– Лопни мои глаза! – с расстановкой произнес пораженный руководитель исследовательской группы, увидев звезду. – Не может быть! Мы опять промахнулись!
Однако на сей раз «Мехико» не промахнулся, это была именно та самая циркониевая звезда, родина мантоптеров. Аппаратура спейсера установила данное обстоятельство достаточно быстро, настроенная на поиск следов деятельности разумных существ. Такими следами была не только инфраструктура планеты, видимая издалека, но и спутниковые сети, и архитектоника всей системы, и потоки информации, циркулирующие внутри нее.
Правда, активность передач была очень низкая, а их мощность почти не выходила за уровень естественных электромагнитных шумов, однако люди знали, что и где искать, и обнаружили доказательства присутствия в системе разума уже через час после выхода к звезде.
Отыскалась и планета мантоптеров – вторая от потухающего светила. Она была чуть больше Земли и выглядела красивой опаловой каплей, скользящей на фоне яркой звездной россыпи скопления. Плотность звезд здесь была не в пример выше, чем в окрестностях Солнца, и ночей, наверное, таких, как на Земле, жители планеты не знали.
– Депешу на Землю, – сказал Ребров, появляясь в рубке спейсера. – Немедленно.
– Но мы еще ничего не выяснили, – возразил Альваро де ла Вега.
– Текст такой, – пропустил его замечание мимо ушей начальник экспедиции. – Вышли к звезде. Светимость ее упала в тысячи раз. Причина неизвестна. Судя по скорости падения блеска, она стала гаснуть примерно десять лет назад. Система имеет семь планет, одна из них – родина мантоптеров. Приступаем к процедуре контакта.
– Я не могу выполнить приказ, – ровным голосом произнес Альваро де ла Вега.
– Почему? – посмотрел на него Ребров.
Он стоял в рубке управления с пятью кокон‑креслами, одно из которых пустовало, а четверо были заняты экипажем.
Командир спейсера вылез из своего кокона с «универсалом» в руке.
– Потому что о результатах экспедиции никто на Земле знать не должен. Да и передатчик поврежден.
В рубку вошел еще один вооруженный человек, точнее, витс, остановился и направил в спину Реброва свой «универсал». Тот оглянулся, смерил витса взглядом, снова повернулся к де ла Веге, оставаясь невозмутимым.
– Я предполагал нечто в этом роде. Вы – агент Наблюдателя, не так ли?
– Нет, не Наблюдателя.
– Ну, или кто там за вами стоит.
– Нас здесь двое. Третий остался на модуле.
В кресле пилота зашевелился драйвер‑прима спейсера, показал флегматичную улыбку.
– Прошу прощения, господин доктор, но вы уже на борту лишний.
– Что здесь происходит?! – вскочил инженер корабля, хватаясь за оружие.
Тонкий луч разряда перечеркнул его шею, уник не выдержал энергоудара, инженер осел в кресло с изумлением в пустеющих глазах. Четвертый член экипажа понял все мгновенно и поднял руки:
– Не стреляйте! Я с вами!
– Ты тоже лишний, Бирк, – покачал головой драйвер‑прима, стреляя в товарища. – Повернул ствол «универсала» к Реброву. – Теперь ваша очередь, патриарх.
– Причина, – спокойно проговорил начальник экспедиции. – Я хочу знать причину.
– Причину чего? – не понял Альваро де ла Вега.
– Я уже сообразил, что ваш хозяин гасит звезды, засылая сферические «зеркала». Сначала здесь, у мантоптеров, потом у нас. Хотя процесс мог идти давно, судя по количеству угасающих звезд в скоплении. Видимо, богомолы поэтому и послали в аварийном порядке корабль, чтобы предупредить или попросить помощи. Мы это выясним. Так вот, мне хотелось бы знать, какова причина такой неадекватной ненависти к разумным существам?
– К сожалению, мы этого тоже не знаем, – развел руками Альваро де ла Вега. – Наша программа не несет познавательного аспекта, мы лишь исполнители определенного задания. Прощайте, доктор. Жаль вас убивать, но и оставлять в живых не резон.
Драйвер‑прима поднял «универсал».
– Контроль‑два! – негромко произнес Ребров.
В то же мгновение витс за его спиной, принимаемый командиром спейсера за своего помощника, выстрелил в пилота из парализатора и тут же – в де ла Вегу, не успевшего сообразить, что происходит.
В рубку вбежали двое членов команды исследователей, которые представляли собой службу безопасности.
– Допросите обоих, – коротко сказал Ребров, занимая место командира корабля. – Возьмите Гоглидзе и Цереша, попытайтесь починить передатчик. Воронова ко мне. Идем к планете.
Внезапно заговорил инк спейсера:
– Внимание, тревога! В ста мегаметрах замечено сферическое тело диаметром около тысячи километров. Приближается к нам со скоростью три единицы в секунду.
Ребров и безопасники переглянулись. Затем начальник экспедиции кивнул: «Действуйте!» – и зарастил кокон‑кресло.
Глава 12
НЕУДАЧА
Глубокая бархатная чернота, пронизанная алмазными иглами звезд.
Глубокая бархатная тишина, пронизанная редкими посвистами и скрипами электромагнитного «ветра».
Яркая звезда на краю света, даже не звезда – крохотный пламенный шар с тонюсенькими ворсинками протуберанцев – Солнце.
Бесшумные цветные зарницы – будто отрываемые и несомые ветром полотнища света – эффекты полевых взаимодействий человеческих сооружений, занимающих огромные объемы Солнечной системы.
Бегущие световые пунктиры и паутинки – тоже своего рода «сооружения», но виртуального плана: это выбиваемые «струнами» метро из вакуума фотонные струи.
Чей‑то одинокий печальный голос, выплывший из глубин звездной пропасти, потянувший за собой цепочку других тихих голосов, и снова тишина. Но тишина живая, пульсирующая, подчеркивающая биение жизни. Человек и здесь, вдали от планет и скоплений материи, не был случайным гостем. Он здесь жил.
– Мы готовы, – раздался голос погромче.
Зачарованный зрелищем и тишиной космоса, Кузьма очнулся.
Одетый в бижо‑комплект, он стоял на куполе «черепахи» – автономного технического модуля, принадлежащего пограничной службе Солнечной системы. «Черепаха» же располагалась в поясе астероидов между орбитами Юпитера и Марса. Именно здесь удалось отыскать одинокое «зеркало», наблюдавшее то ли за Солнцем, то ли за поредевшим потоком камней астероидного кольца, на котором было решено провести испытание «черной бомбы».
В принципе Кузьмы это испытание не касалось, он занимался проблемой «паньтао», однако результат опыта был интересен и ему своими эффектами, а главное – мог оказаться полезным и для расчета «паньтао», поэтому Кузьма уговорил деда, а тот разрешил ему посмотреть на испытания «бомбы».
Суть эксперимента сводилась к следующему: специально разработанный генератор «черной дыры» подводился вплотную к «зеркалу», включался, и коллапсар схлопывался в точку, увлекая за собой все, что находилось в радиусе трехсот метров от него. По мысли разработчиков «бомбы», взрывающейся не вовне, а внутри самой себя, получавшаяся «черная дыра» должна была засосать и «зеркало», но на практике никто никогда не пытался уничтожать «зеркала» таким способом, и сомнений и споров хватало.
«Бомба» представляла собой стометровый ажурный многогранник с неярким рубиновым шаром внутри – инициатором особого поля, объединяющего электромагнитные, слабые и ядерные взаимодействия. Поле это называлось стринговым – от слова «стринг» – струна – и создавало колоссальные силы натяжения вакуума. Достаточно сказать, что каждый метр «струны» такого поля растягивают силы, эквивалентные массе ста миллионов Солнц. Естественно, родившись в объеме «бомбы», такое поле мгновенно стягивается в точку, создавая мини‑коллапсар.
– Начинаю трехминутный отсчет, – раздался в ухе Кузьмы тот же голос, принадлежащий руководителю эксперимента.
Бросив взгляд на «бомбу» – далекую искру света, похожую на звезду: в космосе человеческое зрение не позволяет ему ориентироваться в пространстве так же эффективно, как на планетах, и не дает оценить расстояние до видимых объектов, будь то звезды или недалекие предметы, – Кузьма спустился в люк на куполе «черепахи» и быстро добрался до зала визинга, в котором собрались все, кто имел отношение к испытаниям «бомбы».
Здесь уже находились старшие Ромашины – Игнат и Филипп, Владилен Ребров, Юэмей Синь, Сауд ибн‑Мохаммад – один из разработчиков проекта, двое инженеров и сотрудники службы безопасности, всего одиннадцать человек. Руководитель испытаний и его помощники базировались в другом месте, на борту когга с инком сопровождения. Еще один когг, принадлежащий погранслужбе, контролировал подходы к району с «зеркалом» и многогранником «черной бомбы».
Сначала «черепаху» и десятиметровый прямоугольник «зеркала» разделяло всего три километра, так как она была хорошо защищена, но директор УАСС, руководствующийся какими‑то своими соображениями, велел отодвинуть модуль, и «черепаху» отвели на два километра дальше, хотя по расчетам зона сжатия не должна была превысить объем с радиусом в триста метров.
Инк досчитал положенное количество секунд до конца, и «бомба» взорвалась.
И ничего не произошло. Поле обзорного виома в зале визинга почти не изменилось, только пропала алая искорка на черном фоне с бисером звезд.
Однако техника видеосъемок позволяла увидеть весь процесс «антивзрыва» растянутым во времени и как бы на расстоянии вытянутой руки.
Начался он с неяркой вспышки света – засветились грани и ребра «бомбы», испуская бледное «перламутровое» сияние. Затем металлические ребра многогранника расплылись жгутами светящегося дыма и начали стремительно течь к ядру «бомбы», превратившемуся в колючий сгусток тьмы. Этот сгусток на какое‑то неуловимое мгновение вырос в сотни раз – словно выстрелил колючками тьмы во все стороны – и тут же сжался, но не в точку, а в «запятую» – отчетливо видимый черный вихрь. Таким необычным образом сказалось на процессе воздействие «зеркала».
Автоматике удалось проследить и записать трансформации самого «зеркала».
Сначала оно превратилось в квадрат света, в ослепительное окно в неведомые пространства, а когда его пронзили колючки тьмы, это окно разбилось на осколки – точь‑в‑точь осколки стекла! – соединившиеся в своеобразную «ромашку» с зеркальными лепестками, которая испустила сноп пронзительно синих лучей, потекла к центру, вращаясь и пульсируя светом. Причем каждая последующая вспышка сдвигалась по спектру к длинноволновому диапазону: синяя, голубая, зеленая, желтая, оранжевая, красная…
И, наконец, произошло схлопывание «лепестков ромашки» в спираль, в течение миллионных долей секунды превратившуюся во вращающуюся «запятую» диаметром в десять сантиметров. Это было все, что осталось от «зеркала». Но специалисты ждали иного – сжатия «бомбы» с «зеркалом» в невидимую точку, в элементарную частицу, а никак не в объект, который можно было разглядеть невооруженным глазом.
– Что это такое? – нарушил молчание в зале Филипп Ромашин.
Никто ему не ответил. Все понимали, что образовался новый экзот – объект с необыкновенными свойствами, как на Меркурии после испытаний «малого паньтао», но каковы эти свойства и насколько он опасен, предугадать было невозможно.
– В конце концов, и паллиативное решение – тоже решение, – проговорил командор погранслужбы. – Мы теперь знаем, что «зеркала» поддаются внешнему воздействию.
– Это не решение, – покачал головой комиссар СБ. – Возможно, эта черная «мини‑галактика» опаснее, чем само «зеркало».
Возражений не последовало.
Руководители спецслужб начали расходиться. К стоявшему в сторонке с отрешенным видом Кузьме подошел Филипп.
– Что скажешь, теоретик?
Кузьма пожал плечами.
– Скорее всего образовался кольцар.
Директор УАСС оглядел лицо внука с неопределенным интересом. Он знал, о чем идет речь. Кольцарами физики называли кольцевые структуры – замкнутые сами на себя «струны». Согласно теории такие кольцары служат горловинами входа в зеркальный мир.[52]
– Для образования кольцара нужны другие энергии. Хотя идея перспективная. Что у тебя?
– Чушь собачья у меня, – мрачно отвернулся Кузьма; он осунулся, под глазами залегли тени, и было видно, что держится он только на упрямстве. – Расчет «паньтао» дает странные результаты.
– Конкретнее.
– Получается хроносингулярность.
Филипп хмыкнул:
– Насколько я понимаю, речь идет об остановке времени?
– Решение приводит к образованию зоны деформации мерности и даже к области с застывшим временем. Я назвал такие области хроноконами.
– Почему хроноконами?
Кузьма хмуро улыбнулся.
– Хронокон – это сокращение слова «хроноконсервы».
К разговаривающим родственникам подошел отец Кузьмы.
– Как дела, сын? Давно не виделись.
– Он уже может предложить нам хроноконсервы, – пошутил Филипп. – Решение близко, я чую, но следует поторопиться. Дай знать, как только выйдешь на финишную прямую. Пошли, Игнат.
Старшие Ромашины пожали локти Кузьмы с двух сторон и направились к выходу из зала визинга. К задумавшемуся Кузьме подошел Хасид.
– Куда направляемся? На явку?
Явкой он называл станцию СПАС, на которой теперь работал Кузьма.
– Нет, – буркнул ТФ‑физик, глядя на черную спираль в центре виома: она была видна благодаря особым приемам видеообработки изображения. – Мне нужна разрядка. Можешь достать когг?
– Зачем?
– Хочу посмотреть вблизи на «теннисный мяч».
– Это опасно. Нам нельзя «светиться».
– Разве я сижу в изоляторе? – огрызнулся Кузьма. – И выпущен оттуда под твое честное слово? Можешь или нет?
– Нас все равно не пропустят к «мячу».
– А ты добейся! – раздраженно бросил Кузьма. Потом очнулся, виновато глянул на невозмутимое лицо друга. – Извини, устал я, вот и психую.
– Я попробую, – сказал Хасид. – Подожди здесь, поговорю с комиссаром, пока он не исчез.
Он отошел и вернулся через десять минут.
– Порядок, разрешили. «Теннисный мяч» сейчас крутится за орбитой Нептуна, поэтому ближайшей базой, имеющей «пакмаки» и когги, является погранспейсер «Мощный». Нам дали проводку на его борт.
Друзья опустились в отсеке метро «черепахи» и через минуту вышли из кабины метро спейсера «Мощный».
Осложнений не возникло. Команда корабля уже получила распоряжение командора службы о выделении транспортного средства типа когг «особо важной персоне» Кузьме Ромашину и сопровождающим его лицам и о предоставлении режима наибольшего благоприятствования указанной персоне. Правда, для обеспечения режима безопасности им был дан пилот, которым стал драйвер‑секунда «Мощного» Юрген Колциг, но это уже не имело значения.
В шестнадцать часов по среднесолнечному времени когг стартовал из эллинга спейсера и спустя четверть часа догнал «теннисный мяч дьявола», за которым как тень следовал спейсер. Аппаратурой когга «мяч» хорошо просматривался с любых расстояний, но Кузьма попросил подойти на предельно допустимую дистанцию, и пилот подвел аппарат на километр, так что «теннисный мяч» загородил обзор ощутимо массивной глыбой зеркально полированного металла.
Так они сопровождали «мяч» несколько минут, вслушиваясь в будничные шумы эфира: звоночки, свисты, резонансы, тихие голоса наблюдателей, следящих за мчавшейся по Солнечной системе махиной. И Хасид, и Кузьма занимали операторские ниши в кокон‑рубке когга и не нуждались в экранах, датчиках, системах связи и виоме обзора: все это заменяла адаптивная система кокона, – и каждый из них чувствовал себя так, будто находился в пустоте один, без всякой защиты. Но стоило кому‑нибудь подумать об изменении положения или попросить приблизить тот или иной участок видимого поля зрения, как инк когга послушно выполнял приказание – не вмешиваясь при этом в деятельность пилота, – и тогда души людей наполняло чувство уверенности и силы, опирающееся на сознание п о в е л е в а н и я мощной машиной пространства. Хотя у пилота это чувство, наверное, должно было быть абсолютным.
– Извините, Юрген, – напомнил о себе Кузьма. – Нельзя ли подойти еще ближе?
Пилот когга не отозвался, решая вводную и советуясь с начальством. Прошла минута, Кузьма уже думал, что его просьба невыполнима, и в это время когг плавно скользнул вперед и остановился всего в полукилометре от зеркальной поверхности «мяча».
– Это предел А‑допуска, – раздался меланхоличный голос пилота. – Дальше нельзя. У вас пять минут.
– Что значит предел А‑допуска?
– Он имеет в виду, – отозвался Хасид, – что наши действия вблизи этой штуки оцениваются максимальным баллом по шкале риска.
– Что тут рискованного? Мы же просто наблюдаем за объектом.
– Во‑первых, еще совсем недавно «мячик» извергал из себя все, чем мы его потчевали. Во‑вторых, ты забываешь о его размерах и скорости. Стоит ему тормознуть или свернуть в сторону, и нам, чтобы не врезаться в него, придется уходить с предельными ускорениями, что чревато.
– Понятно. Юрген, на борту когга есть зонды или аппараты типа флейта?
– Комплект аварийно‑спасательных «орехов».
– Необходимо запустить один таким образом, чтобы он чиркнул бортом по зеркальной поверхности. Это возможно?
Пауза.
– Эксперимент санкционирован вашим руководством и службой безопасности?
Еще одна пауза, затем ответ Хасида:
– У нас карт‑бланш.
– Запускаю.
Легкий толчок поколебал корпус когга, и в поле зрения Кузьмы появилась яйцевидная блестящая капсула автономного жизнеобеспечения, устремилась прочь, исчезая на фоне зеркальной стены «теннисного мяча». Однако тотчас же заработала видеосистема, и «орех» стал виден как светящееся зеленое колечко, приближающееся к металлической глыбе «мяча».
– Увеличение, – мысленно попросил Кузьма.
Слева по ходу движения когга перед глазами Ромашина возникла окружность – инк «вырезал» в поле зрения окно дальновидения, и «орех» стал виден во всех деталях. Вот он подошел к бесстрастно отражавшему свет звезд зеркальному слою, притормозил.
– Скорость сближения? – спросил пилот.
– Что?
– С какой скоростью «орех» должен коснуться поверхности «мяча»?
– Все равно… пусть будет небольшая, метров пять‑шесть в секунду.
Яйцо капсулы подошло к «сферозеркалу» вплотную, отражаясь в нем трехрогим огурцом, коснулось боком зеркального слоя, и словно легкая судорога передернула этот слой, он на мгновение стал как бы жидким, по нему побежала волна, как по воде от падения камня, и тут же исчезла. Половина «ореха» вошла в зеркальную субстанцию, половина продолжала двигаться, скользить по зеркальной поверхности, как по льду.
И тотчас же раздался голос пилота:
– Внимание! «Орех» не слушается управления! Инк подает сигнал бедствия! Уходим отсюда!
– Подожди, – взмолился вспотевший Кузьма. – Можно как‑то извлечь «орех» оттуда?
– Мне приказано возвращаться.
– Но это очень важно!
– Даю связь с командиром.
В ушах Кузьмы прозвенел тонкий звоночек, затем послышался гортанный голос командира спейсера:
– Хорхе Луис на связи.
– Это Ромашин. Мне нужно во что бы то ни стало выколупнуть «орех» из «мяча».
– Ничем не оправданный риск не поощряется. Я и так нарушил инструкцию, разрешив вам подойти к объекту вплотную.
– Я прошу вас! От этого зависит результат моей работы… очень важной работы! Если мои предположения верны… открытие перевесит все минусы. Мне позарез нужно вернуть капсулу!
– Но это могут сделать другие люди, причем дистанционно.
– Мы рядом, нет смысла откладывать. Операция не займет много времени.
Короткое молчание.
– Хорошо, за вас ручается командор. Даю еще четверть часа.
– Запускаю второй «орех», – мгновенно отозвался пилот, выказывая прекрасную реакцию.
– Спасибо… – пробормотал Кузьма, тут же забывая обо всем.
«Орех» достиг поверхности «мяча», приблизился к «прилипшему» собрату, остановился в десятке метров от него. Пилот когга, корректирующий движение аппарата, дал, очевидно, команду управляющему инку, и тот включил магнитные захваты.
Половинка первого «ореха» внезапно оторвалась от зеркальной поверхности, поплыла, поворачиваясь, к зависшему над ней коллеге, и стало видно, что это действительно п о л о в и н а аппарата! Часть его так и осталась внутри исполинского «сферозеркала».
– Господи! – прошептал Кузьма. – Ну конечно! Это же клейн‑эффект! Как я раньше не догадался!..
– Что это значит? – поинтересовался Хасид.
– Это значит, что я решил проблему! Боже мой, как все просто!
– Объяснить можешь?
– Потом, сначала посчитаю, проверю на модели… Но это «зеркало» как небо от земли отличается от плоских «зеркал». Понимаешь? Плоские на самом деле являются хрономембранами, реализующими временные петли, они не изменяют ни формы, ни информструктуры объекта, а «сферозеркала» д е ф о р м и р у ю т пространство, изменяют мерность и геометрию, энергию и структуру. Та половинка «ореха», что осталась там, теперь состоит из зеркального вещества! Соображаешь? «Сферозеркало», по сути, тоже кольцар, сферический кольцар, тоннель в мир, откуда к нам прибыли эти «мячи» и где вся материя состоит из симметрично отраженных частиц.
– Я понял, – хладнокровно сказал Хасид. – Не стоит об этом рассуждать вслух, поговорим позже.
– Увожу машину, – прилетел голос пилота.
– Да, конечно, – отозвался Кузьма с запозданием. Ему вдруг смертельно захотелось спать, возбуждение схлынуло, и сил на торжество и радостные переживания по поводу открытия уже не осталось.
Через полчаса когг без приключений вернулся на борт спейсера, и друзья лифтом добрались из транспортного эллинга в отсек метро, сопровождаемые пилотом когга. На лице драйвер‑секунды было написано смущение, когда он, прощаясь у кабины метро с гостями, сказал:
– Я слышал ваш разговор, но не все понял. Если «мяч» превращает все, что в него попадет, в зеркальную материю, то почему же он через шесть суток возвращал ракеты, зонды, бомбы, энергоимпульсы точно такими же, что мы в него запускали?
– Потому что при переходе границы кольцара происходил обратный процесс – зеркальное вещество превращалось при выходе в наш мир в обычную материю.
– Вот теперь сообразил, спасибо. – Юрген потряс им руки, отступил. – Я надолго запомню этот полет.
Дверь кабины метро закрылась.
– Куда? – задал Хасид ставший привычным вопрос. – Работать?
– К черту, – покачал головой осоловелый Кузьма. – Спать. Сначала домой. Посплю и заберу кое‑какие вещи. Пора переезжать, а блок пусть остается Алевтине. Потом… потом навестим Катю.
– Я так и подумал.
– Не о том подумал. У ее деда мощный инк, там я и поработаю.
Свет в кабине погас, волна тепла пробежала по телу, екнуло сердце, дверь открылась, и друзья вышли в зал строгинской станции метро.
* * *
Поспать в свое удовольствие не удалось. Слишком сильным оказалось возбуждение, вызванное открытием – пусть пока и чисто умозрительным – структуры «сферозеркал». К тому же и атмосфера дома не благоприятствовала отдыху: у Алевтины снова были гости, и отстроиться от музыкального и прочего шума, от ощущения неуюта и чужеродности Кузьма не смог. Вдобавок его дважды будили – сначала жена, попытавшаяся выяснить причину его появления, затем ее приятели, вознамерившиеся пригласить Ромашина в свою компанию «вкусить кайфа».
Естественно, после этого сон к нему не пришел. Промаявшись почти два часа в своем кабинете, где он вырастил себе тахту, Кузьма хотел было вызвать Хасида, но после недолгих размышлений решил дать другу отдохнуть: с тех пор как Ходя стал его телохранителем, безопасник не имел ни минуты покоя.
Сердце заработало чаще. Кузьме захотелось, во‑первых, увидеться с Катей, во‑вторых, сесть за вириал инка. Он оделся, покидал в сумку одежду, блоки моликов, безделушки, хранившиеся с детства, зашел в туалетную комнату и привел себя в порядок, а выходя оттуда, наткнулся на трех крепких парней, загораживающих выход в коридор.
– Мы тут подумали, – сказал один из них, длинноволосый, с раскосыми глазами, явно находившийся под воздействием кайфьяноса, – и поняли, что ты нас не уважаешь.
Кузьма пригладил влажные волосы, не зная, что делать.
Конфликтовать не хотелось. Зря остался, пришла трезвая мысль. Надо было забрать вещи и сразу направляться к Лапарре. Там выспался бы и отдохнул по полной программе.
– Мужики, – вздохнул он с почти искренним огорчением, – я вас уважаю, но очень хотелось бы не предъявлять доказательств. Разрешите пройти, я спешу.
– Нет, тебе придется с нами немного потусоваться, – сказал второй, тоже длинноволосый, но заросший щетиной чуть ли не до бровей; в актерской среде считалось особым шиком ходить небритым, поддерживая длину волос на лице не более двух‑трех миллиметров.
– Выпьешь с нами за здоровье жены, – поддержал приятеля третий, волосы которого были заплетены в косички, – расскажешь чего‑нибудь интересное из мира науки.
– Я бы с удовольствием, но нет времени. Как‑нибудь в другой раз.
– Не, – покачал головой первый, – так мы не договоримся. Или ты идешь сам, или мы тебя принесем.
Кузьма помрачнел, сжал зубы.
– Вот что, мои милые, шли бы вы отсюда по‑хорошему. Этот дом пока еще мой, и вы находитесь здесь на птичьих правах гостей моей жены. Не доводите до греха. Позвольте. – Он отодвинул плечом волосатика с раскосыми глазами, сделал шаг из туалетной комнаты и получил удар кулаком по шее.
Боль огненной струйкой ударила в голову, затуманила сознание. Еще одна вспышка боли – ударили в спину. И тотчас же сработали рефлексы рода – включилась память боевого реагирования.
Он и сам толком не понял, что произошло в дальнейшие несколько секунд, тело само выполнило то, что надлежало делать в создавшейся ситуации, а когда Кузьма пришел в себя, то увидел трех гостей Али, лежащих на полу коридора. Один держался за живот, хватая ртом воздух, второй скулил с вывихнутым плечом, у третьего было разбито в кровь лицо.
«Черт, перестарался!» – с сожалением подумал Кузьма, расслабляясь. Ребята только с виду крутые, имидж такой, а на самом деле просто трепачи. Алевтина их нарочно подставила.
И в этот момент в коридоре появилась Аля в своем полупрозрачном кимоно и еще двое мужчин. Но эти мужчины были уже из другой оперы. Кузьма не сразу сообразил, что они одеты в голубые уники официалов криминальной полиции.
– Что я говорила! – театральным жестом указала Аля на своих друзей. – Он устроил самое настоящее побоище! И уже не в первый раз!
Кузьма ошеломленно воззрился на жену.
– Ты о чем, Аля?! Они же первыми напали!
– Мои гости никогда ни с кем не дрались! – Алевтина сдвинула брови. – Это ты их спровоцировал. Вспомни, как ты с ними обошелся в прошлый раз.
Полицейские двинулись к нему, положив руки на рукояти служебных парализаторов.
– Сам пойдешь или тебя нести?
«И эти туда же, – мелькнула мысль, – всем почему‑то сегодня хочется меня нести…»
– Да в чем дело? – возмутился Кузьма. – Это мой дом! Не имеете права вторгаться в него без моего разрешения! Я требую…
– Требовать будешь в другом месте, – вышел из‑за спин полицейских еще один, со знаками отличия офицера, смуглолицый, с бородкой и усами, кольцом охватывающими рот. – Мы здесь по вызову вашей супруги и имеем полное право не только тут находиться, но и применить оружие, если потребуется, так как вы избили ни в чем не повинных людей. Пройдемте с нами!
– Кузьма, ты не спишь? – пискнул в ухе Ромашина голос Хасида. – Что у тебя происходит? Мои ребята заметили возле твоего дома полицейский патруль.
– Меня хотят забрать в полицию, – мысленно ответил Ромашин.
– Задержи их на пару минут, вылетаю.
Смуглолицый офицер уловил перемену в настроении Кузьмы, нахмурился, угрожающе взялся за рукоять «универсала».
– Если ты надеешься на помощь, то напрасно. У нас достаточно широкие полномочия. Иди вперед.
– Да я верю, – миролюбиво сказал Кузьма. – Разрешите взять вещи? В моей комнате сумка.
Глаза полицейского стали колючими. Он кивнул одному из подчиненных:
– Принеси его сумку.
Кузьма посмотрел на Алевтину, державшуюся с преувеличенно надменным видом, улыбнулся.
– Спасибо, Аля. Ты помогла мне сделать окончательный выбор. Может, скажешь, чего ты добиваешься таким поведением? Я ведь не мешаю тебе жить так, как ты хочешь.
Аля закусила губу, смерила мужа уничтожающим взглядом и демонстративно помогла своим пострадавшим приятелям подняться. Они начали спускаться вниз, на первый уровень блока.
Полицейский принес белую сумку, покачал головой, держа в руке кассету с моликами.
– Больше ничего нет.
– Вы рылись в моих вещах? – удивился Кузьма. – Да вы представляете, что делаете? Я же подниму скандал!
– Не успеешь, – угрюмо буркнул офицер, кивая второму полицейскому. – В изоляторе не поскандалишь. Успокой его!
Полицейский вытащил парализатор, и в то же мгновение в коридор с двух сторон – со стороны лестницы и через окно – ворвались вооруженные «призраки» – люди в спецкомбинезонах, делающих их почти невидимыми.
– Стоять! – раздался чей‑то энергичный голос.
Полицейские схватились за оружие, замерли, озираясь, но их противник был вооружен серьезнее, и стрельбу открывать они не стали.
Вперед вышел один из «призраков», превратился в «живого» человека в сером унике с блестящим узором эффекторов динго. Это был командир «эшелона», охранявшего Кузьму.