ТАИНСТВЕННЫЙ МИР ЯНОМАМИ




 

Между Венесуэлой и Бразилией, в недоступных горах Сурукуку, в полной изоляции от остального мира, живет индейское племя Яномами.

 

 

Из джунглей, закрытых горами,

Из глуби кристальных озер

Таинственный мир Яномами

Мне смуглые руки простер.

 

Бананы, табак, авокадо,

Сплошные, как стены, дожди.

Здесь племенем правят, как надо.

Одетые в перья вожди.

 

Затерянный мир Сурукуку,

Тропический девственный сад…

Мужчины стреляют из лука,

А женщины рыбу коптят.

 

Здесь святы понятия чести —

Индейцы обетам верны.

Не знают ни лести, ни мести,

Красивы законы войны.

 

Подумаешь — копья и стрелы!

К тому же в открытом бою…

Когда б они знали про белых,

Что землю взрывают свою!

 

Про братьев своих бледнолицых

Им лучше б вовеки не знать…

Сегодня железные птицы

Кружились над сельвой опять.

 

Тростник, маниока, бататы

Цвели, погруженные в сон…

И недра, на горе, богаты —

Поэтому рай обречен.

 

Проклятое время сурово —

Прощай, затянувшийся пир!

Бульдозеры с вонью и ревом

Ворвутся в затерянный мир…

 

 

ФУТБОЛ

 

 

Раньше в матч я, признаться, бывало,

Выключала приемник, ворча:

«Жаль, что страсти такого накала

Разгорелись вокруг… мяча!»

Но, попав в Лужники случайно,

«Заболела» я в тот же день,

С уваженьем постигнув тайну,

Украшающую людей:

В сердце взрослого человека

Скрыт ребячий волшебный мир,

А футбол — это детство века,

Это рыцарский наш турнир.

Здесь прекрасны законы чести,

Здесь красив благородный бой,

Каждый рад быть в опасном месте,

Каждый жертвовать рад собой.

Здесь сопернику крепко руку

Побежденный с улыбкой жмет —

В том товарищества наука

И достоинства высший взлет!

…Всплески флагов. Свисток арбитра.

И трибун штормовой прибой.

Это — лучшая в мире битва

И гуманнейший в мире бой.

О, как были бы мы спокойны.

Как прекрасна была бы жизнь,

Если б все на планете войны

На футбольных полях велись!

 

 

«И надежда царя, и оплоты веры…»

 

 

И надежда царя, и оплоты веры —

Неподкупная сталь штыков!—

Презирали армейские офицеры

Жандармерию и шпиков.

 

Справедливости здесь не ищи, бесспорно

Что поделаешь, как-никак,

Должен кто-то работать на живодерне

И бродячих ловить собак…

 

 

«ДОБРЫЙ ДЯДЮШКА»

 

 

Трудно верить, но это было:

Каждый раз, когда шли на смерть,

Тупо целился нам в затылок

«Ангел смерти»— товарищ СМЕРШ[6]

Здесь бессилен мой бедный разум:

Ведь на мушке держали нас

Наши братья — рабы приказа[7],

А преступен был тот приказ…

Все же, даже тогда, поверьте.

Были те, кто в своих — не мог!

От греха откупались смертью,

Слали пулю себе в висок…

Я не знала тогда об этом,

Но сегодня не подаю

Руку «другу», что с пистолетом

Из укрытья следил в бою

За тобою, солдат, за мною:

Сделал в сторону шаг — хана…

Страшно вспомнить, какой ценою

В СМЕРШ платили за ордена…

После, в органах, в самых лучших

Вновь он целился, как в войну…

А когда разогнали тучи,

Позабыли его вину.

Дачка. Пенсия — все законно.

Чтоб без «стука» не заскучать,

В карцер черного телефона

Заключил он жену и мать.

Все прокручивает кассеты,

Сладко жмурясь, как хитрый кот.

Вновь при деле.

Сомнений нету:

Он — сверхпламенный патриот!

И кому это нынче надо:

Слушать женскую трескотню?

Но без ада

Нет жизни гаду,

Оправдания нету дню,

Дню, когда не подловит друга,

Не обманет подругу он.

И шипит, и хрипит с испуга

Бедолага-магнитофон…

Знаю, что на этапах, в БУРах,

А во время войны — в бою

Было много чекистов хмурых.

Не теряющих честь свою.

Им казался их долг мученьем,

Как стеснялись своих наград!..

 

Добрый дедушка в час вечерний

Из детсада ведет внучат.

 

 

АРМЕНИЯ В ДЕКАБРЕ

(Триптих)

 

 

 

Этот город, что до слез меня потряс

Черными кругами возле глаз

Юных вдов, и мужеством сирот,

И достоинством, что нам недостает:

Всё мы плачемся, все кажется не так…

Был в мгновенье стерт с земли Спитак,

Погрузив Армению во мрак.

Замурованные заживо — молчат,

Кончился для них, должно быть, ад…

А старушечка (чем дышит — видит бог),

У которой четверо в завалах,

«Ты не простудился бы, сынок!» —

Ласково спасателю сказала…

 

 

 

Не уснуть. На сердце тяжкий камень.

На душе невыносимый груз.

Замело Армению снегами —

И уже я в горы не прорвусь.

Не прорвусь в палатки продувные,

Чтоб людей измученных обнять…

Слышу, слышу ваши позывные:

«Помоги в беде, Россия-мать!»

Ты уже спасла, кого сумела,

В самый первый, самый страшный час.

Но должны мы этой ночью белой

Знать, что помнит Родина о нас.

Этой ночью, белой от метели,

Этой ночью, черной от тоски,

Как бы мы почувствовать хотели

Теплоту протянутой руки!

 

 

 

Бог войны громыхает,

Проходя Ереваном.

Смотрит Ленин на пушки

С выражением странным.

 

Как живется вам, танки,

В этой грустной столице? —

Зачехленные пушки,

Зачехленные лица.

 

Что, что все это значит?

Карабах… Сумгаит…

Площадь Ленина плачет

И зубами скрипит…

 

 

ЗВЕЗДОЧКА

(Поэма)

 

Памяти Саманты

 

 

I

 

Когда о гибели ребенка

Вдруг дикторский поведал глас,

Казалось, будто «похоронка»

С полей войны догнала нас.

 

По небосводу в черных тучах,

Под взглядом злых и добрых глаз,

Саманта, звездочкой падучей

Ты над планетой пронеслась.

 

Умна, прелестна, необычна.

Душой и обликом светла.

Такой, наверно, Беатриче,

Такой Джульетта быть могла.

 

Но не о юношах влюбленных

Головка грезила твоя —

Ты размышляла о законах

И беззаконьях бытия.

 

От взрывов вздрагивали звезды

И лазерный метался меч.

Саманта верила — не поздно

Земную колыбель сберечь.

 

Все выше ненависти башня.

Непонимания стена.

Но мы союзников вчерашних

Не забываем имена!

 

 

 

Плачет мрамор, нахмурилось небо…

Здесь, Саманта, во время войны

Бились асы «Нормандия — Неман» —

Дон-Кихоты союзной страны.

 

Не сиделось тем рыцарям дома —

А могли отсидеться вполне…

Спят комэска, ведущий, ведомый

И Нормандию видят во сне.

 

Обелиски застыли сурово,

Охраняя усталых солдат.

Стиснув пальцы, французские вдовы

Рядом с русскими молча стоят.

 

 

 

Нет, ничего забыть мы не смогли!

Саманта, вижу, лишь глаза прикрою,

С оружьем и продуктами конвои —

Они из Англии и Штатов шли.

Дымились раненые корабли,

Дышали копотью пороховою.

 

Лишь фронтовик, обстрелянный солдат,

Лишь человек, войною обожженный.

Мог до конца понять, как через ад —

Торпедный ад — к нам пробивались «джоны».

 

«Иваны», «фрицы», «джоны»— на войне

Солдаты так друг друга «величали».

К одним вскипала ненависть в огне,

С другими обнимались на причале.

 

И в самый горький — первый год войны,

И кровью истекая в сорок третьем,

Мы знали — выдюжим! Но даже дети

Про фронт второй тогда видали сны.

 

Ну, а пока с восторгом корабли

Встречали мы, что к нам пробились с боем.

…Союзник мой! В другом конце земли

Ты помнишь, как гордились мы тобою?

 

И где сейчас ушастый юнга Джон?

Его спасла тогда кровь новгородца…

Что делает в своем Техасе он,

И хорошо ль ушастику живется?

 

Он рассказать об очень многом мог,

Саманта, если б встретился с тобою —

Крещенный боем, освященный боем

Моряк с протезами обеих ног…

 

Потом из пепла встали города,

Вздохнули люди на земле спокойно.

Но за морями кто-то и тогда

Уже подумывал о «звездных войнах»…

 

 

 

Миллионы убитых солдат,

Ветеранов великой войны,

Встали в строй, возвратились назад,

Потому что приказу верны,

Потому что их внуки кричат,

Видя ночью нейтронные сны.

 

Миллионы убитых солдат

Вопрошают живых: «Как же так?

Или не был повержен рейхстаг?

Иль приснился победный парад?

Как же так? Как же так? Как же так?..»

 

 

 

Дитя Америки хотело

Земную колыбель спасти.

Дитя погибло… Но успело

Умы и души потрясти.

 

Пускай дрожат от взрывов звезды,

Пусть лазерный крадется меч —

Мы тоже верим, что не поздно

Земную колыбель сберечь.

 

Брать на испуг наивно русских.

На том стояли и стоим!

Стоим, протягивая руки,

Саманта, всем друзьям твоим!

 

 

«Я б хотела отмотать назад…»

 

 

Я б хотела отмотать назад

Ленту жизни и вернуться снова

В милый наш литинститутский сад,

Где бродила девочкой суровой.

 

То была отличная пора —

Взлеты, неожиданные старты.

Летчики, танкисты, снайпера

За студенческие сели парты.

 

Ветераны в двадцать с лишним лет

Начинали жизнь свою сначала

И считали звание «Поэт»

Много выше званья генерала.

 

На заре послевоенных дней

Мы, солдаты, понимали четко:

На Парнас пробиться потрудней,

Чем на безымянную высотку.

 

Звездный час, неповторимый час —

Как любилось, верилось, мечталось!

 

Много ли теперь осталось нас —

В жизни и в Поэзии осталось?..

 

 

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке BooksCafe.Net

Оставить отзыв о книге

Все книги автора


[1]В этот день повесили пятерых декабристов и свершили обряд гражданской казни над остальными.

 

[2]Слуцкий.

 

[3]Я умираю (нем.).

 

[4]Скульптура Н. А. Андреева.

 

[5]Не имеющий гражданства.

 

[6]Сокращенно от «Смерть шпионам» — советская контрразведка, непосредственно подчинявшаяся Сталину.

 

[7]Приказ Сталина № 227 об образовании заградотрядов, обязанных стрелять по отступающим бойцам.

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2023-02-04 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: