К читателю
Все дальше уходят в глубь истории грозные годы Великой Отечественной войны. Новремя не властно предать их забвению, выветрить из памяти народной. Наша победанад фашистской Германией — это победа над реакционными силами империализма,победа светлого дела социализма.
Много вышло различных книг, посвященных минувшей войне. И все же интерес к нимне уменьшается. Каждое новое правдивое произведение об этой священной длясоветских людей войне — еще одно свидетельство великого подвига, свершенногонашим народом во имя свободы и независимости своей Родины, мира и прогресса.
В огне ожесточеннейших сражений в годы Великой Отечественной войны прошлииспытание на крепость Советское многонациональное государство и его ВооруженныеСилы. Были проверены зрелость военного искусства, качество наших военныхруководящих кадров, вставших лицом к лицу с фашистским генералитетом,считавшимся до того самым опытным среди буржуазных армий.
Я счастлив и горд, что в труднейшую для Родины годину мог принять посильноеучастие в борьбе наших доблестных Вооруженных Сил и вместе с ними пережилгоречь наших неудач и радость победы.
С В ходе войны росли и закалялись наши военные кадры. Я, как и другие советскиевоеначальники, под руководством Коммунистической партии рос и приобретал боевойопыт.
Великая Отечественная война застала меня на службе в Генеральном штабе, вдолжности заместителя начальника оперативного управления, в званиигенерал-майора. 1 августа 1941 года решением ЦК партии я был назначенначальником оперативного управления и заместителем начальника Генеральногоштаба, а с июня 1942 и до февраля 1945 года возглавлял Генеральный штаб, будучиодновременно заместителем наркома обороны. В дальнейшем на меня были возложеныобязанности командующего фронтом и члена Ставки Верховного Главнокомандования,а затем главнокомандующего войсками Дальнего Востока.
|
|
Таким образом, на протяжении почти всей Великой Отечественной войны я имелпрямое, непосредственное отношение к руководству Вооруженными Силами. Поэтому япрежде всего и больше всего говорю в книге о деятельности Ставки ВерховногоГлавнокомандования, ее главного рабочего органа — Генерального штаба иосновного руководящего состава наших Вооруженных Сил — командующих фронтами иармиями, их военных советов и штабов.
В основу книги положен фактический материал, хорошо известный мне иподтвержденный архивными документами, значительная часть которых еще непубликовалась. Главная цель моих воспоминаний — показать, как под мудрымруководством Коммунистической партии ковалась грандиознейшая победа, рассказатьнашему молодому поколению о тех методах и формах, которые применялись нашимируководящими военными органами в ходе вооруженной борьбы. Были в этой борьбе иошибки и просчеты. Скажу я в своей книге и о них. Но, разумеется, не онисоставляют главное на том многотрудном пути, который прошли наши воины кпобеде.
В своей книге я стремлюсь показать, как росли день ото дня военное могуществоСоветского государства, боевые и моральные качества советских воинов, какразвивалась военная наука, росли наши военные и особенно руководящие кадры.Надо прямо сказать, что все наши военачальники являлись последовательнымивыразителями основных принципов советского военного искусства — решительности,гибкости и маневренности. Уже в первые месяцы войны они показали ценнейшие изкачеств военного руководителя — полное и глубокое понимание природы ихарактера современной войны ц способность предвидеть ход и исход самых сложныхсражений.
|
|
В книге уделено достаточное внимание работе представителей Ставки ВерховногоГлавнокомандования.
Я высоко ценю литературу о минувшей войне. Тот подвиг, который совершили армияи народ под руководством Коммунистической партии в борьбе с фашизмом, не имеетсебе равного в мировой истории. Трудно переоценить значение пропаганды этогоподвига для воспитания советского патриотизма.
Тот факт, что книга моя выходит со значительным запозданием по времени,объясняется рядом обстоятельств. Нужно было провести большую работу в архивах,подготовить фактическую основу книги. В дни войны мне не приходила мысль, чтокогда-то придется писать воспоминания о ней. Все помыслы и заботы отдавалисьсамой войне. Отдельные авторы книг ссылаются на свои дневники, которые онитогда вели. Ну что же, это, если стоять на позиции мемуариста, их счастье. Они,видимо, имели возможность и находили время для того, чтобы записывать виденноео событиях, людях, и делали это от чистого сердца и с самыми лучшимипобуждениями. Но все же должен сказать, что по решениям Ставки из-запредосторожности и соблюдения секретности они делать это не должны были. Даженам, ответственным работникам Генштаба, участникам всех заседанийГосударственного Комитета Обороны и совещаний в Ставке ВерховногоГлавнокомандования, на которых рассматривались вопросыоперативно-стратегического порядка, запрещалось в свои рабочие тетрадизаписывать что-либо, кроме общих, правда основных, но ничего не говорящих дляпостороннего человека фраз и цифр. Партия придавала исключительное значениесохранению государственной и военной тайны на всех уровнях руководстваВооруженных Сил. И нет сомнений, что такая строгость в этом вопросе во времявойны была совершенно оправданна. Основными документами по принятым решениямявлялись директивы фронтам, разрабатываемые нами и утверждаемые в Ставке. Пораспоряжению Ставки штабы всех объединений, соединений и воинских частей велизаписи о ходе военных действий в своих журналах, которые теперь оказываютогромную помощь авторам, в том числе и мне.
|
|
Причиной, объясняющей столь долгое отсутствие моей книги, является и то, что ипосле войны я длительное время был чрезвычайно занят. В марте 1946 года я сновастал начальником Генерального штаба и первым заместителем министра обороны. В1949 году был назначен министром Вооруженных Сил, а с 1950 но 1953 год —военным министром. Помешала работе над книгой и моя долгая болезнь.
Первые книги о войне были написаны вскоре после ее окончания. Я хорошо помнюдва сборника воспоминаний, подготовленных Воениздатом,— «ШтурмБерлина» и «От Сталинграда до Вены» (о героическом пути 24-йармии). Но оба эти труда не получили одобрения И. В. Сталина. Он сказал тогда,что писать мемуары сразу после великих событий, когда еще не успели прийти вравновесие и остыть страсти, рано, что в этих мемуарах не будет должнойобъективности. При всей спорности этого утверждения оно не могло не сказатьсякакое-то время на моем отношении к написанию книги.
За время, прошедшее после выхода книги, я получил немало писем. Меня радуетотношение читателей к книге, их внимание к ее содержанию, проблемам. Сблагодарностью принимаю их пожелания и замечания. И хотя с некоторыми из них яне согласен, я с уважением отношусь и к таким высказываниям, ибо они сделанысоветскими патриотами искренне, от всего сердца.
В меру возможности я внес в книгу ряд уточнений и добавлений. Написаны такжедве новые главы—«Героическая оборона Ленинграда» и «ВГенеральном штабе», дополнена глава «На Дальнем Востоке».
Автор Январь 1975 года.
Юные годы
Первые шаги.— Кинешемские будни.— «Хлебная комиссиям.— Костромаи костромичи.— В стенах семинарии.— Накануне войны.
Моя биография вплоть до Великого Октября не содержит в себе ничего особенного.Я выходец из духовного сословия. Но таких людей в России были десятки тысяч. Ябыл офицером в царской армии. Но и их в России насчитывалось множество. 1917год явился рубежом в жизни не только России, но и всего человечества. Передмиллионами граждан встал вопрос: с кем ты? По какую сторону баррикад? И воттут-то оказалось, что «единая и сплоченная масса» защитников старогостроя резко размежевалась. Одни ушли в стан белогвардейцев, другие — а их былодовольно много — в ряды защитником Советской власти. Среди них был и я. И с техпор вот уже более полувека я с гордостью несу службу в Вооруженных Силахпервого в мире социалистического государства.
Почему так произошло? Каким образом штабс-капитан царской армии стал краснымкомандиром, членом Коммунистической партии, избирался делегатом на ее съезды,членом ЦК? И в этом, как в капле воды, отразилась судьба многих и многих людеймоего поколения. Октябрьская революция явилась событием, в корне изменившим всюих жизнь и образ мысли.
Можно сказать, что моя биография в какой-то степени типична…
На границе Ивановской и Костромской областей начинается Среднее Поволжье. Здесьпо равнине, еще и сейчас достаточно лесистой, текут реки Унжа, Немда, Лух,Кострома. Вокруг небольших городов теснится множество поселков, а между нимиразбросаны старинные села и деревни. Этот край бедных подзолистых почв и еловыхлесов — моя родина. Ниже Костромы, если плыть по Волге и миновать живописныйгородок Плес, пароходы подходили к пристани в Кинешме, славившейся полотнянымиизделиями. По обе стороны великой русской реки простирались заливные луга. Наюго-запад от Кинешмы шла «чугунка» — железная дорога наИваново-Вознесенск, а на юг вели два больших тракта: один — к Вичуге, а другой— к большой деревне Никитино. Это было наше волостное село. Рядом с ним, вцентре большой равнины, окруженной лесами, лежало торговое село Батманы. К немулепились деревни помельче. С востока на запад равнину пересекает наша любимаяречка Елнать, впадающая в Волгу.
Ничем не примечательный этот крохотный по своим размерам кусочек нашей Родинымне особенно близок. В западной его части, километрах в пяти от Батман, инаходилось тогда село Новопокровское, с которым тесно связаны мои детство июность. Было в нем всего три дома. Теперь этого села нет. Но я и сейчасотчетливо представляю не только само Новопокровское, а и соседние с нимдеревушки Горки, Вахутки, Кобылино, Бардуки, Рагуши и другие. Здесь в детстве ябродил по лесам, изобиловавшим дичью, всевозможными грибами и ягодами. Вместе скрестьянами, лица многих из которых отлично помню и сейчас, косил траву изанимался другими сельскохозяйственными работами. Здесь в церковно-приходскойшколе начал учебу.
Детство мое прошло в постоянной нужде, в труде ради куска хлеба насущного. Отецмой, Михаил Александрович, лишился своего отца в 17 лет. Его мать, моя бабушка,вскоре вышла замуж за мелкого служащего уездного земства. У нее появилась новаясемья, и отец остался предоставленным самому себе. Что делать? Единственное,чем он обладал, это хорошим голосом. Кто-то посоветовал ему устроиться в хоркостромского собора. Из Костромы он вернулся к себе в родные места и сталцерковным регентом (дирижером хора) и псаломщиком в селе Новая ГольчихаКинешемского уезда (ныне Вичугский район Ивановской области). Вскоре он женилсяна Надежде Ивановне Соколовой, дочери псаломщика села Углец, того же уезда. К1912 году в семье уже было восемь детей. Первенец, Александр, умер. Дмитрийстал врачом, а затем офицером Красной Армии. Екатерина несколько десятков летработала сельской учительницей, потеряла в Великую Отечественную войну мужа исына. Я был четвертым. Евгений стал председателем колхоза и агрономом воВладимирской области; Виктор — штурманом боевой авиации; Елена и Вера —работницами сельских школ; Маргарита — лаборанткой научно-исследовательскогоинститута.
Я родился в селе Новая Гольчиха 30(17) сентября 1895 года. Через два года отцаперевели священником в Новопокровское. Скудного отцовского жалованья не хваталодаже на самые насущные нужды многодетной семьи. Все мы от мала до великатрудились в огороде и в поле. Зимою отец подрабатывал, столярничал,изготовляя по заказам земства школьные парты, столы, оконные рамы, двери и ульидля пасек.
Наша семья не была исключением: еще беднее жили крестьяне окрестных деревень.На клочках истощенной и почти не знавшей удобрений земли они прокормиться немогли. Поэтому многие мужчины, а нередко и женщины искали заработок на стороне.В нашем уезде, самом промышленном в Костромской губернии, было многоткацко-прядильных фабрик, особенно валяльных. Чаще всего крестьяне уходили нафабрики Коновалова, Разореновых, Кокорева, Морокиных, Миндовского и другихбогачей. Кормильцы крестьянских семей работали на фабриках круглый год, включаяи летнее, самое страдное для деревни время, верст за двадцать от дома. Жили онив фабричных казармах или на постое, дома бывали редко. Кто не хотел уходитьдалеко, от деревни, нанимался на заводы в Вахутках, Кислячихе, Добрынихе,Крутицах, Лагунихе. Подростки с 10—11 лет поступали в ученики на предприятия.Платили им, конечно, еще меньше, хотя порой они выполняли работу взрослых.Крестьяне, остававшиеся в деревнях, подрабатывали в лесозаготовительныхартелях; если имели лошаденку, возили на фабрики топливо; валяли на дому обувьпо заказам заводчиков. Женщины и девушки вязали варежки, перчатки и чулки.
Тесное общение крестьян с рабочими благотворно влияло на сознание сельскогонаселения, пробуждало в бедняках ненависть к существовавшему строю. А онастроениях местных рабочих могут прямо свидетельствовать события того времени.Некоторые из них сохранились в моей памяти.
В 1907 году в Кинешме возник Совет рабочих депутатов. В историю он вошел подназванием «хлебная комиссия», состоявшая из 20—30 рабочих инескольких крестьян, избранных 15 февраля 1907 года на общегородскоммноготысячном митинге. 1906 год выдался неурожайным. Цены на зерно и муку резковозросли. Точнее говоря, их взвинтили торговцы, пытавшиеся, как и всегда,нажиться на народном горе. Рабочие кинешемских фабрик объявили забастовку. Нагородской базарной площади собрались ткачи фабрики Калашникова, белильщикизавода Рабкина, лесопильщики заведения Демидова, литейщики завода Подшивалова,гончары мастерской Агапова и многие другие. Состоялась «сходка», кактогда говорили. На ней-то и была создана «хлебная комиссия».Поддержанная трудящимися города и крестьянами ближайших деревень, выполняянаказ участников митинга, она своей властью взяла на учет продовольственныезапасы, имевшиеся в Кинешме, и заставила торговцев продавать хлеб по твердой,установленной комиссией цене. Все свои заседания комиссия проводиласовершенно открыто в здании городской думы.
Через две недели в Кинешму прислали из Костромы казаков. Власти чинилипроизвол. Полицейские ворвались в здание думы и арестовали 18 членов комиссии.Начались повальные обыски. Закрыли театр имени А. Н. Островского, а в егопомещении устроили казармы для казачьей сотни. Разгромили библиотеку-читальню.«Хлебную комиссию» разогнали.
Местная тюрьма была переполнена. Но и в условиях массовых репрессий большевикираспространяли в городе воззвания: «Не века и даже не долгие годы будетцарить у нас на Руси произвол. Час возмездия и всенародной расправы близок,товарищи!» — говорилось в одном из них. Как я узнал позднее,большевистская газета «Пролетарий» писала об этих событиях:«Кинешемский пролетариат, крестьянская и городская беднота получилихороший наглядный урок о тесной связи мучного патриотизма и самодержавного«престол-отечества» с голодными ценами на муку…»
Летом 1909 года я окончил кинешемское духовное училище и осенью начал учиться вкостромской духовной семинарии. Иного пути у меня не было. Отец пошел на это,хотя плата за мое содержание в общежитии, составлявшая 75 рублей в год, былаочень тяжела. К тому же весной 1909 года нашу семью постигло несчастье: наш доми все имущество сгорели дотла.
Кострома была значительно крупнее нашего уездного города, но по составунаселения — более мещанской, уступая Кинешме как по числу рабочих, так и поколичеству фабричных заведений. В центре Костромы была площадь Сусанина спамятником народному герою скульптора В. И. Демут-Малиновского. Здесь же наплощади высился восьмигранник городской пожарной каланчи, а рядом с нею стоялонарядное, с колоннадой и коваными железными фонарями перед фасадом, зданиегарнизонной гауптвахты. Построенный в начале XIX века ансамбль гостиного дворас красными торговыми рядами — мучными, пряничными, рыбными и другими — и по сейдень украшает бывшую Сусанинскую, а ныне площадь Революции. От площадивеерообразно расходились прямые улицы. На запад за гостиным двором шла главнаяв городе улица Русина. Вечерами и особенно в праздничные дни здесь любилагулять учащаяся молодежь. На север от памятника Сусанину проходила центральнаяв этом веере Павловская улица с любимым нами городским театром. За краснымиторговыми рядами лежала Соборная площадь, примыкавшая к общественному саду.Одна ш аллей сада, созданная на высокой искусственной насыпи, выходила к Волге.Отсюда, из «беседки А. Н. Островского» открывался незабываемый покрасоте вид.
Наша семинария размещалась в нескольких корпусах на Верхне-Набережной улице.Весной и осенью мы любили с противоположного берега реки любоваться городом. Заместом впадения в Волгу реки Костромы на лугу стоит Ипатьевский монастырь. Егоистория, его стены и башни, соборы и терема, расписанные чудесными фресками,заслуженно вызывали интерес у наших историков, у всех любителей старины идревнерусской культуры. Справа на холме за Татарской слободой красоваласьсосновая роща.
Костромичи гордились тем, что их земляками являлись такие известные люди, какоснователь первого русского театра в Ярославле Ф. Г. Волков, известный поэт А.Н. Плещеев, писатель А. Ф. Писемский, мореплаватель Г. И. Невельской. ВДомнинской волости Костромской губернии совершил свой подвиг крестьянин ИванОсипович Сусанин. Два костромских воина спасли на Куликовом поле от смертиДмитрия Донского. В Костроме и ее окрестностях значительную часть своей жизнипровел великий драматург А. Н. Островский, проживая обычно в усадьбе Щелыково.Более половины его пьес написано на местные темы («Бесприданница»,«Гроза», «Василиса Мелентьева», «Воевода»,«Лес», «Волки и овцы», «Таланты и поклонники» идругие). Старики еще помнили тех жителей, с кого А. Н. Островский писал своихгероев. Например, в основу драмы «Гроза» положен эпизод из местнойуголовной хроники по делу купцов Клыковых. Костромичи служили прототипамиклассических произведений и других писателей. Крестьянин Савелий изнекрасовской поэмы «Кому на Руси жить хорошо» проживал в Корежскойволости Буйского уезда нашей губернии. Персонажи повести Максима Горького«Фома Гордеев» тоже костромичи.
Были среди жителей Костромы начала века и военные деятели. Так, следует назватьначальника гарнизона, командира 2-й бригады 46-й пехотной дивизии генерала Д.П. Парского. Впрочем, в те годы я не имел о нем, конечно, представления и узналего интересную биографию позднее. Дмитрий Павлович был прогрессивным военнымдеятелем. После русско-японской войны он опубликовал ряд статей с требованиемнемедленно провести военную реформу. А в 1918 году он, старый военнослужащий,одним из первых вступил в ряды Красной Армии. Он командовал Северным фронтом,защищая от врагов Советской власти колыбель социалистической революцииПетроград.
Помимо духовной семинарии в Костроме были тогда гимназии, учительскаясеминария, реальное и епархиальное училища. Нисколько не преувеличивая, скажу,что наша семинария пользовалась среди костромичей немалой популярностью и уж,конечно, не потому, что она была «духовной». Среди других среднихучебных заведений она выделялась довольно прогрессивными взглядами своихучащихся. Они вели революционную работу среди рабочих Костромы. Некоторые изних подвергались аресту. Большой известностью пользовались у костромичейежегодные художественные вечера и концерты, которые устраивали семинаристы.
Упомяну также и о таком хорошо запомнившемся мне событии, как забастовкасеминаристов. Это произошло в 1909 году, когда учащиеся нашей семинарииприсоединились к всероссийской стачке семинаристов, вспыхнувшей в ответ нарешение Министерства народного просвещения запретить доступ в университеты иинституты лицам, окончившим четыре общеобразовательных класса семинарии. Тогда,насколько я помню, во всех семинариях России почти одновременно были прекращенызанятия. К нам в семинарию приехал губернатор. Вместе с ректором он уговаривалучащихся прекратить забастовку, забрать петицию, врученную забастовочнойкомиссией администрации, и возобновить занятия. Но семинаристы освистали их, иони вынуждены были покинуть актовый зал. Правда, вслед за тем полиция выдворилавсех нас из Костромы в течение 24 часов. Семинарию закрыли, и мы вернулись внее лишь через несколько месяцев после того, как наши требования частично былиудовлетворены.
Большинство учащихся семинарии стремилось использовать се как трамплин дляпоступления в светское высшее учебное заведение. Вот что писала, например, вномере от 16 июля 1914 года наша уездная газета «Кинешемец»: «Вистекшем учебном году окончило иркутскую духовную семинарию 16 человек, изкоторых, как сообщает «Сибирь», только двое изъявили желанно остатьсяв духовном звании, а остальные намерены перейти в высшие учебные заведения…Красноярскую духовную семинарию в текущем году… окончило 15 человек. Желающихпринять священнический сан среди окончивших нет». Так было и в нашейсеминарии. Почти все мы мечтали пойти по стопам таких семинаристов, как Н. Г.Чернышевский и Н. А. Добролюбов. Все мы отлично знали, что именно в костромскойсеминарии учились профессор медицины В. С. Груздев, профессор физики Г. А.Любославский. Знали мы и то, что семинаристами были такие крупнейшие ученые,как академики Ф. И. Успенский и В. Г. Васильевский, В. О. Ключевский и И. П.Павлов, тогдашний ректор Московского университета М. К. Любавский.
Заметный след оставили в моем политическом воспитании события, начавшиеся вКостроме весною 1914 года. Рабочие прядильной фабрики «Большой Кинешемскоймануфактуры» потребовали тогда повысить заработную плату, отменитьштрафы, уволить некоторых мастеров, ввести 8-часовой рабочий день, прекратитьпреследования за читку прогрессивных газет. Фабриканты отказались удовлетворитьэти требования, и прядильщики объявили стачку. Вслед за ними поднялись рабочиедругих фабрик. В июне бастовали рабочие всех фабрик Вичуги, Родников и Середы,Немалую роль в организации рабочих сыграл тогда депутат IV Государственной думыот Костромской губернии большевик Н. Р. Шагов, уроженец деревни Клинцово. Онвыступал на фабриках, призывал бастовавших действовать решительнее и смелее. 26июня забастовка перекинулась в Кострому. Картина закрытых фабричных ворот,возбужденных народных толп навсегда осталась в моей памяти… Забастовкаприняла еще больший размах с началом первой мировой войны. В результатемассовой забастовки рабочие победили — фабриканты вынуждены были удовлетворитьих требования.
Новый этап жизни
Военное училище.— Юнкерский распорядок.— О чем думал молодой прапорщик.— Взапасном батальоне.
В июле — августе 1914 года перед последним классом семинарии я проводилканикулы, как и прежде, у себя дома, работая вместе с другими членами нашейсемьи в поле и огороде. Там-то 20 июля (по старому календарю) я узнал оначавшейся накануне мировой войне. Хотя эта война подготавливаласьимпериалистическими государствами длительное время, делалось это в глубокойтайне от народа. Во всяком случае, объявление войны явилось для нас полнойнеожиданностью. И уж, конечно, никто не предполагал, что она затянется надолго.Как стало известно впоследствии, даже русский Генеральный штаб, разрабатываяоперативно-стратегический план, рассчитывал закончить войну за 4—5 месяцев, ипоэтому все запасы предметов снаряжения и боевого имущества для армииготовились именно на этот срок. Этим отчасти и объяснялась полнаянеподготовленность страны к производству всего необходимого в нужных для войныразмерах. Сложное переплетение интересов империалистических держав ипротиворечий между ними, вовлечение в борьбу за передел мира все новыхучастников придало войне не только мировой, но и длительный характер.
Война опрокинула все мои прежние планы и направила мою жизнь совсем не по томупути, который намечался ранее. Я мечтал, окончив семинарию, поработать годатри учителем в какой-нибудь сельской школе и, скопив небольшую сумму денег,поступить затем либо в агрономическое учебное заведение, либо в Московскиймежевой институт. Но теперь, после объявления войны, меня обуревалипатриотические чувства. Лозунги о защите отечества захватили меня. Поэтому я,неожиданно для себя и для родных, стал военным. Вернувшись в Кострому, мы снесколькими одноклассниками попросили разрешения держать выпускные экзаменыэкстерном, чтобы затем отправиться в армию.
Наша просьба была удовлетворена, и в январе 1915 года нас направили враспоряжение костромского воинского начальника, а в феврале мы были уже вМоскве, в Алексеевском военном училище.
Алексеевское военное училище располагалось в Лефортове, сразу же за речкойЯузой, как только перейдешь Дворцовый мост, в так называемых «Красныхказармах». В 20-х годах здесь была уже пехотная школа имени народовольцаМ. Ю. Ашенбреннера; позднее на базе этой школы было создано Тамбовское пехотноеучилище. В 1945 году ему было присвоено имя маршала Б. М. Шапошникова.
Решение стать офицером было принято мною не ради того, чтобы сделать карьерувоенного. Я по-прежнему лелеял мечту быть агрономом и трудиться после войны вкаком-нибудь углу бескрайних российских просторов. Я тогда и не предполагал,что все повернется иначе: и Россия будет уже не та, и я стану совсем другим…
В России было более десяти военных училищ. Первым «по чину» считалосьПавловское, вторым — Александровское, третьим — Алексеевское. Созданное в 1864году Алексеевское училище именовалось ранее Московским пехотным юнкерским, а с1906 года по велению Николая II ему дали название Алексеевского в честьродившегося наследника престола. Оно заметно отличалось от первых двух, которыекомплектовались выходцами из дворян или по меньшей мере детьми из богатыхсемей. В Алексеевское училище набирали преимущественно детей разночинцев. Инойбыла судьба и его выпускников. Обычно их ожидала «военная лямка» впровинциальном захолустье. Но это не мешало «алексеевцам» гордитьсясвоим военно-учебным заведением. Выпускники имели свой особый значок. 22октября отмечали день основания училища. Я в праздновании ни разу неучаствовал, ибо пробыл там всего четыре месяца.
Начальником училища был генерал Н. А. Хамин, обладавший правами полковогокомандира. Его помощником по строевой части являлся полковник А. М. Попов —человек крутого нрава.
Он был убежден, что строгого порядка можно добиться только путем дисциплинарныхвзысканий. Встречая выпускников, замиравших перед ним «во фронт», онобязательно спрашивал, стояли ли они под ружьем. И если слышал в ответ«нет», тут же отправлял юнкеров под ружье с полной выкладкой, говоряпри этом: «Как же вы будете наказывать других, не испытав этогосами?»
Во время моего пребывания в училище имелось пять рот, каждая состояла из двухполурот — старших юнкеров и младших. Роты и полуроты комплектовались строго поранжиру. Я, имея рост 178 сантиметров, в первую роту не попал и был зачислен в5-ю роту со смешанным ранжиром. Роты были сведены в батальон, которымкомандовал названный выше полковник Попов.
Командиром нашей роты был капитан Г. Р. Ткачук. Он к тому времени уже побывална войне, получил ранение и носил Георгиевский крест 3-й степени.
Обучали нас, почти не учитывая требований шедшей войны, по устаревшимпрограммам. Нас не знакомили даже с военными действиями в условиях полевыхзаграждений, с новыми типами тяжелой артиллерии, с различными заграничнымисистемами ручных гранат (кроме русской жестяной «бутылочки») иэлементарными основами применения на войне автомобилей и авиации. Почти незнакомили и с принципами взаимодействия родов войск. Не только классные, но иполевые занятия носили больше теоретический, чем практический характер. Затомного внимания уделялось строевой муштре.
После русско-японской войны иностранцы говорили, что «русские умеютумирать, да только… бестолково». От кого же зависело, чтобы в мировойвойне русская армия снискала себе репутацию не только храброй и выносливой, нои умеющей хорошо вести боевые действия? Конечно, прежде всего от правящихкругов. Многое зависело и от командных кадров. В этом легко было убедиться напримере нашего училища. Нежелание его начальства считаться с требованиямивремени отражалось прежде всего на подготовке выпускников. Им пришлосьпостигать многое на фронте, в боевой обстановке, расплачиваясь порой жизнью залегкомыслие и косность их учителей. Правда, в нашей роте полевое обучение,благодаря капитану Ткачуку, побывавшему на фронте, было поставлено значительнолучше, чем в других. Пособия, которыми мы пользовались, устарели. Но и вцарской армии были люди, которые понимали необходимость перемен в учебномпроцессе. Одним из них являлся генерал-лейтенант В. И. Малинко. В 1915 годупоявилось его «Пособие для подготовки на чин прапорщика пехоты, кавалериии артиллерии». В нем довольно умело были скомпонованы важнейшие сведенияиз курсов военной администрации, тактики, артиллерии, стрелкового дела,военно-инженерного дела и топографии. Но пособие вышло в свет уже после того,как я окончил училище.
При поступлении в училище нас зачислили юнкерами рядового звания. Через двамесяца некоторых произвели в унтер-офицеры (портупей-юнкеры), а через четыре, вконце мая 1915 года, состоялся выпуск по ускоренному курсу обучения военноговремени. Царская армия несла большие потери. Остро не хватало командных кадров,и военно-учебное ведомство торопилось. Однако спешка — спешкой, а служба —службой, так что давно заведенный в училище порядок почти не изменился и ввоенное время. Распорядок дня у нас был такой. В 5.45 повестка, далее подъем,утренний осмотр, молитва, гимн, чай, занятия. В 12.30 полагался завтрак, потомопять занятия. В 17.45 мы обедали, затем отдыхали и пили вечерний чай. В 21 часв ротном строю мы прослушивали вечернюю зорю, после чего проводились перекличкаи осмотр, в 23 часа тушили огни. К этому времени все юнкера, за исключениемнаходившихся в суточном наряде, обязаны были лежать и постели. В город насотпускали редко. Целый кодекс правил существовал для тех, кто был в увольнении.Запрещалось посещать платные места гулянья, клубы, трактиры, рестораны,народные столовые, биллиардные, бега, торговые ряды на Красной площади и т. д.В театрах и на концертах нам не разрешалось сидеть ближе седьмого ряда партераи ниже второго яруса лож.
По окончании училища нас произвели в прапорщики с перспективой производства вподпоручики через восемь месяцев службы, а за боевые отличия — в любое время.Каждый из нас получил по 300 рублей на обмундирование (существовал обязательныйперечень обмундирования. Его приобретало училище под контролем командира роты)и 100 рублей сверх того. Выдали также револьвер, шашку, полевой бинокль, компаси действующие военные уставы. И вот я — 20-летний прапорщик с одной звездочкойна просвете погона. Мне полагалось уметь обучать, воспитывать и вести за собойсолдат, многие из которых уже побывали в боях, были значительно старше меня.
Что же я вынес из стен училища? Каким был багаж моих знаний?
Мы получили самые общие знания и навыки, необходимые офицеру лишь на первыхпорах. Не задумываясь о социальном назначении армии и ее командиров, я считалтогда непременным качеством хорошего командира умение руководить подчиненными,воспитывать и обучать их, обеспечивать высокую дисциплину и исполнительность.
Нельзя сказать, что четырехмесячное воинское обучение прошло для меня даром.Полезно было понять и сам контраст между той обстановкой, в которой я жил допоступления на военную службу, и той, которая окружила меня в училище. Я жадновпитывал все увиденное и услышанное, старался постичь военную премудрость, меняохватывало сомнение, получится ли из меня офицер? Приходилось ломать себя,вырабатывая командирские навыки. Кое-что дали мне устные наставления моихпреподавателей. Много получил я в результате чтения трудов видных русскихвоеначальников и организаторов военного дела, знакомства с их биографиями. Ясерьезно изучал сочинения А. В. Суворова, М. И. Кутузова, Д. А. Милютина, М. Д.Скобелева.
Я твердо усвоил некоторые истины, вычитанные в трудах названных выше авторов.«Не рассказ, а показ, дополняемый рассказом». «Сообщи сначалатолько одну мысль, потребуй повторить ее и помоги понять, потом сообщайследующую». «На первых порах обучай только самому необходимому».«Не столько приказывай, сколько поручай». «Наше назначение —губить врага; воевать так, чтобы губить и не гибнуть, невозможно; воевать так,чтобы гибнуть и не губить, глупо». Так советовал герой русско-турецкойвойны 1877—1878 годов профессор Михаил Иванович Драгомиров. Кое-какие тезисы ярешил сделать твердым правилом на все время военной службы: «Поклонятьсязнамени». «Служить Отечеству». «Блюсти честь мундира».«Близко общаться с подчиненными». «Ставить службу выше личныхдел». «Не бояться самостоятельности». «Действоватьцелеустремленно». Естественно, что эти тезисы не в полной мересоответствуют нашему пониманию принципов взаимоотношений командира сподчиненным. Да я и не мог тогда в силу своей идейной неподготовленностизадумываться над такой проблемой. Для меня было важно стать хорошим командиром,и любые советы на сей счет я принимал как откровение.
Могут сказать, что все в них довольно азбучно. Да, здесь нет великих открытий.Но ведь мне предстояло все делать сначала. У меня не было никакого опыта. Мнедала его сама жизнь. Мировая война, Великий Октябрь, гражданская война и службав Советских Вооруженных Силах — вот мои университеты.
Первые практические уроки искусства командовать пришлось получить в довольносложных условиях. В июне 1915 года меня направили в запасный батальон,дислоцировавшийся в Ростове, уездном городе Ярославской губернии. Короткоевремя пребывания в этом богатом памятниками русской старины городке не забудуникогда. Батальон состоял из одной маршевой роты солдат и насчитывал околосотни офицеров, предназначавшихся для отправки на фронт. Это были в основноммолодые прапорщики и подпоручики, недавно окончившие военные училища и школыпрапорщиков. Было несколько человек более пожилого возраста.
Я довольно быстро познакомился с обстановкой, походил по городу, полюбовалсякремлем, осмотрел знаменитые мастерские по изготовлению металлическиххудожественных изделий с финифтью (то есть покрытых цветной эмалью).
Дней черен десять пришло распоряжение об отправке этой роты на фронт. Собраливсех офицеров. Надо было из желающих отправиться на фронт назначить ротногокомандира. Предложили высказаться добровольцам. Я был уверен, что немедленноподнимется лес рук, и прежде всего это сделают офицеры, давно находившиеся взапасном батальоне. К великому моему удивлению, ничего подобного не произошло,хотя командир батальона несколько раз повторил обращение к «господамофицерам». В зале воцарилась мертвая тишина. После нескольких довольнорезких упреков в адрес подчиненных старик-полковник сказал наконец: «Ведьвы же офицеры русской армии. Кто же будет защищать Родину?». По-прежнемумолчание. Тогда комбат приказал адъютанту приступить к отбору командира ротыпутем жребия. Мне было очень стыдно за всех находившихся в зале офицеров. Яочень хотел поскорее попасть на фронт, но не решался вызваться добровольно, таккак считал пост командира роты для себя очень высоким. Так же, наверное, думалии другие прапорщики. Однако, видя, что никто из более старших не выражаетжелания сопровождать отправлявшуюся на фронт роту, я и еще несколькопрапорщиков заявили о своей готовности. Меня поразило, что заявление быловоспринято другими с явным удовлетворением. Вспоминая этот факт, хочетсязаметить, что он совершенно невероятен для офицером Советских Вооруженных Сил.Но в царской армии был вполне обычным явлением…