Дальнейшие перспективы возникновения новых концепций и направлений культурологических исследований.

В постмодернистских исследованиях культуры были намечены возможные перспективы преодоления ограничений постмодернистской картины мира, которые некоторые исследователи называют уже «пост-постмодерном», который связывается с изменением отношения человека как субъекта культуры к окружающему миру:

-позиция человека в отношениях с окружением определяется с точки зрения логического приоритета не индивидуального фактора, но ситуации взаимодействия, где индивид всегда оказывается лишь одной из сторон;

-цель активности после постмодернистской критики перестает осуществляться с позиций человека-творца, способного преобразовывать мир без каких-либо ограничений. Она значительно скромнее и прагматичнее: упорядочение отношений с окружением за счет выделения в нем собственной жизненной среды;

-соответственно особую роль приобретает изучение самого процесса взаимодействия человека с окружением для создания этой среды, благоприятной для его повседневного существования;

-окружающая человека жизненная среда начинает конструироваться в тех рамках, которые могут контролироваться человеком и имеют вполне реальные социально-экологические последствия;

-особое внимание начинает уделяться культурным процессам социального микроуровня и их возможностям соотнесения с другими уровнями социальной реальности в интересах отдельных индивидов и общества в целом.

Известным культурологом и социальным антропологом Э.А.Орловой предлагается в этой связи следующее видение эволюции оснований культурологических исследований к началу ХХ1 века [ 2, с.398 ]:

Таблица 1.

Если обобщить прогнозируемые в таблице изменения оснований дальнейшей мировой культурологической мысли, то можно прийти к выводу, что доминирующим направлением соответствующего интеллектуального поиска теоретиков и исследователей культуры должно стать обращение к стратегии социального взаимодействия различных субъектов культурной деятельности. Востребованность этой стратегии обусловлена соответствующими обстоятельствами в существовании современной мировой цивилизации.

Неудовлетворительное решение многих проблем в современных обществах, в конечном счете, связано с неадекватной интерпретацией реальных проблемных ситуаций в социуме с позиций «творцов культуры». Назовем некоторые из этих проблем: оптимизация соотношения у многих членов общества альтруистических и эгоцентрических моделей социального поведения; адекватность понимания людьми соотношения свободы и необходимости, инициативы и безопасности; определение взаимосвязи «телесной» и «духовной» жизни в образе жизни различных социальных групп и слоев общества, потеря смысложизненных ориентиров, стимулов для творческой социальной, трудовой и гражданской активности, падение престижа семьи как «социальной ячейки» общества и т.д.

Многие решения этих и других актуальных проблем достаточно часто оказываются несостоятельными потому, что реализуют подход к человеку как к объекту культурно-информационногоо воздействия, но не как к субъекту, стремящегося проявлять самостоятельность в решении собственных проблем, в том числе средствами культурной деятельности. Но это в свою очередь означает, что получивший распространение подход к созданию того или иного культурного продукта, основанный на «субъект-объектных» технологиях, должен быть в большинстве проблемных ситуаций заменен на «субъект-субъектные» технологии, предполагающие отказ от того или иного воздействия на различные группы населения в пользу стратегии взаимодействия этого населения с различными создателями культурных ценностей в качестве равноправных партнеров.

На уровне общей постановки проблемы здесь нет ничего нового. Трудности возникают при определении технологий такого взаимодействия, которое сплошь и рядом, прямо или косвенно заменяется опять же привычными схемами воздействия. Положение не спасает и обращение к различным вариантам «обратной связи» от потребителей культурных благ и услуг к«творцам культуры» или ее трансляторам. И в этом случае аудитория, потребители культурных достижений остаются только ведомыми за теми, кто реализует свои полномочия от лица общества в формировании культурного пространства общества.

Необходимость разработки технологий социального взаимодействия в культурных и межкультурных коммуникациях вызвана также реальной угрозой распада многих обществ, связанного с тем, что в современном социуме автономизация индивидов достигла такого уровня, что можно говорить о наступившей тенденции тотальной взаимной социальной невменяемости многих членов общества как результата резкого перехода от тоталитаризма и авторитаризма прошлых обществ, их всеобщей сплоченности к индивидуализации и свободе, часто проявляющейся как произвол и «война всех против всех».

Дефицит реального социального взаимодействия и разрушительные последствия этого дефицита наблюдаются на всех уровнях, как глобальном (установление демократических ценностей в той или иной стране с помощью бомб, межэтнические войны, ослабление влияния международных механизмов в решении глобальных проблем и т.д.), так и локальном (распад семей, криминализация социума, отсутствие конструктивного взаимодействия между людьми разных политических убеждений и т.д.). Таким образом, поиск эффективных социально-культурных технологий взаимодействия людей является насущно необходимым для дальнейшего сохранения цивилизаций, обществ, различных социальных и возрастных групп.

Ситуация осложняется тем, что в зарубежных и отечественных социально-научных дисциплинах процессы социального взаимодействия почти не изучены. Если же они изучаются, то чаще всего заменяются процессами коммуникации и общения, выдаваемыми исследователями за взаимодействие. Между тем, современная социальная реальность дает огромное количество имитаций социального взаимодействия, которые вводят в заблуждение окружающих для достижения чаще всего неблаговидных целей (например, недобросовестными политиками, мошенниками, карьеристами и т.д.). Той или иной коммуникацией при развитых информационных и манипуляционных технологиях достаточно часто прикрывается отсутствие реального взаимодействия (например, игра в демократического лидера субъектом, игнорирующим общественное мнение через соответствующую демагогию). Кроме того, слово в наше «разговорчивое» время сплошь и рядом заменяет собой реальное дело, что является невозможным в ситуациях реального социального взаимодействия (а не просто действия), обнажающего реальную готовность индивидов к необходимой социальной активности.

Сразу отметим, что технологии социального взаимодействия означают не просто сложение действий двух или нескольких акторов, а социальную реальность, которую можно условно обозначить молекулой социальной реальности в отличие от атомов (отдельных субъектов) социального действия. К последним в исследовательской практике чаще всего и сводят процессы социального взаимодействия, фактически подменяя изучение взаимодействия изучением социального действия (например, «теория социального действия» Т.Парсонса).

Вместе с тем, концепция социального взаимодействия позволяет объяснить социальные и культурные механизмы изменения и динамики самой деятельности как социального феномена, что имеет огромное теоретическое и практическое значение. Эта концепция способствует объяснению социальных законов поведенческой активности индивидов и их проблем не только в институциональных, но и во внеинституциональных ситуациях т.е. в неофициальной, обыденной жизни.

В этом случае появляется возможность определения и раскрытия социально-антропологических критериев эффективности взаимодействия индивидов с социумом для решения их проблем. Обеспечение этих критериев предполагает изучение антропологически значимых социальных ситуаций взаимодействия, каждая из которых может быть сведена к тому или иному типу устойчивых повторяющихся социальных ситуаций, что является принципиально новой стратегией в решении актуальных проблем современных обществ.

Внутриличностные предпосылки социального взаимодействия.

Рассмотрению процесса социального взаимодействия в решении социально-культурных проблем общества должно предшествовать разъяснение необходимого понятийно-терминологического аппарата, который используется научным коллективом кафедры социологии и философии культуры Российского государственного социального университета.

Взаимодействие – активность двух и более субъектов действия, оказывающая реальное взаимное влияние на всех участников процесса взаимодействия. В этом определении необходимо обратить особое внимание на то, что именно в факте взаимного влияния, приводящего к реальным последствиям для всех взаимодействующих заключается отличие от простого однонаправленного действия одного субъекта на другого.

Социальное взаимодействие – взаимодействие двух и более субъектов, приводящее к изменению существования в социальной среде всех взаимодействующих. Здесь также важно отметить, что происходит изменение существования в социуме всех взаимодействующих субъектов, что обеспечивает функционирование всей «машины» социального взаимодействия, где нет независимых от системы взаимодействий социальных субъектов. Такое допущение позволяет выявлять наличие социального взаимодействия даже в тех случаях, ситуациях, когда кажется, что они отсутствуют (на самом деле ни один социальный субъект не существует вне социального взаимодействия, пусть даже скрытого, косвенного). Это значительно увеличивает возможности объяснения поведения тех или иных социальных организмов, общностей, коллективов, преодоления проблемных ситуаций в социуме через раскрытие особенностей тех или иных социальных взаимодействий, создающих проблемы для их субъектов.

Социальная ситуация взаимодействия – реализуемые алгоритмы и направленность социальных взаимодействий на основе устойчивых антропологически значимых предпосылок этих взаимодействий. Рассмотрим эти предпосылки.

Существующие исследования мотивации той или иной социальной активности не учитывают факт изначальной ориентированности мотивации любой социальнойактивности субъектов «на другого», даже тогда, когда эти субъекты преследуют свои собственные интересы. Социальность как «вынужденная совместность» (Э.А.Орлова) сопровождает человека везде и на всех возрастных фазах. Даже младенец, находящийся в утробе матери, как известно, взаимодействует с ней и от характера этого взаимодействия в значительной мере зависит его послеродовое социальное существование. С другой стороны ни одно стремление, влечение, потребность индивида в социуме не могут быть удовлетворены автономно, без участия других членов общества, пусть даже в опосредованном виде. Покупаем ли мы продукты в магазине, читаем ли книгу, мы так или иначе вступаем в социальный контакт с обществом, с его представителями (в первом случае это, например, продавец, во втором – автор книги).

Рассматривая внутренние предпосылки социального взаимодействия, необходимо также иметь в виду, что стремящийся к социальному взаимодействию тот или иной субъект является живой личностью, а не просто функцией процесса социального взаимодействия. Это означает, что при выявлении предпосылок социального взаимодействия индивидов важно учитывать как социальные, так и психофизиологические (близкие к биологическим) компоненты. В этом плане уместно использование психоаналитической концепции личности, согласно которой структура личности включает в себя, как минимум, три подструктуры: подсознание (в основном психофизиологическая подструктура человека) сознание, где доля «социального» значительно больше и сверхсознание, которое ближе к идеально-духовному и социально-нормативному существованию человека. Соответственно все эти подструктуры так или иначе участвуют во взаимодействии личности с другими субъектами и составляют исходную полифонию или полиструктурность внутренних предпосылок к социальному взаимодействию.

Сознание и сверхсознание являются в большей мере осознаваемыми и рационализированными подструктурами личности, чем бессознательная ее подструктура, которая ближе к эмоциональной жизни индивида, наполненной часто плохо управляемыми влечениями, состояниями. Осмысление этой базовой психоаналитической модели личности в категориях социального взаимодействия позволяет найти возможности определения функций указанных выше ее подструктур при взаимодействии одного социального субъекта с другим. Тогда к сфере сверхсознательного мы можем отнести исходные базовые стереотипы, мировоззренческие установки нормы, идеалы, ценностные установки, предпочтения в восприятии индивидом окружающего мира; к сфере сознательного – готовность к тем или иным поведенческим, рефлекторным реакциям, в которых предметизируются и реализуются вышеназванные проявления сверхсознательного; к сфере бессознательного отрицательные и положительные эмоции, эмоциональные состояния, часто плохо управляемые человеком и зависящие в значительной мере от внешней социальной среды, ее раздражителей. Все эти четыре функции (или канала взаимодействия) личности в процессе социального взаимодействия для простоты употребления назовем соответственно восприятием ( исходная избирательность в сфере сверхсознательного), поведением (готовность к реализации установок сферы сверхсознательного), отталкиванием (предварительные отрицательные эмоциональные реакции на тот или иной тип социального взаимодействия), притяжением (предварительным влечением и соответствующими положительными эмоциями по поводу соответствующего типа социального взаимодействия). Последнее есть нечто аналогичное понятию катектические реакции у Т.Парсонса.

Вместе с тем, принятая за основу психоаналитическая модель личности нуждается в дополнении, если иметь в виду, что люди живут и действуют в социальной среде, которая включает в себя как «естественные» (близкие к природным), так и «искусственные» (создаваемые человеком) компоненты. Это означает, что все вышеназванные компоненты личности (восприятие, поведение, эмоции) существуют в реальной и идеальной действительности одновременно, что свидетельствует о биосоциальной природе человека. С учетом этого обстоятельства можно теперь охарактеризовать эти компоненты.

В готовности к восприятию как предпосылке социального взаимодействия доминантным является когнитивный аспект – окружающая действительность познается через произвольный интерес (направленное восприятие) к элементам этого окружения, значимым для того или иного субъекта. Соответственно это побуждение (внутренняя предпосылка) является наиболее независимым по отношению к внешней среде в сравнении с другими вышеназванными побуждениями, поскольку в значительной мере определяется ценностно-мировоззренческими установками личности. Таким образом, избирательное восприятие является уже начальным выбором того, что является значимым для индивида, того, с чем (или кем) индивид готов взаимодействовать. Причем это восприятие может быть направлено как на «естественные» (или реальные) объекты, явления, факты и т.д., так и на «искусственные» (или идеальные, сконструированные самим индивидом) объекты, явления, факты и т.д.

Стремление к поведению в среде (внутренняя готовность к активности) является в значительной мере производным от предыдущего побуждения, реализуя особенности восприятия окружающей среды.

Эта самореализация также является предпосылкой для взаимодействия с «другим», поскольку без последнего самореализация теряет всякий социальный смысл: если не с кем сопоставлять свою «самость» и соответственно самореализацию, то нет и последней. Эта среда также может быть «естественной» (например, природная среда), так и «искусственной» (созданной самим человеком, например, эстетическая среда).

Отрицательные переживания в виде отталкивания чего-либо, кого-либо во внешней социальной среде также не возникают сами по себе. Они так или иначе имеют внешний реальный или потенциальный источник и являются предпосылкой для взаимодействия с этим источником в виде борьбы, бегства, попытки спрятаться от него и т.д. Наиболее отчетливо это внутреннее побуждение фиксируется в виде инстинкта самосохранения. Это побуждение менее отрефлексировано. чем два предыдущих, поскольку носит в большей мере ситуативный, импульсивный характер, тяготеет к сфере бессознательного. Здесь также это отталкивание в виде отрицательных переживаний может носить «естественный» (психофизиологический, например боязнь реального физического воздействия), так и «искусственный» характер (например, отторжение морального давления окружающего социума).

Положительные переживания – следующий из указанных выше видов внутренних побуждений. Ближе всего к ним находится фрейдовский феномен «либидо», но им, конечно, не исчерпывается вся гамма положительных переживаний, предшествующих взаимодействию. Лучше всего весь комплекс таких предварительных положительных переживаний обозначить словом «предвкушение» удовольствий от того или иного внешнего источника. При этом исходные положительные переживания, эмоции (притяжение) по поводу предполагаемого социального взаимодействия являются более слабой функцией в процессе взаимодействия, чем отрицательные переживания, эмоции (отталкивание). Такое заключение можно сделать на основе наблюдений за реальными взаимодействиями индивидов в социуме, в которых эмоциональные состояния, связанные с избеганием «неприятного», «опасного», дискомфортного» в виде страхов, озабоченности, томления и т.д. являются более устойчивыми, продолжительными в повседневной социальной жизни, чем относительно непродолжительные положительные эмоции («минуты счастья», восторга, праздничного мироощущения, радостные мгновения). Это вполне объяснимо, если учесть большую важность отрицательных эмоциональных состояний в сравнении с положительными эмоциями в виде сигналов о реальном или потенциальном психофизическом неблагополучии субъекта (опасности, угрозы и т.д.), без которых он не смог бы выжить в реальной окружающей среде. Положительные эмоции также могут иметь в большей мере «естественную» природу (например, сексуальные влечения) или «искусственную (например, эстетические удовольствия).

Таким образом, рассмотренные внутренние побуждения так или иначе связаны с необходимостью взаимодействия или с пережитым опытом этого взаимодействия, составляя соответствующую социальную и культурную память и готовность к взаимодействию любого субъекта. Дадим дополнительные, уточняющие характеристики ирерахированности рассмотренных выше компонентов личности.

Наиболее самодостаточным и устойчивым является в этой иерархии восприятие. Именно особенности восприятия окружающего мира и составляют в первую очередь своеобразие той или иной личности, его внутреннего мира. Этот факт подтверждается многочисленными самонаблюдениями и их внешними проявлениями, начиная от художественной литературы – своего рода «историями» восприятий окружающего мира персонажами в соответствии с собственным мировоззрением, ценностями, общим мироощущением и т.д. как доминирующего содержания художественных произведений, кончая эмпирическим наблюдением за повседневным поведением высокоорганизованных биологических особей (не только за человеком, но и «братьями его меньшими»), у которых наблюдение за окружающей средой составляет основное время повседневного существования, если оно не связано с насильственным «конвейером» навязанной производственной деятельности, рутинизацией поведенческой активности, сужающим объем восприятия окружающей среды. Но и в последнем случае, если производственные навыки доведены до автоматизма, производитель часто «погружен в себя», что является признаком размышлений, мирочувствований как результата опыта восприятий окружающей действительности (внутреннее, «вторичное» восприятие окружающего мира). Это есть свидетельство своеобразной защиты своей «самости» от превращения ее в придаток, «винтик» производственного «конвейера», «растворения» ее в производственном процессе.

Менее самодостаточным и менее продолжительным является внутреннее побуждение к поведению (рефлексивных и рефлекторных реакций на окружающую среду).Социальное поведение индивида, как отмечалось выше, в значительной мере подчинено предыдущему побуждению – стремлению к восприятию окружающего мира и его результатам. Если социальное поведение осуществляется автономно по отношению к результатам восприятия и является ведущим по отношению к восприятию, мы получаем ситуацию, зафиксированную в известной поговорке «Дурная голова ногам покоя не дает», что превращает «человека разумного» (осознанно воспринимающего окружающий мир) в «человека делающего» без учета последствий своей активности вплоть до самоуничтожения. Таким образом, в норме социальное поведение должно быть основано на своеобразии восприятия индивидом окружающего мира, определяя соответствующие модели поведения, необходимые именно данному индивиду.

Следующее внутреннее побуждение в виде предварительного отталкивания нежелательного для индивида отрицательных переживаний является менее самодостаточным, чем предыдущее, поскольку оно зависит в большей мере от состояния физиологии и ситуативных факторов (наиболее выраженный его вариант – чувство боли).

Побуждение в виде положительных переживаний является еще менее самодостаточным и зависит в основном от предыдущего побуждения (стремление к положительным переживаниям как уход от страданий и «неудобств»). Таким образом, в структуре побуждений (внутренних предпосылок) к взаимодействию присутствуют две взаимосвязанные пары ведущего побуждения и ведомого: 1)восприятие и поведение; 2) отталкивание и притяжение.

Если первая пара принадлежит в большей мере к сфере осознаваемого и управляемого, то вторая пара – сфере бессознательного и часто плохо управляемого. Идеальный вариант - внутренняя гармонизация этих пар по отношению друг к другу, что обеспечивает необходимый баланс в структуре личности осознаваемых и неосознаваемых компонентов, рационального и эмоционального, социального и психофизиологического, хорошо управляемого и плохо управляемого.

Социальное взаимодействие может осуществляться как на институциональном (например, на общегосударственном уровне), так и внеинституциональном уровне (внеформальном межличностном взаимодействии), а также как результат пересечений институционального и внеинституционального взаимодействия. Именно это пересечение, отрефлексированное, например, как гармонизация личных и общественных интересов, представляет собой одну из острейших современных социальных и культурных проблем.

Особый интерес в этой связи может представлять создание моделей социального взаимодействия как процессов инкультурации и социализации, формирующих устойчивое мировоззрение и ценностные ориентации членов общества.

В этой связи хотелось бы обратить особое внимание на важность использования литературы и искусства, в которых широко представлены «жизнеподобные» модели такого взаимодействия. В настоящее время эти возможности в существующей системе образования и культурной политике используются недостаточно. Назовем только несколько таких возможностей.

Молодежный театр, участие в котором дает молодым людям освоить навыки социального взаимодействия, проигрывая варианты решения волнующих их проблем. Включение произведений художественной литературы в образовательные программы социально-гуманитарной направленности, расширяющие нравственный кругозор и представления о закономерностях социальной жизни. Театрализация досуга различных групп населения, предполагающая обретение участниками досуговых программ важного поведенческого опыта в игровых и импровизационных формах.

Не менее важным является выстраивание деятельности культуротворческих коллективов, групп с учетом индивидуально-психологических особенностей их членов и конструктивных возможностей социальных взаимодействий в социально значимых ситуациях. Организатор культурной деятельности этих групп в этом случае занимает позицию своеобразного «социального режиссера» или «дирижера» сыгранным «ансамблем» участников общественно значимой деятельности.

Литература:

1.Зиновьев А. На пути к сверхобществу.- СПб.: Изд.дом «Нева», 2004. – 608 с.

2.Орлова Э.А. История антропологических учений. – М.: Академический Проект; Альма Матер, 2010. – 621 с.

3.Селезнева Е.Н. Культурное наследие России в политических дискурсах 1990-х годов. Автореф. на соиск. учен. степ. доктора филос. наук. – М.: Госуд. академия славянской культуры, 2004. – 23 с.

4.Тульчинский Г.Л. Менеджмент в сфере культуры. – Спб.: изд-во «Лань», 2001. – 384 с.