– Нет, не так, Джереми! – сказал он, и я застыла. – Ты проходишь под Джоселин, потом над Джанис и потом два раза обратно. Вот так. Уловили правило?
Усталый хор «да, папочка». Я улыбнулась и попыталась не двигать головой, намазывая ноготь большого пальца. Они почти даже не тянули мне пряди, пока работали. Закончив, я закрыла флакон с лаком и вытянула руку, осматривая. Темно‑красный, почти свекольный цвет.
Я поднесла руку поближе, отметив, что почти не видный шрам на пальце исчез – очевидно, вместе с веснушками после использования этой весной демонского проклятия для превращения. Шрам я получила, налетев на сетку в двери, когда мне было десять. Меня толкнул Робби, и когда он осушил мне слезы и перевязал руку, я его как двинула кулаком в брюхо!
Это воспоминание навело меня на мысль, не собирается ли Кери мне тоже отвесить, когда я меньше всего буду ожидать.
Мы с Робби потом придумали, что это соседская собака пыталась пролезть в сетку. Наверняка папа с мамой знали, что мирный Лабрадор к порванной сетке не имеет ни малейшего отношения, но нам они ничего не сказали – очевидно, гордясь, что мы сами урегулировали свой конфликт и объединились, чтобы избежать наказания. Я потерла пальцем гладкую кожу, жалея, что этого шрама больше нет.
По руке скользнул ветерок от крыльев Дженкса:
– Отчего это ты улыбаешься?
Я посмотрела на телефон и подумала, перезвонит ли мне Робби, если я ему оставлю сообщение. Я же уже в ОВ не работаю.
– Брата своего вспомнила.
– До чего чудно, – сказал Дженкс – Единственный брат. У меня их двадцать четыре было, когда я ушел из дому
С размытым зрением я закрутила крышечку на лаке, думая, что, когда Дженкс покинул дом, это было, как если бы его родные умерли. Он знал, что билет до Цинциннати у него в один конец. Дженкс – он сильнее, чем я.
– Ой! – не удержалась я, когда кто‑то из пикси потянул слишком сильно.
Рука поднялась к голове, я повернулась, и они заклубились шелком и пыльцой. Лак еще не застыл, и я замерла.
– О'кей, уматывайте, – распорядился Дженкс. – Все. Вы
уже не работаете, а балуетесь. Проваливайте. Джереми, посмотри, как там мама. А волосы миз Морган я уложу сам. Быстро!
Все трое взлетели, возмущенно жалуясь, и Дженкс показал рукой. Все еще бурча, они подлетели, к сенсе, извиняясь и жалуясь, размахивая ручками и кривя смешные мордочки в грустной мине, от которой у меня сердце растаяло.
– Вон! – приказал Дженкс, и они по одному вылетели в сад. Кто‑то из них засмеялся – и все стихло. – Рэйч, ты извини, – сказал он, подлетая сзади. – Сиди тихо.
– Дженкс, да все нормально. Я сейчас доделаю.
– Убери руки от волос, – распорядился он. – У тебя еще лак не высох, а с полузаплетенной косой ты не пойдешь. Ты ж не думаешь, что я этого не умею? Тинкины красные башмачки, я тебе в отцы гожусь!
По возрасту – нет, но я положила руку на стол и откинула голову назад, чувствуя легкое потягивание, когда он стал заканчивать работу, начатую его детьми. Я тяжело вздохнула, и Дженкс спросил:
– А теперь что? – необычно грубоватым тоном, чтобы скрыть смущение, что он возится с моими волосами. Звук его крыльев был мне приятен, и слышался запах дубовых листьев и дикой моркови.
Мой взгляд сам робой упал на опустевшее место Айви, и звук крыльев Дженкса стал ниже.
– Ты хочешь ее оттуда вытащить? – спросил он тихо.
Он уже дошел до кончиков волос, и я медленно подалась вперед, положив голову на скрещенные руки.
– Я за нее беспокоюсь, Дженкс.
Он неопределенно хмыкнул;
– Ну, хотя бы ты знаешь, что она не из‑за тебя сбежала. Не из‑за того, что ты Кистена укусила.
– Надеюсь, – ответила я, и теплота моего дыхания вернулась ко мне от старого дерева столешницы.
Он потянул последний раз, взлетел и сел на стол передо мной. Я выпрямилась, ощущая тяжелый вес косы. Миниатюрное лицо Дженкса скривилось:
– Она может не захотеть уходить от Пискари.
Я подняла руку и уронила ее досадливым жестом:
– И потому предлагаешь мне там ее оставить?
Дженкс с усталым видом сел по‑турецки рядом с забытой чашкой кофе.
– Мне это тоже не нравится, но этот вампир – ее мастер, тот, кто ее защищает.
– И вывихивает ей мозги. – Я потерла ноготь, заглаживая царапинку, пока лак не застыл до конца.
– Ты думаешь, у тебя хватит сил ее защитить? Против неживого мастера‑вампира?
Я вспомнила наш разговор с Кизли в саду.
– Нет, – прошептала я и посмотрел на часы.
Куда, к черту, запропастился Гленн?
Крылья Дженкса слились в прозрачный круг, он взлетел на четыре дюйма, все еще сидя по‑турецки.
– Тогда предоставь ей выбираться самой. Она разберется.
– Да черт тебя подери, Дженкс! – Он засмеялся, и это меня уже взбеленило. – Ничего тут смешного!
Он опустился на стол с той же ухмыляющейся физиономией.
– Такой же разговор у меня был в Макино с Айви насчет
тебя. Все у нее будет в порядке.
Я снова глянула на часы.
– А если нет, то я его убью,
– Не убьешь, – ответил мне Дженкс, и я глянула на него.
Да, не убью. Пискари охраняет Айви от хищников. Когда она приедет домой, я ей сделаю какао, буду слушать, как она плачет, и на этот раз, черт меня побери, я ее буду обнимать и говорить, что все будет хорошо.
Сволочные вампирские обычаи.
У меня все плыло перед глазами, и от дверного звонка я вздрогнула.
– Вот он, – сказала я, и кресло скрипнуло по полу, когда я встала и подтянула пояс джинсов,
У Дженкса приглушенно загудели крылья. Я схватила телефон и бросила его в сумку, подумала о Пискари и бросила туда же пейнтбольный пистолет. Потом подумала о Тренте и добавила туда же фокус. Проверила, не смазала ли лак на ногтях, сунула банку под мышку и сгребла помидор.
– Дженкс, готов? – спросила я с деланной бодростью.
– Готов, – ответил он и крикнул: – Джан!
Серьезно настроенный юный пикси появился так быстро, что можно было ручаться: он ждал на водосточной трубе у окна.
– Присматривай за матерью, – наказал ему Дженкс. – Моим телефоном пользоваться – знаешь как?
– Да, отец, – ответил восьмилетний сын, и Дженкс положил ему руку на плечо.
– Если надо будет со мной связаться, звони миз Морган. Не ищи меня, звони по телефону. Это ясно?
– Да, отец.
На этот раз в ответе послышалось сильное недовольство, и я улыбнулась, хотя внутренне обмерла. В ближайшие годы на Джана ляжет куда более серьезная ответственность – занять место отца.
Сволочной срок жизни у пикси.
– Дженкс, – сказала я, перекладывая банку на бедро, – уже полдень. Если хочешь сачкануть эту работу, я пойму. Я знаю, что это у тебя время сна.
– Нормально, Рэйчел, – ответил он хмуро. – Поехали.
Настаивать – это значило бы без толку его разозлить, так что я пошла к выходу. Вампирской работы сапожки простучали по паркетному полу святилища, и я, поставив банку на стол у двери, полезла в сумочку за темными очками. Одной рукой вытащила их и открыла дверь.
– Вот соус, что ты хотел, Гленн, – сказала я и только тогда подняла взгляд. Н е, ну устала я от неожиданных явлений у меня на крыльце. Может, стоит денек потратить на дрелеверчение и глазок все‑таки поставить. Ну сколько он может стоить?
– Привет, Дэвид, а что стряслось? – спросила я, пропуская его в дверь.
Он был не в своем обычном костюме, а в мягкой замшевой рубашке, заправленной в джинсы. Лицо у него было начисто выбрито, и на щеке и шее краснела длинная тусклая царапина. У тротуара рокотала мотором его серая спортивная машина.
– Привет, Рэйчел. – Он посмотрел на пикси. – И Дженкс.
Отступив на шаг, этот обычно владеющий собой вервольф с трудом сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, попытался одернуть несуществующий пиджак. Пальцы у него сжались, будто потянулись за привычной ручкой кейса. Моя тревога еще усилилась.
– Что случилось? – спросила я, ожидая худшего.
Дэвид оглянулся на свою машину.
– Нужна твоя помощь. Серене, моей подруге, нужно сильное болеутоляющее. – У него глаза дрогнули, встретив мой взгляд. – Я бы позвонил, но наверняка ФВБ меня прослушивает. Рэйчел, она перекинулась. Видит бог, по‑настоящему перекинулась.
– Вот блин, – сказал Дженкс.
Подобравшись, я сняла очки и положила помидор рядом с банкой.
– Полнолуние еще только в понедельник. Именно тогда все в первый раз перекидываются.
Он закивал, зашевелил пальцами:
– Я ей рассказал о тех женщинах в морге. Сказал, что мне очень жаль, но вряд ли я смогу предотвратить ее превращение в понедельник, разве что она успеет как‑то научиться этим управлять до тех пор. – Карие глаза молили о прощении. Он продолжал говорить: – И я ее через это провел, или попытался. Она для этого не создана, – сказал он, и голос его надломился. – Вервольфы произошли от людей, но мы очень долго развивались и ушли далеко. Это не должно быть так мучительно. Ей слишком больно. У тебя есть какие‑нибудь чары, амулеты, зелья? Что угодно.
Я недавно стала носить в сумочке амулеты от боли, как другие носят мятный освежитель.
– У меня с собой три штуки, – сказала я, протягивая руку назад и закрывая дверь. – Пошли.
Дэвид поскакал через две ступеньки. Дженкс превратился в сверкающий круг крыльев, а я подбежала последней, прыгнула на пассажирское сиденье, когда Дэвид уже захлопывал дверцу. Я подумала, что проклятие, превращающее людей в вервольфов, очень глупо сделано, если оно причиняет такую боль, что его применять бесполезно, но опять же – фокус позволяет альфам соединяться в стаи для снятия боли превращения, так что, быть может, какой‑то смысл тут есть.
– Эй! – крикнула я возмущенно, когда машина рванулась вперед, не дожидаясь, чтобы я захлопнула дверцу. Не обращая внимания на мой протест, Дэвид всматривался в улицу. Я пристегнулась, зацепив приборную доску, когда Дэвид слишком уж резко вошел в поворот. У вервольфов прекрасная реакция, но так ездить – искушать судьбу.
– Дэвид, сбавь.
– Я ее накачал дурью, – сказал он, одной рукой вертя руль, другой пристегивая ремень. – И нельзя, чтобы она проснулась и увидела, что меня нет. Боль ее убивает, и вряд ли она пройдет до обратного превращения. Это была ошибка. Боже мой, что же я натворил?
Мои пальцы нащупали очертания фокуса в свинцовом футляре. Я не думала, что этот артефакт поможет. Снятие боли имеет место, когда стаи вервольфов объединяются, а фокус только позволяет делать это эффективнее.
– Дэвид, сбавь скорость! – повторила я, когда он вылетел на улицу с односторонним движением и припустил, как на гонках «Формулы‑1». Дженкс обнял стойку зеркала заднего вида, и сам несколько позеленел. – ОВ за мной наблюдает, – добавила я. – У них обычно джип стоит в засаде справа у церкви.
Дэвид сбавил ход, рука его на руле дрожала. На парковке было пусто, и он снова набрал скорость.
– А что ты говорил, что ребята из ФВ Б прослушивают твою линию? – спросила я, когда мы выбрались на федеральную дорогу, чтобы переехать через реку из Низин в Цинциннати. – Они этого не могут.
– Прослушивают, – сказал он мрачно. – Этот самый Гленн считает, что гибель вервольфов – на моей совести. Не только самоубийства, но все они. Считает, что я комбинация Джека Потрошителя с мистером Хайдом.
Я засмеялась лающим коротким смехом, резко напряглась, когда Дэвид проскочил под носом полугрузовика.
– Это Трент, – сказала я на спаде адреналина. – Он мне сам сказал… да смотри же ты, что делаешь, дубина! Ты еще хуже водитель, чем Айви!
Дэвид бросил на меня короткий взгляд:
– Трент Каламак? Зачем ему?
У Дженкса крылья стали странного зеленоватого оттенка.
– Ищет фокус, – сказал он сквозь тошноту. – И сегодня утром выяснил, что фокус у Рэйчел.
– Мать мою сучью! – тихо выругался Дэвид. – Он у тебя? Надежно спрятан?
Я кивнула:
– Отдам его Пискари, чтобы тот снова спрятал как следует.
– Рэйчел! – воскликнул Дэвид, а я показала ему на грузовик, остановившийся на красный сразу за мостом.
– Я не могу его надежно сохранить, – сказала я под скрип тормозов. – И что мне с ним делать? У меня магии не хватит его скрыть, когда уже известно, где он. У Пискари хотя бы хватит влияния, чтобы его не похитили и не вытащили из него, где фокус.
Дэвид посмотрел беспокойными глазами:
– Но он же принадлежит вервольфам!
Светофор переключился, я затаила дыхание, но убедилась, что Дэвид не рванул обгонять с места стоявший перед нами грузовик, зато обычно столь ответственно относящийся к безопасности вождения вервольф сейчас дымился от злости, что так медленно набирает скорость.