— Расскажи ему про чип, — тихо напоминает Матиль.
— Точно. Индикатор, помимо всего прочего, отслеживает твоё местонахождение при помощи встроенного в него чипа. Почти как сим-карта в мобильном. Сигнал поступает на наручные часы папули, которые он никогда не снимает, а также - прямиком на базу, потому что мы всё же их собственность. Он всё ещё работает на тех ребят и отчитывается перед ними. Просто работа у него теперь на дому. Ты, конечно, можешь попытаться отпилить себе ногу, но далеко в таком случае не уползёшь, да и прежде, чем ты это сделаешь – сработает сигнализация, зарегистрировавшая нанесение увечий, и тебя найдут в течение пяти минут. Да и деваться, собственно, некуда. Даже если кому-то из нас удалось бы избавиться от индикатора и сбежать, то надолго мы на улице не задержались бы. Для выживания в городе как минимум нужны деньги, а для этого необходим личный счёт, завести который можно только при подтверждении отсканированной личности, а по нашим штрих-кодам нас моментально спалит база. Можно, конечно, схорониться где-нибудь на окраине и бомжевать, но рано или поздно всё равно кто-нибудь доложит департаменту по безработице о подозрительных бродягах, а границу республики никак не пересечь, не пройдя через Контрольно Пропускной Пункт. Нам вообще некуда идти, нас везде найдут. Сразу сделаю ещё одно очень важное предупреждение: пытаться убить папочку тоже бесполезно, потому что на его ноге такой же индикатор. Если с ним что-то случится, то здесь моментально окажется вооружённая армия, чтобы тебя нейтрализовать, а потом забрать к себе на базу. Там будет хуже, просто поверь мне.
В комнате воцаряется тишина. Взгляд Альбера виновато опущен в пол, он всё ещё выглядит пристыженным и зажатым. Нэд сосредоточенно смотрит в окно. Эгон встаёт, вытаскивает из заднего кармана чёрных зауженных брюк пачку сигарет, открывает форточку и закуривает.
— Иногда мы помогаем искать образцы, так нас называют... — произносит печальная Матиль. — Точнее, Эгон помогает. Если по каким-то причинам человек уклоняется от прохождения медосмотра, то его всё равно находят либо по слухам о его способностях, которые он по неосторожности проявил, либо благодаря другим таким же, как он. Но о твоём брате он Иерониму ничего не рассказал и о тебе тоже не хотел, но пришлось, чтобы тебя спасти.
— Смотри, как он мне втащил, когда узнал, — Эгон выдыхает дым и с преувеличенно-трагичным выражением лица тычет указательным пальцем в скулу. — Чуть челюсть не сломал. Все видели? Куда жаловаться на насилие в семье?
— Сам виноват, надо было сразу рассказать, — поучительно говорит Матиль, а затем снова обращается к Клаэсу, но ласковее. — Тот, кто тебе угрожает, и наш враг тоже.
— Не наш, а базы, — поправляет Эгон. — Против нас-то он ничего не имеет.
— Он убивает тех, к-к-кто там работал, — с заиканием произносит Альбер и будто сильнее смущается от того, что осмелился подать голос.
И это тоже Клаэс как будто уже знал. Теперь всё встало на свои места. Он понял, что общего было между Мерцами и повесившимся стариком.
— Скольких он уже убил? — равнодушно спрашивает Клаэс.
— Семь человек.
— А если считать их родню?
На этот вопрос никто не ответил. Матиль озадаченно переглядывается с Альбером.
— Наверняка нам известно только про коллег Иеронима. Про их семьи мы тоже слышали, но без подробностей, — говорит девушка. — Теперь ты можешь расслабиться, здесь тебя никто не найдёт.
— Это правда, — Эгон выкидывает бычок в форточку и снова запрыгивает на подоконник. — Я могу создавать барьер, который не позволяет никому постороннему копаться в моих мыслях. На других это тоже распространяется. Это как вешать замки на двери. Скоро ты всё поймёшь и сам научишься. Эти замки можно, конечно, снимать и ломать, но тот человек далеко и не подозревает о нашем существовании, так что мы в безопасности. У него получилось бы нас взломать только при личной встрече, а пока мы вроде как невидимы для него.
— Убийцу ищут, но пока безуспешно. Всё это не…
— Я видел его, — Клаэс перебивает Матиль.
— Мы знаем, Эгон пытался увидеть его через тебя, но ничего не вышло, он стёр следы своего присутствия.
— Но я всё помню, его зовут…
Клаэс застывает с разинутым ртом и растерянно моргает. Постепенно приходит ясное осознание, что он действительно забыл имя того человека, точно так же как и его внешние черты. Майн даже возраст, пол или национальность с уверенностью не смог бы назвать, и это крайне возмущает, ведь он видел его на расстоянии вытянутой руки, внимательно рассмотрел и уж точно как следует запомнил.
— Тот тип заставил тебя руки себе искромсать, а ты ещё чему-то удивляешься? — насмешливо спрашивает Эгон. — О, а я уже упоминал, что тебе нельзя выходить в город?
— К сожалению, Эгон прав, — подтверждает Матиль. — Выходить тебе запрещено, ведь он может случайно встретить тебя на улице, а через тебя увидеть и всех нас. Он слишком сильный, никакие замки нас не спасут. Да и… видишь ли…
— Ну и чего ты мямлить начала? — усмехается Эгон над замявшейся Матиль. — Опять мне всё делать? Ладно, без проблем, обожаю сообщать плохие новости. Ты, Клаэс Майн, отныне для всех мёртв. В прямом смысле этого слова. Выкрасть тебя из дурки нам помогли «свои» люди. У Иеронима везде такие имеются. Ну, точнее – у базы. Мы знаем, что тамошний доктор вроде как твой близкий дружище, потому всё произошло в пятницу. Его два дня не будет на работе, а когда он в понедельник вернётся, то ему скажут, что в ночи ты отъехал от сердечной недостаточности. Было проведено положенное вскрытие, тело провело в морге сутки, а потом было кремировано. Родственников у тебя нет, некого было звать на «похороны», так что никто не удивится. В одном из Колумбариев даже есть вазочка с якобы твоим прахом. Тот доктор понервничает чуток и успокоится. Потому что имеется официальное медицинское заключение о твоей смерти. Был Клаэс Майн и не стало его.
— Тебе обязательно вести себя как конченный урод? — рассерженно уточняет Матиль.
— А в чём дело? Что я не так сказал?
— Можно к-к-как-нибудь поделик-к-катнее.
— Ой, да идите вы, — внезапно и всерьёз раздражается Эгон, но его настроение быстро возвращается в прежнее расслабленное состояние. — Я устал, пойду прилягу. Пока, Клаэс, не грусти. Если понадоблюсь – я буквально за стенкой.
Эгон с утомлённым видом выходит из комнаты, и вновь наступает тишина. Нэд резко вскакивает с дивана и убегает. Матиль вздыхает, провожая девочку взглядом, после чего оборачивается к Альберу, который тоже поднялся.
— Отдохни, — обращается она к Клаэсу. — Подумай обо всём. Мне жаль, что всё так вышло, но теперь ничего уже не поделаешь. Мы попытаемся помочь тебе, чем сможем. Я приготовила тебе сменную одежду, если захочешь сменить больничную пижаму. Она в шкафу. В этой комнате - всё твоё. В шесть у нас ужин, я поднимусь позвать тебя к столу.