Проверка правильности и точности редакционных изменений текста

Анализ текста редактором не кончается и после того, как текст им исправлен. Измененный текст непременно нужда­ется в анализе ради оценки изменений. Причин несколько.

Во-первых, правка может незаметно изменить в ущерб за­дачам текста его смысл или оттенки смысла.

Во-вторых, правка может внести в текст такие изменения, которые повлекут за собой новые стилистические отноше­ния между словами и словосочетаниями. Как ни тщательно ищет и отбирает средства исправления недочетов редактор, сразу в полной мере учесть окружение исправляемого фраг­мента бывает довольно трудно. Из-за этого что-то могло быть упущено из виду. Вследствие чего подчас исправление одних погрешностей вызывает другие, новые.

В-третьих, необходимо проверить, привели ли измене­ния к желательному результату, т.е. требуется заново про­гнозировать воздействие текста (в измененном виде) на чи­тателя (или взаимодействие читателя и текста) с целью но­вой оценки.

Данный вид анализа может выполняться не после правки, а в ходе ее, как прямое продолжение анализа с целью поиска наиболее рациональных и подходящих средств исправления, но суть от этого не меняется. У анализа текста ради поиска средств устранения его погрешностей своя цель, у анализа ради оценки самого исправления — своя.

Приемы этого вида анализа описаны в гл. 14, поскольку в ней речь идет о методике правки. Сейчас же мы покажем на небольшом примере только то, как важен анализ ради оцен­ки редакционных или авторских изменений.

Раскритикованная выше фраза из статьи о методике ис­следования чтения была под влиянием редакторских замеча­ний исправлена авторами таким образом:

Так как в чтении значительной части людей большое место занимает спе­циальная литература, мы не считали верным сводить понятие «читатель» к понятию «читатель художественной литературы».

Строго говоря, новый вариант трудно признать удач­ным — содержание понятия «читатель художественной ли­тературы» не более ясно, чем понятие «те, кто обращает­ся к художественной литературе». Кто может считаться чи­тателем художественной литературы? Тот, кто читает только художественную литературу? Или тот, кто читает наряду с произведениями других видов литературы непре­менно и литературу художественную? А может быть, тот, кто читает постоянно или преимущественно художествен­ную литературу?

Скорее всего, эта последняя категория людей. Но тогда целесообразнее было лишь уточнить начало первого автор­ского варианта фразы, вставив в него слово преимуществен­но, как было предложено выше, а не заменять фразу с недо­статочно ясно выраженной мыслью другим вариантом, ни­чуть не более ясным.

Мало этого. Мы уже писали, что сама аргументация (в новом варианте — то, что в чтении многих людей большое место занимает специальная литература) не делает точку зре­ния авторов убедительной. Какое именно большое место? И разве это аргумент — значительность числа людей, в чте­нии которых большое место занимает специальная лите­ратура?

Таким образом, исправленный вариант фразы оказался ничуть не лучше, чем первоначальный. Эта оценка требовала продолжить поиск новых средств исправления, позволяющих улучшить фразу так, чтобы она выполнила свою задачу и ока­зала желательное воздействие на читателя. Но сделать это в рассматриваемом случае могли только авторы, поскольку аргументировать ошибочность опровергаемого ими понятия «читатель» — дело в первую очередь авторское.

Глава 6

СТРУКТУРА РЕДАКТОРСКОГО АНАЛИЗА ПО СТОРОНАМ (КАЧЕСТВАМ) ТЕКСТА

У текста в целом и у каждой его единицы множество сто­рон (качеств). Даже у слова (простейшей единицы) число сто­рон (качеств) необычайно велико.

И ни одна из них не должна быть упущена редактором, если он хочет воспринять и проанализировать текст много­сторонне (а это необходимо).

В самом деле, у каждого слова свое значение и смысл.

Слово грамматически выступает и как часть речи, и как член предложения.

Будучи, например, как часть речи именем существитель­ным, слово может бьггь:

— именем собственным и нарицательным;

— склоняемым и несклоняемым;

— в форме единственного и множественного числа;

— в прямом и косвенном падеже;

— женского, мужского и среднего рода;

— литературным и просторечным;

— научным термином и многозначным обыденным словом;

— собирательным и обозначающим один предмет;

— простым и сложным;

— полным и сокращенным;

— отвлеченным и вещественным;

— нейтральным к стилям речи и относящимся к опреде­ленному стилю;

— отглагольным и иного происхождения;

— одушевленным и неодушевленным;

— архаизмом и неологизмом;

— эмоционально окрашенным и без явной эмоциональ­ной окраски;

— русским и иноязычным по происхождению.

Как член предложения слово может быть главным и вто­ростепенным, соответственно подлежащим и сказуемым, до­полнением, приложением и т.д.

Нет смысла составлять перечень всех качеств (сторон) тек­стовых единиц. Каждая наука, изучающая текст со своей спе­цифической стороны, характеризует качества текстовых еди­ниц, благодаря чему позволяет редактору, овладевшему кругом знаний в области этих наук, выделить, когда необходимо, нужные качества единиц текста, анализировать и оценивать единицу с этой стороны.

В то же время целесообразно дать общую классификацию качеств текстовых единиц, поскольку она помогает предста­вить общую структуру редакторского анализа текста по его качествам (сторонам).

Качества текста можно условно разделить на две большие группы, тесно связанные между собой: 1) качества его содер­жания; 2) качества его формы.

К важнейшим сторонам содержания текста относятся:

1) идеологическая; 2) политическая; 3) фактическая; 4) спе- циально-предметная; 5) функциональная.

Важнейшие стороны формы текста: 1) композиционная;

2) рубрикационная; 3) логическая; 4) языково-стилистичес- кая; 5) графическая.

Каждая сторона содержания и формы текста должна удов­летворять специфическим требованиям, выработанным со­ответствующей наукой.

Под требованиями мы понимаем научно или практичес­ки установленные мерки (критерии) ценности текста, эффек­тивности его воздействия на читателя с учетом той или иной стороны.

Например, фактическая сторона текста может считаться методологически верной, если факты взяты во всей их сово­купности (без исключения тех, которые не помогают дока­зательству или опровержению); если автор опирается не только на факты прошлого времени; если автор учитывает возможное развитие фактов (подробнее см. в гл. 11). Логи­ческие качества не должны нарушать логические правила и закономерности (см. гл. 12). И так далее.

Функциональные качества у разных частей текста неоди­наковы. Одни части текста относятся к основным: их функ­ция — непосредственно доносить до читателя идеи и факты произведения; другие части носят вспомогательный харак­тер: их функция — организовать восприятие основного ма­териала, помочь его восприятию и запоминанию.

В основном тексте редактор обычно с учетом функции и значимости выделяет:

— главное и второстепенное,

— выводы и материалы, иллюстрирующие и конкретизи­рующие общие положения;

— новое, оригинальное и старое, известное, а в известном то, что подвергнуто новой обработке (например, новой сис­тематизации) и потому оказывается шагом в познании, если эта систематизация продвигает нас в понимании изучаемого явления.

Полезно выявлять оригинальное в тексте и пересказ лите­ратурных источников — своеобразную компиляцию, неред­ко подменяющую истинное движение мысли и заставляю­щую читателя топтаться на месте, зря растрачивая время. Хотя, конечно, есть произведения (например, обзоры, мо­нографии), в функцию которых как раз входит систематиза­ция научных достижений.

Ясно, что нельзя точно оценить качество какой-либо час­ти текста безотносительно к ее функциональной особеннос­ти в этом тексте. И содержание, и форма каждой части текста должны отвечать их функциональному назначению.

Определенным требованиям, речь о которых пойдет в гл. 9— 13, должны отвечать композиция, рубрикация, фактический материал, логические качества, язык и стиль.

Указанные общие требования, которые далеко не исчер­паны здесь, вместе с другими требованиями конкретизиру­ются применительно к особенностям каждого вида издания и типа литературы (типовые требования), каждого произве­дения и каждого автора (требования индивидуальные).

Следует оговориться, что применять общие, типовые и тем более индивидуальные требования к конкретному произве­дению вовсе не просто. Требование — всегда обобщенная формула, и в конкретной типовой ситуации она должна быть приспособлена ко всем нюансам, делающим, как правило, необходимым уточнение, а иногда и переформулирование самого требования. То, что в полной мере применимо в од­них случаях, в других действует лишь частично, а в третьих — с очень большими ограничениями.

Когда редактор анализирует какую-либо единицу тек­ста, то в первую очередь он старается определить, какова ее задача, каким должно быть взаимодействие с ней чита­теля. Кроме того, он с учетом особенностей содержания и формы старается определить, каким именно условиям (тре­бованиям) она должна удовлетворять, и соотносит особен­ности текстовой единицы с этими требованиями, сформу­лированными самим редактором в ходе анализа, что и по­зволяет ему так или иначе оценить текст. Отклонение тек­стовой единицы от требований может объяснить причину расхождений между замыслом и исполнением, между же­лательным воздействием текста на читателя и предполага­емым на основе анализа.

Содержание анализа при переходе от низших единиц к высшим претерпевает изменения, поскольку единицы раз­ного уровня обладают разными качествами.

К слову можно применить одни требования и невозмож­но другие. Например, само по себе слово должно точно пе­редавать читателю то значение, которое вкладывает в него автор, но это часто зависит не от слова самого по себе (как правило, многозначного по природе), а от того, насколько в данном сочетании слов нужное значение легко вычитывает- ся читателями. К слову можно предъявить требование точ­ности, т.е. это должно быть только то слово, которое требу­ется в данном случае. К слову нельзя предъявить требование идеологической выдержанности: идею несет не слово, а суж­дение, предложение и их комплексы, а слово лишь помогает выразить ее точно либо препятствует этому.

Только крупная смысловая часть позволяет судить в це­лом о концепции автора и может быть соотнесена с требова­нием доказательности (в частности, фактической точности доказательной базы). К крупной смысловой части не предъ­явишь требования правильного грамматического согласова­ния ее частей. Это требование действует только на уровне словосочетаний, предложений.

В предложении нет композиционных связей, но есть свя­зи синтаксические. В сверхфразовом единстве между фраза­ми есть связь композиционная, но, как правило, нет синтакси­ческой. Логические связи между предложениями иные, чем между словами (именами) внутри предложения (высказывания).

Таким образом, число требований к каждой данной еди­нице текста ограничивается тем, какая единица подвергает­ся анализу и оценке. Многие требования, которым должно удовлетворять, например, существительное, неприменимы к глаголу. Тем более разнятся фразы — содержанием, соста­вом, структурой. И это делает их анализ избирательным. При одном содержании одни требования, при другом — другие.

Например, предложение может быть простой констатаци­ей факта, или описывать простое действие, или преследовать конструктивную цель. Естественно, что в каждом случае к его содержанию предъявляется тот комплекс требований, который связан с особенностями его содержания.

Проанализируем для иллюстрации этого положения сле­дующую фразу из обзора литературы:

Большой интерес для учителей представляют методики по труду в началь­ных классах, зоологии, ботанике, анатомии и физиологии человека, физике и другим предметам.

Читая фразу и сопоставляя ее содержание со своими зна­ниями (что необходимо для ее понимания), редактор не мо­жет не задать по ходу чтения вопрос: «А почему большой ин­терес представляют для учителей именно эти методики? Лю­бая качественная методика полезна и нужна учителю». До­читав фразу до конца, он не только не разрешает своих со­мнений, но, наоборот, убеждается в их обоснованности: если для учителей представляют большой интерес методики и по другим предметам, то, значит, интересны все методики во­обще и лишается смысла выделение некоторых из них в на­чале фразы.

Таким образом, по ходу чтения и понимания фразы ис­пользуются приемы соотнесения ее содержания с собствен­ными знаниями и соотнесения частей фразы по смыслу (осо­бенно интересны некоторые методики в начале фразы и осо­бенно интересны все методики в конце: и другим предметам), и редактор нащупывает ее слабости. При этом он не переби­рает все возможные требования к тексту вообще и не соотно­сит с ними фразу поочередно, а избирает лишь некоторые направления анализа, формулирует только те требования к фразе, которые диктуются ее содержанием и ее особеннос­тями, в данном случае ее слабыми местами, нащупанными в процессе осмысления. Именно осмысление текста обнажает часто его слабые места и заставляет редактора формулиро­вать требования, с ними связанные.

Однако рассчитывать только на процесс понимания, на приемы осмысления текста редактору недостаточно. Ведь при этом сама избирательность приобретает черты стихийности. И потому редактору необходимо с помощью анализа выде­лить существенные особенности текста, определить его цель. Они и продиктуют, какие требования к единице текста надо предъявлять в данном случае. Установив наиболее существен­ную особенность фразы (например, здесь автор высказывает главную свою идею), редактор тем самым предопределяет требования к ней и формулирует их уже сознательно, а не только по нащупанным в ходе осмысления слабым местам, подчиняя анализ и оценку своему контролю.

Глава 7

ОБЩАЯ СХЕМА РЕДАКТОРСКОГО АНАЛИЗА И РЕДАКТИРОВАНИЯ

В предшествующих главах были вскрыты структурные зве­нья редакторского анализа в трех его разрезах. Делалось это в значительной мере безотносительно к тому, как эти звенья реально, на практике, складываются в единый процесс ре­дакторского анализа, оценки и совершенствования текста, какова их последовательность, связь и взаимодействие. Ре­дактору же мало знать, какие аналитические действия он дол­жен предпринять для оценки и совершенствования рукопи­си и в чем они состоят — ему надо целесообразно связать их в единый процесс анализа и оценки.

Это по ряду причин необычайно сложная задача.

Во-первых, редактирование как практический процесс требует от исполнителя искусства перевоплощения, искус­ства применения общих положений к конкретному материа­лу. А любое искусство всегда субъективно и окрашено лич­ностью исполнителя.

Во-вторых, необходимость знать и выделять каждую цель, которую требуется достичь на пути к конечным целям редак­торского анализа, вовсе не означает, что при редактирова­нии рукописи редактору надо решать каждую из выделенных задач отдельно и в строгой последовательности. Виды ана­лиза на практике переплетаются, сливаются, объединяются. Например, приемы осмысления текста, с помощью которых редактор достигает глубокого его понимания, нередко позво­ляют сразу, в ходе этого процесса, установить несоответствие фактов текста фактам действительности, увидеть нарушение фактической достоверности текста, одного из важнейших требований к нему.

А. М. Горький, прочитав в рукописи повести С. Бонда- рина фразу: «Мама садилась, раскрыв веер, усыпанный че­шуйчатым бисером»,— подчеркнул слова чешуйчатый бисер и написал: «Нет такого бисера» (см.: Редактор и книга. 1963. Вып. 4. С. 192), т.е. оценил текст с точки зрения его факти­ческой достоверности. Горький пропустил бы такую мелочь, если бы не сопоставлял при чтении качество, характерис­тику бисера (чешуйчатый) со своими знаниями о внешнем виде бисера. Но ведь сопоставление почерпнутого в тексте со своими знаниями, включение его в систему своих зна­ний и есть один из приемов осмысления текста, описанный А. А. Смирновым. Именно так перед читателем раскрыва­ется значение слов текста. Читая слово чешуйчатый, Горь­кий, чтобы осознать его значение, должен был мысленно отметить что-нибудь вроде «из чешуи, пластинок», а читая дальше слово бисер подумать: «мелкие шарики», и коль ско­ро так происходило освоение текста, он уже не мог не заме­тить, что одно противоречит другому, и поэтому оценил текст как фактически неверный. Здесь анализ с целью по­нимания слился с анализом ради оценки текста с точки зре­ния фактической точности.

Происходит одна из тех трансформаций деятельности, о которых пишет А. Н. Леонтьев в книге «Деятельность, созна­ние, личность» (М., 1975):

«Подвижность отдельных „образующих" системы дея­тельности выражается... в том, что каждая из них может становиться либо более дробной или, наоборот, включать в себя единицы, прежде относительно самостоятельные. Так, в ходе достижения выделявшейся общей цели может происходить выделение промежуточных целей, в резуль­тате чего целостное действие дробится на ряд отдельных последовательных действий; это особенно характерно для случаев, когда действие протекает в условиях, затрудня­ющих его выполнение с помощью уже сформировавших­ся операций. Противоположный процесс состоит в укруп­нении выделяемых единиц деятельности. Это случай, ког­да объективно достигаемые промежуточные результаты сливаются между собой и перестают сознаваться субъек­том» (с. 110—111).

Сливаются, переплетаются не только виды анализа, но и анализ текста с его оценкой. Например, текст анализируется с целью сформулировать требования к нему — условия, при ко­торых он может решить поставленную перед ним задачу вооб­ще или более эффективно, чем в случае, когда эти условия не соблюдаются. В реальной практике не формулируют сначала все требования к тексту, а затем последовательно каждое из них соотносят с текстом, с воздействием его на читателя и на этой основе текст оценивают. На практике редактор, сформу­лировав очередное требование к тексту, оценивает, удовлет­воряет ли он этому требованию или нет. И так с каждым тре­бованием. Оценка, таким образом, вплетается в анализ, а не следует за ним, точнее за комплексом его видов.

Все эти соображения и замечания не отменяют, однако, целесообразности для каждого редактора (с учетом индиви­дуального своеобразия процесса редактирования) придержи­ваться рациональной общей схемы действий, позволяющей соблюдать общие условия процесса редакторского анализа и редактирования. Только пренебрегая этими условиями, мож­но провозглашать полную свободу действий для каждого ре­дактора. Считаться с ними — значит предпочитать некий об­щий порядок действий, не препятствующий творчеству и не замыкающий редакторское искусство в жесткие рамки не­подвижной схемы.

Как же увязать все многообразные действия и операции процесса редактирования в единую логичную и в то же вре­мя очень гибкую, подвижную схему?

Прежде всего, надо учитывать, что редактор, как правило, читает рукопись не один раз. Когда он получает рукопись, то знакомится с ней и после этого направляет на рецензию или сам рецензирует ее, читая повторно. Обычно автору прихо­дится исправлять рукопись по замечаниям рецензента и ре­дактора, после чего последнему предстоит оценить, насколько автор сумел выполнить редакционные требования, т.е. снова читать. И если рукопись одобрена, читать ее четвертый раз, чтобы окончательно подготовить к изданию.

И коль скоро редактор читает рукопись не один раз и каж­дое чтение преследует свои специфические цели, то, следо­вательно, можно и целесообразно рационально распределить решения разных редакционных задач между несколькими этими чтениями.

Опыт и наблюдения исследователей редактирования (на­пример, К. И. Былинского в «Литературном редактирова­нии», написанном совместно с Д. Э. Розенталем (2-е изд., перераб. и доп. М., 1961), показывают, что среди многих редак­торских чтений рукописи выделяются три основных: 1) озна­комительное; 2) рецензентское, оценочное; 3) шлифовочное, отделочное чтение.

1. Ознакомительное чтение. Его основная функция — общая познавательная ориентировка в содержании и форме произве­дения. Она позволяет понять его в целом и при дальнейшем, углубленном чтении осознавать место и роль каждой единицы текста в содержании всего редактируемого произведения. Она помогает построить общую модель читателя, определить глав­ное функциональное назначение издания, сформулировать важ­нейшие особенности произведения и автора.

2. Рецензентское, оценочное чтение. Его функции — углуб­ленное осознание, проработка, анализ, оценка и критика текстовых единиц (от малых до самых крупных) и всего тек­ста в целом по основным принципиальным вопросам содер­жания и формы редактируемого произведения.

3. Шлифовочное чтение. Его функции — анализ и оценка одобренного, признанного пригодным к изданию произве­дения, поиск средств устранения причин частных несовер­шенств, использование этих средств и контроль за их влия­нием на текст, на прогнозируемый результат чтения потен­циального читателя.

Рациональность такого деления очевидна, если учесть многосторонность и сложность стоящих перед редактором задач, решать которые за одно чтение (при сложности струк­туры и многоаспекгности содержания и формы текста) нео­бычайно трудно, а порой и просто невозможно.

На основе такого членения и всей структуры редакторс­кого анализа можно наметить общую схему редактирования и редакторского анализа, состоящую из трех схем: 1) схемы ознакомительного чтения; 2) схемы рецензентского, оценоч­ного чтения; 3) схемы шлифовочного чтения при непосред­ственной подготовке оригинала произведения к изданию.