– Прошу сдать оружие, – вежливо произнес он.
– Кто вы такой?! – прошипел смуглолицый офицер.
– Майор Лукаш, служба безопасности. А вы?
– Я полковник Азеф.
– Попрошу предъявить документы.
– Как ты смеешь, майор?!
– Смеет, смеет, – раздался с лестницы голос Хасида.
Безопасник в два прыжка преодолел пролет и появился в коридоре. Глянул на Кузьму, кивнул командиру обоймы.
– Все в порядке, Игорь, забирай Ромашина и дуй на базу.
– Он пойдет с нами! – показал зубы офицер полиции.
– Он пойдет с нами! – спокойно отрезал Хасид.
– Это вам даром не пройдет. Он напал на людей, избил их…
– Разберемся.
Офицер выдохнул сквозь зубы, его пальцы побелели на рукояти «универсала», однако он понимал свое положение и открыто сопротивляться не решился.
Кузьма по жесту майора Лукаша направился к лестнице, забрал у полицейского свою сумку и кассету с моликами. «Призраки» вывели его из дома, он оглянулся и увидел в глубине холла жену. Аля смотрела ему вслед, прислушиваясь к тому, что ей говорил на ухо офицер полиции. Дверь закрылась и отрезала ее странный взгляд. И прошлое вместе с ним. Кузьма был уверен, что сюда он больше не вернется.
В парковой зоне отряд остановился.
– Хорошо сработали, – похвалил Хасид сослуживцев. – Сворачивай «эшелон», Игорь, мы идем в зону ответственности СПАС.
– Надо бы последить за этой троицей.
– Этим занимаются другие люди.
«Призраки» растворились среди деревьев парка. Хасид повернулся к Ромашину.
– Тебя на минуту нельзя оставить одного, так и норовишь влипнуть… в историю.
– Извини, я не хотел, – виновато опустил голову Кузьма.
– Что произошло?
– Пристали трое гостей, врезали по шее ни за что ни про что, ну я и…
– Остальное понятно. Мог бы не ввязываться в драку, у тебя же тайф на руке. Забыл, что ли? Ушел бы в метро и конфликта не было бы.
Кузьма нахмурился.
– Никогда ни от кого не бегал и не собираюсь. Тем более от хамоватых дружков жены.
– Вот пожалуются они в уголовную комиссию СЭКОНа, и припаяют тебе превышение допустимого предела обороны.
– Я не хотел…
– Ладно, герой, иногда все же надо думать, прежде чем отстаивать честь, особенно если от тебя зависит решение жизненно важной проблемы. Тебя спровоцировали, и ты попался, как четырнадцатилетний пацан.
Кузьма проглотил возражения, отвернулся. Помолчав, спросил:
– Теперь мной займется полиция?
– Не займется.
– Почему?
– Я узнал этого человека. Его зовут ЮЮ, и он не полицейский, а кобра службы безопасности Правительства.
– Странное имя.
– ЮЮ? Это аббревиатура имени и фамилии Юзеф Юзефович. Очень сильный рукопашник, мастер по унибосу.
– Зачем ему понадобилось представляться полицейским?
– Это и я хотел бы знать. Сообщу начальству, пусть соображает. Кстати, этого ЮЮ видел Ян Лапарра, когда на него напали на берегу Рижского залива.
Кузьма медленно повернул голову к Хасиду:
– Ты хочешь сказать… он – агент Наблюдателя?
– Я привожу факт, по выводам ты у нас специалист.
– Так, может быть, он и Керри Йоса убил?
– Не забивай голову ненужными рассуждениями, пусть этим занимаются контрразведчики во главе с очаровательной Юэмей, у нас другие заботы.
Кузьма вздрогнул, вдруг вспомнив о своем открытии, и заторопился:
– Поехали.
– Куда?
– В Ригу.
– Не лучше ли сразу на СПАС, где тебя легче охранять?
– Мне нужен совет Лапарры.
– Что ж, как скажете, босс.
Они включили тайфы, перенесшие их в общий транслятор метро, и переместились в Ригу.
* * *
Второй вариант «малого паньтао» собирали не на Меркурии, а на Земле, в одной из лабораторий технического центра УАСС, в режиме особой секретности. Кузьма был назначен главным разработчиком, от которого зависело воплощение в материале его теоретических выкладок, но без помощи инженеров он обойтись не мог, и ему помогали универсалисты Андрей Гредас и Лю Тао, прекрасно разбиравшиеся в ТФ‑аппаратуре и создавшие немало технически совершенных систем.
Предварительные расчеты уничтожителя «зеркал» Кузьма закончил еще в Риге с помощью Яна Лапарры, находясь в состоянии лихорадочного возбуждения. Присутствие Кати не мешало ему, а, наоборот, придавало сил, и, просидев у них в доме за вириалом инка всю ночь, наутро он объявил о принципиальном решении проблемы. Отныне, как ему казалось, «зеркала» были никому не страшны, даже «сферические», потому что их можно было нейтрализовать, превращать в своеобразные «черные хронодыры» – или в хроноконы – микрообъекты с застывшим временем.
Естественно, он получил за свои труды награду – поцелуй Кати (обещавший многое) и рукопожатие Лапарры, однако отдыхать не стал, а сразу доложил деду о победе и получил доступ к секретной лаборатории.
Двенадцатого апреля, в рекордно короткие сроки, «малый паньтао» был готов в материале, и его втайне от всех официальных лиц доставили на Плутон, где отыскалось одинокое «зеркало», следящее за полигоном Института пограничных физических проблем. Здесь когда‑то испытывались аннигиляционные и гравитационные двигатели для космолетов, ТФ‑эмиттеры и топологические преобразователи вакуума, отчего огромный район Плутона превратился в удивительный ландшафт, описать который не смог бы ни один любитель изящной словесности. Больше всего этот ландшафт напоминал море замерзших гейзеров и водных струй, пятнистых от вкраплений камней и металлических капель. Но это была лишь приближенная поверхностная аналогия, на самом деле ландшафт был намного сложней, и его отдельные арки, фестоны и снежно‑ледяные «протуберанцы» поражали воображение. Да и глыба Харона над горизонтом добавляла экзотики в немыслимый пейзаж, создавая впечатление медленно падающей сверху округлой снежной горы.
Однако полюбоваться пейзажем Кузьма не успел. Времени на раскачку и отвлеченные разговоры не было, безопасники торопились, и подготовка к испытаниям «паньтао» длилась всего сорок минут. Установку – она теперь напоминала свернутую в трехметровое кольцо змею с глазастой бронированной головой – подвели к «зеркалу» на расстояние в тридцать метров, испытатели попрятались в бункеры с перископами, и бледный от волнения Кузьма, находившийся в одном из них вместе с отцом, руководительницей контрразведки и комиссаром СБ, если не считать нескольких человек обслуживающего персонала, дал команду инку включить «паньтао».
Видеокамер, следящих за «зеркалом» и «змеей» «паньтао», было не меньше десятка, поэтому инк видеоконтроля вырезал в общем обзорном виоме ряд оперативных окон, в которых можно было увидеть эти объекты в любом ракурсе и с разных расстояний. Но все эти виомы показали одну и ту же картину: десятиметровый зеркальный квадрат, прилепившийся к ледяному куполу на краю полигона, внезапно сложился конвертом, затем еще раз и еще, и «зеркала» не стало.
Несколько мгновений в бункере и вообще в эфире стояла тишина. Все ждали каких‑то дополнительных эффектов, вспышек или взрывов, но их не было, и тогда раздались крики «ура!», шумные возгласы, смех, Кузьму дружно оторвали от пола (при силе тяжести в два раза меньше земной) и подкинули вверх, так что он ударился макушкой в купол потолка. Его подхватили, снова подкинули, уже не столь сильно, опустили на пол, начали обнимать и жать руку. Подошел отец, обнял, шепнул на ухо:
– Молодец!
Затем наступила очередь комиссара и главной контрразведчицы. Ребров был немногословен, как и отец:
– Хорошая работа, Ромашин!
Юэмей Синь тоже пожала руку не знавшему куда деться от смущения Кузьме:
– Вы замечательный специалист, сяньшэн. – И добавила с лукавой улыбкой, совсем тихо: – Но плохой дипломат.
Он понял, что китаянка имеет в виду его конфликт с друзьями жены и представителями закона. Понизил голос:
– Я больше не буду.
Руководительница контрразведки подмигнула ему и вышла из бункера в сопровождении Реброва и старшего Ромашина. Последними к Кузьме подошли Гредас и Лю Тао, молча пожали руку. Полный, добродушный, бородатый Гредас похлопал его по плечу:
– Все отлично, парень, хотя, конечно, потребуется еще несколько раз проверить машину на других «зеркалах». Но мы это сделаем уже без тебя, отдыхай.
Они отошли, потом китаец вернулся.
– Есть один маленький нюанс, сяньшэн. Может быть, несущественный. Обратите внимание на побочный эффект.
– Какой? – не понял Кузьма.
– Температура в зоне эксперимента упала до абсолютного нуля.
– Ну и что? – полюбопытствовал стоявший рядом Хасид.
Лю Тао сморщил личико в улыбке, поклонился и засеменил вслед за коллегой.
Хасид проводил его взглядом, повернулся к задумавшемуся другу.
– Ерунда все это. Главное – мы таки уконтропупили «зеркало»! Чего приуныл, герой дня? Неужели китаец расстроил?
– Не знаю, – признался Кузьма. – Кошки на душе скребут… Я не рассчитывал побочных эффектов.
– Подумаешь, температура понизилась! Она и так на Плутоне под минус двести сорок.
– Чтобы понизить ее до абсолютного нуля в зоне испытаний, нужны особые ухищрения. Я даже не могу придумать какие. Вернее, знаю, но теоретически. На практике добиться этого трудно, если вообще возможно.
– Для нас нет ничего невозможного.
– Не скажи, – не принял шутки Ромашин.
– Поделись своими теоретическими соображениями. И вообще, потопали отсюда, раз уж нам разрешили отдыхать. Давай махнем на Марс? Геру позовем с собой, он тоже замучился там со своими мантоптерами. Может быть, и Катя согласится. Ну что, летим в Ригу?
– Не торопись, я хочу посмотреть на «зеркало»… вернее, на то, что от него осталось.
– Как скажешь.
Они двинулись по кольцевому коридору к люку, возле которого их ждал куттер.
– Все‑таки я тебя не понял, – продолжал Хасид.
– Такое резкое падение температуры пространства, – рассеянно проговорил Кузьма, – возможно лишь в том случае, если «паньтао» «сдвинул» вакуум «назад».
– Как это?
– Время в зоне потекло вспять, образовался мощный всплеск частиц с отрицательной энергией, что и породило эффект падения температуры. Но это теоретически…
– Чем опасен эффект?
– Не знаю, – со вздохом сказал Кузьма. – Придется теперь делать анализ эксперимента и просчитать последствия. Никуда я отдыхать не полечу.
– Чертов китаец!
Кузьма нехотя улыбнулся.
– Он ни при чем. Наоборот, очень тонко предупредил и дал пищу для размышлений.
Они включили комплекты бижо, сели в куттер, пилотируемый работником службы безопасности, и взлетели в угольно‑черное небо Плутона, направляясь к ледяной скале, на которой еще совсем недавно торчало «зеркало».
Вторые и третьи испытания «паньтао» на плоских «зеркалах» подтвердили результаты первого: «зеркала» сворачивались в «хроноконсервы» – микрообъекты с застывшим временем, сильно остужая при этом окружающее пространство в радиусе до сотни метров. Эффектом «вакуумного вымораживания» заинтересовались ученые, предложившие ряд оригинальных гипотез, но все они сходились во мнении, что ТФ‑теория, включавшая в себя теории вакуума, торсионных полей, топологических временных многообразий и универсальных взаимодействий, по крайней мере неполна, и ее следует дополнить разделом сингулярных и невозможных[53] состояний. Правда, эти умозаключения академиков и универсалистов ничем не могли помочь Кузьме, взявшемуся за непосильный труд расчета последствий включения «большого паньтао». Он работал до изнеможения, чем сильно огорчал Хасида, но света в конце тоннеля не видел. Информации для точного расчета не хватало, и результаты получались самые разные, в том числе – совсем экзотические.
Один из них говорил, что при достаточно мощном импульсе (а «паньтао», по сути, оставался ТФ‑эмиттером, генерирующим фазовые топологические колебания вакуума) возможно понижение температуры континуума до немыслимых температур порядка минус миллион градусов! Что это означало, не мог сказать никто. Теоретически такие температуры были достижимы, но только в особых состояниях возбужденного вакуума, характеристики которых еще надо было рассчитать.
Тринадцатого апреля было решено провести испытания «малого паньтао» на «теннисном мяче дьявола», сделавшем петлю по Солнечной системе и повернувшем к Нептуну. Хозяин «мяча» не оставлял попыток уничтожить «Потрясатель Мироздания».
Кузьма за подготовку испытаний не отвечал, поэтому позволил себе немного расслабиться и провел два часа в компании с Катей в кафе «Звайзгне» на Рижском взморье. Он был грустен, выглядел устало, Катя чувствовала его переживания и старалась подбодрить, как могла, время пролетело незаметно. Кузьма получил чудесную эмоциональную разрядку и улетел из Риги с неохотой. На спейсер «Мощный», игравший роль центра управления испытаниями, он прибыл всего за час до их начала.
Суть эксперимента сводилась к запуску в лоб «теннисному мячу» куттера с «малым паньтао», инк которого должен был включить установку спустя рассчитанное по относительной скорости «мяча» и куттера время.
Все так и произошло.
Куттер набрал скорость в два километра в секунду (относительно «мяча»), догнал бликующее «сферозеркало», за которым, как привязанный, следовал в ста километрах «Мощный», и нырнул в зеркальную поверхность, как в воду.
Включился таймер.
Глубокая тишина, царившая в эфире и на кораблях погранфлота, нарушалась только голосом инка, отсчитывающего секунды. Прошла минута, другая, пятая, десятая. Куттер со «змеёй» «паньтао» давно должен был не только достичь центра «теннисного мяча», но и пересечь его весь, однако ничего не происходило, «мяч» продолжал мчаться к Нептуну с его спутниковой семьей как ни в чем не бывало, куттер не показывался, и стало ясно, что результатов испытаний придется ждать шесть суток – именно с такой временной задержкой реагировал «мяч» на воздействие извне.
Правда, среди специалистов начался спор, все ли шесть суток надо ждать или меньше, так как куттер должен был достичь центра «мяча», а не пройти его насквозь. Затем спор начался и по поводу – есть ли у «сферозеркала» центр, поскольку оно только с виду имеет определенный пространственный объем, а внутри – многомерный континуум с двумерным временем и отрицательной массой и энергией. Спорили долго, приводя множество аргументов «за» и «против», с нетерпением ожидая реакции «мяча» на пуск «паньтао», но Кузьма в этих спорах не участвовал, пребывая в странном заторможенном полусонном состоянии, не затрагивающем эмоциональные центры. Видимо, организм сам решил восстановить утраченное душевное равновесие и запасы психической энергии, израсходованные на поиск решения проблемы «зеркал», не затрагивая сознания.
«Теннисный мяч» достиг орбиты Нептуна, и его траекторию снова пришлось корректировать, отклонять испытанным способом – с помощью высокочастотных ТФ‑антенн, чтобы он не задел Тритон с «Потрясателем Мироздания», к которому люди в спешном порядке прокладывали новую шахту.
«Паньтао» сработал на третьи сутки после проникновения в глубины «сферозеркала».
Ажиотаж вокруг эксперимента несколько поутих, и за «мячом» следили только автоматы да операторы систем наблюдения. Все произошло настолько быстро – в течение нескольких секунд, что руководители испытаний не успели собраться по тревоге у виомов обзора и вынуждены были изучать процесс в записи.
Гигантский зеркальный шар внезапно засиял изнутри, превращаясь в красивую опаловую каплю, в драгоценную жемчужину, затем растрескался на сегменты, превратился в ажурный многогранник и стянулся в немыслимо яркую точку. «Теннисный мяч дьявола» исчез! И тут же вырос из точки снова, будто кто‑то одним усилием надул воздушный шар! А приборы зафиксировали скачок температуры – как в пространстве вокруг «мяча», так и внутри земных аппаратов, сопровождавших «мяч». Причем скачок этот был мгновенным и наделал немало бед в радиусе двух тысяч километров от «сферозеркала».
В зону «вакуумного вымораживания» попали все зонды и два «пакмака» с исследователями, превратившиеся в лед с температурой минус двести семьдесят три градуса по Цельсию! Не помогли ни экраны, ни полевая защита, ни отопители, поддерживающие внутри кораблей комфортную температуру. Удар отрицательной температуры был слишком быстрым и мощным, что говорило о фундаментальности явления, затронувшего внутриядерные процессы. Даже воздух внутри коггов и бижо‑комплектов мгновенно осел ледяной пленкой на стенки отсеков и одежду людей, а сами они превратились в ледяные статуи, не успев осознать, что произошло.
Правда, впоследствии все двадцать человек удалось разморозить и оживить, кроме одного, упавшего на пол отсека и разбившегося на куски, медицина уже имела опыт погружения людей в анабиоз посредством сильного охлаждения и обратного размораживания. Однако в тот момент все были потрясены случившимся, в том числе и Кузьма, вплотную подошедший к разгадке явления, но не успевший сделать последний шажок.
Спейсер «Мощный» уцелел только благодаря тому, что в момент «антивзрыва» «сферозеркала» выполнял маневр на расстоянии двух тысяч километров от «мяча» и в зону вымораживания не попал. Вернее, задел ее край, и температура внутри него понизилась всего на тридцать градусов, что тем не менее едва не породило панику среди специалистов и ученых, находившихся на борту.
Несколько раз просмотрев видеозапись «антивзрыва» и проанализировав записи приборов, Кузьма уединился в каюте, не отвечая на предложения встревоженного его поведением Хасида спокойно посидеть и во всем разобраться. Полдня он провел в полной прострации, ни о чем не думая, а потом, не говоря никому ни слова, включил тайф и переместился на Марс. В Патфайндере взял флейт и направился в горы Баунти, где на одном из перевалов дед Филипп много лет назад соорудил нечто вроде отшельнического бунгало.
О том, что своим поступком он подставляет Ходю, отвечающего за его охрану, Кузьма не подумал. Ему было все равно, что о нем подумают друзья. Жить не хотелось. Себя он презирал, виня во всех бедах. В глаза Кати и друзей было стыдно смотреть. Он не знал, что делать, и впервые в жизни, оставшись один, закурил кайфьянос.
Глава 13
ВОЙНА ОПРЕДЕЛЕНИЙ
Где‑то далеко‑далеко хрустальным голоском прощебетала птица…
Юэмей открыла глаза, и тотчас же в спальне засветился нежным розовым светом потолок, превратился в голубое небо с легкими облачками, край которого налился золотистым свечением встающего солнца.
– Доброе утро, – раздался приятный голос домового.
– Доброе утро, – отозвалась женщина по‑китайски.
Она лежала посередине огромной кровати с раскиданными по ней подушками.
Одна.
Вставать не хотелось. В голову поползли вредные мысли. Она представила, что рядом лежит сильный, красивый мужчина… Герман Алнис… Она целует его в плечо, он улыбается во сне, что‑то бормочет… ее имя… потом просыпается и обнимает…
– Вас вызывает комиссар, – доложил домовой извиняющимся тоном.
Юэмей вздрогнула, очнулась от грез, со вздохом сбросила с себя воздушное, легкое как пух покрывало и встала с кровати в одной спальной тунике. Стена спальни напротив превратилась в зеркало. Самое обычное, без хроновыкрутасов. Юэмей сбросила тунику, прищурясь, критически осмотрела себя, дотрагиваясь пальцами до груди, живота, бедер. Вспомнила чье‑то изречение: ничто так не старит женщину, как ее возраст. Улыбнулась, покачала головой и прошептала:
– Может быть, еще есть надежда?..
– Не понял, – откликнулся домовой. – Что ему ответить?
– Переключи консорт‑линию сюда, – еще раз вздохнула китаянка, накидывая на себя кимоно.
В углу спальни сформировался виом консорт‑связи, на руководительницу контрразведки глянул Владилен Ребров, собранный, уравновешенный, каменнолицый, очень похожий на своего отца Мая Реброва, директора ИВК, возглавившего экспедицию к Змееносцу. Вернее, к шаровому звездному скоплению М19, в котором предполагалось наличие звездной системы мантоптеров.
– Доброе утро, тайтай.
– Доброе утро, сяньшэн.
– Извини, что я так рано, однако в восемь нас ждет директор.
– Что‑нибудь случилось? Мне ничего не докладывали…
– Я велел тебя не беспокоить, в последнее время ты практически не отдыхала.
– Спасибо за заботу, комиссар, – нахмурилась Юэмей Синь. – Я не нуждаюсь ни в отдыхе, ни в твоей заботе.
– Не обижайся, тайтай, но я забочусь больше о деле, чем о тебе, потому что мне нужны хорошо отдохнувшие работники, полные сил. Может быть, вернешься? Обещаю максимальную свободу.
Юэмей невольно улыбнулась.
– Мы это уже проходили, дорогой комиссар, не стоит повторять ошибки прошлого. У одного древнего писателя есть прекрасный афоризм: «Надо уметь часто повиноваться женщине, чтобы иметь право иногда ею повелевать».[54] Но ты не из таких людей.
– Да, я не из таких, – кивнул Ребров невозмутимо, и в его глазах мелькнула тень тоски. Но так быстро, что Юэмей засомневалась в своей оценке. К тому же это не играло для нее никакой роли.
– Зачем мы понадобились директору?
– Есть две новости, обе достаточно тревожные. По расчетам наблюдателей, диаметр «футбольного мяча» в недрах Солнца увеличивается. Сейчас он равен уже пятнадцати тысячам километров.
– А был равен десяти.
– И вторая новость: пришло сообщение из Змееносца. Отцу пришлось разделить экспедицию – за ними погнался «теннисный мяч».
– «Сферозеркало»?!
– «Стерегущий» остался, пытаясь его отвлечь, «Мехико» вышел к скоплению и начал поиски звезды.
Нежное личико Юэмей, не поддающееся возрасту, затвердело, брови сошлись над переносицей.
– Когда пришла тээфграмма?
– Два часа назад.
– Больше ничего?
– Отец пошлет сообщение лишь в случае благоприятного исхода поисков. – Ребров подумал: – Или в случае угрозы гибели экспедиции.
– В правительственных кругах еще не знают, куда она направилась на самом деле?
– У меня сведений об этом нет. Тебя что‑то тревожит?
– Боюсь, в экипаже одного из космолетов есть агенты Дьявола.
– Никто не знал об истинной цели экспедиции, кроме нас и отца.
– Дьявол мог завербовать членов экипажа ради перестраховки, все‑таки вылет дальней звездной – событие.
– Может быть, ты права. Мы еще поговорим об этом. Жду тебя в Управлении без десяти восемь.
Изображение комиссара подернулось рябью и растаяло.
Юэмей несколько мгновений рассматривала пустой угол спальни, кинула взгляд на свое отражение и начала спешно приводить себя в порядок. Через час она уже была в Управлении, жизнь на горизонтах которого не затихала ни днем, ни ночью. В восемь утра Юэмей вместе с Ребровым переступила порог рабочего модуля директора.
Филипп Ромашин был не один. Напротив него в креслах сидели двое мужчин: советник СЭКОНа Ян Лапарра и седовласый старик с пронзительно‑голубыми глазами ясновидца. Ребров его знал, хотя встречался с ним всего второй раз в жизни, Юэмей Синь никогда прежде его не видела.
– Знакомьтесь, – сказал Филипп. – Владислав Дикушин, глобалист‑проблемист ВКС. Юэмей Синь, начальник контрразведки.
Седоволосый старикан привстал, поклонился. Юэмей ответила.
– Располагайтесь, – указал на кресла директор УАСС. – Времени мало, поэтому сразу к делу. Советник Лапарра проделал нешуточный эфанализ ситуации в Системе и пришел к выводу, что мы имеем дело с крупномасштабной диверсией, имеющей цель либо уничтожить цивилизацию, либо ослабить до такого уровня, с которого начинается необратимый регресс или по крайней мере инволюционный процесс. Что в принципе равносильно гибели человечества как разумной системы. Господин Дикушин другого мнения.
Юэмей Синь встретилась глазами с проблемистом Всемирного Координационного Совета и отметила его внутреннее душевное состояние, которое можно было охарактеризовать одним словом: равнодушие. Этот человек все знал, все понимал и все предвидел.
– Таким образом, «футбольный мяч», посланный Дьяволом, следует называть иначе – «холодильником» или лучше «огнетушителем», потому что уже сейчас зона падения температуры в ядре Солнца растет со скоростью один метр в секунду. К чему это приведет, одному богу известно.
– Уже не только ему одному, – серьезно обронил Лапарра. – Вместе с расширением зоны охлаждения Солнце теряет в секунду один миллион тонн массы. Скоро оно начнет гаснуть и сжиматься.
– Как вы объясняете этот процесс?
– Объяснение дал Кузьма Ромашин после неудачной попытки уничтожения «сферозеркала». То, что в «теннисном мяче» произошло после включения «паньтао», в «футбольном мяче» почему‑то происходит самопроизвольно. Массы кипящей ядерной плазмы Солнца проваливаются в «сферозеркало», превращаются в зеркальную или «левую материю» с отрицательной массой и энергией, становятся неощутимыми для наших приборов и скорее всего пополняют запасы энергии зеркального мира.
– Почему же они не выбрасываются «сферозеркалом», обратно? Ведь его собрат – «теннисный мяч» выбросил все, что мы в него запихали.
– Существует довольно корректное объяснение этому явлению: временная задержка возврата превышает шесть суток, как в случае с «теннисным мячом». Возможно, она существенно больше этого срока.
– Насколько?
– В тысячи раз.
В кабинете Ромашина стало тихо.
Лапарра скупо улыбнулся:
– Но мой прогноз может и не оправдаться.
– Тем не менее, мы должны готовиться к худшему, – брюзгливо проговорил Дикушин.
– Что мы можем сделать в данном положении? – посмотрел на него комиссар. – Эвакуация землян из Системы к другим звездам – утопия. Для этого потребуется уйма времени и флот в десятки тысяч спейсеров, в то время как мы имеем всего около сотни машин такого класса. К тому же мы провели метро всего к двум соларанам[55] – к BS 4030 в созвездии Льва и BY Дракона. Вряд ли наши службы успеют эвакуировать по этим двум веткам все население и создать ему нормальные условия существования. Сколько у нас времени до катастрофы?
– Если считать катастрофой угасание Солнца, – сказал невозмутимо Лапарра, – то процесс этот продлится долго, лет восемь‑десять, но уже через год температура его фотосферы упадет до пяти тысяч градусов, что скажется на планетах гораздо сильнее. К примеру, океаны Земли начнут замерзать, наступит глобальный ледниковый период.
– Вот видите!
– Никто не собирается предлагать Правительству, ВКС и СЭКОНу начать немедленную эвакуацию, – хмуро сказал Филипп. – Во‑первых, нас обвинят в раздувании паники и всех немедленно отправят в отставку, а во‑вторых, нейтрализуют все наши программы спасения цивилизации. А когда ВКС спохватится, будет уже поздно.
– Что ты предлагаешь?
– Это не я, а вы должны предлагать, что делать.
В кабинете снова повисла тишина.
Ребров покачал головой:
– И все‑таки я не понимаю… Зачем Дьяволу гасить Солнце, уничтожать цивилизацию? Чего он добивается?
– Возможно, наши определения некорректны, – ответил Дикушин. – Возможно, ни Наблюдателя, ни Дьявола не существует, а мы ощущаем удар вселенской биосферы по паразитическому виду хомо сапиенс, включение неведомых нам защитных механизмов Мироздания, направленных на резкое сокращение численности популяции. Ведь человечество так и осталось цивилизацией потребления с ее приматом материальных благ и примитивных зомбирующих игр.
Филипп покосился на Лапарру, как бы предлагая ему возразить, но советник молчал. То ли был согласен со словами коллеги, то ли просто не хотел спорить.
– Все это печально, судари мои, даже если мы преувеличиваем опасность. Надо искать выход из тупика. Моему внуку, к сожалению, не удалось решить проблему уничтожения «сферозеркал», привлеките других специалистов, найдите, в конце концов, агентов Наблюдателя, с которыми когда‑то контактировал Керри Йос.
– Наблюдатель пока никак себя не проявил в связи с появлением «мячей дьявола», – скептически проворчал комиссар. – И мне еще никто не доказал, что он и Дьявол принадлежат к разным лагерям.
– Это мы выясним в самое ближайшее время, как только станут известны причины посыла мантоптерами корабля в Систему. Или у тебя есть конкретное предложение?
– Нет, – после паузы признался комиссар.
– У меня есть, – проговорила Юэмей Синь, порозовев под красноречивыми взглядами мужчин. Мало кто из них догадывался, что милое смущение не является маской «железной леди контрразведки», а отражает состояние души. Один Владилен Ребров знал границы независимости женщины, ее решительности, жесткой целеустремленности в сочетании с ранимостью и незащищенностью, которые она тщательно скрывала.
– Мы вас слушаем, тайтай, – кивнул Ромашин.
– Необходимо проникнуть в недра Солнца и уничтожить «огнетушитель».
На этот раз молчание в кабинете длилось дольше. Потом Филипп обвел прищуренными глазами лица мужчин, усмехнулся:
– Что скажете, судари мои?
– Это очень интересное решение, – сказал Ян Лапарра без тени улыбки на губах.
Дикушин внимательно оглядел лицо главной контрразведчицы, кивнул, отвечая каким‑то своим мыслям, одновременно явно не одобряя сказанное.
– А ты что скажешь, комиссар? – обратился к Реброву директор УАСС.
– Э‑э… – протянул тот, не сразу находя ответ. – Идея, конечно, неординарная, только нереализуемая. Во‑первых, нет такой машины, так сказать «подсолнцехода», который мог бы добраться до ядра Солнца, во‑вторых, мы все равно не знаем, как уничтожить «мяч».