Кроме моего растущего интереса к науке и музыке, моя юность была небрежна и странственна. Вещи, которые я делал, места, где я бывал и люди, с которыми меня ассоциировали был опасны и если бы всё было чуть иначе, меня могли бы выгнать из школы или арестовать, или я бы мог пристраститься к спиртному или наркотикам. Как оказалось, я прошёл через это всё практически без потерь. Результат моей взрослой жизни, в основном, извлечён из ошибок моей молодости. Я могу приписать это лишь удаче.
Нет простого объяснения удачи. Когда кто-то выигрывает лоттерею, мы не просим его понять смысл этого - мы просто говорим, что этот человек удачлив. Мы можем изучать то, как он проживает свою жизнь и поведение, которое привело к привычке покупать лоттерейные билеты, но это не поможет нам понять, как он выбрал правильный набор цифр. Таким же образом, нет необходимости приписывать разнообразие жизни одному единственному фактору - естественному отбору.
Виды постоянно рискуют и их "успех", как бы вы не определяли его, это продукт удачи и хороших генов. Виды взаимодействуют с постоянно изменяющимся миром, создают новые ассоциации с каждым оборотом популяции и имеют дела с безотлагательными препятствиями окружающей среды. У видов нет ничего, что могло бы провести их через вечноменяющиеся экологические лабиринты, потому что их особенности не более, чем дары от более не существующих предков, которые не гарантируют им хорошее функционирование при новых условиях. До времени вымирания вида, есть очень мало вещей, которые могли бы предсказать курс, который он берёт. Некоторые виды будут быстро процветать огромной популяцией, в то время как другие будут блуждать бесцельно в экосистеме, с малым количеством индивидуумов и несколькими перспективами будущего успеха.
|
Панк рок был почти подорван из-за своей ассоциации с насилием. Он мог полностью исчезнуть к 1983 году, если бы не несколько групп, которым удалось пережить упадок середины 80-х годов. Он остался в живых, подобно млекопитающему мелового периода, защищённому в недоступных местах, пока условия не стали подходящими для его последующего расцвета.
Глава 4.
Ложный идол атеизма
"Источник несчастий человека - это его незнание Природы. То, как он цепляется за слепые убеждения, впитанные в раннем детстве...обрекает его на постоянные ошибки" - Барон д'Ольбах
(1. оригинальный текст.фр. L’Homme n’est malheureux que parce qu’il meconnoit la Nature. Son Esprit
est tellement infecte de prejuges qu’on le croiroit pour toujours condamne a l’erreur:
le bandeau de l’opinion, dont on le couvre des l’enfance lui est si fortement attache,
que c’est avec la plus grande difficulte qu’on peut le lui oter. From Paul Henri
Thiery, Baron d’ Holbach, Systeme de la Nature, ou Des Loix du Monde Physique &
du Monde Moral; par M. Mirabaud, nouvelle edition (Londres, preface, 1771).
Мой учитель пятого класса мистер Горский, строгий бывший сержант армии США, не любил, когда кто-либо говорил без очереди и не любил остроумных комментариев. Однажды он задал нам домашнюю работу - запомнить планеты солнечной системы и на следующий день он вызвал меня, чтобы я назвал планеты в последовательности.
"Плутон, Нептун..." - я начал.
"В порядке удаления от солнца, пожалуйста", он сказал.
Это запутало меня. Я учил названия планет по плакату, который изображал планеты в трёхмерном измерении, поэтому Плутон был ближайшим к солнцу, а Меркурий был дальше всех от него. Я продолжал называть планеты, а учитель, которому не нравилась последовательность, прерывал меня и стыдил. Понимая, что нельзя упускать момент, я сказал: "Мистер Горский, Клигонов вокруг Урана нет, они находятся только у вашего ануса!"
|
Весь класс тут же начал хохотать, а лицо мистера Горски тут же выразило гнев. Он подошёл к моей парте, схватил меня за руку и вытащил меня в коридор. Я подумал, что мы направимся в кабинет директора, но вместо этого он решил отчитать меня прямо здесь. Он сказал мне, что я был постыден сам себе. Он поднёс палец мне к носу и сказал: " Разве ты не понимаешь, молодой человек, что этот класс смеялся над тобой, а не с тобой?"
Я сразу знал, что он был не прав. Класс любил, когда я выдавал шутки. Некоторые из моих лучших друзей были хороши в откликах тоже и мы вместе смеялись над нашими остротами пятого класса. Мистер Горский пытался убедить меня в том, что не имело под собой никакого основания. Я знал, что у него нет ни одного способа проверить, что я был посмешищем. Мне казалось очевидным, что он говорил то, что он хотел бы чтобы было истиной, но не было ею вовсе. Возможно, такой вид дисциплины работал в армии, но даже как пятиклассник, я осознавал, что любое мнение, без доказательств, не может быть весомее, чем другое. Фактически, такое искажение мистера Горски работало против него самого. У меня было много учителей, которые просто работали по уставу школы и не пытались себя оправдать: "Хорошо, правило простое, если ты говоришь без очереди, то будешь отправлен в кабинет директора". Возможно, эти учителя не были такими вдохновляющими, но их воспринимали серьёзней, чем мистера Горски. Они не путали свои официальные полномочия с ожиданиями, что мы, учащиеся, увидим логики в следовании их правилам. Они верили, что самая эффективная власть это та, которая не привлекает изучения.
|
Но мистер Горский имел всю власть и контроль, а у меня не было этого. Борьба с властными структурами в этой школе не принесла бы мне ничего хорошего. И я не хотел, чтобы отец и мать узнали о моём неуважении к учителям в школе. Даже не смотря на то, что я мечтал поступить иначе, я капитулировал перед ним в тот день в коридоре."Да, сэр, я думаю, что вы правы. Они смеялись надо мной. И лучше изучать планеты в порядке их удаления от Солнца". Но на самом деле я думал: "Вы не правы, мистер Горский и однажды я докажу это."
Я рассказал эту историю не для того, чтобы продемонстрировать мою дерзость как ребёнка, про это вы и так знаете, а для того, чтобы напомнить о некоторых сложных ситуациях, с которыми приходится иметь дело детям, когда они сталкиваются с недалёкими ограничениями на их мышление. Дети - умные, независимые люди, которые часто не способны осознать, когда они заходят слишком далеко в логическом продолжении их убеждений. Их энтузиазм может быть подавлен в зародыше взрослыми и дети обычно бессильны, когда сталкиваются с этими требованиями. "Ты не можешь на самом деле верить в это" или "Как ты мог сделать такую вещь?" - обычные утверждения родителей. Кроме пристыживания детей, такие утверждения также зомбируют детей, предоставляя им в общих чертах общественные ожидания в их сообществе. Когда дети приобретают свою собственную индивидуальность, им нужно каким-либо образом увязать их действия и убеждения с тем, что говорили взрослые через лабиринт восприятия детского опыта. И у их нет большой базы опыта, с которой они могли бы это сделать.
Пока в этой книге я рассказывал истории из моей юности, чтобы показать, как музыка и наука привели меня к натуралистической точке зрения, которую я использую, чтобы осмысливать мир. Но в этой главе и в следующей, мне нужно порвать с этой хронологией, чтобы рассмотреть две важные темы. Первая тема - это мощные детские переживания, которые оказываеют влияние на то, кем мы становимся как взрослые. Вторая тема - это то, как трагедия формирует и искажает наше мировоззрение. Никто не может избежать этих влияний на жизнь. Тем не менее, люди могут интерпретировать их по-разному, в зависимости от интеллектуальных рамок, которые они используют, чтобы осмысливать этот мир.
Как я уже сказал, я никогда не верил в Бога, что технически делает меня атеистом (поскольку префикс "а" означает "нет" или "без"). Но у меня проблемы со словом "атеизм". Оно определяет, что кто-то скорее не является тем, кем является кто-то. Это было бы всё равно, что назвать меня а-инструменталистом группы Bad Religion, вместо того, чтобы называть меня певцом группы. Определяя себя как против чего-то говорит очень мало о том, кто вы есть.
Это моё самое большое возражение той волне атеистических книг и веб-сайтов, которые появились в последние несколько лет. Проще говоря, атеизм не предлагает конструктивное мировоззрение. Изучение атеизма может, конечно, может радикально изменить мировоззрение, что, я считаю, первичный фактор, ответственный за популярность книг "четырёх всадников" (Ричард Докинз, Кристофер Хитченс, Сэм Харрис и Дэниел Дэннетт). (2. Sam Harris, The End of Faith: Religion,
Terror, and the Future of Reason (New York: W. W. Norton, 2004). Richard Dawkins, The God Delusion (Boston:
Houghton Mifflin, 2006). Daniel C. Dennett, Breaking the Spell: Religion as a Natural Phenomenon (New York: Viking, 2006). Christopher Hitchens God Is Not Great: How Religion Poisons Everything (New York: Twelve, 2007). Хороший образец бесед, которые имеют место среди атеистов, это видео названное "The Four
Horsemen" (четыре всадника), доступное на https://www.RichardDawkins.net в котором присутствуют Харрис, Докинз, Дэннет и Хитченс.) Но атеизм формирует только часть натуралистического мировоззрения и негативную его сторону. Называние кого-то атеистом не предлагает путь к построению социально значимых отношений и институтов. Это сужает перспективы, вместо того, чтобы расширять их. Также не обязательно, что атеизм подразумевает уверенный путь к знанию, которое, я верю, может быть найдено только через изучение природы, жизни и человеческих обществ. Не ясно как привести атеизм в действие в нашем обществе. Атеизм, как термин, кажется только раздражает людей, независимо сторонников или противников.
Есть ещё одна проблема в определении себя в противовес к конкретному мировоззрению. Поскольку атеизм определяется через отрицание, нет ясности какому значению слова "Бог" он противопоставляется. Некоторые верующие почитают интервенционистского Бога, который регулярно оказывает влияние на физические события. Другие верят, что Бог редко, если вообще, оказывает влияние на человеческие дела. Некоторые люди верят, что Бог очевиден в природе, в то время как другие верят, что Бог может быть обнаружен только путём сверхъестественного откровения. Многие люди верят в больше, чем одного бога или даже в смутное определение "духовность", которое не требует существования спецефического бога или богов.
Атеисты могут занимать столь же широкий спектр точек зрения. Например, атеистом может быть кто-то, кто не верит в богов, потому что у него нет интереса к этому предмету, или кто-то, кто верит, что боги не существуют. Эти последние атеисты могут быть сторонниками специфической философской точки зрения, которая признаёт вероятность, что доказательство существования Бога может материализоваться когда-нибудь. Некоторые люди верят, что нет достаточных доказательств, чтобы доказать или опровергнуть существование Бога и следовательно называют себя агностиками. Но если они верят в то, что нет достаточных доказательств существования Бога, то они попадают под один критерий атеизма, по крайней мере и их взгляды на многие вещи могут быть неотличимы от тех, кто называет себя атеистами. Аналогично, люди, которые считают себя "духовными" могут быть атеистами де факто, даже если они сами не называют себя так.
Многие люди разделяют мою антипатию к слову "атеизм", хотя их причины весьма отличны от моих. Многие Американцы, даже те, которые никогда не допускали предубеждения против других групп, показывают сильное и иррациональное предубеждение против атеистов. Согласно опросу 2004 года, Американцы ставят атеистов ниже мусульман, недавних иммигрантов, геев и лесбиянок, и других малых групп в "разделении их видения Американского общества". (3.Penny Edgell, Joseph Gerteis, and
Douglas Hartmann, “Atheists as ‘Others’: Moral Boundaries and Cultural Membership in American Society,” American Sociological Review 71 (2006), 211–234.) Согласно этому опросу, атеисты - это такая группа меньшинств, на которой средние Американцы меньше всего желают чтоб их дети женились.
Страх слова "атеизм" предотвращает многих людей от именования себя так, даже если у них маленькая вера или вовсе нет веры в Бога. Когда Американцев спрашивают в опросах являются ли они атеистами, только несколько процентов говорят "да" (число меняется от опроса к опросу, в зависимости от формулировки слова и численности опрашиваемых). Но гораздо больше людей говорят, что они не религиозны и в этом случае степень их веры в Бога остаётся под вопросом. (4.Barry A. Kosmin and Ariela Keysar, American Religious Identification Survey 2008 (Hartford, Connecticut: Trinity College, 2009).
Почему люди так боятся интеллектуальной позиции, о которой большинство так мало знает? Их внутреннее отношение предполагает, что они действуют по убеждениям, приобретённым в детстве. Но почему же эти убеждения так сильны и так сопротивляются переменам? Все убеждения детства по существу неизменны, или мы можем сопротивляться влиянию тех вещей, которые мы узнаём, до того, как мы даже осознаем, что мы их узнаём?
Когда я посещал Ричарда Докинза, мы говорили о вероятности, что естественный отбор благоприятствовал внушаемости людей в молодом возрасте. Он сказал:
"Возможно, мозг ребёнка формируется генетическим естественным отбором, чтобы следовать практическому методу, который гласит: "Верь всему, что говорят тебе твои родители." Можно легко увидеть почему в общих чертах этот практический метод может иметь генетическую величину выживания. Мир это опасное место. У детей нет времени, чтобы обнаруживать это методом проб и ошибок; слишком опасно изучать такие вещи как "не плавай в реке, потому что там крокодилы". Вам просто нужно верить тому, что говорят родители. Религиозные мифы могут простираться сквозь поколения потому что детский мозг настроен на практический метод: верить тому, что говорят родители." (5. Graffin, Evolution, Monism, Atheism, and the Naturalist World-View, 120–121.)
С этой точки зрения, атеизм это идея, которую нужно защищать и широко распространять для того, чтобы конкурировать с очень успешными религиозными идеями, (которые Докинз обозначает как "мемы") укоренённые родителями. (6. Докинз представил слово "мем" в своей книге "Эгоистичный Ген". Мем подобен гену, передающемуся от одного человека к другому, но не через яйцеклетку или сперматозойд. Скорее мем передаётся в форме культурных символов, слов или моделей поведения. Можно представить это как идея, которая застрявает в голове, по той или иной причине. У мемов нет ничего общего с передачей генов. Докинз, тем не менее, молчаливо строит гипотезу, в этом отрывке, что может быть ген или группа генов, которые влияют на мозг таким образом, что делает его более восприимчивым к социальным дерективам или почтению к власти. "Меметическая эксплуатация" ссылается на гипотетическую ситуацию, посредством которой идея или указание легко принимается человеком. Следовательно, у этого человека есть ген "подверженности легковерию". Опять же, это всё гипотетически. Любопытно, что слово "мем" можно найти в Оксфордском Словаре Английского Языка и там он определяется как термин из биологии. Тем не менее его нет в последних учебниках биологии, по которым мы обучаем студентов в калифорнийском университете в Лос-Анджелесе: David
Sadava et al., Life the Science of Biology, 8th ed. (Sunderland, Massachusetts: Sinauer and Associates, 2008), and Jay Phelan, What Is Life, A Guide to Biology (New York: W. H. Freeman, 2009). Для оригинальной ссылки, смотри Richard Dawkins, The Selfish Gene (Oxford: Oxford University Press, 1976), 192.)
Это остаётся спорной идеей. Естественный отбор может иметь крайне мало связи с принятием идей. Но всё же мы все признаём, что некоторый опыт и истории из детства остаются с нами на всю жизнь. Их влияние на наше поведение редко изучается, когда мы становимся старше, и по этой причине атеизм чужд большинству людей, я думаю. Почти всем детям говорят, что Бог это высший авторитет. "Он создал вселенную и тебя тоже". Очень редко родители говорят своим детям то, что мои родители говорили мне и что я говорил своим детям: "Это хорошо, что ты сомневаешься во многих вещах, которые я тебе говорю. Я не уверен, откуда мы появились. Попробуй разобраться сам. Только подальше от дороги этим занимайся, там машины ездят." Если бы больше родителей говорили своим детям так, больше бы людей оспаривающих власть и было бы больше терпимости к разнообразным мировоззрениям.
Я одобряю идею, что дети очень подвержены родительскому влиянию, потому что мои родители оказали на меня огромное влияние. Но их влияние было не на мои отношения с Богом. А на мои отношения с музыкой.
Некоторые из моих самых ранний воспоминаний это те, когда я слышал как мои родители напевали какие-то маленькие мелодии в другой комнате. Я всегда слушал какое-нибудь насвистывание или напевание, если мой отец был неподалёку. Я всегда получал приятные эмоции от песен отца и сегодня это чувство возвращается, когда мы собираемся все семьёй на время каникул или по отдельным поводам. Всю жизнь я знал отца, как человека, который в любой момент был готов петь песни. Музыка была просто естественна для него, как пение для птицы.
Слова его песен также имели длительное влияние на меня. По сей день я могу вспомнить тексты маленьких частушек, которые он пел, небольшие отрывки из популярных мелодий минувшей эры: “Bongo bongo bongo, I don’t want to leave the Congo…” или “You’re in the army, Mr. Jones, no more private telephones, you had your breakfast in bed before but you won’t have it there anymore.” Моя мама также имела список своих избранных песен. Она пела в общественных хорах и каждый год они проводили сезонные концерты. Одно из моих самых ранних воспоминаний это то, как я видел её поющей в хоре The Pirates of Penzance. Она исполняла партию главной героини.
Сегодня я замечаю, что напеваю, насвистываю или пою песни, когда я дома или на заднем дворе и я уверен, что это влияет на моих детей так же, как это влияло на меня. Нет глубокого смысла у какой-нибудь песни, которая приходит мне в голову, но это очевидно зависит от моего настроения. Когда я в хорошем настроении, я пою без всякой причины, просто потому что испытываю хорошие чувства, а я обычно в хорошем настроении, когда дети рядом. Когда они были младше, они пытались ставить меня в тупик, говоря слово, а я должен был вспомнить текст какой-либо песни и напеть её им. Поэтому если они говорили “pizza,” я пел “Crew Slut” Frank Zappa: “Hey, I’ll buy you a pizza,” или если они говорили “candy,” я пел “Candy” Iggy Pop Pop: “Candy Candy Candy I can’t let you go.” И наша игра так и продолжалась пока им не надоедало. Я обычно всегда вспоминал какой-нибудь текст песни к любому слову, которое могли придумать их юные умы. Иногда мне приходилось жульничать и придумывать свой текст. Я написал почти 150 песен и ещё работал с Бреттом над другими. Все тексты песен, которые я исполняю на сцене, зашиты в мою память. Мне не нужно изучать их до концерта. Я просто слышу музыку и слова сами вырываются изо рта.
Я родился в 1964 году, поэтому я, фактически, ничего не помню о шестидесятых. Но рок-н-ролл того десятилетия и пятидесятых годов имел огромное влияние на меня. Мой отец слушал пластинки Johnny Cash, моя мать любила популярное радио. У меня есть приятные воспоминания, как отец включал свой дешёвый радиоприёмник так, что бумажные динамики почти разрывались. “We got married in a fever,
hotter than a pepper sprout, we’ve been talking ’bout Jackson, ever since the fire went out, I’m goin’ to Jackson!”
Расин, где отец остался после развода моих родителей, находится в двадцати милях на юг от Милуоки, поэтому я проводил много часов на заднем сиденье машин, перемещаясь между двумя городами, чтобы проводить время с родителями, бабушками и друзьями. Это приучило меня к жизни в двух городах. Многие из моих друзей в Расине росли в том же квартале, где и я, что казалось делало Расин маленьким городом для меня. Затем в Милуоки я посещал мероприятия большого города, как спортивные события, например. Это было отлично - я мог спокойно чувствовать себя как в школе большого города, а затем уезжать к друзьям на выходные и играть с ними у дома отца.
За большинство этих перемещений отвечал отец. Он забирал меня и брата из школы каждую пятницу и отвозил нас обратно в дом матери каждое воскресенье. Радио было постоянным компаньоном в его машине. Отец никогда не покупал машину дороже 500 долларов. Некоторых хватало на пару лет, другие ломались практически сразу, но у них была одна общая черта: очень плохие радиоприёмники. Я помню машину Plymouth Fury, в которой отцу постоянно приходилось бить кулаком по приборной доске каждые две минуты, чтобы избавиться от помех, даже когда радиостанция имела очень сильный сигнал.
Поскольку в машине отца не было FM-диапазона, мы в большинстве случаев слушали AM радиопередачи, разговорные, радио-драмы старых дней или летом обзоры бейсбольных игр. Я располагался на заднем сиденье в основном. Когда погода позволяла, я опускал стекло и высовывал голову, чтобы петь свои собственные песни. Это очень мешало брату, который орал на меня, чтоб я прекратил петь. Но отец спокойно относился к моему пению и никогда не прерывал меня.
Катание в машине матери это совсем другие ощущения. Её машины всегда были выше классом, чем отцовские. Ту, которую помню лучше всего это Buick LeSabre 1969 года, у которой динамики были вмонтированы в заднюю панель. Мы слушали популярные радиостанции в Милуоки. Когда я был во втором классе в 1972 году, я мог спеть любую песню из хит-парада десяти лучших песен недели. Я мог полностью развернуться на заднем сиденье и смотреть на машины позади нас (в то время не было законов о ремнях безопасности). Я был идеального роста и мог спокойно положить голову прямо на динамик и подпевать великим певцам семидесятых годов: Stevie Wonder, Elton John, Simon and Garfunkel, Paul McCartney, Don McLean, James Taylor и всем остальным.
На переднем сидень мама всегда подпевала. Но она не любила подпевать мелодиям так, как это делали поп звёзды. Она любила петь гармонии к поп песням, которые мы слышали по радио. Иногда это раздражало меня, потому что я хотел, чтобы она подпевала мне и всё, что я мог понять это мелодии. Но я думаю, что её гармоническое пение имело огромное влияние на то, как я стал слышать музыку. Сегодня я не могу писать или петь мелодию без слушания гармонии в моей голове и большая часть репертуара Bad Religion имеет гармонии из двух, трёх или четырёх частей.
Отец имел великолепную коллекцию альбомов из классики, оперы, джаза, а также альбомов популярных исполнителей. Всякий раз, когда он включал the Weavers, Pete Seeger или the Beatles, он ждал подпевания. Мы особенно любили слушать живые альбомы с возгласами публики между песнями. Прослушивания этих альбомов было семейным делом, которым мы все дорожили.
Стереосистема мамы звучала лучше, чем у отца, но у неё не было такой обширной и разнообразной коллекции альбомов. Если она включала какую-то пластинку, то это обычно было какая-нибудь опера на иностранном языке. Она всегда подпевала музыке, но она обычно слушала её когда убирала дом или готовила. Мне больше нравилось слушать музыку из другой комнаты, а не присоединяться к хозяйственным хлопотам.
В 1972 году тем не менее она купила альбом, который сочетал в себе её оперные чувства с рок-культурой Вьетнамской эры: "Иисус Христос Суперзвезда". Я помню как она пела радио-хит из этого альбома: “I Don’t Know How to Love Him”. Хотя песня изображает чувства Марии Магдалены к Иисусу, она должно быть была по нраву новой волне независимых женщин, которые оставили своих мужей. Помню, как лежал на полу в доме моей матери, рядом с динамиками стереосистемы и изучил каждое слово и каждую ноту этого альбома Иисус Христос Суперзвезда. Моим любимым персонажем был Иуда, всегда скептический и неравнодушный. Я был слишком маленьким, чтобы знать многое о музыке. Но я помню, что я хотел петь так же как и Иуда. Этот альбом научил меня не только великой музыкальности, талантливому пению и студийному производству, но также и основной истории Нового Завета. Какой бонус! Мне не нужно было читать библию, чтобы знать о сути жизни Иисуса.
Первый альбом, которым я владел был The Jackson 5’s Greatest Hits, который моя мать купила мне во втором классе. Ближе всех мне был Майкл, потому что он был такой общительный и всего лишь на пару лет старше меня. Я заслушал эту пластинку до дыр. Однажды я ходил на баскетбольный матч с моим отцом и его другом, когда мы пошли поесть пиццу после игры, мы услышали песню Jackson 5. "Это моя любимая группа" - сказал я. "Них... себе! У этой девочки точно очень высокий голос." - сказал друг отца. То, что моего любимого певца обозвали девочкой было оскорблением для меня, но я свёл это к непониманию старшим поколением современной поп-культуры.
Я никогда не говорил никому о моей любви к поп музыке после того, как я стал приверженцем панка. Но влияние поп музыки в написании песен и моём пении никуда не делось, несмотря на мои усилия скрыть его.
В пятом классе я был представлен прогрессивному року. Один из моих лучших друзей, Джефф Шимета, знал парня по соседству, Лестера Саважа, который учился в старших классах. Он был помешан на музыке и включал нам даже самый неизвестный LP-альбом, который выходил в Англии и только появился в местных магазинах. Я с энтузиазмом слушал альбомы Лестера, таких групп как Return to Forever, John McLaughlin and the Mahavishnu Orchestra, Steve Hillage, Hatfield and the North, но не мог оценить этой музыки. Зато я ценил настройку Джеффа на прослушивание музыки. Он был единственным ребёнком в семье и его родители позволили превратить подвал дома в музыкальную темницу. Ультрафиолетовые лампы и подсвеченные неоновым светом сети свисали с потолка. Пол был покрыт коврами из местных магазинов. Стены были покрашены в тёмно-фиолетовый и чёрный цвет и украшены постерами Roger Dean. Стробоскопная лампа и лампа-лава находились в компонентной стойке. Его усилитель и проигрыватель были лучшими, а колонки были среднеразмерными шкафами с мистическими чёрными решётками, которые покрывали низкочастотные и высокочастотные громкоговорители. Я не возражал против странной, прогрессивной музыки Лестера, если только мы могли слушать её громко у Джеффа с включёнными ультрафиолетовыми лампами.
В эти дни, я вижу подобное поведение у моих детей. Музыкальные вкусы моей дочери и её друзей меняются в зависимости от того, что играет в хит парадах на популярных радиостанциях. Но вместо использования высококачественных проигрователей и создания специальной атмосферы прослушивания, они собираются вокруг крошечного ноутбука и прослушивают плэйлисты на разных веб-сайтах. Музыка из крошечных колонок ноутбука слабая и мелкая, а вокал слишком сжат и приводит к износу динамиков. Я не могу понять, почему они не могут подняться в мою студию и прослушать свои песни в хорошем качестве. Но девочкам нет дела до качества звука. Они танцуют, подпевают, обсуждают певцов и песни. Я считаю, что они вырабатывают чувство прнадлежности. Не имеет смысла, на самом деле, как это звучит. Что более важно: Кто делает музыку? Что представляет собой каждая песня? Кто ещё любит эту музыку? Музыка даёт девочкам связь друг с другом и с миром в целом. Они верят, что эта культура существует и вне круга их друзей и им будут рады в ней.
Когда я слушал музыку с Джеффом, первый раз я испытывал чувство, что я принадлежу к миру, который гораздо шире нашего Висконсинского района. С влиянием Лестера мы верили, что другие люди примут нас, потому что мы любили прогрессивный рок. Чувство связи может обнаружится многими непредсказуемыми способами.
Людей могут привлекать разные типы музыки или другие стимулы. Где чувство связи зависит от конечной величины, но является неисчисляемым сочетанием факторов. Я не осуждаю музыкальные жанры, не принижаю людей за слушание музыки, которую не понимаю - просто они выбирают другие пути социального и интеллектуального развития. На самом деле, становление связи с музыкой, с Джеффом, было важным развитием для меня.
К счастью, у Лестора были другие мейнстримовые прог-рок альбому таких групп как ELP, Yes, Pink Floyd, Genesis, которые были более ориентированы на песни, чем традиционное джазовое слияние. Наверно, самое важное для меня было то, что вокалисты были на высшем уровне. Я осознал в очень юном возрасте, что группа может состоять из великолепных музыкантов, но что на самом деле вдыхает в песню жизнь это искусство вокалиста.
Джефф и я оба были в школьном хоре. У нас был прекрасный музыкальный директор, Джейн Перкинс, которая позволяла нам петь текущие популярные песни на наших полугодовых концертах. Каждое утро перед репетицией миссис Перкинс позволяла нам слушать альбомы рок групп и дети обычно приносили самые популярные рок альбомы того времени: Elton John, Led Zeppelin, the Beatles, the Jackson 5, Queen. Но у нас с Джеффом было секретное оружие, которое позволяло нам смеяться над невежеством наших сверстников. Мы знали такого исполнителя как Todd Rundgren. Когда мы решили купить подарок на день рождения для миссис Перкинс, Лестер очень рекомендовал альбом Another Live новой группы Todd Rundgren Utopia. Мы никогда не слышали об этом альбоме, также как и миссис Перкинс, когда мы подарили его ей. Но мы были так впечатлены нашим хорошим вкусом в современной музыке, что купили копию и себе. Этот альбом имел громадное влияние на мой будущий музыкальный стиль.