О том, что «паньтао» испытают на «мотоболе», Кузьма узнал от Хасида и упросил деда взять его на борт «Мощного». Все это время физик провел на базе СБ на Титане, где создавался «большой паньтао», и практически не виделся с Катей. И не только с ней, но и с отцом и дедом. Он заканчивал новый цикл расчетов, предваряющих теорию хроносингулярностей, а также участвовал в практической реализации своей идеи: создавал модели «паньтао» и прокручивал в виртуальной реальности инк‑системы базы их воздействие на «зеркала». Пока что эти виртуальные эксперименты подтверждали его расчеты и выводы. Дело оставалось за малым: испытать установку на реальных объектах.
В шесть часов по среднесолнечному времени двадцать четвертого апреля «Мощный» стартовал с базы Ганимеда в открытое пространство «для несения патрульной службы и выявления „зеркал“ на периферии Солнечной системы» – так звучал формуляр командира спейсера для тех, кто вознамерился бы проверить маршрутную карту и полетное задание. Стартовав, спейсер ушел на «струну» и вышел уже над плоскостью эклиптики, в которую под малым углом входил «мотобол дьявола» – жуткая зеркальная махина, почти равная по размерам таким планетам, как Уран и Нептун.[58]
Земля еще не успела направить сюда свой исследовательский флот, и сопровождал «мотобол» только один корабль погранслужбы – «Лангхаар». Его командир не знал о намерениях испытателей и отреагировал на прибытие коллеги как на рядовое событие, хотя не преминул при этом спросить, что ему нужно.
– Обычный патрульный вояж, – ответил командир «Мощного».
Так как эксперимент был опасен, на борту спейсера находилось, кроме экипажа, всего шесть человек: директор УАСС, комиссар службы безопасности, Кузьма Ромашин, конструкторы «паньтао» Гредас и Лю Тао и Хасид. Все они занимали места в кокон‑рубке корабля, имевшей дополнительные контуры защиты, а не в зале визуального контроля, как обычно.
Кузьма, естественно, волновался, однако интеллектуальная и психологическая усталость притупили его чувства, и вел он себя почти так же сдержанно, как дед.
Кокон‑рубка спейсера, самой современной из машин пространства, созданных людьми в последнее время, могла вместить двадцать человек, и для каждого создавалась своя органелла – ниша индивидуальной информационной аудиовидеообработки, создающая впечатление безраздельной власти над умным и мощным кораблем, над пространством и временем, над всеми объектами космоса. Когда включалось инк‑сопровождение, у человека возникало удивительное ощущение парения в пустоте и владения колоссальными возможностями внезапно увеличившегося, наполненного энергией тела. И еще казалось, что он невидим и находится в космосе совершенно один.
Кузьма уже немного привык к подобным ощущениям, но и его окрылял «полет без опоры и веса тела», которым можно было управлять мысленным усилием.
«Мощный» догнал «Лангхаар», идущий в кильватере за «мотоболом дьявола» в пределах пяти тысяч километров. Хорхе Луис, командир спейсера, вызвал коллегу и передал ему пожелание директора УАСС подойти ближе для оценки опасности объекта. Командир «Лангхаара» немец Ульрих флегматично ответил отказом, имея задание от командора погранслужбы охранять объект и никого к нему не подпускать. Филипп Ромашин вынужден был выйти в эфир и лично засвидетельствовать Ульриху свое почтение, а также изменил приказ. Но и после этого командир «Лангхаара» не послушался директора и сообщил, что имеет предписание воспрепятствовать любому аппарату подойти к объекту ближе, чем на пять тысяч километров.
– Кто вам дал такое предписание? – осведомился Филипп и услышал ответ:
– Министр безопасности Артур Мехти.
В корабельном эфире, пронизанном каналами связи «спрута‑2», стало тихо. Возразить Ульриху было нечего. Потом послышался голос Хорхе Луиса:
– Мы можем уничтожить предателя или повредить.
– Он не предатель, – сердито бросил директор УАСС, – просто выполняет приказ вышестоящего начальника. Придется идти к «мячу» шпугом. Нам надо подойти к нему практически вплотную.
– Может быть, рассчитать «струну»?
– Промахнемся.
– Риск есть, но минимальный. Мы уже ходили такими мелкими прыжками. Эта машина способна ювелирно просочиться сквозь игольное ушко.
Филипп помолчал.
– Сколько у нас времени на расчет и прыжок?
– Мой коллега вряд ли успеет доложить своему боссу о нашем своеволии. Все давно рассчитано.
– Тогда поехали.
– Внимание! Приготовились! Уходим на нештатную «струну»!
Короткая темнота, сердце сжала чья‑то беспощадная рука, свет в глазах померк и появился снова.
Кузьма увидел впереди себя зеркальную стену и понял, что спейсер вышел из «струны» буквально в сотне метров от мчавшегося к своей цели гигантского «мяча». К счастью, «мотобол» не использовал режим мигания, как его предшественники, иначе пристроиться к нему вплотную было бы очень трудно.
– Запускаю зонды!
Спейсер выплюнул очередь шаровидных капсул – зонды с аппаратурой, которая должна была записать весь процесс битвы «паньтао» с «мотоболом».
– Пошел объект «П».
Носовой отсек «Мощного» раскрылся и освободил «паньтао». Для Кузьмы и остальных пассажиров это выглядело так, будто перед ними внезапно выскочил ниоткуда двадцатиметровый эллипсоид аппарата и начал удаляться, уходить к зеркальной стене, загородившей большую часть поля обзора. Приблизившись к поверхности «мотобола», отражавшей свет звезд и казавшейся пленкой ртути, подрагивающей от каких‑то внутренних напряжений, «паньтао» затормозил и остановился в трех метрах от нее. Передняя часть аппарата встопорщилась чешуйками, эти чешуйки съехали воротником к середине корпуса, открывая пакет черных стержней диаметром с туловище человека каждый.
Было странно видеть впереди зеркальную «металлическую» равнину, которая не имела массы и не притягивала к себе предметы и космические объекты. По сути «мячи дьявола» представляли собой мыльные пузыри, пустые шары, и даже не шары – не материальные объекты, а свернутые объемы хронополей, подчинявшиеся иным физическим законам, законам зеркального мира.
– Включаю инициацию!
Стержни засветились бледным, призрачным, «лунным» светом, стали стеклянными на вид, начали удлиняться, пока не достигли зеркальной поверхности «мотобола».
Внезапно в эфире прорезался голос командира «Лангхаара»:
– «Сотый», «сотый», я «тридцать первый», остановитесь! Немедленно покиньте опасную зону! Предупреждаю: если не подчинитесь, буду вынужден открыть огонь на поражение! Даю минуту!
– «Тридцать первый», я «сотый», – ответил Хорхе Луис обыденным тоном. – Вы мешаете проведению важной операции. Если откроете огонь, я вас уничтожу! Отойдите от объекта на двадцать мегаметров.
Молчание в эфире, чьи‑то далекие невнятные голоса, серии тихих тресков, свисты, звоночки: Солнечная система «под» кораблями жила своей жизнью и не ждала каверз от пришельца. Да и конфликты между представителями спецслужб ее не волновали.
Между тем «паньтао» продолжал разворачиваться.
Раскрылись боковые антенны, похожие на крылья бабочки, над ними из корпуса вытянулись пучки ало светящихся игл, образовали еще один «воротник» у основания стержней.
– Готовность к прыжку по умолчанию! Пошел импульс!
Стержни, соединявшие зонд с поверхностью «сферозеркала», превратились в облачка искр, алые иглы вспыхнули ярче, и тотчас же бесшумная судорога передернула металлическую равнину. Она превратилась в стремительно увеличивающуюся воронку, в черный провал, в глубинах которого заклубилась самая настоящая снежная метель!
– «Тридцать первый», уходите! – рявкнул Хорхе Луис. – Объект сейчас взорвется!
Спейсер задрожал: изменение метрики пространства в районе «мотобола» отразилось и на нем. Людям внутри показалось, что воздух вокруг них загустел. Стало трудно дышать.
А «мотобол» продолжал изменяться все быстрее. Он превратился в колоссальный кратер с выворачивающимися наружу краями, захватил эллипсоид «паньтао», бросил в бездну проваливающегося в будущее пространства.
«Мощный» дернулся вперед – гигантские силы, разбуженные импульсом «паньтао», захватили спейсер и повлекли в дыру хроносингулярности.
– Старт! – послышался сквозь хриплый рев взбесившегося эфира голос Хорхе Луиса, и все прекратилось как по волшебству.
Спейсер прыгнул в «струну» ТФ‑режима и вышел из нее уже в двадцати пяти тысячах километров от «сферозеркала». Прыжок длился всего пару мгновений, еще несколько секунд понадобилось адаптивной автоматике корабля на включение систем обзора, но и этого времени оказалось достаточно, чтобы процесс трансформации «мотобола» завершился. Хотя и не до конца, как ожидали люди. На том месте, где только что происходил «провал» сферы в саму себя, обнаружился странный объект, напоминавший искаженные, зеркально бликующие песочные часы поперечником в сотню километров. Тридцатитысячекилометровый шар «мотобола» исчез.
– Вижу осколок объекта, – доложил Хорхе Луис. – Большая часть, судя по всему, уничтожена.
– Он должен был сжаться в точку весь, – хмыкнул Ребров. – В чем дело, господа конструкторы?
– Прокрутим записи – выясним, – отозвался Гредас.
– Возможно, мощность импульса оказалась недостаточной, – добавил Лю Тао.
Стало тихо, – если не считать возбужденных голосов где‑то на грани слуха: аппаратура спейсера отсеивала фоновые шумы.
Кузьма понял, что все ждут его объяснений.
– Нужно изменить форму импульса, – сказал он твердо. – Асимметричный импульс создает векторную зону деформации мерности пространства. Необходимо сферическое топологическое преобразование. Расчет не займет много времени.
– Вы уверены, Ромашин?
– Уверен, – угрюмо ответил Кузьма.
– Уже одно хорошо, – философски заметил командир спейсера. – Остаток «мотобола» не столь опасен, как сам «мячик». Мы его добъем подручными средствами.
Филипп Ромашин промолчал.
Кузьма представил, какие чувства обуревают сейчас директора Управления, и ему захотелось утешить деда, успокоить, обнадежить. Но при всех это делать не стоило. Директор УАСС этого бы не понял.
– Черт вас возьми! – раздался в ушах всех экспериментаторов возмущенный голос командира «Лангхаара». – Что происходит?! Где объект? Что за шутки? Я буду вынужден доложить…
Ответом ему был ехидный смешок кого‑то из членов экипажа спейсера «Мощный».
* * *
Скандал, разгоревшийся по инициативе министра безопасности Артура Мехти, обвинившего директора УАСС и комиссара службы безопасности в «превышении полномочий и преступном сговоре, едва не повлекшем катастрофические последствия», потушил премьер Правительства, эксперты которого признали действия безопасников по уничтожению «сферозеркала» правомочными. Хотя было вынесено и порицание главным действующим лицам – за несоблюдение квалитета ответственности и несогласование эксперимента с комиссиями СЭКОНа.
Тем не менее решение премьера ограничиться «выговором» в отношении руководства УАСС позволило спецслужбам продолжить работу в нужном направлении. Филипп Ромашин выступил на заседании Совета безопасности Земли с докладом о предпринятых мерах по ликвидации «зеркал» – в том числе сферических – и сообщил о разработке проекта «солнечного крота» для «бурения» светила и уничтожения застрявшего в нем «огнетушителя дьявола».
Артур Мехти выступил с резкими возражениями, заявив, что деятельность УАСС в последнее время явно «направлена на ухудшение экономической обстановки в Солнечной системе, что влечет снижение уровня жизни на всех планетах Федерации, а также на создание волны паники, чреватой сменой кабинета». Однако его никто не поддержал, кроме главы СЭКОНа, и все единодушно проголосовали за предоставление службе безопасности особых полномочий в деле борьбы с Дьяволом. Правда, главу УАСС попросили привести доказательства деятельности в Системе агентуры Дьявола, хозяина «мячей», и Филипп вынужден был пообещать в скором времени предоставить эти доказательства. А так как он знал о наличии разведчика в Управлении, то, посоветовавшись с Юэмей Синь, решил подготовить два альтернативных проекта, один из которых можно было бы сохранить в абсолютной тайне.
Через день после исторического заседания Совета безопасности началась операция «Погружение», рассчитанная аналитиками СБ по императиву «двойной удар».
«Солнечный крот», о котором вспомнил Ян Лапарра, действительно существовал, причем – в натуре, хотя до экспериментов на Солнце дело у физиков Института Солнца не дошло. Когда они узнали, что их детищу нашлось применение, восторгам ученых не было границ, хотя на головы им и вылили ушат холодной воды в форме всевозможных оговорок, главной из которых оказалось условие «не брать с собой в экспедицию обузу – академиков и универсалистов». Безусловно, специалист в области физики Солнца на борту «крота» должен был присутствовать, однако непременно молодой, физически здоровый и бесстрашный. Этого представителя Института предлагалось выбрать на конкурсной основе.
После довольно успешных испытаний «большого паньтао» на «мотоболе» Кузьме доверили усовершенствовать установку, что он и сделал в течение ночи, рассчитав не один, а целых пять вариантов уничтожителя «зеркал». Новый «паньтао» изготовили еще быстрее, чем предыдущий, испытали на шатающемся по Солнечной системе «теннисном мяче», превратив его в ничто, в элементарную частицу, и Кузьма впервые с момента появления «сферозеркал» почувствовал себя счастливым. И свободным. Он свое дело сделал, сделал неплохо, теперь можно было отдохнуть, расслабиться, заняться личными делами и не бояться при этом динго‑двойников, пытавшихся его закодировать или убить.
Однако в таком радостном расположении духа Кузьма находился ровно полчаса с момента уничтожения «теннисного мяча». Внезапно его вызвали прямо из зала визинга спейсера «Мощный», где он наблюдал за испытаниями «паньтао», в одну из кают корабля, в которой его ожидали двое: директор Управления и руководительница контрразведки. В зале визинга оба во время испытаний замечены не были.
– Здравствуйте, сяньшэн, – приветствовала молодого человека Юэмей Синь. – Поздравляю с окончательной победой. Я верила в вас.
Филипп молча обнял внука, кивнул на выращенное специально для него кресло.
– У нас несколько вопросов к вам и одно предложение, – продолжала китаянка. – Можно ли перестроить «Потрясатель Мироздания» таким образом, чтобы он уничтожал «сферозеркала» дистанционно, на любом расстоянии? Его мощности хватит?
– Дело не в мощности, – осторожно сказал Кузьма. – В таком виде, в каком он находится сейчас, «Потрясатель» использовать нельзя, вот дед… э‑э, директор, может подтвердить. Может произойти фазовый сдвиг вакуума…
– Я читала выводы комиссии.
Кузьма прикусил губу, посмотрел на Филиппа.
– Даже если перенастроить «Потрясатель» согласно расчету, риск все равно останется. При включении ТФ‑эмиттера содрогнется сразу вся торсионная матрица Вселенной. Возможно, вакуум устоит, сохранит основные характеристики – базу нашего «правого» физического мира, а возможно, и нет. Ни я, ни теория гарантий дать не можем.
– Печальный вывод.
– Ничем помочь не могу. К тому же «сферозеркала» появляются в единичных экземплярах, их легко выявлять и уничтожать поодиночке.
– А если их количество резко возрастет? Справимся мы сразу с тысячей «огнетушителей», запущенных в Солнце? Или с миллионом?
Кузьма смешался, пытаясь найти ответ.
– Не напрягайся, – посоветовал старший Ромашин. – Это чисто теоретические предположения. Не думаю, что наш анонимный противник начнет бомбардировать Систему «мячами». Но вот оружие против него мы иметь обязаны. Посчитаешь, что мы должны сделать с «Потрясателем», чтобы он стал гарантом нашей безопасности?
– Проще пойти другим путем, – успокоился Кузьма.
– Каким?
– Ясно, что Дьявол, как и Наблюдатель, сидит в «левом», или зеркальном, мире, пронизывающем наш. Можно будет закинуть туда «Потрясатель» или даже «паньтао», превратив его в зеркального двойника, и пригрозить привести его в действие, если Дьявол не прекратит попытки гашения Солнца.
Филипп и Юэмей Синь обменялись красноречивыми взглядами. Контрразведчица улыбнулась.
– Об этом мы не подумали. Возможно, это и в самом деле кардинальное решение проблемы. А откуда вы знаете, сяньшэн, что Дьявол и Наблюдатель сидят в зеркальном мире?
Кузьма сообразил, что проговорился. О своей встрече с представителем Наблюдателя он не рассказывал никому, кроме Кати.
Филипп усмехнулся, заметив его растерянность.
– Колись, внук. У тебя был гость?
Кузьма поднял голову.
– С чего ты взял?
– Керри Йос имел дело с агентами Наблюдателя и, рассказав об этом, передал эстафету мне. Порученец Наблюдателя сначала заявился ко мне, и я направил его к тебе.
Глаза Кузьмы выдали его состояние, и собеседники засмеялись.
– Надо было рассказать все директору, – сказала Юэмей. – Мы бы смогли оценить степень опасности новых контактов с Дьяволом. Еще один вопрос, если не возражаете. Вы сможете вместе с другими нашими экспертами проверить готовность «солнечного крота» к эксплуатации?
– В каком смысле? – не понял Кузьма. – Я же не специалист в технике…
– Ваша задача – прикинуть возможность установки внутри «крота» кабины метро. Плюс оценка существующей ТФ‑защиты.
– Тогда согласен.
– Отправляйся в Институт Солнца с Хаджи‑Курбаном, – добавил Филипп. – Другие наши эксперты уже там. Координаты метро института Хасид знает.
Кузьма в нерешительности потоптался на месте.
– Что еще? – поинтересовался директор УАСС.
– Можно я загляну в Ригу, буквально на часок?
Юэмей, прищурясь, посмотрела на Филиппа, тот помолчал немного, что‑то прикидывая в уме, потом кивнул:
– Я буду в институте в двадцать один по средне‑солнечному. Встретимся там. У тебя на все твои эмоции пять часов. Хватит?
Кузьма поймал насмешливо‑сочувствующий взгляд китаянки, но не обиделся, поклонился и быстро вышел из каюты, опасаясь, как бы дед не передумал.
* * *
«Солнечный крот» поразил воображение не размерами, хотя и они впечатляли: диаметр линзы аппарата достигал ста двадцати метров, толщина равнялась двадцати метрам, – а продуманностью решений. Такие аппараты назывались моноконсолидациями и состояли из замкнутых кокон‑блоков, способных заменять друг друга в случае повреждения или функциональной необходимости.
Всего «крот» имел девять отсеков, компонующихся вокруг центрального кокона управления и образующих двояковыпуклую линзу. Каждый отсек имел собственную защиту, а все они были вложены в многослойный корпус из экзотического нейтрида – особого рода сверхплотного материала, состоящего из нейтронов и практически не проводящего тепло. Кроме этого, корпус «крота» защищался слоем анизотропного вакуума, магнитоплазменной завесой, антигравитационным полем и криогенными генераторами, создающими «соты» с температурой близкой к абсолютному нулю.
Сердцем «крота», несомненно, являлся нейтрализатор полей инерции и гравитации, от которого напрямую зависела жизнь экипажа. Ускорение свободного падения на поверхности Солнца в двадцать восемь раз превышало земное, и ни один человек, естественно, выдержать такой гравитационный пресс не мог.
Кроме нейтрализатора «крот» был снабжен антигравитационным двигателем, аннигиляционным буром, кварковым реактором типа «кессон‑универсал», рассчитанным на полную энергоотдачу в течение двух лет, и имел запас МК‑батарей, которых хватило бы на уничтожение такой планеты, как Меркурий.
Условия жизни в жилом отсеке «крота», в общем, тоже вполне удовлетворяли экспертов, но вот кокон управления подвергся их довольно резкой критике, и вполне справедливо, по мнению Кузьмы, который быстро решил возложенные на него задачи и с интересом бродил вслед за дедом по внутренним помещениям гиганта. Рубку конструировали несколько лет назад, техническая мысль человечества успела уйти за это время далеко вперед, и теперь надо было подгонять параметры центра управления под новые идеи и открытия. Но не это обстоятельство оказалось главным недостатком аппарата. Он не был рассчитан на погружение в недра Солнца, давление в ядре которого достигало десяти миллиардов атмосфер, плотность плазмы в пятнадцать раз была больше плотности железа (или в сто раз – плотности воды), а температура приближалась к двадцати миллионам градусов.
То есть, по расчетам конструкторов, он должен был выдержать такие условия, но теоретически. Практически же никто никогда эти расчеты не проверял. «Крот» был первым и единственным аппаратом для путешествий в глубины фотосферы земного светила с температурой всего в пять с половиной тысяч градусов, толщина которой не превышала трехсот километров.
– Твое мнение? – спросил Кузьму Филипп, когда они выбрались из недр аппарата на божий свет: сначала под купол хорошо освещенного ангара, а потом и во двор Института Солнца, расположенного в Калининграде. Здесь уже вечерело, и территорией института завладели сумерки.
– Нет слов! – рассеянно ответил физик. – Я готов влиться в команду хоть сейчас.
– И никаких сомнений?
– ТФ‑защита вполне соответствует назначению «крота», хотя можно поставить дополнительный контур. Кабину метро тоже можно разместить, причем прямо в жилом отсеке, вместо одной из кают.
– А нельзя оборудовать машину собственным генератором «струны»? Чтобы она в случае опасности могла выброситься из Солнца в ТФ‑режиме?
Кузьма скептически покачал головой.
– Придется переделывать всю конструкцию, менять компоновку, реактор, защиту…
– Понял, вопрос снимаю. Легче сделать новый аппарат. Эксперты сошлись во мнении, что «крот» требует дополнительной защиты от давления.
– Тут я – пас, расчет внутренних напряжений и методов защиты от давлений не моя епархия. Могу только посоветовать, как переориентировать ТФ‑экраны, чтобы они держали оптимальную конфигурацию полей при любых ударах, встрясках и нагрузках.
– Сделай милость, проконсультируй наших парней. Как тебе понравился бур?
Кузьма равнодушно пожал плечами.
«Крот» имел аннигиляционный бур, выходное сопло которого кольцом охватывало линзу аппарата, что давало ему возможность маневрировать в широких пределах.
– Я думал, тебе понравилось это конструктивное решение. – Филипп искоса посмотрел на отрешенное лицо внука. – О чем задумался?
– О жизни, – слабо улыбнулся Кузьма, выходя из транса. – Вернее, о своем месте в жизни. Честно говоря, не хочется возвращаться в институт. Привык я уже к гонкам, опасности, к тревогам и страхам, к экстремальным ситуациям.
– Ну так не возвращайся. Могу похлопотать перед начальством о твоем переводе в технический сектор Управления.
– Я еще не решил…
– Передо мной тоже когда‑то стоял подобный выбор. Уходить с работы, менять образ жизни надо сразу и бесповоротно, без колебаний. Тогда это называется управление судьбой.
– Не могу я так…
– Думай. Посоветуйся с друзьями, с мамой… с Катериной. И переходи к нам. Уверяю тебя, мы решаем не менее интересные проблемы, чем твой институт.
– Я подумаю.
– Вон как раз Гера идет, поговори для начала с ним. Он уже решился.
Кузьма оглянулся и увидел выходящего из здания во двор Института Солнца Германа в сопровождении Юэмей Синь. Пробормотал:
– Похоже, она к нему присосалась как пиявка…
– Не груби, – укоризненно покачал головой Филипп. – Ты же не знаешь, что их связывает. А если это любовь?
Кузьма хотел съязвить, но передумал.
– Что ты имел в виду насчет его решимости?
– Он ушел из своего ИВКа и теперь работает в контрразведке под началом Юэмей.
– Кем?
– Экспертом по контактам с негуманами. Очень перспективная работа. В самом ближайшем будущем мы планируем заняться установлением связей со всеми негуманоидными расами, которые знаем.
– Орилоух?
– Орилоух, Барнард, Дайсон, Маат, сто первая Щита… Как только справимся с Дьяволом, можешь присоединяться к программе.
Кузьма вспомнил встречу с агентом Наблюдателя.
– Дьявол – это в основном потомки негуманов…
– Я знаю. Поэтому и стоит начать мирные переговоры с их предками, чтобы в будущем исключить рождение таких агрессивных систем.
– Дед, а ЮЮ нашли? – вдруг спросил Кузьма.
Филипп остро заглянул ему в глаза.
– Зачем его искать? Он на рабочем месте, охраняет Правительство.
– Но он же террорист, агент Дьявола!..
– Это еще надо доказать.
– Он пытался захватить Лапарру, напал на меня… убил Керри! И вы после этого не можете ничего доказать?!
– Не спеши с выводами, мальчик. Мы работаем. Его возьмут, когда назреет необходимость. А что это ты им заинтересовался?
– Просто спросил.
– Смотри, не начни играть в крутых полицейских, голову сниму!
– Да я что… – пробурчал Кузьма, – я ничего…
– Добрый вечер, господа Ромашины, – вежливо поздоровалась главная контрразведчица, одетая в самое настоящее платье, а не в стандартный уник, как прежде. – Извините за опоздание. Вы уже осмотрели «подсолнцеход»?
– Я убываю по делам, – сказал Филипп. – Кузьма покажет вам «крот» и поделится своими соображениями. – Он повернулся к внуку: – Завтра утром прошу ко мне.
Директор Управления кивнул всем и направился к зданию Института, похожему на глыбу зеркального стекла. Витс охраны, маячивший в отдалении, догнал патрона, и они скрылись за золотистым зеркальным листом двери.
– Подождите меня минутку. – Юэмей Синь отошла, разговаривая с кем‑то по рации, тоже скрылась в здании.
– Нам надо поговорить, – торопливо сказал Герман с необычными извиняющимися нотками. – Я и Юэмей…
– Ты мне уже говорил, – улыбнулся Кузьма. – Не переживай, все нормально. Она красивая, умная, сильная женщина, а тебе как раз такая и нужна.
– Ты одобряешь? – обрадовался Герман.
– А если бы не одобрял, это что‑нибудь изменило бы?
– Нет, но все же… Кроме того, я ушел из института, буду работать в контрразведке. Не хочешь присоединиться?
– Не знаю. Ходя давно советует менять стиль жизни, да и дед тоже, но я еще не решил.
Во дворе появился Хаджи‑Курбан.
– Во, и Ходя тут, легок на помине!
Друзья обнялись.
– Давненько мы не встречались, мужики, – сказал Герман. – Вам не кажется это символичным, что мы встретились именно здесь, не сговариваясь?
– В чем символика? – полюбопытствовал Хасид.
– Это территория Института Солнца – и нас всех тоже ждет Солнце. Рискнем ради света? Взорвем этот чертов «огнетушитель»?
– Ты стал поэтом, спец по чужим психологиям. Вряд ли экспедиция к центру Солнца будет легкой и приятной прогулкой.
– Я все понимаю, ответственность жуткая, но ведь нас трое и мы вместе?
– Один за всех? – улыбнулся Хасид.
– Все за одного!
Вышедшая в этот момент из здания Юэмей Синь с интересом смотрела на друзей, сжимающих друг другу руки.
* * *
Несмотря на повреждения, вызванные взрывом заминированных коггов, мантоптерский корабль не выглядел покалеченным или разрушенным ни с далекого, ни с близкого расстояния, и Герман пояснил удивленному этим фактом Кузьме:
– Он рассчитан таким образом, что любое внешнее энергетическое воздействие только подпитывает силовой каркас. Но так как взрывы были очень мощными, скорее всего использовались аннигиляционные бомбы, то корпус космолета не смог переварить весь энергоимпульс в точке удара и потек. Если бы работала его собственная энергетика и компьютерное управление, разрушений вообще не было бы: энергию взрывов инк направил бы по касательной или использовал для разгона корабля.
Кузьма кивнул, разглядывая исполинское «полено» мантоптерского спейсера через видеосистему галиона. Решение побывать на чужом корабле созрело мгновенно, еще на территории Института Солнца, когда они решали, что делать и куда направиться, а поскольку Герман не был загружен до предела, то и согласился сыграть роль гида, тем более что хорошо успел изучить расположение внутренних помещений космолета. Юэмей Синь поняла желание мужчин побыть вместе и осуществлению задуманного не препятствовала. Таким образом Хасид, Герман и Кузьма оказались чуть ли не на всю ночь (по времени Управления) предоставленными сами себе и решили использовать случай для отдыха и обмена новостями, благо было чем поделиться во время экскурсии по гигантскому пришельцу.
Конечно, их сопровождал «эшелон» охраны СБ, однако друзья так привыкли к своему положению, что не замечали подстраховывающих их людей. Перед тем как отправиться в самостоятельный вояж, они выслушали инструктаж руководительницы контрразведки и нацепили на указательные пальцы перстни с опознавательной системой «свой‑чужой». Эти перстни предназначались для декодирования видеодвойников и сразу начинали подавать сигналы предупреждения, если встреченный человек носил голографическую маску и был не тем, за кого себя выдавал. Секретов здесь никаких не было: перстни‑опознаватели были у всех безопасников, кто имел отношение к проблеме Дьявола, и подгонялись индивидуально для каждого. Красть их или передавать другому лицу не имело смысла.
Галион облетел двухкилометровое «полено» мантоптерского исполина с явно выраженным «древесным» рисунком, завис над брешью в его слегка вздутой корме, среди целой дюжины других земных аппаратов.