А вернувшись в полицейский участок ближе к вечеру, Алистер получил адресованное лично ему анонимное письмо.
«Зря вы приходили ко мне. Теперь мне ещё хуже от осознания своего бессилия. Вы стали напоминанием о моём поражении. Я никогда не откажусь ни от одного своего слова, когда-либо сказанного мной о Цепи, теперь я в принципе не способен что-либо сказать. Здорово же они со мной пошутили, лишив болтуна его языка. Это должно было послужить мне уроком, но лучше бы меня убили. Вот уже два года я существую подобно комнатному растению.
Я больше ни до кого не пытаюсь донести правду, но не потому, что ко мне теперь уж наверняка никто не прислушается, а из-за чувства ответственности. Я не желаю никому своей участи, потому что знания губительны при неумелом обращении с ними. И вот теперь я предупреждаю вас, как когда-то меня предупреждал неизвестный доброжелатель, совет которого я проигнорировал и сильно жалею об этом.
После написания той статьи я ещё пару лет вёл расследование, мне не поступало угроз. Пустое запугивание – не их метод. А однажды ночью я проснулся в своей квартире с осознанием того, что я не один. Точнее будет сказать – меня разбудили. Рядом не было никого, они находились внутри меня, в моей голове. Всё происходило как под гипнозом того уличного фокусника, но на этот раз мне позволили оставаться в сознании и стать свидетелем. Для наглядности, вероятно. Я не мог контролировать своё тело. Оно двигалось само по себе, как двигаются марионетки на верёвочках в кукольном театре, а сам кукловод остаётся невидим для зрителей. Даже если я попытаюсь более детально описать свои ощущения в ту ночь, то вы вряд ли сможете полноценно осознать весь мой ужас. Я не имел возможности оказать сопротивления даже когда язык оказался стиснут между лезвий секатора. Контроль вернулся лишь после, мне умышленно позволили выжить.
И ещё – лишь спустя время ко мне пришло озарение. Из-за шока я долго не мог вспомнить, но в тот момент я ясно ощущал сочувствие того, кто это со мной сделал. Это как видеть слёзы раскаяния на глазах убийцы, который смыкает руки на твоём горле. Вы вряд ли поймёте. Обычному человеку вроде меня или вас неподвластно управление чужим разумом. До Цепи дошло, что я подобрался к ним слишком близко, и меня было принято устранить, но сделать это требовалось так, чтобы не вызвать подозрений. Согласитесь, что в том случае, если бы я исчез или был найден убитым, то люди задумались бы. Потому вот как они решили поступить. И сделано это было отнюдь не кем-то из сотрудников, а одним из их заключённых. Его вынудили. И неизвестно, за сколькими подобными случаями стоит руководство Центра. В их распоряжении люди, способные убивать на расстоянии, не оставляя за собой следов. Остерегайтесь.
Не в моём положении указывать вам, но ради вашей же безопасности прошу вас забыть о справедливости, ей нет места в нашем мире,. Законы пишет не народ и даже не короли, а серые кардиналы, не привлекающие внимание к своему существованию. Бросив им вызов, вы обеспечите себе смертный приговор.
Теперь мне остаётся пожелать вам всего наилучшего. Делайте то, что вам позволяют делать»
Алистер прочёл письмо на одном дыхании всего один раз и неопределённое количество часов после этого пребывал в опустошённой прострации. За окном успело стемнеть, свет в кабинете он так и не включал. Затем начали посещать мысли о том, что к смерти своих бывших сотрудников причастна сама Цепь. Вдруг они чем-то не угодили, недозволительным образом себя повели или ляпнули лишнего. Ничто уже не казалось Алистеру невероятным, он был готов поверить в любую немыслимую чушь, над которой раньше посмеялся бы. Настало время наведаться к Майну в обитель мистицизма, и Алистер покорно последовал зову сердца, невзирая на поздний час, но там следователь столкнулся с очередным потрясением.
Ещё только подъезжая к дому, где жили Майны, Атлер видит выбитые стёкла в квартире Клаэса, рамы опалены огнём, копоть тянется вверх по стене. В подъезде всё ещё пахнет гарью, этот запах останется надолго. Алистер никак не может сообразить, точно ли он не ошибся адресом. Дверь опечатана, но не заперта. Следователь, не задумываясь, срывает ленту и проходит внутрь, ошеломлённо осматривая последствия пожара. Стены и потолок сплошь чёрные, основная масса вещей обратилась в сажу, остались лишь обугленные каркасы дивана, кровати и кресла. На полу, среди пепла, можно опознать части сгоревшего стола и шкафа. Комната полностью уничтожена, практически до основания. Кухня пострадала чуть меньше, но и её восстановление потребует капитального, затратного ремонта, следовательно, очаг возгорания находился в спальне.
Алистер в полубессознательном состоянии побродил по квартире, а затем услышал шорох в прихожей и устремился туда так быстро, насколько ему позволяли нога и клюшка.
— Ты ещё кто такой? — настороженно и не особо вежливо интересуется заглянувший в квартиру сосед.
— Следственный отдел полиции, Алистер Атлер.
— Аааа, — многозначительно протягивает сосед и кивает, рассмотрев продемонстрированное ему удостоверение.
— Что здесь произошло?
— Да этот придурок чуть нас всех нахер не спалил вчера! Я как дым учуял – сразу к нему давай ломиться, а дверь не заперта оказалась. Вытащил его на улицу, думал, что того уже, помер. У него ж руки все изрезаны были, и кровищи – море. Пока вызывали пожарку, пока те добирались – вся хата выгореть успела. Мудак конченый, чтоб его. Захотел помереть – так помирал бы себе тихо-спокойно. Он вообще чудной стал, особенно после того, как брата своего схоронил, а тот – так ещё чуднее был! Херню нёс какую-то постоянно, рыпался на всех. О покойниках, конечно, либо хорошо, либо никак, но эти Майны реально задолбать могли.
— Клаэс жив?
— А я почём знаю, его на скорой увезли. Если вернётся – я ему рожу разукрашу.
***