Оливеру.
— Учитывая всё случившееся – это нормально. Скоро станет легче, но и ты тоже должен приложить к этому усилия. Ты злишься на него, верно?
Клаэс догадался, к чему клонит Стингрей. Сейчас доктор пытается задеть его за больное, заговорив о брате, и тем самым развести на душевный разговор, вот только, если в подробностях поведать обо всём, что беспокоит – можно и невольным пациентом стать.
— Это тоже нормально, — продолжает Оливер, не торопясь отправить запрошенную сумму на известный ему счёт Клаэса, хотя телефон уже держит в руках. — Люди эгоистичны по своей природе. Ты винишь Нэми за то, что он не обсудил свои проблемы с тобой, прежде чем так поступить, и думаешь, что смог бы ему помочь. Но твоя обида - это тоже проявление эгоизма. Мы, к сожалению, не можем полностью контролировать тех, кого любим.
— Я понимаю, — Клаэс все свои силы прилагает к тому, чтобы оставаться вежливым, но всё равно выглядит раздражённым.
— А я понимаю, что лезу не в своё дело, но сейчас ты в очень опасном положении, которое продолжит усугубляться, если не дать волю эмоциям.
— Знаете, то, что Нэми суициднулся - не стало для меня сюрпризом. Честно. Я был к этому готов лет с двенадцати. Я расстроился, это правда. Но в остальном всё нормально.
— Я переживаю за тебя прежде всего как твой друг. Помни об этом, хорошо? Ты всегда можешь на меня положиться.
— Спасибо. Через полчаса поезд, а мне бы ещё до вокзала дойти...
— Да, конечно.
Оливер не кажется обиженным или расстроенным, производя операцию перевода. Майн мельком проверяет в приложении оповещение о пополнении баланса, поспешно прощается и покидает кабинет. Ему совсем не нужна поддержка, которую так не терпится оказать Оливеру. Это, наверное, грубо. Хотя бы из деликатности Клаэс мог ещё его послушать и покивать.
Отбытие поезда задержалось на десять минут, потому у Клаэса осталось время заглянуть в привокзальный магазинчик и разориться на две бутылки портвейна и горячую луковую лепёшку. Он грамотно рассчитал свои финансы, чтобы их хватило на обратный билет и на покупку словаря по возвращению в Хэавэн. Приобретать его сразу Майн не стал, надеясь найти его среди оставшихся в деревне книг. Одну бутылку Клаэс оперативно осушил за пятнадцать минут и благополучно проспал два из трёх часов пути. Не факт, что он самостоятельно пробудился бы на своей остановке, если бы не его хвостатая спутница, вновь выбравшаяся из рюкзака на волю. Крыса вдруг забеспокоилась, начала царапать шею и дёргать за волосы, чем и потревожила сон хозяина.
У деревни, в которой он вырос, не было даже официального названия, остановка обозначалась как двухсотый километр. Вскоре, должно быть, населённый пункт всё же обретёт своё имя или же разрастётся настолько, что примкнёт к Хэавэну.
Сойдя на перроне, Клаэс спросонок подумал, что ошибся. Деревня сильно изменилась, она стала похожа на небольшой городок. Всюду новые постройки, возведено несчётное количество двух и трёхэтажных многосемеек, по главной улице проложена асфальтированная дорога, установлены фонарные столбы, газовые трубы, идущие от дома к дому, появились магазинчики, даже парочка кафе, в которые некому раньше было бы ходить. Государство предоставляет жильё тем, кто соглашается селиться и работать на ферме. Вместе с глухими в былые времена деревнями стремительно расширяются и границы города, потому вполне вероятно, что в скором времени они действительно сольются воедино, став одним огромным мегаполисом, тогда сюда и туннели метро доберутся. В день похорон Нэми кто-то из местных подошёл к Клаэсу и поинтересовался, не хочет ли он продать ветхую домушку вместе с земельным участком, чтобы там могли воздвигнуть новую фермерскую обитель, но предложение это было отвергнуто. Оставшись единственным наследником, младший Майн по какой-то неведомой даже ему самому причине не считал, что в полной мере наделён полномочиями распоряжаться имуществом. Клаэсу нравилось, что дом бабушки просто стоит. Он ведь никому не мешал. К тому же он всё ещё ждал момента, когда ему захочется вернуться сюда.
От перрона к посёлку вела узкая тропинка через поле, которое в детских воспоминаниях было пустырём, а теперь его засаживают кукурузой. Клаэс бредёт меж высоких стеблей и настороженно смотрит на стайку ворон, кружащих над его головой. Его не покидает параноидальное ощущение преследования. Птицы будто наблюдают за ним. Майн накидывает капюшон и пытается поверить, что всё это чушь, он просто накручивает себя из-за глупых снов и странных тетрадей, а ещё никак не протрезвеет окончательно, что, несомненно, пагубно сказывается на психике. Ему нужно отдохнуть. И отпустить Нэми.
Перед тем, как завернуть в сторону дома, Клаэс решает навестить могилу бабушки и брата. Кладбище пока не успело расшириться, оно скрыто от новых местных жителей около леса за ручьём. К тому же чести быть погребёнными в земле удостаиваются далеко не все жители республики, это могут позволить себе лишь коренные граждане, новоприбывших эмигрантов без права выбора кремируют. А вскоре это ждёт без исключения всех.
Среди немногочисленных надгробий Майн без особых усилий находит своих родственников, снимает с плеч рюкзак, присаживается на пенёк и достаёт вторую бутылку портвейна. Крыса, случайно увязавшаяся с ним в путешествие, слезает на траву и, крадучись, начинает осторожно изучать незнакомую обстановку.
— Не заблудись, — говорит ей Клаэс.
Наблюдая за грызуном, он снова упрекает себя в чрезмерной чудаковатости. Какое ему вообще должно быть до неё дело. Это всё из-за Нэми. Брат, как иногда казалось, знал каждую хвостатую обитательницу их квартиры «в лицо». Для Клаэса они выглядели одинаково, он не мог понять, лезут к ним всегда одни и те же или появляются новые.