— Нашёл её?
— Да.
— Что она сказала?
— Что не хочет есть.
— Понятно. Присаживайся.
Внешне Матиль не кажется расстроенной, но Майн видит, что ей неприятно примиряться с поражением. Она похожа на отчаявшуюся мать, которая окончательно разочаровалась в вечно протестующей дочери-подростке и решила пустить дальнейшие их взаимоотношения на самотёк.
На высоком детском стульчике напротив Клаэса сидит Иола, улыбается, глядя на него, и мотает ножками. Справа от неё через два места сидит понурый Альбер, уткнувшись взглядом в пустую тарелку и не смея поднять его. Несчастный тайно влюблён в Матиль, а она даже не догадывается об этом, ведь её девичье сердечко болит по другому человеку. Зато Альберу её секрет известен. От этого ему ещё тягостней.
Ужин состоит из картофельного пюре, ростбифа, отваренного брокколи и кукурузного початка. Матиль садится рядом с Иолой и бегло осматривает присутствующих.
— Всем приятного аппетита, — не очень-то радостно желает она и принимается за трапезу.
Едят они в тишине, даже жуют бесшумно. Клаэс к своей порции приступает не сразу, его снова мутит. Боязно, что пищевод подведёт его и только что прожёванное окажется извергнуто наружу. Очень не хотелось бы оскорбить Матиль. Содержимое тарелки выглядит прекрасно, будто с картинки. Майн точно знает, что пюре приготовлено из настоящего картофеля, а не из синтетического порошкообразного экстракта с добавлением крахмала, который достаточно залить кипятком, дабы тот разбух и преобразовался в нечто клейстерное, но отдалённо всё же напоминающее пюре. Большинство родившихся после войны граждан республики никогда в жизни настоящего картофеля даже не видели.
— А почему Эгон не спускается? — спрашивает Иола.
— Ему нездоровится, — с плохо скрываемым раздражением отвечает Матиль, после чего обращается к Клаэсу. — В чём дело? Ты такое не ешь? Со вчерашнего дня осталось немного спагетти, я могу подогреть их, если хочешь.
Клаэс мотает головой, зачерпывает ложкой пюре и отправляет его в рот. Он и не сомневается, что на вкус оно должно быть столь же хорошо, сколько и на вид, но никакого вкуса, в принципе, не чувствует. Рецепторы на языке перестали выполнять возложенную на них функцию распознания. Чувствительность значительно ослабла и по другим пунктам: запахи, звуки, тактильные ощущения, – всё это стало каким-то невзрачным, нереальным и чуждым.
Иероним отсутствует за столом, потому что со вчерашнего вечера находится в отъезде по делам. «Папа» покинул дом почти с того самого момента, как здесь появился Клаэс. Ему известно об этом, потому что известно Матиль, Альберу и Иоле, а вот что за дела внезапно подорвали главу семейства с места и как скоро он вернётся – этого не знает никто. Клаэса грядущая встреча с ним не страшит. Нет ничего волнительного в моменте знакомства, если при первом взгляде на человека можно узнать о всех его помыслах и переживаниях.
Клаэс чувствует неловкость со стороны Альбера, усталость Матиль и любопытство Иолы. Через несколько минут он к своему удивлению обнаруживает, что его тарелка пуста. Насыщения он не ощущает, голода – тоже. Остальные ещё не доели, и у Майна возникают сомнения, можно ему встать из-за стола или стоит дождаться.
— Я уберу тарелку, — спокойно произносит Матиль, будто ответив на его вопрос. — Поднимись к себе и отдохни. Если что-то понадобится, то обращайся к любому из нас.
Клаэс забывает поблагодарить и сказать, что всё было очень вкусно. Обеденный зал он покидает бесшумно, поднимается на второй этаж, подходит к своей спальне, но останавливается и обращает взгляд в сторону комнаты Эгона. Что ж, его, в конце концов, пригласили, можно и воспользоваться этим.
Дверь оказывается не заперта, а внутри всё точно так же, как было в одном из его видений. Сейчас Эгон тоже под капельницей. Он лежит без движений на кровати под лёгким одеялом, хитро косится в сторону гостя и улыбается.
— Ну что, познакомился со всеми получше? Вижу, что да. Те ещё придурки, правда? А я с ними едва ли не всю жизнь тусуюсь, угрюмые они, просто беда. Из тебя, в общем-то, тоже так себе весельчак, но мне не привыкать. Ну и чего встал? Проходи. И дверь прикрой!
Клаэс выполняет повеление, он всё ещё не может согнать с себя отупевшее оцепенение.
— Это всё от колёс, скоро отпустит. Ты садись, не стесняйся. Нет, не туда, — останавливает гостя Эгон, когда тот, осмотревшись, примечает диванчик у окна. — Садись поближе, я не могу громко говорить. Я тут в овощ потихоньку превращаюсь.
Эгон морщится, аккуратно принимая сидячее положение, чтобы по неосторожности не выдернуть иглу из вены. Клаэс проходит к нему и опускается на освободившееся место в ногах больного. Он смотрит на его тоненькие руки, сгибы локтей сине-багрового цвета и сплошь истыканы крошечными отверстиями, оставшимися от игл с предыдущих сеансов. Видимо, капельницы ему ставят чаще, чем думалось. Этим мастерски занимается Альбер. Майн тщательно пытается «отсканировать» самочувствие Эгона или уловить хоть одну мысль, но этого сделать не получается, он накрепко «заперт».
— Дааа, а ты думал, со всеми так просто? Нет уж, кое с кем приходится поднапрячься. Знаешь, это как сайты взламывать. Хороший хакер должен уметь преодолевать любую защиту, а создавать такую, которую не обойти никому. До совершенства мне, конечно, далеко, но своеобразными успехами похвастаться всё же могу. Ты на верном пути.
— Чем ты болен?
— Уууу… тут целый набор всякой всячины. У меня организм, как у столетнего старика, серьёзно. Приходится чем-то расплачиваться. В природе вообще всё закономерно, и если что-то получаешь, то и взамен отдаёшь нечто равносильное. Короче, у меня пониженное содержание эритроцитов и тромбоцитов в крови, там и с лейкоцитами что-то неладное, я путаюсь. Недавно развилась анемия. Давление ещё постоянно скачет. В капельнице вот всякие витамины, чтобы я не помер раньше времени. А сколько разных таблеток я за день принимаю – не сосчитать. Думаешь про мои волосы? Нет, это с болезнью не связано.
— Я могу и сам задавать вопросы. Незачем из меня их вытягивать.
— Очень хорошо, а то я уж было решил, что своего мнения и воли у тебя больше не появится. Ладно, не обижайся. Тоска здесь смертная и рожи одни и те же надоели, хоть в петлю лезь. Собственно, я уже пытался один раз, я упоминал об этом?
— Да.
— Ну дело, правда, не в рожах было. Их ещё можно стерпеть, — Эгон чуть прищуривается и на пару секунд делается серьёзным. — Нет, я поспешил с выводами, ты пока недостаточно хорошо узнал тех ребят внизу, в столовке. Далеко заглядывать не получается, да? Ничего, это тоже требует времени. Хочешь, облегчу тебе задачу и сам расскажу? Я люблю поболтать, да вот только тут этим заняться не с кем.
— Маленькая девочка… — Клаэс осекается и решает назвать её по имени. — Иола тут с рождения?
— Почти. Она попала к нам, когда ей было десять месяцев. Иола у нас милашка, правда? Её биологическая мать выросла в приюте и залетела, как только выпустилась. Государство с горем пополам выделило ей комнату в общаге, там она и пустилась во все тяжкие, колдырила с друганами, всякую дрянь принимала. Один из случайных гостей вломил ей утюгом по башке, ограбил и слился. Соседи только на следующий день нашли её уже окоченевшей, пришли на крики незамолкающего младенца. Результаты проверки заинтересовали нашего папулю, и он взял Иолу к себе. Даже в таком возрасте можно выявить некоторые особенности наших мозгов. Иногда они передаются через поколение, иногда прерываются на ком-то и никого из потомков уже не донимают или внезапно пробуждаются в прапраправнуках. Тут не угадаешь. Также существуют способы полностью перекрыть его у других, как сделал твой брат с тобой, но не у себя. Если ты уже родился с этим, то никуда от себя не денешься. Нэми так много пил, надеясь, что способности атрофируются с отмершими клетками мозга, но их невозможно искоренить. Я сказал, что таких, как мы, много, то ты уж не надумай чего лишнего. На пару-тройку тысяч человек всего один. У папули уговор с базой, всех детдомовцев он забирает себе. Остальные, кого спалили, отправляются туда. Я уже говорил об этом, да? Мысли путаются.
— У меня тоже… Что с ними там делают?
— Пытаются развить недоразвитых, подчинить самых прокаченных, понять, можно ли обычным людям взрастить в себе наши способности. С помощью подопытных образцов можно устранять неугодных государству людей, например. Поседел я от этого. Мы тут всё-таки тоже не на курорте, время от времени приходится доказывать свою полезность, а то утилизируют за ненадобностью. Был один парень, журналист, и шибко уж он докучал базе, лез своим длинным носом, куда не следовало. И его решили наказать. Мне велели проникнуть в его голову, установить контроль над ним и… В общем, я, находясь в его сознании, его же собственными руками отрезал ему язык.