– Я верю в Кузьму Ромашина, – мягко и вместе с тем с непреклонной решительностью сказала Юэмей Синь. – Ему надо немного помочь, и он решит проблему.
– Вот когда решит…
В ухе Юэмей заговорила рация оперативной связи службы:
– Кобра Джонсон первому: мы вышли на базу фигурантов розыска под шифром «Д».
– Первый кобре Джонсону, – мысленно ответила руководительница контрразведки. – Ничего не предпринимайте без меня. Где вы находитесь?
– Пояс астероидов, радиант Сатурна.
– Ждите. – Юэмей встала, поклонилась всем. – Прошу извинить, джентльмены, мне необходимо удалиться, срочный вызов.
– Помощь нужна? – спросил Ребров.
– Понадобится – попрошу.
Юэмей Синь вышла.
Мужчины переглянулись.
– Она справляется с обязанностями? – поинтересовался Дикушин.
– Еще как, – усмехнулся комиссар. – Это она только с виду мягкая и обходительная девочка, воспитанная в духе китайских традиций с их чинопочитанием и культом «великих кормчих», на самом деле ее волей можно долбать стены.
– Вы с ней давно работаете?
– Как с начальником контрразведки – второй год. Но я знаю ее уже пятнадцать лет.
– Ваша ученица?
– Жена, – не моргнув глазом ответил Ребров, помолчал и добавил: – Бывшая.
Гости Ромашина с любопытством посмотрели на комиссара, но продолжать тему не стали.
– Как вам ее идея? – спросил Филипп. – Я понимаю, что она технически почти неосуществима, но все же?
– Боюсь, нам еще придется обсуждать ее всерьез, – проговорил советник СЭКОНа. – Кстати, я слышал, что в Институте Солнца разрабатывался в свое время проект «солнечного крота» для изучения поверхностного слоя Солнца. По мысли конструкторов, «крот» мог проникать на сотню километров в глубь фотосферы. Поинтересуйтесь, вдруг аппарат уже готов?
– «Крот» с глубиной погружения сто километров не решит проблемы, но я выясню. Итак, судари мои, нам осталось выработать стратегию поведения с чиновниками Правительства. Дозируя информацию, мы должны заставить их суетиться и оправдываться перед ВКС, сами же будем делать дело. Как говорится: самое хорошее правительство – это правительство в состоянии крайнего испуга.
По губам присутствующих в кабинете мужчин промелькнули понимающие улыбки.
Астероид был невелик – около пятнадцати километров в поперечнике – и не имел названия, только регистрационный номер в каталоге пояса астероидов. Это был самый обыкновенный обломок базальта, покрытый оспинами небольших кратеров от соударений с другими небесными камнями, вращающимися вокруг Солнца сотни миллионов лет между орбитами Марса и Юпитера, и земных исследователей он не мог привлечь ничем: ни формой, ни массой, ни составом пород. Но именно здесь, в естественной пещере, занимавшей четверть его объема, и была обнаружена чья‑то замаскированная база, по предположениям контрразведчиков принадлежащая агентам Дьявола.
Юэмей Синь, экипированная системой бижо и антигравом, с интересом осмотрела пещеру, образовавшуюся скорее всего при остывании расплавленных пород, еще когда эта глыба камня не была астероидом, и остановилась над чашевидной выемкой, в которой покоился странной формы аппарат с дырой в корпусе и деформированной кормой. А может быть, носом.
– Что это?
– Машинка явно неземная, – ответил сопровождавший начальницу кобра Джонсон. – Мы успели сделать спектральный анализ, материал тот же, что и у корпуса мантоптерского корыта.
– Зонд!
– Вероятнее всего.
– Они перехватили мантоптерский зонд! Герман был прав! Чувствуя приближение гибели, мантоптеры запустили зонд, но агентура Дьявола была предупреждена и среагировала вовремя. Немедленно доставьте сюда Германа Алниса и комплект аппаратуры, которая ему потребуется. Абсолютно секретно! А за его безопасность ответите головой!
– Слушаюсь, госпожа Синь.
Юэмей поднялась чуть выше, окинула взглядом освещенную прожектором объемного света пещеру, где, кроме мантоптерского зонда, были обнаружены вполне земные аппараты – когги, галеоны, «пакмаки», а также склады научного оборудования, оружия и продовольствия, и повернула к выходу.
Спейсер службы безопасности «Быстрый» – стометровый додекаэдр с абсолютно черной поверхностью – висел рядом с астероидом и был бы вообще не виден, если бы не загораживал корпусом часть звезд Млечного Пути. А поскольку он выполнял многие деликатные поручения руководителей СБ и контрразведки, его незаметность и бесшумность хода (он умел двигаться в пространстве скрытно, без возбуждения электромагнитных полей) делали корабль мощным орудием защитной системы человечества, несмотря на малые размеры.
Однако подниматься на борт «Быстрого» Юэмей не стала. Предупредив подчиненных, она с помощью тайфа сразу перенеслась на Землю, в технический сектор УАСС, специалисты которого бились над решением проблемы опознавания динго‑двойников. Здесь она пробыла около часа, затем вернулась в Управление, провела совещание командиров подразделений, посетила две базы, пообедала в обществе заместителя, поработала с Умником сектора и навестила родителей в Сиане, дом которых стоял неподалеку от раскопанной и воссозданной усыпальницы древнекитайского императора Цинь Шихуанди, которую охраняла целая армия терракотовых воинов численностью в десять тысяч человек. Усыпальницу – настоящую сокровищницу истории Китая, с павильонами и дворцами, хранящими изделия из драгоценных камней и жемчуга, кипы шелка, зоопарки редких зверей из золота и серебра, – строили в течение тридцати семи лет семьсот тысяч рабов,[56] сотни лет она была спрятана под землей от человеческих взоров и лишь в конце двадцатого века ее нашли крестьяне, рывшие колодец в окрестностях Сианя, после чего начался новый этап ее истории.
Полюбовавшись на каменных воинов, коней, колесницы, барабаны и гонги, Юэмей вернулась домой, на остров Науру, вдруг со страхом обнаружив, что не хочет быть одна. Не радовали ни уютные интерьеры комнат, ни тишина, ни вежливая обходительность витсов‑китаянок, запрограммированных на исполнение любых приказов хозяйки. Вспомнив о существовании подруг и приятельниц, Юэмей начала их обзванивать, чем немало удивила многих, привыкших к ее постоянной занятости. Затем она полежала в ванне, мечтая об отдыхе с человеком, которого не ожидала встретить в жизни, тщательно уложила волосы в икэбури, накинула кимоно с водяными лилиями и устроилась в гостевой комнате на подушках со старинной книгой в руке.
Рация «спрута‑2» изредка оживала в ухе, передавая новости, пропущенные через ранговый отсев,[57] однако они не требовали немедленного реагирования и личного участия начальницы контрразведки, и Юэмей пропускала их мимо сознания, как надоедливые, но жизненно необходимые природные шумы. В начале первого ночи она закончила чтение и направилась в спальню, с грустью подумав о запрограммированности своего бытия, и в это время ожил домовой:
– К вам гость.
– Что? – не сразу восприняла новость женщина. – Гость? Какой гость?
– Герман Алнис.
Брови Юэмей прыгнули вверх, ее бросило в жар, потом в холод, часто забилось сердце. Усилием воли она справилась с волнением, вышла в холл, предварительно связавшись с охраной и убедившись, что гость один.
– Впусти.
Входная дверь коттеджа скользнула вбок, в холл торопливо вошел молодой ксенопсихолог, остановился, увидев хозяйку. Его взгляд загорелся восхищением, он хотел что‑то сказать, но только прерывисто вздохнул, немея, разглядывая прическу Юэмей, потом ее кимоно, облегавшее тело. Так прошло несколько секунд.
Юэмей сбросила оцепенение первой, приказала домовому закрыть дверь, коротко ответила «нет» на запрос Джонсона, ждать ли ему подопечного (командир обоймы охраны конечно же сопровождал Алниса, хотя тот мог об этом и не догадываться), и строго спросила:
– Что‑нибудь случилось, сяньшэн?
– Нет, – мотнул головой опомнившийся Герман, – то есть да. Я частично расшифровал послание мантоптеров, сохранившееся в компьютерной системе зонда.
– Так быстро?
– У меня уже был ключ, и новые данные позволили…
– Проходите, пожалуйста.
Герман снял туфли, они прошли в гостиную, автоматика которой воспроизвела точный интерьер древних китайских фанз двадцать первого века. Юэмей кивнула на подушки возле низкого столика из вишневого цвета полированного дерева на резных – в виде дракончиков – ножках:
– Присаживайтесь.
– Вот, – протянул Герман иголку молика хозяйке. – Предварительный результат. Я не стал ждать, решил сразу сообщить, что узнал.
– В двух словах расскажете?
Герман сел на подушку.
– Мантоптеры хотели нас предупредить об опасности. Они тоже столкнулись со «сферозеркалами», одно из них провалилось в их солнце и за небольшой период времени – я еще не вычислил, какой – практически его погасило.
Лицо Юэмей затвердело.
– Вы уверены, что прочитали послание правильно?
– Абсолютно!
– Они надеялись на нашу помощь?
– По‑моему, нет. Их цивилизация намного древнее нашей и находится в упадке, судя по некоторым намекам, так что особой трагедии оставшиеся в живых не испытали. Они бы и так скоро вымерли. Но нас они все же решили предупредить.
– Это весьма благородно с их стороны. А как они объясняют причину таких действий владельца «сферозеркал»?
– Этого я не знаю, – виновато развел руками Герман. – Похоже, в послании нет объяснений, только констатация факта. И одна любопытная оговорка: похоже, что их ближайшие соседи по скоплению также получили подарок в виде «футбольного мяча», который сработал аналогичным образом.
– Погасил звезду?
– Да.
– Тогда это не случайная стычка за жизненно важное пространство и не избирательно направленная агрессия, а cтратегия. Кто‑то гасит звезды, ставшие колыбелью разумных систем.
Герман вздохнул, понимая, что его миссия закончена, привстал с подушки.
– Так я пойду?
Юэмей улыбнулась, подошла к нему, глядя на него сверху вниз.
– А разве вы не хотите остаться?
Он вздрогнул, раскрывая шире глаза, встретил загадочный, манящий взгляд китаянки и хрипло проговорил:
– Хочу… но…
– Что‑то вам мешает? Или кто‑то?
– Нет, но… – Язык прилипал к гортани, рот пересох, и Герману стоило немалых усилий успокоиться и пояснить свои слова: – Вы очень красивая, тайтай, и я бы очень хотел… но вы же руководитель контрразведки!..
– Почему это вас смущает? Вы меня боитесь?
– Боюсь, – признался он.
Она взъерошила волосы у него на голове, засмеялась:
– Неужели я такая страшная?
– Нет. – Герман прижал ее руку к щеке, поцеловал, потом вдруг поднялся и закружил ее по комнате, прижимая к себе и целуя. – Я люблю вас, Юэмей!
Она выскользнула из его объятий, прижала палец к губам.
– По нашим обычаям, женщина первой признается мужчине в своих чувствах.
Герман отступил на шаг, лицо его вытянулось, глаза погасли.
– Простите, я не хотел…
Она засмеялась – волшебные нежные звуки! – подбежала к нему, закинула руки за шею, поцеловала и выбежала из комнаты.
– Я поговорю с директором Управления и переоденусь, – раздался из‑за светящейся, словно сделанной из тонкой рисовой бумаги, стены ее голос.
Герман потряс головой, зажмурился, огляделся, и только теперь до него дошло, что Юэмей ему, по сути, призналась в любви. Он расслабился, опускаясь на подушку, и почувствовал, как устал. Захотелось лечь. Он подумал и прилег на пол, положив под голову подушку…
Он не знал, что минуту назад у дома Юэмей Синь приземлился куттер, из него вышел Владилен Ребров и хотел пройти в дом, но домовой дверь ему не открыл.
– В чем дело? – сухо поинтересовался комиссар, услышав голос домового, спросившего, что ему нужно. – Меня здесь уже не узнают?
– У нас гость, – так же сухо сообщил хранитель коттеджа.
– Кто?
– Герман Алнис.
Ребров постоял немного, пристально разглядывая дверь, будто хотел сломать или разглядеть, что происходит за ней, затем кивнул витсу‑телохранителю, сел в куттер и улетел.
Глава 14
ПРЕОДОЛЕНИЕ
След Кузьмы Ромашина отыскался на Марсе: один из наблюдателей СБ в Патфайндере узнал его, когда физик садился в четырехместный флейт. Остальное было делом техники, и спустя два с половиной часа после бегства Кузьмы с борта спейсера «Мощный» Хасид обнаружил на перевале Баунти крохотное бунгало, в котором беспробудным наркотическим сном спал младший Ромашин.
Судя по беспорядку и разбросанным по всем углам жестянкам из‑под джина с тоником, а также по окуркам кайфьяносов, Кузьма пытался изо всех сил поднять свое подавленное настроение и теперь пребывал в мирах астрала и наркокайфа, вывести из которых его было трудно. Да он и не рассчитывал, что кто‑то увидит его в таком состоянии.
Поблагодарив судьбу за то, что он первым отыскал «лежбище» друга, Хасид организовал «эшелон» охраны, кое‑как прибрался в двух маленьких комнатках каменного строения и стал терпеливо ждать пробуждения Ромашина.
Ждать пришлось долго, около десяти часов.
За это время Хасид успел полюбоваться закатом и восходом Солнца, немного поспать, доложить Реброву о местонахождении физика и уговорить комиссара какое‑то время Кузьму не трогать.
– Я сам попробую вывести его из депрессии, – сказал он с вежливой непреклонностью. – К тому же ему необходим отдых, парень на грани нервного истощения.
– Сутки, – согласился Ребров. – Даю тебе сутки, полковник. Делай что хочешь, лечи его, чем хочешь, но приведи в порядок. Он должен в конце концов решить задачу ликвидации «сферозеркал».
Хасид не был уверен, что за сутки сумеет довести Кузьму до кондиции, но возражать комиссару не стал. «Футбольный мяч дьявола», превратившийся в гигантский «огнетушитель», торчал в ядре Солнца и делал свое черное дело, с каждым мгновением выкачивая энергию и выбрасывая ее в «параллельный» мир с «левой» материей. Температура внутренних областей светила постепенно падала, ядерный «котел», превращавший водород в гелий, переставал работать, ядро сжималось, и худеющее Солнце начинало вздрагивать и «пошатываться», вызывая в околосолнечном пространстве сильнейшие магнитные бури. И единственным человеком, близко подобравшимся к решению загадки «сферозеркал», был Кузьма Ромашин.
Хасид заглянул в комнату, где спал физик, настроил климат‑контроль – температура воздуха на перевале по ночам падала до минус тридцати градусов, пришлось доставлять сюда кое‑какую бытовую аппаратуру – и вышел наружу с жестянкой тоника в руке.
Солнце, окруженное крестообразным гало, окрашивало вершины гор в нежный сиреневый цвет, туман же, заполнявший низины и скрывающий горные склоны, был зеленовато‑жемчужным, и сочетание этих красок с фиолетовым небом порождало своеобразный эстетический эффект: пейзаж начинал казаться нереальным, вернее, созданным виртуальной программой инка. Хотелось войти в эту программу и подкорректировать цветность видеокартинки под привычные «природные» сочетания. Наверное, поэтому Хасида тянуло на Марс, как и множество туристов, жаждущих увидеть необычные картины, увлекающихся созерцанием иных миров.
Он долго наблюдал за погружением Солнца в дымку на горизонте, пил тоник, размышлял о своем положении телохранителя, но обиды не чувствовал никакой и Кузьме не завидовал, понимая, что каждому воздается по возможностям. В данном случае от Кузьмы и Германа зависело больше, чем от безопасника, и считать себя неудачником не стоило.
Кузьма проснулся семнадцатого апреля в пять часов по средне‑солнечному времени, когда на Марсе в районе перевала Баунти начался день. Он зашевелился, лежа ничком на топчане, покрытом шкурой неизвестного науке зверя, пошарил рукой по тумбочке у изголовья, не открывая глаз, наткнулся на стакан с тоником, кое‑как поднес его ко рту и выпил. Выронил стакан, лег снова, потом почувствовал присутствие постороннего человека и с трудом разлепил глаза.
– А‑а… это ты…
– Вставай, – сказал Хасид. – Пора ставить точку в споре с Дьяволом.
– К черту! – вяло отмахнулся Кузьма. – Я устал. Мне нужно поспать.
– Ты и так проспал уже больше десяти часов, накурился всякой гадости… Поднимайся, будем поднимать тонус.
– Отстань! – Кузьма отвернулся к стене, глухо пробурчал: – И уходи. Я хочу побыть один.
Хасид пошевелил его за плечо.
– Вставай, вставай, пролежни заработаешь. Пока ты тут отлеживался, Гера расшифровал послание мантоптеров.
– Меня это не волнует.
– А зря. Мантоптеры рвались в Систему, чтобы предупредить об опасности, но их убили. Их солнце почти погасло.
Кузьма не ответил. Хасид подождал немного.
– Будешь вставать?
– Оставь меня в покое! Ты мне надоел. – Кузьма подогнул колени к груди и затих.
Хасид постоял некоторое время над ним, прикидывая свои возможности, потом вышел в соседнюю комнату, выполнявшую роль столовой, кухни и гостиной одновременно, набрал в ковш воды из синтезатора и вылил на голову друга.
Кузьма вскочил, отфыркиваясь, вытирая мокрое лицо ладонями, ошалело глянул на безопасника.
– Ты что, с ума сошел?! Какого дьявола?!
– Пора умываться и чистить зубы, – хладнокровно сказал Хасид.
– Убирайся!
– Я дал слово, что приведу тебя в сознание. Положение аховое, ты знаешь, и только ты способен его изменить.
– Ты мне осточертел! Уходи, пока я…
Хасид с любопытством посмотрел на злое лицо Кузьмы с побелевшими ноздрями.
– Пока ты – что?
– Пока я не вышвырнул тебя отсюда! – глухо выговорил Кузьма.
– Не получится, дружище. Я для тебя же стараюсь.
– Ну, ты сам этого хотел!
Кузьма вскочил с топчана, бросился к Хасиду и атаковал его в стиле русбоя: двумя размашистыми «гэгами» с обеих рук – разведка боем и одновременно отвлекающий маневр – и ударом носком ноги вперед, чтобы тут же свернуться «ежом» от контратаки и ответить уже жалящими уколами в нервные узлы. Если бы Хасид не был мастером рукопашного боя, он этого нападения не отбил бы, но Кузьма все еще находился под воздействием алкоголя и дымов кайфьяноса, двигался не столь резво, как ему хотелось, и не мог оценивать ситуацию адекватно, поэтому Хасид без особого труда заблокировал двойную атаку и ответил «ханской плетью» – перехватом руки противника, ударом в скулу и броском через локоть и спину.
Кузьма перекувырнулся через голову, врезался спиной в стену, сполз на топчан, помотал головой, обретая способность видеть, и снова в ярости обрушился на Хасида, показывая недюжинную силу, сноровку и знание приемов, которыми владели бойцы рода на протяжении столетий, в том числе отец Кузьмы Игнат, бывший в свое время абсолютным чемпионом Земли по русбою.
На сей раз Хасиду пришлось демонстрировать умение отбивать серию мгновенных тычковых атак, имеющую название «дикобраз»: наносилось множество уколов пальцами в болевые и парализующие точки на шее, на голове и на руках, каждый из которых мог закончиться потерей сознания. Пришлось ответить грубо и прямо – ударом в грудь, а затем в промежность, чтобы охладить пыл Ромашина, а так как он продолжал рваться вперед, Хасид в конце концов нашел брешь в обороне Ромашина и ударил в полную силу.
Кузьма отлетел назад, сполз по стене на пол и потерял сознание.
Хасид постоял несколько секунд в позе «летящей белки», как бы ожидая нападения и отбивая его, опустил руки, оглядел разгром в комнате и пошел за водой. Вылил еще один ковш на голову друга, поднял того с пола, уложил на топчан. Снял с его руки тайф и спрятал в карман.
– Что это было? – открыл мутные глаза Кузьма.
– Сон, – ответил Хасид. – Отдыхай, я буду рядом.
Кузьма некоторое время смотрел в потолок, потом вспомнил, что произошло, сморщился, отвернулся. Из глаза выкатилась слеза, сползла по щеке.
– Прости…
– Ерунда, спи. – Хасид накинул на грудь Ромашина покрывало и вышел. Позвал мысленно:
– Контроль‑один.
– Кобра Волков слушает.
– Постерегите его без меня, парни, никуда одного не выпускайте. Я буду часа через два.
– Без проблем, полковник.
Хасид включил тайф и переместился на Землю.
Сначала он посетил дом Игната Ромашина в Рязани, встретился с Дениз, матерью Кузьмы, несмотря на раннее утро, рассказал ей о состоянии сына, опустив некоторые подробности, и договорился встретиться с ней через полтора часа в метро марсианской столицы.
Затем он добрался до отдельного коттеджа на Камчатке, стоявшего на берегу залива Шелихова и принадлежавшего директору УАСС в качестве второго жилого модуля (по статусу особо важной персоны Филипп Ромашин мог иметь три таких модуля, первый – в Одоеве).
Здесь уже начинался вечер. Он поговорил с бабкой Кузьмы Аларикой, выглядевшей сорокалетней красивой, осанистой и спокойной женщиной. Дать ей девяносто лет было нельзя. С ней он тоже договорился о встрече в метро Патфайндера и с Камчатки направился в Ригу, чтобы успеть за оставшееся время найти Катю и сообщить ей о том, что Кузьма нуждается в помощи.
Однако Кати в доме деда не оказалось. По словам Яна Лапарры, она должна была ночевать в своем жилом блоке в Строгине, собираясь провести время с подругой.
– А что случилось? – полюбопытствовал философски настроенный советник СЭКОНа.
– Ничего особенного, – сказал Хасид, не желая объясняться со стариком, но все же добавил: – Кузьма немного переутомился, и ему нужен отдых.
– Где он?
– На Марсе, – лаконично ответил безопасник и поспешил покинуть дом Лапарры, сопровождаемый его задумчивым взглядом.
Строгинское метро ремонтировали и расширяли, станция была временно закрыта, поэтому Хасиду пришлось использовать транспортную сеть УАСС, чтобы добраться до второй жилой «грозди» северо‑западной части московского мегаполиса, где располагался жилой блок Екатерины. А также Кузьмы. Правда, младший Ромашин возвращаться сюда не намеревался.
Катя и ее подруга Майга еще спали, когда Хасид позвонил в дверь блока.
– Вы? – удивилась внучка Лапарры, выходя в холл в красивом пеньюаре. – А где Кузя?
– Он… в одном месте…
Лицо Кати изменилось, в глазах зажглась тревога.
– Что с ним? Почему вы один? Говорите!
– Все в порядке, – поспешил успокоить ее Хасид. – Он жив и здоров, но ему потребуется ваша помощь. Можете поехать со мной прямо сейчас?
– Господи, да что случилось? Конечно, я поеду. Ждите, сейчас переоденусь.
Катя выбежала из холла и вскоре вернулась с зевающей подругой, одетая в уник цвета маренго.
– Идемте.
– Мне тебя ждать? – спросила Майга у Кати, окидывая безопасника оценивающим взглядом.
– Я не знаю, когда освобожусь. Досыпай, завтракай, занимайся своими делами, я позвоню.
Катя и Хасид вышли из дома, пересекли парковый пояс и у стоянки такси наткнулись на Оскара Мехти с тремя приятелями, с которыми безопасник уже был знаком. Видимо, встретить здесь его Оскар не ожидал, так как не сразу поборол удивление.
– Ну и ну! – присвистнул он. – Какие люди – и без охраны! Катюша, неужели ты бросила своего Кузьму ради бравого командира?
Хасид помог Кате сесть в куттер аварийно‑спасательной службы, сел рядом и сказал, перед тем как опустить блистер:
– В следующий раз, если ты скажешь гадость, я вобью тебе слова в глотку вместе с языком!
Куттер взлетел, оставив не успевшую среагировать четверку на стоянке с запрокинутыми головами.
Катя фыркнула, покосилась на профиль Хасида:
– Неужели вы бы это сделали?
– Что?
– Ну, вбили бы в глотку.
– Я не бросаю слов на ветер, – спокойно сказал Хасид. Подумал и добавил: – В этом мы с Кузьмой одинаковы. Кстати, позвоните Майге, предупредите. Оскар может заявиться в дом и допросить ее.
– Она ничего не знает. – Катя подумала и выполнила совет. – А теперь выкладывайте, в чем дело.
Хасид коротко поведал девушке историю о неудачном испытании «малого паньтао», о нервном срыве Кузьмы (о драке он не сказал ни слова), и по мере того, как он говорил, лицо Кати становилось все более озабоченным и тревожным.
– Что же делать? – спросила она, когда Хасид закончил.
– Его надо вывести из состояния хандры. Мне это не под силу. Я вызвал его маму и бабушку, вместе вы должны справиться.
Катя бросила на безопасника странный взгляд и промолчала, но Хасид вдруг подумал, что, возможно, делает что‑то не то.
Через несколько минут они приземлились возле второй станции метро Северо‑Запада Москвы, нырнули в свободную кабину и вышли уже на станции Патфайндера, на Марсе.
Дениз и Аларика – мать и бабушка Кузьмы, одетые в одинаковые жемчужно‑зеленые уники и похожие друг на друга как сестры, ждали безопасника в центре зала.
– Знакомьтесь, – подвел к ним Катю Хасид. – Это Катя, моя знакомая и друг Кузи. Дениз, мама Кузьмы, Аларика, его бабушка.
Женщины с одинаковым интересом посмотрели на внучку Яна Лапарры, она ответила таким же заинтересованным взглядом, и Хасид, переживавший столь драматичный момент, успокоился. Катя явно понравилась женщинам, это было заметно по их лицам, хотя Дениз не без женского лукавства не преминула спросить:
– А где же Аля?
– Кузьма вам сам расскажет, – дипломатично ответил Хасид, покосившись на Катю, и уловил ее беглую улыбку.
Эту улыбку заметили и женщины, переглянулись, но продолжать задавать вопросы относительно семейного положения их сына и внука не стали.
Хасид усадил всех троих в салоне флейта службы безопасности, дожидавшегося его у метро, и задал курс инк‑пилоту. Когда они уже взлетели, вызвал наблюдателей по мыслеканалу «спрута‑2»:
– Контроль‑один, как обстановка?
– Нормально, – отозвался кобра Волков, чья смена еще не закончилась. – Клиент выходил по малой нужде, выпил литр тоника, что‑то искал, теперь спит.
– О'кей, продолжайте в том же духе.
Женщины, сидевшие сзади в некотором оцепенении, внезапно разговорились. Начала Аларика, задав какой‑то невинный вопрос Кате. Та ответила, спросила в свою очередь, часто ли бабушка видит внука, потом призналась, что никогда бы не поверила, что Аларика – бабушка, и та смягчилась, заговорила о внуке, потом о муже, сравнила их, сказала, что Кузьма весь в деда, тут вмешалась Дениз, и разговор стал общим, так что скучать никому в течение часа полета не пришлось. В том числе и Хасиду, которому изредка разрешали вставить веское слово мужчины.
Куттер в пределах прямой видимости вели два скоростных галеона СБ, но это был «эшелон», прикрывавший Ромашина, и Хасид мог на время забыть о своих обязанностях телохранителя.
Долетели до перевала без приключений. Хасид посадил аппарат, помог женщинам вылезти и заскочил в бунгало, чтобы проверить, в каком положении Кузьма.
Ромашин‑младший лежал на топчане лицом к стене, но скорее делал вид, что спит. Хасид улыбнулся, вышел наружу и махнул рукой:
– Проходите, он вас ждет.
Выждав минуту, он зашел в бунгало и увидел растерянного, помятого, удивленного, ничего не соображающего Кузьму в окружении женщин. Катя молчала, не решаясь подойти ближе, Дениз что‑то выговаривала на ухо сыну, Аларика гладила его по волосам, как маленького.
Хасид засмеялся.
Кузьма покраснел, вырвался из рук мамы и бабушки, шагнул к безопаснику.
– Твоя идея?
В комнате стало тихо.
– Вообще‑то идея принадлежит Зигмунду Фрейду, – скромно признался Хасид, – я ее только применил. Надеюсь, не обидел?
Одно мгновение казалось, что Кузьма сейчас снова сорвется, но вместо этого он вдруг улыбнулся, поднял вверх ладонь, Хасид ударил в нее кулаком, и инцидент перешел в стадию эндшпиля. Кузьма посмотрел на Катю, подошел к ней.
– Извини, что я в таком виде… впервые в жизни… но больше этого не повторится. Веришь?
– Верю, – тихо сказала девушка, искоса посмотрев на замолчавших родных Ромашина.
Кузьма обернулся к ним, оценил их взгляды, кивнул.
– Мама, бабуля, это Катя…
– Мы уже познакомились, – хмыкнула Дениз.
– Я вам не говорил, хотя собирался… в общем, я не живу с Алей. Катя стала мне…
– Мы понимаем.
– Вы не понимаете, – упрямо мотнул он головой. – Я собираюсь взять ее в жены, если только она согласится. – Кузьма глянул на Катю, явно обескураженную его заявлением. – Ты согласишься?
Катя покраснела, беспомощно посмотрела на Хасида, и тот пришел ей на помощь:
– Согласится, согласится, только не надо торопиться, гнать лошадей, всему свое время. Ты еще сам ни в чем не уверен. Знаете что, дорогие дамы, у меня с собой есть бутылочка шампанского, может быть, хватим по глоточку за встречу? Или за успех безнадежного дела, если хотите. Потом и за меня выпьем, мне уже тридцать стукнуло.
– У тебя же день рождения в январе, – озадаченно посмотрел на друга Кузьма.
Дениз фыркнула. Аларика мягко рассмеялась. За ней засмеялись остальные. Хасид подмигнул Кузьме, сбегал к флейту и принес бутылку «Абрау‑Дюрсо». В бунгало отыскались чашки и стаканы, шипучий напиток разлили по разной формы сосудам, чокнулись, Дениз произнесла два слова: «За знакомство!» – посмотрев при этом на Катю, и все отпили по глотку, оценивая вкус вина.
– А теперь предлагаю всем поехать к нам в гости, – сказала Аларика. – Я приготовлю домашний торт, расстегаи, посидим и дождемся деда, Филипп обещал быть сегодня пораньше.
– Нет, бабуля, – нахмурился Кузьма, проведя пальцем по щетине на подбородке. – То есть я не против, но не сегодня. Спасибо вам за то, что примчались меня спасать по просьбе этого типа, однако, на мой взгляд, я не нуждаюсь в спасении…