Осенью 1920 года в Босфоре появились 56 кораблей с беженцами из Крыма — всего около 150 тысяч человек. Из них 100 тысяч были офицерами и солдатами армии Врангеля, которых барону удалось разместить в военных лагерях союзников (взамен французы конфисковали все русские корабли). Остальных предоставили самим себе. Устраивались кто как мог: кого-то приютил тесный монастырь Святого Aндрея в Карак е, кому-то (неслыханное везение!) разрешили ночевать в конюшнях дворца Долмабахче, а кто-то просто улегся на берегу под перевернутыми лодками. Центром русской жизни стал двор русского посольства на Пере, где после воскресной обедни собирались пожилые фрейлины, обритые наголо из страха перед вшами, миллионеры, потерявшие все свое состояние, и просто светские люди. Здесь встречали родных, которых уже не чаяли увидеть, оплакивали прошлое и жадно уточняли, как скоро падут большевики. Однако приходилось жить дальше: князья торговали сигаретами вразнос, графы устраивались шоферами («русский» механик значило «лучший»). Пассаж Cité de Pera переименовали в «Цветочный»: под его сводами торговали русские цветочницы.
Но среди эмигрантов были и люди других профессий. Открылся кабак «Черная роза», и там запел Вертинский; Владимир Семенов, звезда петербургской оперетты, открыл не менее популярную «Паризиану». Декорации для балетов Виктора Зимина в «Стрельне» делал сам Павел Челищев, а Томас, руководитель сенсационной петербургской джаз-банды, ошарашил город первым в Aзии джаз-варьете (кстати, Томас был чернокожим, а негров в Стамбуле традиционно именовали арабами; так вот, джаз в Турции еще долго называли «арабской музыкой»). Bortsh и piroshki в русских ресторанах успевали остыть, пока посетители пялились на необычайно элегантных официанток, сплошь княжон да графинь. Кассиром в ресторане Rejans был профессор Петербургского университета, светило математики (вероятно, поэтому Rejans благополучно существует до сих пор). Русские ввели в моду морские купания, причем — о, Aллах! — мужчины и женщины в полосатых трико плавали вместе! Были, конечно, и еще более сомнительные развлечения; газеты пестрели заголовками: «Пропавший неделю назад отец семейства обнаружен в кокаиновом притоне в объятиях русских куртизанок!» Русская эмиграция в Константинополе иссякла к середине 20-х, но еще несколько лет назад вокруг монастыря Святого Андрея группировалась крохотная русская колония.
Восточный экспресс
Экспресс Париж-Стамбул был не просто поездом, а настоящим гимном гедонизму fin de siècle. Запустившая его в 1883 году Международная компания спальных вагонов затеяла состязание почти невероятное: ее поезд должен был превзойти сказочную роскошь трансокеанских пароходов. Вагоны первого класса реклама объявила «самым роскошным экипажем с момента изобретения колеса». Купе были отделаны красным деревом и орехом, хрустальными бра и дорогими коврами. К ним примыкали ванные комнаты с кранами из позолоченной бронзы и кафелем, расписанным по эскизам Альфонса Мухи. Меню вагона-ресторана было копией меню парижского Ritz (откуда переманили шеф-повара). К услугам же тех, кто даже в дороге желал ощущать себя, как в своем лондонском клубе, был специальный «сигарный» вагон — с покойными кожаными креслами, тяжелыми шторами, дубовыми книжными полками, коллекцией портвейнов и особой подвеской, поглощавшей стук колес. За каждым рейсом экспресса жадно следили светские хроникеры всей Европы, а блестящий список пассажиров, казалось, переписывался непосредственно из Who’s Who.
Поезд отправлялся с Восточного вокзала в Париже, шел через Мюнхен и Вену и 82 часа спустя, проехав примерно 3 200 километров, прибывал на вокзал Сиркеджи. Самым каверзным участком было лоскутное одеяло Балкан, где случались приключения: в начале 1890-х поезд был остановлен взбунтовавшимися сербскими гайдуками, которые объявили, что берут всех пассажиров в заложники (но времена были вегетарианские, и гайдукам и в голову не пришло как-то обидеть пленников). Эпизод, легший в основу «Убийства в Восточном экспрессе», имел место в 1929 году, когда поезд несколько дней простоял в снежных заносах. Добравшись до Стамбула, можно было переправиться через Босфор и отправиться дальше на Багдадском экспрессе — почти столь же роскошном. Остальные ехали в отель Pera Palas. За самыми почетными гостями присылали не какой-нибудь банальный экипаж, а портшез. Портшез тот и сейчас стоит в холле Pera Palas; надпись на табличке несколько лакейским слогом напоминает, что в нем доставляли в отель «настоящих знатных аристократов».