Анн Анселин Шутценбергер 12 глава




 

Задача терапевта состоит в том, чтобы вести своего клиента, анализируя, помогая найти свою «историю», представить ее сло­вами в связном виде, увидеть ее нити и прояснить смысл. И ког­да речь идет о личной истории, в которой было много тягостных событий, ставкой такой работы становится возможность выхода из хаоса, бездумности, невысказанности и повторений, осозна­ние истории своей семьи и своего прошлого. Начать сначала, перевернуть страницу можно лишь тогда, когда на этой страни­це все ясно, все стерто или вот-вот будет стерто или изменено.

Таким образом можно создать и заново «изобрести» свою жизнь.

Весной 1957 г. в лесах Амазонии, куда я, недолго думая, от­правилась одна в этнологическую экспедицию, я присоедини­лась к группе охотников на тигров и золотоискателей. Малень­кий самолет, которым управлял воздушный ковбой, должен был доставить нас на место, тогда неизвестное, в лагуну Канаямы, на излучине Ориноко и Рио-Каррао. Ориентируясь по остовам брошенных самолетов, мы приземлились на поляне, которая называлась «Прыжок ангела», разбили лагерь неподалеку от ог­ромного водопада Салто дель Анжель, примерно на тысячемет­ровой высоте, и спали в гамаках, привязанных к деревьям.

Пробуждение ранним утром оказалось незабываемым: чудо серендипити1 – как если бы трем принцам из Серендипа улыб­нулась удача и они нашли бы не то, что искали, а то, что им было нужно и чего хотелось.

Внизу шла своя жизнь: индейские женщины, вышедшие из леса, забавлялись с моими вещами, передразнивали меня, когда я умывалась, испытывали средства от комаров, духи, мыло, одежду, не понимая их смысла и предназначения. По­том я спустилась, мы познакомились, и они пригласили нас в свою деревню. Это одна из самых незабываемых встреч в моей жизни.

1 Серендипити – выражение Горация Уолпула (1717 ± 1797), заимствованное из цейлонский сказки о трех принцах из Серендипа (The Three Princes afSerendip), которые обладали способностью случайно делать счастливые и неожиданные открытия; исполь­зуется экзистенциальными психологами, cf. Oxford Dictionary, 1964. Уже греки использо­вали тот же корень, чтобы достигнуть цели и иметь удачу (eutychia, tychi, fortune): Platon, Euthydeme ou le Disputeur, Paris, La Pleiade, vol. 1, 571, 1950, reeU 1989. [Cf. A. Ancelin Schfltzenberger, 1996, «Laserendipite».]

Наверху, очень высоко, шла еще более таинственная и со­вершенно неизвестная жизнь под кроной больших тысячелет­них; деревьев.

С тех пор как исследователи, ботаники, биологи, зоологи, этологи взялись за изучение того, что называется «верхним яру­сом влажного тропического леса» (the canopy, the tree top – вер­шина деревьев по-английски), они используют для этого «вер­шинный плот» (the tree top raft)2, на который они приземляются с помощью дирижаблей или небольших челноков.

Так они открыли переплетение неизвестных связей, целую жизнь между небом и землей, в плоскости лес – атмосфера, в тридцати – сорока метрах от земли, где есть своя особая расти­тельность и мелкие животные, нигде больше не встречающиеся.

Верхний ярус тропического леса – это лиственный экран для организмов, живущих на низких уровнях (на земле). Он является как бы солнечной энергетической станцией, которая обеспечивает рост и функционирование всего леса.

Исследователи (этологи в широком смысле) изучают на их основе происхождение жизни и человека, выдвигают гипотезы о будущем нашей планеты.

Мне показалось, что подобным же образом, взбираясь на вершины нашего генеалогического древа и «психогенеалогии», вникая в ее различные формы и переплетения, мы сможем рас­путать нить нашей семейной и личной жизни (нашу геносоци-ограмму), понять ее. Таковы перспективы верхнего яруса жизни для человека.

Перечитываем Фрейда. В «Толковании сновидений» он гово­рит о «призраках»: «Имена детей должны определяться памя­тью о дорогих людях. Их имена делают детей призраками». -

Рассмотрим некоторые психоаналитические корни этой ра* боты в наследии Фрейда и Ференци. Отметим «семейные повто­рения» (и хорошие, и трагические), синхронию возрастов и чисел, «синдром годовщины».

Более двадцати лет назад (1975) Иван Бузормени-Надь от­крыл «невидимые сйязи», «невидимые лояльности» (семейные),

2 Верхний ярус тропического леса (the canopy) был обнаружен некоторыми иссле­дователями в конце сороковых после войны, и наиболее важные исследования были проведены в Амазонии, Гвиане и Камеруне около 1986 и 1989 гг.

 

которые соединяют каждого человека с его семьей (с представлениями о справедливости и балансе «семейных счетов»).

Николя Абрахам и Мария Терек (1975) столкнулись с так называемыми замурованными «призраками», которые якобы иногда выходят из тайных семейных склепов и являются лю­дям, влияя на тело и дух (как в рассказах о домах с привидени­ями или в некоторых новеллах Агаты Кристи).

Как такое может быть возможно?

Что это – своего рода энграммация3, скорее психологичес­кая, нежели физиологическая?

Говоря упрощенно, при рождении и даже во чреве ребенок получает определенное количество посланий: ему передают фамилию и имя, ожидание ролей, которые ему придется играть или же избегать. Эти ролевые ожидания могут быть позитив­ными и/или негативными. На ребенка может проецироваться, например, идея о том, что он – «копия дедушкиного брата Жюля», и все вокруг начинают думать, что он будет авантюри­стом, «недобропорядочным гражданином», как и дед. Из ребен­ка сделают козла отпущения, на него «наденут одежду покой­ного», которого ему предстоит замещать. Как феи вокруг ко­лыбели Спящей Красавицы, ему много всего предскажут – предписания, сценарии, будущее. Это будет сказано явно или останется невысказанным и будет подразумеваться «по умол­чанию» и храниться в строгой тайне. Однако явные или неяв­ные ожидания будут «программировать» ребенка.

Затем семья и окружение начнут вводить эту программу в психику ребенка: его жизнь и смерть, брак или безбрачие, про­фессия или призвание, будущее станут, таким образом, произ­водной от всего семейного контекста – высказанного и невыс­казанного.

Эта область мало изучена. Каждый терапевт сам разрабаты­вает собственную концепцию в зависимости от школы, к кото­рой принадлежит.

Однако точно известно, что исследованиями Жозефины Хилгард доказана статистическая значимость синдрома годов-

 

3 Энграмма – след, оставленный в памяти любыми событиями в процессе био­электрического функционирования мозга (Larousse).

 

щины. Существуют клинические подтверждения синхронности дат рождений и смертей, значимой во многих семьях, и, ко­нечно, повторения ситуаций в семье из поколения в поколе­ние.

Одно представляется более чем вероятным – это то, что мы находимся в области истоков, которую в терминах психоанали­за можно было бы назвать областью основополагающего забвения субъекта.

Для большей ясности обратимся к случаю, на который ссы­лается психоаналитик Сильвана Олиндо Вебер, чьи исследова­ния посвящены изучению соматизации, т. е. «роли, которую бессознательная сфера заставляет играть тело»4. Она рассказы­вает историю женщины, у которой четвертый ребенок, маль­чик, каждую ночь просыпался с плачем. Во время лечения па­циентка вспомнила, что однажды ночью умер ее двухлетний младший брат – «внезапной смертью грудного младенца». Тот же печальный конец постиг двух других братьев.

После того, как она рассказала аналитику об умерших бра­тьях, ее ребенок стал спать спокойно. Это напоминает много­численные клинические случаи, на которые ссылается Фран­суаза Дольто, рассказывая о том, как она работает с грудными детьми и детьми постарше.

На мой взгляд, все, что происходит в трансгенерационной терапии, имеет ту же природу.

Кстати, Фрейд интуитивно чувствовал важность трансгене­рационной передачи. В своей работе «Тотем и табу» он пишет:

«Если психические процессы одного поколения не передавались бы другому, не продолжались бы в другом, каждому пришлось бы вновь учиться жизни, что исключило бы всякий прогресс и раз­витие. [...] Какими средствами пользуется одно поколение, что­бы передать свои психические состояния следующему поколе­нию? Эти два вопроса еще не получили удовлетворительного ре­шения, и прямая передача через традицию, о которой есть со­блазн подумать в первую очередь, далеко Не соответствует жела­емым условиям. Каким бы сильным ни было подавление, тен-

 

4 Olmdo-Weber S et Mazeran V (1991), «А ГёсоШе du corps souffrant» in Journal des Psychologies, sept 1991

 

денция никогда не исчезает до такой степени, чтобы не оставить после себя какой-нибудь субститут, который, в свою очередь, ста­новится отправной точкой некоторых реакций»5.

Не желая сравнивать несравнимое, передача все еще (пока) находится под знаком неизвестности и вопроса. Но мы наде­емся, что вскоре прогресс междисциплинарных исследований, затрагивающих одновременно гуманитарные науки, биологию, квантовую физику, этологию животных и человека, а также от­крытия новых нейропередатчиков позволят лучше понять, как происходит эта передача и как осуществляется коммуникация и между индивидами, и между поколениями (то, что Морено интуитивно почувствовал, назвав термином «теле»)

Карл Прибрам доказал, что мозг работает как голограмма. Недавние исследования Ильи Пригожина, Давида Бохма, Фри-тьофа Капры о времени и «теле – пространстве j- времени» показали, что все взаимосвязано.

Этология животных от Дарвина до Хинде и Шельдрак так­же затрагивает проблемы передачи.

Руперт Шельдрак6 рассматривает вопрос о передаче как сво­его рода энграммации, подобно тому/как синицы в Англии шз поколения в поколение передают друг другу способ вскрывать бутылки с молоком, выставляемые у дверей коттеджей, – ведь сейчас все происходит так, как будто им не нужно обучаться этому.

К проблеме передачи, происхождения и забвения из области первичного вытеснения обращался не только Фрейд7, но и со­всем недавно Анзье и Каэс8 (1992).

5 Freud S. (1913), Totem et Tabou, Paris, Payot, 1965, PBP: 181-182.

6 Sheldrake Rupert (1981), A New Science of Life: the Hypothesis of Formative Causation, London, Blond and Briggs, reed. 1985.

Sheldrake Rupert (1990), The Rebirth of Nature, London, Rider.

Sheldrake Rupert (1988), The Present of die Past: Morphic Resonance and the Habit of Nature, London, Collins, tr. fr. La Memoire de I'univers, Monaco, Le Rocher, 1988,184. (Sheldrake reprend les cartes de Fisher et Hinde, 1949, British Birds, о вскрытии бутылок молока в 1935, 1941, 1945,1947, в Великобритании.)

Sheldrake Rupert (1990), Communication privee, 1991/1992.

7 Freud S. (1915), Metapsychologie (вытеснение, 48, и бессознательное, 88), Paris, Gallimard, 1952.

1 Ka6s Rene (1992), L'invention psychanalytique du groupe; hommage & Didier Anzieu. Portrait d'Anzieu avec groupe, Marseille, Hommes et Perspectives, 1992.

Проблему передачи ставил еще Платон в «Пире»: Платон[28]9 описывал, как души теряют память обо всем и забывают, что они видели до рождения. Мы могли бы сказать, что это забы­вание предшествующих знаний позволяет жить здесь и теперь, создавая собственное личное будущее, в известной степени свободное от гнета прошлого. Если я хорошо понимаю Пла­тона, Лета означает, вероятно, возврат к предшествующим по­колениям.

Уже несколько лет психоаналитики как в США (Мартин Бергман и Хилтон Джакуи, с 1982 г. работающие с поколением детей—жертв Холокоста), так и во Франции (в частности, Фран­суаза Дольто-Маретт, Николя Абрахам и Мария Терек, а также Дидье Дюма и Серж Тиссерон) снова выдвигают гипотезу о кон­сервативном вытеснении и цепи передач невысказанного от од­ного поколения другому, того, что становится для детей тай­ной, о которой не говорят (т. е. захороненной), страданием, ко­торое можно представить, но нельзя выразить словами (они не имеют права говорить об этом). Это невыразимое оказывается похороненным в бессознательном как внутренней структуре. В третьем поколении тайное и невыразимое словами становит­ся непомышляемым (то есть даже подумать о нем нельзя), по­скольку это невозможно представить («генеалогическое непо-мышляемое»), оно становится «призраком», преследующим того, кто часто страдает от необъяснимых симптомов, указывающих на тайну, которую родственник спроецировал на него, а он об этом и не подозревает.

Рассуждая с позиций трансактного анализа, психоаналитик Фанита Инглиш даже говорит, что в замкнутой системе «горя­чую картофелину» (the hot potatoe) передают из поколения в по­коление, чтобы от нее избавиться.

По ее мнению, в случаях"серьезных трудностей с родителями маленький ребенок сам себе строит эписценарий – историю, тай­ную интригу, основанную на магической вере в то, что ему удас­тся избежать печальной судьбы, если он сумеет передать ее жертве или козлу отпущения (English, 1974, р. 199). Она называет это ха-мартическим сценарием: передавая проблему другому, человек освобождается от своего «разрушительного сценария».

Монтень, в тридцать лет потерявший своего друга Ла Боэ­ция, вел себя так, как если бы тот жил в нем, являлся ему – он пытался оживить его, публикуя его записи или говоря о нем, о своей привязанности, дружеских чувствах к нему в своих «Эссе» (1580-1582). Монтень описывает это овладение душой так:

«В дружбе, о которой я говорю, [наши души] сливаются, переме­шиваются друг с другом, становясь такой универсальной смесью, что стираются и исчезают швы в месте их соединения. Если меня спросят, почему я его любил, я чувствую, что это можно объяс­нить, только ответив так: потому, что это был он, потому, что это был я» (Essais, 1, 28).

Вот как описывает это Ла Боэций (в пересказе Сент-Бева): «Некоторые души объединились однажды, и ничто не может их разъединить. То, что навсегда соединило тебя со мной, о Монтень, что бы ни случилось, – это, сила природы, это самая приятная черта любви, добродетель»10:

У Монтеня эта одержимость в течение всей его жизни была осознанной. Кстати, он оживил Ла Боэция в своих «Эссе», Пе­редал нам память о нем, впрочем, он говорит о «квинтэссен­ции всей этой смеси», в результате чего более нельзя отделить мысль одного от мысли другого.

Подобная неосознанная одержимость, по мнению Николя Абрахама и Марии Терек, вероятно, является результатом ра­боты «призрака» в бессознательной сфере.

Эти гипотезы вписываются в поле психоаналитических ис­следований, опираясь на аналитические понятия «проециро­вания», «инкорпбрирования», «вытеснения», «раскола».

Но не будем забывать о том, что Фрейд мыслил также в тер­минах филогенеза, будучи «биологом по духу»11. N

В работе «Пять случаев психоанализа»12 он уточняет: «Я склонен думать, что филогенетические схемы, которые ребе-

10 Sainte-Beuvc (1857), Causerie du Lundi, t. IX, Paris, Gamier.

11 Sulloway F. (1975), Freud, biologiste de Vesprit, Paris, Aubier-Flammarion, 1978.

12 Freud S. (1909), Cinq psychanalyses, Paris, PUF, 1954. L

нок приносит, появляясь на свет [...] – это сухой остаток исто­рии человеческой цивилизации», даже если эта гипотеза оспа­ривается некоторыми как фантазийная экстраполяция.

Указания на эту интуицию мы снова встречаем в журнале «Соматотерапия» (1991-1992). О ней упоминают исследовате­ли, работающие с ребефингом, которые заметили, что еще во чреве матери с седьмого месяца беременности ребенок начи­нает видеть сны, и, вероятно, эти сны передает ему мать: у него те же сны и тем самым он имеет (или может иметь) доступ к ее бессознательной сфере.

Аналогичные предположения на уровне интуиции делает Франсуаза Дольто, по мнению которой бессознательное мате­ри и ребенка связаны, и ребенок знает, угадывает и чувствует вещи, относящиеся к семье в течение двух-трех поколений13.

Это в известной мере совпадает с нашим клиническим опы­том. На психодраматических сессиях во время повторного пере­живания рождения у взрослого человека появляются манеры, движения губ и тонкий голос младенца (какой бывает до ломки у взрослого человека), он вспоминает важные и травмирующие факты своего рождения или события, случившиеся до его появ­ления на свет (в некоторых случаях это удалось проверить).

Николя Абрахам и Мария Терек пишут, что «призрак – это то, что производит наше бессознательное, особенность кото­рого состоит в том, что он никогда не был осознанным и не случайно является результатом перехода (как именно, остается выяснить) из бессознательного родителя к бессознательному ребенка».

Сократ говорил, что он идет своим путем, по своему усмот­рению, кроме тех случаев, когда тихий голос14 Даймона («внут-

" Dolto-Marette Francoise (1908-1988), Euvres Completes et communications privees (1953-1988).

14 Platon, Apologie de Socrate, 6uvres completes, 1.1,31D (p. 159) et 40 As(p. 170) et 41 D (p. 173), Paris, Les Belles Lettres, Association Guillaume Bude\ 1959.

«Это связано с [...] происходящим во мне определенным проявлением Бога или Божественного разума...». «Это нечто, берущее начало в моем детстве, некий голос, ко­торый, когда его слушают, всегда уводит от того, что я собирался делать, и никогда не подталкивает к действию» [31 D, 159.] «Привычное мне предупреждение от Божествен­ного разума доносилось до моего слуха очень часто [...] и сдерживало меня даже в мало­важных действиях именно в тот момент, когда я собирался делать то, что не было хоро­шо» [40,170.]

реннего поводыря», «доброго демона» или привычного духа) не останавливал его и не заставлял повернуть вспять.

Но нам не всегда хватает мудрости или терпения не спешить, прислушаться к нашему тихому внутреннему голосу.

Я полагаю, что при современном уровне знаний нам, кли­ницистам, следует наблюдать и описывать эти явления – ска­жем, странные случаи передачи от одного бессознательного другому, собирать факты, клинические описания, публиковать их, проводить клинические и одновременно статистические исследования (как сумела сделать Жозефина Хилгард по синд­рому годовщины). Тогда, может быть, понимание этих «фанто­мов» бессознательного, этих «повторений», «годовщин» при­близит нас к познанию взаимодействующих существ, имеющих интуицию и язык, т. е. нас.

Мертвец хватает живого, как гласит поговорка и римское право.

«Итак, ни этим утром, когда я выходил от себя, Божественный голос не остановил меня, ни в тот момент, когда я поднимался [...], ни в то время, когда я говорил, предуп­реждая о том, что я собирался сказать...» [40 В, 170.].

«Часто, однако, при других обстоятельствах он заставлял меня замолкать в самый разгар моего изложения...» [40 В, 171]. «...Это [...] является для меня убедительным до­казательством. Исключено, чтобы мой обычный знак не остановил меня, если то, что, я собирался делать, не было хорошим» [40 С, 171.].


ПРИЛОЖЕНИЯ

 

Определение «склепа» и «призрака» по Николя Абрахаму и Марии Терек

В некоторых случаях (в частности, при наличии тайн) все происходит так, как будто тот, кто умер при драматических, постыдных или «несправедливых» обстоятельствах, не мог уйти и оставался связанным с семьей в виде призрака или привиде­ния, спрятанного или плохо захороненного в склепе – в серд­це потомка. Иногда он говорит как чревовещатель, а иногда проявляется в виде повторяющихся симптомов, передающих­ся через бессознательное от родителя к ребенку.

«Чтобы появился склеп, нужно, чтобы постыдная тайна стала фактом объекта, играющего роль Я-идеала. Речь идет, таким об­разом, о том, чтобы хранить свою тайну, прикрыть свой стыд» (N. Abraham, М. Тбгбк, L'Ecorce et le Noyau, op. cit).

Место склепа в психическом аппарате.

В топике «склепу» соответствует определенное место.

Это не динамическое бессознательное, не «Я» интроекции.

«Это скорее раб обоих, своего рода искусственное бессознатель­ное, которое находится внутри «Я» (moi). (Ничто не должно про­сочиться во внешний мир.) Именно «Я» (moi) принадлежит фун­кция охраны кладбища» (ibid., p. 254).

Возведение «склепа», по мнению авторов, – это консерва­тивное вытеснение, которое они противопоставляют собствен­но вытеснению (обычно называемому динамическим вытесне­нием), особенно отчетливо проявляющемуся в случае истерии. Главное различие между этими двумя видами вытеснения со­стоит в том, что в истерии желание, порожденное запретом, ищет выход и находит его в символической реализации (исте­рическая конверсия), тогда как у «склепоносителя» (то есть у того, кто несет в себе склеп),

«... это реализованное желание, бесповоротное, которое оказы­вается погребенным, не способным ни возродиться, ни превра­титься в пыль. [...] Таким образом, прошлое выступает как блок реальности, именно к нему стремятся при отрицаниях и «опро­вержениях» (ibid., p. 255).

Коротко говоря, склеп – это что-то вроде включения внут­ри самого «Я» (moi), результатом чего является консерватив­ное вытеснение.

Используя терминологию Марии Терек и Николя Абраха­ма, мы предлагаем следующее резюме:

«Склеп» – это некое искусственное бессознательное, рас­положенное внутри «Я» (moi), результат потери объекта, нар-циссически необходимого, причем эту потерю нельзя откры­то признать из-за тайны, которую делят носитель «склепа» и потерянный объект. Содержание тайды расценивается как некое «преступление», которого следует стыдиться и в кото­ром невозможно сознаться, оно составляет Реальность (в ме­тафизическом смысле этого термина) субъекта-«склепоносителя».

Работа «призрака», в бессознательном

«Призрак – это образование бессознательного, которое имеет особенйость никогда не быть осознанным [...] и возникает в ре­зультате перехода (каким образом - еще предстоит определить) из бессознательного родителя к бессознательному ребенка». [...] «Призрак -это работа в бессознательном, тайна, в которой не­возможна признаться другому (инцест, преступление, внебрач­ный ребенок...). Его закон – вынужденное незнание». [...] «По­являющийся призрак-преследовать – свидетельство существо­вания покойного в другом человеке. [...] Он не имеет собствен­ной энергии. [...] Он молча преследует свою цель – нарушить связь. Добавим, что его поддерживают оккультными словами, он вроде невидимого гнома, который старательно трудится, чтобы из бессознательного разорвать когерентность последователь­ных связей». [...] «Именно из бессознательного приходят навяа-чивые слова, поддерживающие призрака, [...] часто это ключе­вые слова всей семейной истории, в которой они помечают жал­кие стыки». [...] «Это пробел в том, что можно выразить словами. [...] Появление призрака указывает, что на потомка, вероятно, воздействует то, что для родителя означало рану, даже нарцисси-ческую катастрофу». [...] «Его проявление, навязчивость - это возврат призрака через слова и странные действия, симптомы (фобические, маниакальные) и т.д. В моменты периодического компульсивного возвращения [...] призрак проявляется как чре­вовещатель, как чужой по отношению к собственной топике субъекта». [...] «Так, человек, которому является призрак, ока­зывается зажатым с двух сторон: любой ценой соблюсти незна­ние тайны ближнего (отсюда ее игнорирование) и одновременно снять это состояние тайны, отчего та превращается в неосознан­ное знание». [...] Так показывается и прячется то, что в глубинах бессознательного заложено как знание о тайнах ближнего, жи­вое и мертвое одновременно» (ibid., p. 391-432).

Дуальное единство и навязчивое преследование

Николя Абрахам и Мария Терек полагают, что только вве­дение генеалогического понятия, в частности, «дуального един­ства» позволяет осознать призрак и его проявление, навязчи­вость в преследовании как метапсихологические факты.

Концепция единства имеет дуальный характер: изначальным двуединством является единство отношений «мать – ребенок» (или «родитель – ребенок»).

«Дуальное единство – это неразделенное разделенное или разде­ление, включенное в неразделимое. Неразделимое, индивид по­является как раз через разделение, происходящее внутри» (ibid., р. 397).

В основе этого разделения лежит филогенетическое собы­тие – разлука, отделение от матери. Таким образом:

«Это разделение у обоих партнеров вызовет лишь боль из-за от­сутствия матери. Действительно, возникает парадокс: если ребенку будет не хватать матери, то матери, в свою очередь, будет не хватать той матери ребенка, которой она была» (ibid., p. 396).

По мере взросления

«двуединство «мать - ребенок» превращается во внутренний двой­ной союз между бессознательным и «Я» (moi)» (ibid., p. 399).

Статистические исследования синдрома годовщины, проведенные Жозефиной Хилгард (работы с 1952 по 1989 гг.)

Жозефина Хилгард в 1953 г. в маленькой статье описала не­которые клинические случаи синдрома годовщины у родителей в виде «направленной» реакции в химическом смысле слова или вновь «пущенной в ход» их же собственными детьми, достиг­шими того возраста, в котором были их родители в то время, когда их собственные родители умирали или попадали в меди­цинское учреждение.

Хилгард Ж. Р. (1953): Anniversary Reactions in Parentsprecipitated by children, Psyschiatry, 16, с 73-80:

«Мария Банкрофт, мать шестилетней девочки Дженни, страдает пневмонией, плевритом и психозом. Когда самой Марии было шесть лет, ее отец умер от плеврита, пневмонии и менингита на последней стадии».[...]

«Возможно, речь идет о реакции годовщины. [...] На это указы­вает тот факт, что острые симптомы проявились, когда дочери исполнилось столько лет, сколько было ее матери в год смерти отца, а также то, что ее пневмония и плеврит повторяют симпто­мы отца на финальной стадии болезни. Психотические симпто­мы появились еще тогда, когда она лечилась в больнице от пнев­монии». [...] «Однажды утром пациентка заявила, что она бесе­довала с Богом, что она сама божественна [...] и бессмертна, [...] и начала петь, свистеть, кричать» (1953, с. 73). За год до того, как я ее увидела, ее госпитализировали и трижды лечили электрошоком (но получили лишь кратковременные улуч­шения).

 

Во время психотерапевтического лечения у Жозефины Хилгард «[...] мадам Банкрофт часто связывала опыт своей дочери с соб­ственным детским опытом - Дженни видела, что ее (Марию) уносят на носилках. Как мать Марии отвергала ее, так сейчас она сама своим отсутствием бросает Дженни [...]» «Она делает многое из того, что делала ее мать, совсем не то, что ей свойственно. [...] Когда мы начали рассматривать ее нынеш­нюю болезнь как повторение чего-то, чему она не могла проти­востоять, будучи ребенком, появились заметные успехи в лече­нии (она смогла покинуть больницу, воэобновить совместную жизнь со своим мужем, но пока что не с дочерью)» (ibid., p. 74). «Джеймса Карсона тридцати четырех лет госпитализировали в свя­зи с жалобами на невыносимую головную боль, длящуюся более четырех лет. [...] Дело дошло даже до попытки самоубийства - он выпил 50 таблеток фенобарбитала. Острые симптомы начались, когда егй сыну исполнилось четыре года – столько же было само­му Джеймсу, когда его собственный отец внезапно умер от инфлю­энцы (гриппа). [...]»

«При рождении сына он сменил работу – из службы в охранном бюро универмага перешел на работу криминалиста – следовате­ля в частной полицейской фирме. {...] А когда сыну исполнилось четыре года, он перешел на службу в железнодорожную полицию В ту же компанию, где работал его отец (хотя давал себе слово никогда этого не делать). Возможно, это реакция на годовщину? Бессознательное отождествление себя с отцом?» (ibid., р.75). [После не очень успешной психотерапии клиент оказался в си­туации, которую считали безнадежной - у него были галлюци­нации, тяга к убийству и самоубийству.] «Но когда возникла ги­потеза о связи его болезни с годовщиной, состояние его значи­тельно улучшилось после того, как он воскликнул: «О", черт, если бы мой отец не умер, я не был бы в этом г... [...] Вы знаете, я стал понимать: у моего отца были сын и дочь, и у меня есть сын и дочь^ [...] и у меня такое чувство, будто мой отец – это я, а я - это мой отец».

«Аспект инкорпорирования идентификации с умершим отцом (тем более) очевиден, что [как он говорит, вспоминая про боли в желудке] ему казалось, будто его раздувает, словно внутри него было что-то вроде трупа» (ibid., p. 77). Ж. Хилгард пишет по этому поводу:

«Пока не обнаружили центральную тему (синдром годовщины), оба эти случая казались необъяснимыми (им навесили ярлык шизофрении). Казалось, симптомы появляются без причины. Пос­ле осознания центральных эпизодов, остальной клинический материал встал на свои места. [...] Одна из причин, по которой подобные случаи не распознаются, состоит в том, что централь­ная фигура – маленький ребенок, который не кажется причаст­ным к делу, но именно он дает ключи, объясняющие болезнь или проблему родителей» (1989, с. 235)1.

Чтобы установить реальность синдрома годовщины, Жозе­фина Хилгард провела два систематических исследования па­циентов, поступивших в две калифорнийские больницы. Речь шла о 8680 больных.

Со своей командой она просмотрела карты и анамнезы всех, кто поступал в больницу в течение девяти месяцев с 1954 по 1957 гг., отбросив карты тех, кому было более пятидесяти лет, страдающих алкоголизмом, органическими поражения­ми, а также психопатических личностей. Остались 2402 боль­ных (белых), 3/5 из них имели диагноз шизофрения, 1/5 – маниакально-депрессивный психоз и 1/5 – психоневротики. Среди них отобрали для исследования лишь тех, кто впервые попал в больницу после свадьбы, отцовства/материнства, по­терял родителей в результате смерти в возрасте от двух до ше­стнадцати лет при условии, что дата потери родителя могла быть точно установлена в беседе, по документам, журналу учета и больничной картотеке.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-11-09 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: