В окутавшем его «ничто» тепло и спокойно, не хочется даже предпринимать попытки вынырнуть, но чьи-то руки вдруг хватают его за плечи и тянут наверх.
Мрак расступается, и Клаэс видит над собой Нэми. Брат вытаскивает его из болота, маленький Клаэс с ног до головы в тине и грязи. Он изумлённо смотрит на Нэми и не может ничего сказать ему, пусть и очень хочет, потому что вопросов действительно много, но Клаэс все их забыл. Так же, как и произнести что-либо, он не может вздохнуть. Лёгкие и горло всё ещё забиты густой тёмной субстанцией, которая застывает внутри, подобно цементу. Клаэс морщится, потому что пальцы брата слишком сильно впились в его плечи.
— Клаэс, — требовательно и почти со злостью произносит Нэми, — проснись.
Яркая ослепляющая вспышка будто бы выжигает сетчатку, и Клаэсу кажется, что он уже ничего никогда не увидит. Затем становится темно, совсем как в «кроличьей норе», в которую он падал, но сейчас Майн может слышать стук своего сердца. Он чувствует, как дышит, как кровь течёт по его венам. Постепенно до слуха начинают доноситься и другие звуки, например, чириканье воробьёв за окном и лёгкий шелест занавески, колышущейся перед открытой форточкой. Клаэс понимает, что связан, ещё прежде, чем открывает глаза. Он лежит на кровати и укрыт одеялом, а поверх него покоятся перебинтованные руки, скованные по бокам ремнями. Клаэс пытается шевельнуть хотя бы пальцами, чтобы проверить прочность ремней, но ничего не выходит. Или старается он не слишком сильно. Сознание заторможено, зрение теряет фокусировку, приходится щуриться, чтобы вернуть изображению чёткость. Тело парализовано немощной слабостью, будто бы из него, пока Клаэс спал, вынули все кости, а внутренности заменили ватой. Напротив открывается дверь, и на пороге показывается женщина в белом халатике и чепчике на голове. Она удивляется, увидев Майна в сознании, и без слов покидает помещение, а спустя минуту входит взволнованный Оливер.
— Клаэс! — он быстрыми шагами приближается к кровати и присаживается на ее край. — Ты узнаёшь меня?
— Да.
Даже говорить поначалу получается с трудом. Губы и челюсти онемели, голос кажется смешным и глупым, как у умственно отсталого.
— Как меня зовут? — очень серьёзно спрашивает Оливер.
Клаэс хмурится и смотрит на него с озадаченным негодованием. Сейчас есть и более важные моменты, которые стоило бы прояснить, но по выражению лица доктора Майн понимает, что лучше ответить.
— Оливер Стингрей.
Оливер вздыхает с облегчением, его голос больше не звучит так же сурово, доктор действительно рад.
— Ты помнишь, что произошло?
У Клаэс не было возможности сообразить, где и почему он оказался. Суетливо окинув комнату взглядом, он предполагает, что это больничная палата. Помещение достаточно просторное. Помимо койки, на которой он лежит, есть тумбочка и табурет, остальное пространство свободно. Стены оттенка крема-брюле кажутся ему знакомыми, как и характерный запах лаванды.
— Я... в больнице? — растерянно отвечает Клаэс и смотрит на Оливера, почти умоляя опровергнуть его догадку. — В психиатрической?
— Да, ты в моём отделении. А можешь сказать, почему ты здесь оказался?
И вдруг в памяти Клаэса внезапно и чётко всплывает образ Ноэ, его пристальный взгляд и улыбка, нож в собственной руке, кровь, запах дыма. Лицо Оливера вновь делается обеспокоенным, потому что Клаэс широко раскрывает глаза и с ужасом взирает в пустоту, рот приоткрывается, но никаких звуков Майн не издаёт.
— Клаэс, всё в порядке?
Майн медленно мотает головой в знак отрицания и снова сосредотачивает ошарашенный взгляд на докторе, надеясь, что он всё поймёт.
— Ты пытался убить себя. Порезов очень много, повреждены сухожилия, возможно, ты не сможешь шевелить несколькими пальцами на левой руке. Тебя едва удалось спасти. Двое суток ты провёл в реанимации, было необходимо переливание крови. Потом, когда ты пришёл в себя, то пытался разодрать наложенные на порезы швы. Пришлось тебя усыпить. В тот момент ты... был не в себе. Не отзывался на своё имя и ни на кого вокруг не реагировал, даже на меня. Ремни для того, чтобы ты себе не навредил. Сейчас ты под действием успокоительных препаратов, я сам назначил их, так что тебе не о чем беспокоиться. Я позабочусь о тебе, ничего не бойся.
Клаэс слушает такого славного, такого заботливого доктора и нервно усмехается. Это Оливера явно не подбадривает, а, напротив, настораживает, потому что реакция Майна слишком не та.
Клаэс и не помышляет о том, чтобы начать рыпаться или просить расстегнуть ремни, сковывающие перебинтованной запястья и лодыжки. Он чувствует себя почти распятым, разве что не в вертикальном положении, но даже это не кажется в данный момент достаточно серьёзной причиной для переживаний. Бесполезно пытаться что-либо объяснить Оливеру. Или кому-то другому. Никто не поверит. Клаэс лишь подтвердит тем самым репутацию психа. Он прекрасно понимает своё положение, и от этого бессилия почему-то становится смешно.
— Клаэс, ты слышишь меня?
Майн нелепо улыбается и кивает, представляет, как добрый доктор сейчас огласит диагноз. Наверное, эта дурашливая беспечность является последствием отходняков от кучи медикаментов. Ощущения Клаэса вполне устраивают.
— Сейчас тебе прежде всего необходимо восстановить силы. Мы обсудим всё позже, хорошо? Если тебе что-то понадобится, — Оливер поднимает с тумбочки миниатюрный пульт с единственной кнопкой на тонком проводке и вкладывает его в перебинтованную ладонь Клаэса, которую он проткнул ножом. — Зови в любой момент. Договорились? Ты никого этим не потревожишь. Если я буду занят, то придёт медсестра. Мне нужно работать, но я ещё зайду. А пока поспи. Ты обязательно поправишься.
Оливер давно жаждал упечь его в свою лечебницу, дабы обеспечить постоянный надзор, и вот, наконец, ему это удалось, причём на законных основаниях. Оставшись один, Клаэс не уснул, хотя и понимал, что вырубится, как только веки сомкнутся, потому старался даже не моргать. Он смог почти дословно восстановить монолог Ноэ и всё, что происходило после, даже то, чего он никак не мог видеть, уже будучи в отключке. Клаэс со стороны наблюдал за собой, сидящим за столом с опущенной на него головой. Левая, искромсанная рука безвольно свисала вниз, с неё текла кровь, на полу скопилась внушительная лужа. Должно быть, проекцию с этого ракурса передал ему Нэми, ведь он точно присутствовал там. Ноэ неспешно допил свой чай, приблизился к Клаэсу и со скучающим выражением миленького личика напоследок глянул на него. Вид у него был даже немного раздосадованный, как у котёнка, который хотел лишь поиграть с мышкой, но случайно её убил и теперь расстроен от того, что она больше не шевелится. Затем он покинул кухню, а Клаэс будто следовал за ним. Мальчик обошёл захламлённую комнату, не торопясь и иногда несколько брезгливо поглядывая под ноги, чтобы случайно во что-нибудь не вляпаться. Он внимательно изучил содержимое книжного стеллажа, некрологи на стене, без особого интереса перебрал груды бумаг на столе, потом сел на не заправленную кровать Клаэса и полистал разложенные на ней тетради. Они не интересовали его, в них не было ничего такого, что всё ещё оставалось бы неизвестно ему. Мальчик поднялся, взял с тумбочки зажигалку, бездумно почиркал ею, проверяя, работает ли она, а после поджёг одну из тетрадей. Держа её в руках, Ноэ беспристрастно наблюдал за тем, как она разгорается, а после небрежно швырнул полыхающую макулатуру на кровать и всё так же, не суетясь и нисколько не нервничая, покинул комнату. Он не стал запирать за собой дверь, хоть и мог бы, это усложнило бы спасение Майна, но Ноэ был уверен, что тот уже мёртв. Так его заставил думать Нэми. Сейчас Клаэс отчётливо понимает это. Так же, как и то, что теперь Нэми вряд ли ещё появится хотя бы во снах. Воздействие на Ноэ было последним его проявлением. На это ушли все оставшиеся у Нэми в его фазе возможности.
Ещё Клаэс чувствует, как сильно зол Ноэ из-за того, что его обманули. Конечно же, он осведомлён, где сейчас находится Клаэс, в этом не возникает сомнений. Майн отдаёт себе отчёт в его присутствии в своей голове. Узнав о том, что Клаэс выжил, мальчик предпринял попытку как-нибудь добить его, это он управлял не приходящим в сознание Майном, пытаясь разодрать порезы. Тут тоже не возникает необходимости что-то додумывать, Клаэс знает это наверняка. Несмотря на отупляющий пост-эффект от транквилизаторов, соображать получается на удивление хорошо. Клаэс смиренно принимает тот факт, что ему недолго осталось. Оливер не сможет защитить его, вопреки своим ожиданиям. Ноэ доберётся до Майна и вряд ли станет оттягивать этот момент.
Через несколько часов - точного их прошедшего количества Клаэс определить не мог - вернулся Оливер. В его руках был поднос на ножках. Добрый доктор лично принёс Клаэсу ужин. Майн же был особенным гостем. За окном начинает смеркаться. Доктор ставит поднос на тумбочку и включает в палате свет.
— Поспал?
Клаэс больше не улыбается. Слабая эйфория уступила место всепоглощающей апатии и безразличию ко всему. В ответ он пожимает плечами, потому что и в самом деле не может с уверенностью ответить, дремал он или всё это время бодрствовал. Впрочем, бодрствование отныне вообще понятие весьма относительное и абстрактное, как и дрёма. Общее состояние было чем-то средним, неопределённым.
Оливер садится на то же самое место, на котором уже сидел сегодня, из-за чего Клаэсу кажется, что доктор и не покидал палату. Стингрей осторожно расстёгивает ремни, начиная с ног. Когда руки оказываются свободны, Клаэс без предварительного получения разрешения пытается сесть, но выходит не сразу. Голову мотает из стороны в сторону, он опирается ослабшими ладонями о края кровати и удивляется, замечая пропитавшиеся кровью бинты на запястьях, потому что периодически обо всём забывает.
Ни ног, ни кистей Клаэс не чувствует. Вероятно, сейчас было бы больно, если бы не медикаменты. Оливер наблюдает за ним, затаив дыхание и опасаясь, как бы Майн снова не начал буянить, но влияние Ноэ ослабло. Его присутствие ощутимо, но не тотально. Он должен быть ближе, на таком значительном расстоянии Клаэсу удаётся оказывать сопротивление, управлять его телом мальчик мог лишь до того момента, пока Майн не пришёл в себя.
— Ты голоден?
Клаэс поворачивает голову в сторону подноса, стоящего на тумбочке. Судя по запаху, там картофельное пюре. Самое то. Здраво оценивая собственные возможности, Клаэс понимает, что не смог бы разжевать что-то жёсткое вроде мяса или свежих овощей.