– Поверь мне, – сказала я тихо, – если бы был способ отдать его вервольфам, я бы не задумалась ни на секунду. Но это демонская работа, и единственное, что делает этот артефакт – он создает проблемы. Перемены нужны, но медленные, а не быстрые. Иначе…
Я подумала о проблемах его подруги.
– Тогда пусть его спрячет кто‑нибудь из вервольфов.
– Кто, Дэвид? – спросила я в досаде, и Дженкс нервозно шевельнул крыльями. – Ты? Мы это уже пробовали. Мистер Рей? Миссис Саронг? Или Винсент? На него работали три стаи, и они все озверели. Каждый из них каналировал силу альфы, но не обладал сдержанностью, которую альфа приобретает вместе с положением.
У него напряглись желваки на скулах, а я продолжала:
– Альфой не становятся, альфой надо родиться. Они не могли с этим справиться. Перемена должна прийти медленно. Это как с твоей подругой, которая стала перекидываться без подушек безопасности, которые за тысячу лет выработала для вас эволюция.
Пальцы Дэвида на руле ослабили хватку, и я немного успокоилась.
– Может быть, еще не время? – тихо спросила я, сгруппировавшись, когда он резко свернул направо к своему дому.
– Не нравится мне это, – сказал Дженкс, и лицо у Дэвида стало пустым. Я посмотрела, куда они глядели – на парковку, и у меня сердце провалилось вниз. Там стояли два джипа ОВ, три ФВБ и межвидовая «скорая».
– Все нормально, – сказала я, отстегивая ремень. – Вряд ли они в твою квартиру.
Дэвид ничего не сказал, подъехал ближе и стал возиться с застежкой ремня, ругаясь, что не сразу ее отстегнул.
– В мою. Шторы были закрыты – теперь они раздвинуты. А Серена не могла еще проснуться.
Оставив ключи в замке зажигания, он бросился прочь из машины, быстро и твердо зашагал к своей двери.
Я медленно вылезла, остановилась между машиной и открытой дверью, положив руки на крышу. Дженкс сел ко мне на плечо, и мы ничего не сказали, когда агент ОВ остановил Дэвида на пороге. Они обменялись несколькими словами, и мне стало нехорошо, когда я увидела, как на Дэвида надели наручники. Он был сломлен с виду, но не оказал сопротивления – знал, что это позволит им кинуть его в камеру и забыть о нем на максимальный срок, который позволяет закон.
В верхних окнах кто‑то двигался, и я крепче сжала сумку, радуясь, что фокус у меня, потому что ОВ воспользовалась случаем обыскать квартиру Дэвида. Его кошка смотрела на меня из другого окна и слиняла, когда мимо нее прошла темная фигура.
– Что будем делать, Дженкс? – спросила я шепотом.
Его крылья холодили мне шею, и я прищурилась на солнце, глядя, как Дэвида грузят в джип.
– Дженкс? – сказала я, и тон гудения изменился.
– Увидимся в церкви, – сказал он, улетая подслушивать.
Я задержала дыхание, глядя, как он повис над стоянкой и спикировал камнем в джип с Дэвидом, когда никто не видел. Я ему пожелала удачи, и джип выехал со стоянки, чуть задержавшись перед тем, как влиться в уличный поток.
До свидания, Дэвид.
Я выдохнула – долго, медленно. Наклонившись к машине, я вытащила ключи Дэвида и бросила их в сумку. Домой я как‑нибудь доберусь, а ключи мне нужны, чтобы кормить его кошку.
Черт побери, я уже такое видела, и добром оно не кончилось.
Со стуком я закрыла дверцу, и тут у меня кровяное давление дало свечку, когда я увидела подтянутый силуэт Гленна – детектив шел ко мне с другой стороны парковки.
– Ну, теперь я хотя бы знаю, отчего ты просачковал наше свидание в морге! – крикнула я так, чтобы было слышно на разделяющем нас расстоянии.
Он шел целеустремленно, но голову наклонил – хотелось бы мне думать, от чувства вины.
– Виноват, Рэйчел! – сказал этот бывший военный, останавливаясь рядом со мной.
– Виноват! – воскликнула я, не на шутку расстроенная гленновской преувеличенно бойскаутской ментальностью. – Не знаю, за что там арестовали Дэвида, но он этого не делал! Сегодня утром я видела Трента, и он мне прямо выложил, что именно он убивал вервольфов в поисках этой дурацкой статуи.
Хмурое выражение лица Гленна не изменилось, и серьги‑гвоздики придавали какой‑то странный оттенок его безупречно‑профессиональной мимике.
– Я очень рад услышать от вас такие слова, – сказал он, убирая руки за спину и разве что не толкая меня к машине своим слишком уж близким присутствием.
Несколько опешив, я почувствовала, как слабеет моя злость.
– Так тогда… тогда вы его отпустите?
Он покачал головой с озабоченным прищуром глаз.
– Нет, но если мистер Каламак сможет подтвердить, что сегодня утром вы были с ним, я смогу удержать ОВ от немедленного вашего ареста.
Я почувствовала, что бледнею.
– За что?
– За сообщничество и пособничество в убийстве Бретта Марксона. Его взгляд упал на мою сумку: – У вас там есть что‑нибудь, о чем мне нужно знать?
Всплеск адреналина и ощущение, будто меня двинули под дых.
– Со мной пейнтбольный пистолет, но на него не нужно разрешения. А это вообще чушь, Гленн. Я же тебе говорю, их убил Трент. Всех. Три Джейн Вольф – это несчастные случаи, с убийствами не связанные.
Гленн выпрямился. Его руки так и остались за спиной.
– Рэйчел, не могли бы вы отойти от машины и пройти со мной? И отдать мне сумочку.
У меня челюсть отвисла.
– Я арестована? – спросила я громко, прижимая сумочку к телу. Черт, у меня же там фокус!
– Никто вас не арестовывает – пока что, – сказал он, скривившись, как от боли. – Рэйчел, прошу вас. Если вы не будете сотрудничать со мной, вашим допросом займется ОВ. Я пытаюсь сейчас их опередить.
Других аргументов мне не требовалось. Чувствуя себя без Дженкса очень одинокой, я отдала сумочку Гленну. Очень смешно она смотрелась в его лапище, когда он свободной рукой сделал приглашающий жест, зовя меня за собой. Внутренне дрожа, я пошла за ним – мы направлялись к фургону ФВБ, тому, который с металлической сеткой на окнах.
– Гленн, расскажи, в чем дело.
– Мистер Дэвид Хью был замечен вчера вечером за беседой с мистером Бреттом Марксоном, – мрачно сообщил Гленн. – Сегодня последний найден мертвым в мусорном ящике квартиры мистера Хью, а в бумажнике у него – ваша визитная карточка. Мистер Хью признает, что имел интимные отношения с тремя Джейн Вольф, чьи тела сейчас находятся в морге, а когда агенты пришли его допросить, в его квартире была обнаружена вервольфица, накачанная транквилизаторами и со следами физического насилия.
У меня колени подкосились. Картина очень мрачная, и я обрадовалась, что успела рассказать Гленну про фокус.
– Серена была человеком, Гленн. Фокус ее обратил в вервольфа. Дэвид учил ее контролировать превращения до первого полнолуния, чтобы она знала, чего ждать и как себя при этом вести. Он ее накачал дурью, чтобы самому съездить за мной и снять у нее боли. И это все!
Гленн посмотрел на меня неласково и сказал:
– Не повышайте голоса.
Опустив глаза, я нахмурилась, слушая отчетливые разговоры по рации из открытой двери машины.
– Извини, – ответила я и резко остановилась, не доходя до фургона. – Дэвид не убивал Бретта, – сказала я твердо. – Три женщины в морге – это трагическая случайность. Серена пытается приспособиться к тому, что случилось, и Дэвид делает все, чтобы ей помочь. Трента нужно было арестовать, а не Дэвида!
– Рэйчел, прекрати.
– Он мне сам сказал, что это он! – воскликнула я. – Почему мне никто не верит?
Гленн наклонился ко мне, и я сжалась, всю волю устремив на то, чтобы не вывернуться из его пальцев, когда он взял меня за плечо:
– Заткнись, – сказал он отчетливо и так близко, что сквозь лосьон после бритья пробился запах пота. – Каждому, у кого есть значок, известно, что ты ненавидишь Каламака. Я не могу просить ордер на его арест на основании твоих показаний с его слов.
Я возмущенно засопела, потом пискнула, когда он притянул меня еще ближе.
– Я тебе верю, Рэйчел, – сказал Гленн почти шепотом мне в ухо. – Этот тип – мерзавец. И я им займусь.
– Займешься, – передразнила я и скривилась, когда он сдавил мне плечо:
– Я сказал, что я им займусь, и если я что‑нибудь найду, то дам тебе знать. – Он меня отпустил. – Вы только ничего не натворите. Если вы окажетесь за решеткой, мне будет мало от вас помощи.
Отступив на шаг, я увидела, как экипаж «скорой» выносит Серену. Они воспользовались ведьминским заклинанием, чтобы вернуть ей человеческий облик. Оттуда, где я стояла, она была похожа на тех женщин в морге – контуры спортивной фигуры под простыней, длинные каштановые волосы, рассыпанные в беспорядке. Дэвид явно предпочитал женщин определенного типа. Она была без сознания, но все равно лицо ее кривилось от боли.
– Дэвид ей плохого не делал, – прошептала я, пока санитары грузили ее в машину.
– Тогда его отпустят, как только она придет в сознание и нам это скажет.
Я обернулась к Гленну со слезами досады на глазах:
– Так было бы, если бы мы жили в идеальном мире.
У меня в носу защекотало от запаха ладана, и я обернулась прыжком. За спиной у меня стоял Денон, явно довольный, что подобрался неожиданно. Он выглядел сейчас получше, почти как прежде, и одет был в обычную свою тенниску и штаны, подчеркивавшие узкую талию и мускулистые ноги. Очевидно, какой‑то из мертвых вампиров с ним побывал и оказал поддержку, подняв настроение – по его поведению это угадывалось. У меня зачастил пульс, когда я вспомнила, как сотрудник ОВ надевал наручники на Дэвида, и я попятилась, уперлась спиной в Гленна.
– Здравствуй, Денон, – сказала я официальным голосом, напоминая себе, что я боюсь не его, а того, что он может со мной сделать под флагом вершащей правосудие ОВ.
– Привет, Морган, – произнес крупный вампир глубоким и красивым голосом – как если бы молочный шоколад стал звуком. Он глянул на стоящего у меня за спиной Гленна. – Здравствуйте, детектив.
Я поежилась – от его голоса у меня было ощущение, будто мне по спине бархатом погладили. Да, черт побери, кто‑то хорошо с ним поиграл. Кажется, Гленн тоже это заметил, потому что ответил на приветствие молчаливым кивком.
Денон улыбнулся, показывая ровные зубы.
– Морган, для меня просто удовольствие привлечь тебя к допросу в связи с убийством Бретта Марксона.
У меня перехватило дыхание, когда он потянулся ко мне, и я вжалась в надежную тяжесть Гленна. Но тут же выпрямилась:
– У меня алиби, Денон. Так что убери руки.
На нас смотрели, и Денон приподнял брови:
– Установлено, что смерть Марксона наступила в семь часов. Ты спала, и я знаю, что никого с тобой не было. Если учесть, что и твой бойфренд, и твоя соседка были в это время у Пискари.
Он осклабился.
Я не хотела об этом думать. Не могла об этом думать.
– У меня рано утром была встреча с мистером Каламаком, – сказала я тихо, чтобы не слышно было, как дрожит мой голос.
Денон удивленно вытаращил глаза, несколько теряя в самоуверенности. А мне ее прибавилось.
– Ты же знаешь, как ведут себя люди, – добавила я, чуть сдвигаясь в сторону. Теперь я, отходя назад, уже не уперлась бы в Гленна, но он сдвинулся вместе со мной. – Как будто все должны жить по их часам. Никакого уважения к чужим обычаям.
Прищурив карие глаза, Денон вытащил из кобуры на поясе непристойно тонкий мобильник. Аккуратно нажимая коричневыми пальцами на кнопки, он прокручивал какой‑то список номеров.
– Ты не будешь возражать, если я проверю?
Я похолодела, не зная, скажет ли Трент правду, но ответила:
– Ни в чем себе не отказывай.
Народ вокруг нас собрался плотнее, я это ощущала. Гленн придвинулся ближе:
– Рэйчел.
Я глянула ему в глаза, чувствуя себя маленькой между двумя этими крупными чернокожими.
– Со мной был Трент, – повторила я уверенно. Но признает ли он это? Мне стало нехорошо, когда я вспомнила, как мы расстались. Может и не признать.
– Пожалуйста, мистера Каламака, – очень вежливо попросил Денон. Ему ответил женский голос. – Да, конечно, мэм. Это Денон из ОВ. – Денон улыбнулся – его соединили. – Добрый день, мистер Каламак! – сказал он бодрым голосом. – Прошу прощения, что отрываю вас. Понимаю, что у вас много работы, но это всего одна минута. Нужно, чтобы вы удостоверили, что были сегодня утром в обществе миз Рэйчел Морган от семи до семи тридцати.
Я с трудом проглотила слюну. Рука страдала по пейнтбольному пистолету, лежащему в сумке. Хорошо, что он сейчас у Гленна.
Глаза Денона покосились на меня.
– Нет, сэр, – сказал он своему телефончику. – Да, сэр. Спасибо. И вам удачного дня.
С бесстрастным лицом Денон щелкнул телефоном.
– Ну? – спросила я, обливаясь потом – даже человек бы заметил.
– Ты спрашиваешь, будто не знаешь ответа, – сказал он ровным голосом.
Стоящий за мной Гленн шевельнулся:
– Сотрудник Денон, вы арестуете миз Морган или нет?
Я задержала дыхание. Крупные руки Денона сжались в кулаки и разжались снова.
– Не сегодня, – сказал он, выдавив из себя улыбку.
Я выдохнула всей грудью, заправила ускользнувшую от Дженкса прядь и попыталась выглядеть уверенно.
– Везет тебе, ведьма, – сказал Денон, грациозно отступив на шаг. – Не знаю, на какую звезду ты загадываешь желания, но скоро и она упадет.
С этими словами он повернулся и зашагал прочь.
– Ага, и ангелы рыдают при смерти праведников, – ответила я ему вслед, пожелав ему про себя найти новую книжку избитых штампов. С чувством облегчения я потянулась за своей сумкой, все еще находящейся в руках Гленна. – Отдай, – сказала я, дернув ее на себя.
С визгом шин рванул с места автомобиль, куда сел Денон.
Наклонив голову в раздумьях, Гленн показал мне на автомобиль ФВБ без опознавательных знаков: большой, черный, с угловато‑спортивными обводами.
– Я вас подвезу домой, – сказал он, и я послушно направилась к машине.
– Трент сказал правду. – Мы с Гленном идеально шли в ногу. – Не понимаю. Он меня мог отправить за решетку и обыскать церковь, никуда не торопясь.
Гленн распахнул передо мной дверцу, и я села. Мне была приятна эта любезность.
– Может быть, он боялся, что его видели, – предположил
вслух Гленн, закрывая мою дверцу.
– А может, он использует нас с Кери как свидетелей своего алиби, – ответила я, когда Гленн обошел машину и сел за руль. Я поморщилась– вот больной. Как можно устраивать себе алиби из встречи с такой красавицей, как Кери, пока кто‑то из твоих шестерок засовывает труп в мусорный бак?
Гленн запустил двигатель, и мы подождали, пропуская «скорую» – едущую медленно и без мигалок.
– Дэвид не будет за это отвечать, – сказала я решительно, сжимая сумочку, лежащую у меня на коленях. А может, Трент сказал правду, зная, что фокус у меня с собой, и если на него наложит лапу ОВ, добыть его станет куда труднее?
– Надеюсь, что вы правы, – ответил Гленн рассеянно, потому что перед выездом оглядывался в обе стороны главной дороги. – Очень надеюсь. Потому что если мистер Хью будет обвинен в убийствах официально, ОВ придет за вами как за соучастником и сообщником, пусть даже у вас есть алиби. То, что Дэвид позвал вас на помощь – очень нехорошо выглядит.
Устроившись на кожаном сиденье, я выставила локоть в окно, таращась в никуда.
– Супер, – прошептала я, никому не адресуясь.
Сволочная у меня жизнь.
Глава двадцать девятая
У меня веки задрожали и открылись – это Гленн притормозил у светофора. Проморгавшись, я поняла, что уже почти дома, и выпрямилась, вылезая из дремоты. Потеплело, и меня просто разморило. Очевидно, отключение зельем на восемь часов – совсем не то, что здоровый сон. Смутившись, я посмотрела на Гленна и покраснела, когда он улыбнулся мне – ярко‑белыми зубами на фоне темной кожи.
– Только не говори мне, что я храпела, – пробормотала я, не представляя себе, как это я позволила себе заснуть. Я же только закрыла глаза, чтобы собраться с мыслями. Или как‑то от всего отвлечься.
– Вы очень мило похрапывали, – сказал он, постукивая по своей девственно‑чистой пепельнице. – Вы оба такие забавные.
Джен кс взлетел в клубе золотых искр.
– Я не сплю! – крикнул он, оправляя на себе одежду и приглаживая сноп светлых волос над очаровательно круглыми газами. У него хотя бы было оправдание – он обычно в это время
дня спит.
Часы на приборной доске показывали самое начало третьего. Отъехав от дома Дэвида, Гленн первым делом привез меня в ФВБ для официального допроса до того, как ОВ могла бы сделать то же самое в какой‑нибудь самый неудобный для меня момент. Оттуда мы заехали в ОВ подобрать Дженкса и закинули туда копию моих показаний – все очень мило и законопослушно. Оттуда поехали в морг, который мне хорошего настроения не прибавил. Наверняка у Гленна было чем заняться, кроме как возить меня по городу, но так как у меня прав нет, то я была очень благодарна.
Дэвид остался пока что в тюрьме. Дженкс подслушал его допрос, и получалось, что Бретт вчера встречался с Дэвидом, разговор шел о вступлении Бретта в нашу стаю. Это предполагалось для меня сюрпризом, от чего я просто в слезах была, когда узнала. Вот почему Трент на него вышел. Трент – гадина, и я выругала себя за то, что некоторые его хорошие дела (вроде того, что он сегодня подтвердил мое алиби) заставляют меня забывать, что он убийца и наркобарон. Что‑либо достойное он делает только тогда, когда ему выгодно – например, чтобы создать алиби себе с семи до семи тридцати. Кери права – он демон во всем, кроме видовой принадлежности.
Найдя какую‑то зацепку в законе, ОВ задержала Дэвида без формального предъявления обвинения. В общем, незаконно, но кто‑то сообразил, очевидно, что фокус вылез наружу, раз волк‑одиночка превращает женщин в оборотней. То есть Дэвид по колено в болоте, и когда я окажусь рядом с ним – только вопрос времени. Может быть, пока он в тюрьме ОВ, Трент его не сможет убить? Может быть.
Прости меня, Дэвид. Я ничего такого не хотела.
Меня накрыло прохладной тенью моей улицы, я подобрала сумку на колени, чувствуя тяжелые контуры фокуса. Прищурившись, я разглядела черный фургон перед дверью церкви, и кто‑то прибивал записку мне на дверь.
– Дженкс, глянь, – шепотом сказала я, и он посмотрел туда, куда я показала.
Гленн остановился на несколько корпусов автомобиля ближе, и когда я приоткрыла окно, Дженкс вылетел со словами:
– Сейчас гляну, что там.
Человек с молотком увидел нас уголком глаза и с подозрительной быстротой сбежал с крыльца к своей машине.
– Мне остаться? – спросил Гленн, ставя машину на ручной тормоз. Он уже держал в руках карандаш и записывал номера отъезжающего черного фургона.
Пыльца, которую рассыпал Дженкс, повисший в воздухе перед запиской, сменила цвет с золотого на красный.
– Непонятно, – пробормотала я, вылезла и затопала вверх по ступеням.
– Выселил! – Дженкс9 побледнев, крутился в воздухе, – Рэйчел, Пискари нас выселил! Выселил!
У меня похолодело в животе, я сорвала бумагу с гвоздя.
– А вот хрен ему, – сказала я, пробегая документ.
Размытый второй экземпляр, но все же достаточно ясный. Нам
давалось тридцать дней, чтобы очистить помещение. Церковь собирались снести под тем предлогом, что она перестала быть освященной, но движущей силой этой гадости был Пискари.
– Что‑то случилось? – спросил Гленн, высовываясь из машины.
– Рэйч, я не могу! – воскликнул Дженкс. – Я не могу перевозить семью! Матал и на нездорова… и они же сад выкорчуют!
– Дженкс! – Я подняла руки, хотя и не могла до него дотронуться. – Все будет хорошо. Обещаю. Мы что‑нибудь придумаем. И Маталина поправится!
Дженкс смотрел на меня большими глазами:
– Я… я…
Он так ничего и не сказал – тихо простонал и метнулся прочь, за церковь.
Я уронила руки с чувством невероятной беспомощности.
– Рэйчел? – окликнул меня Гленн с улицы, и я обернулась.
– Нас выселяют, – сказала я, пошевелив бумагой в знак объяснения. – Тридцать дней сроку.
Меня стала пробирать злость. Гленн прищурился:
– Ведьма, не надо, – сказал он, посмотрев на мои сжатые кулаки.
Я смотрела вдоль улицы, ничего перед собой не видя и только все сильнее злясь.
– Я его убивать не стану, – сказала я. – Не считай меня совсем уже дурой. Это приглашение. Если я к нему не приду, он что‑нибудь похуже придумает.
Черт, он же до матери может добраться.
Гленн убрал голову, открыл дверцу и вышел. У меня давление поползло вверх.
– Ты свою тростниково‑сахарную задницу тащил бы от сюда в свою «Краун‑Виктория». Я как‑нибудь разберусь, что мне делать.
Я ощупывала контуры фокуса в сумке, а Гленн остановился у ступеней крыльца, с пистолетом на боку и весь такой облитый профессионализмом. Как торт – глазурью.
– Дай мне ключи от машины.
– Вряд ли.
Он прищурился:
– Ключи. Или я сам тебя арестую.
– На каком основании? – возмутилась я, воинственно на него глядя.
– За твои сапоги. Они нарушают все неписанные законы
моды.
Я, возмущенно пыхтя, осмотрела их, даже поставив один из них на носок.
– Я только поговорю с ним. Вежливо и дружелюбно. Гленн приподнял брови и протянул руку:
– Как ты разговариваешь с Пискари, я видел. Ключи? Я стиснула зубы.
– И поставь патрульную машину возле дома моей матери, – потребовала я. Он кивнул, и тогда я сунула бумажку о выселении в сумку, нашарила там ключи и бросила ему. – Гад и сволочь!
– Вот это наша девочка, – ответил он, разглядывая полосатый ключ от машины. – Получишь обратно, когда на курсы пойдешь.
Я открыла дверь в церковь и остановилась с рукой на бедре.
– Еще раз назовешь меня «нашей девочкой», я тебе гонады
растолку как сливы и повидло из них сделаю.
Гленн засмеялся, сел в машину.
Войдя в темную прихожую, я с таким стуком закрыла тяжелую дверь, что фрамуги зазвенели. Прижимая к себе сумку, я решительно вошла в святилище и направилась к столу, стала выдвигать и с грохотом задвигать ящики, пока не нашла запасные ключи–тот же комплект, что и основные, плюс еще ключ от сейфа Айви и ключ от квартиры Ника – почему‑то не выброшенный. А почему – бог его знает.
Самодовольная улыбочка тронула углы моих губ, и я злобно оскалилась, закидывая ключи в сумку. Подошла к боковому окну
– Гленн выворачивал за угол у конца улицы. Красное стекло витража придавало наружному пейзажу нереальный вид – будто в безвременье.
– Дженкс! – заорала я, когда автомобиль скрылся из виду. – Если слышишь меня, надевай свой лучший костюм. Едем целовать Пискари в задницу.
Глава тридцатая
Сейчас все не так, говорила я себе, двумя руками сжимая руль своей машины. Ветер, задувающий в приоткрытое стекло, дергал пряди косы. Совсем не так, как в прошлом году, когда я пыталась взять Пискари. Во‑первых, теперь со мной Дженкс. Во‑вторых, я не в гневе… ну, по крайней мере, не в слепом гневе. И еще хотя бы несколько часов будет светло – что, впрочем, уже не очень важно. Но Дженкс со мной, у меня есть что предложить ради мира, чем выкупить свою жизнь. А главное, Дженкс со мной.
Я посигналила, резко свернула влево против основного потока машин, к набережной. У меня в «Пицце Пискари» есть друзья, но теперь вернулся Пискари, и они мне не помогут. Теперь залогом моей уверенности был Дженкс, поскольку фокус и правда валялся на почте, в таких глубоких и ревностно охраняемых завалах человеческой бюрократии, что даже ОВ до него не доберется. Присутствие Дженкса значило для меня даже больше, чем присутствие пейнтбольного пистолета, полностью заряженного и сунутого в сумку. Еще я оживила и повесила на шею амулет против боли – он висел снаружи на кофточке и не должен был действовать, пока не понадобится. А я подозревала, что он понадобится.
А в остальном я в смысле амулетов земной магии была почти голая. Зато в голове у меня было накручено приличное количество лей‑линейной энергии, а в кармане лежала пара здоровенных педикюрных щипцов, которые сгодились бы слону – я надеялась, их силы хватит, чтобы перерезать любую противо‑лей‑линейную липучку. Но я рассчитывала, что именно благодаря Дженксу я выйду с новым договором аренды и живая, а не проведу вечность в аду с Пискари или Алом.
Это был наилучший вариант. Трент знает, что фокус у меня. В ОВ тоже не такие дубари, чтобы не сообразить того же. И пусть Пискари меня от них от всех защитит.
Бог ты мой. Как я дожила до такого поворота?
Ветерок из моего окна шевельнул крылья Дженкса, который сидел на зеркале заднего вида спиной вперед – невидящим взглядом глядел в прошлое. Лицо у него было обеспокоенное, в складках и морщинах. И на нем даже клочка красного не было – демонстрация его намерений. Если мы потеряем сад, то Маталина с горя может войти в штопор. И мне придется всеми силами удерживать Дженкса от попыток убить Пискари, если дойдет до драки. Но если дойдет до драки, убить Пискари может быть единственным способом остаться в живых.
Я не хотела этого делать. Этот неживой вампир – единственный из всех известных мне личностей, кто может надежно сохранить фокус до тех пор, пока его не удастся спрятать снова.
Видя огорчение Дженкса, я собралась спросить о его наряде. Никогда на нем такого не видела – нечто вроде сочетания черной формы Квена со свободными складками бурнуса пустынного шейха. Но Дженкс глянул мне в глаза, и я промолчала.
– Рэйчел, спасибо, – сказал он, абсолютно не шевеля крыльями. – За все. Хочу сказать сейчас, если кто‑то из нас не вы берется.
– Дженкс… – начала я, но он прервал меня резким стрекотом крыльев;
– Закрой пасть, ведьма! – рявкнул он, хотя и не злился – это было видно. – Хочу сказать тебе спасибо, потому что последний год был в моей жизни лучший. И не только для меня. Пожелание стерильности, которое я получил от тебя, скорее всего и было причиной того, что Маталина пережила зиму. Сад и все прочее что появилось вместе с работой с тобой… – Дженкс снова уставился куда‑то вдаль. – Если даже все сведут под корень, дело того стоило, так изнай. Мои дети узнали, что все можно сделать, если не бояться риска и работать до седьмого пота. И что мы можем прожить в системе, которую создали вы, переростки. А это главное, что должны родители передать своим детям. Ну, и еще научить любить кого‑нибудь всей душой.
Это прозвучало последним признанием, и я даже отвернулась от затормозившего передо мной автомобиля, чтобы бросить взгляд на Дженкса.
– Дженкс, ну брось. Все будет нормально, все будут живы. Я отдам Пискари фокус, и он отменит выселение. А когда все будут знать, что вещь у него, жизнь вернется к норме. И Маталина поправится.
Он ничего не сказал. Маталина не поправится, что бы ни случилось в ближайшие сутки. Но черт меня побери, если я не сделаю все, что могу сделать, чтобы протащить ее через ближайшую зиму. Но точно она не будет впадать в спячку с риском не проснуться. Это я гарантирую.
Дженкс опустил крылья, вытащил большой платок и стал протирать шпагу. Ну и ладно. Разговор получался не в кайф, и от вида огорченного Дженкса у меня самой в животе было горько. Вот стань он опять побольше, я бы его обняла.
И тут до меня дошло, да так, что потом прошибло. Вот эта невозможность прикосновения – то, с чем Айви живет изо дня вдень. Она не может притронуться ни к кому, кого любит, потому что тут же ею овладеет жажда крови.
Черт, как же все перепутано!
Я заставила себя отлепиться от бампера впереди идущей машины. «Пицца Пискари» была уже рядом, и я хотела убраться с улицы прежде, чем меня отловит ОВ. А что‑то ни одного овешника не было, и это подозрительно: уж не наблюдают ли они за мной издали, чтобы засечь, если я стану у кого‑то забирать фокус? Наверное, отправить его по почте не было самым разумным решением, но не совать же его в ящик под автобусным сиденьем, а отдать его Кери было бы ошибкой. Над почтой твердо держат контроль люди, и даже Пискари поостерегся бы прикапываться к замотанному служащему, который может и озвереть. Есть такие вещи, которые даже вампир не станет трогать.
Мы подъехали к автостоянке у пиццерии, и у меня начался мандраж, а Дженкс задергал крыльями. Да, на бумаге план был хорош, но Пискари может быть зол на меня за тюрьму сильнее, чем я думаю. То, что это была всего лишь моя работа, ему опять же может быть до лампочки.
Я оглядела местность. У кухонного входа стояло несколько машин – явно это не клиенты. Мотоцикла Айви не было, но у тротуара валялась большая груда мусора. Видны были отделочные панели, которые закрывали окна второго этажа, модные высокие столы и табуреты, которые поставил Кистей, – все это громоздилось теперь пятифутовой стеной между парковкой и улицей в ожидании мусоровоза. Очевидно, Пискари затеял небольшие перестановки.
У меня полезли глаза на лоб и я сняла ногу с газа, когда до меня дошло, что тут и световое шоу Кистена. Металлические конструкции согнуты и перекручены, будто их отдирали от потолка лишь бы отодрать. Цветные лампочки разбиты, а сверху стоял бильярдный стол.
– Рэйч, – сказал Джонке. – Эта груда мусора только что шевельнулась.
Меня пробрало страхом, сердце подпрыгнуло. Посреди куч мусора на асфальте сидел Кистен. Солнце блестело на светлых волосах. Кистей бездумным движением бросил что‑то в груду мусора – там звякнуло. И вид у Кистена в красной шелковой рубашке и черных полотняных штанах был совершенно убитый. Будто его тоже выбросили.