Тем временем, после шокирующих потерь Королевских ВМС в первые дни после высадки, в Нортвуде и в Уайтхолле наступил период острого нервозного беспокойства. Огромное общественное и дипломатическое давление заставляло отбрасывать в сторону все ссылки на трудности, испытываемые Томпсоном. Правительство отчаянно нуждалось в каких‑то телодвижениях, дабы создать ощущение достигнутого британцами успеха.
Томпсону и его штабу приходилось переделывать планы, полагаясь на более скромные мощности для обеспечения продвижения войск, в том числе – обходиться без сгоревших на «Атлантик Конвейере» трех вертолетов «Чинук», поднимавших каждый впятеро больше «Си Кинга». Неожиданно комбрига вызвали на спутниковый терминал в Эйджэкс‑Бэй. В Нортвуде не слушали отчетов бригадира – ему говорили, что он должен делать. Командование в Британии считало жизненно важной необходимостью при первом же удобном случае ввести десант в боевое соприкосновение с аргентинцами. Очевидным шагом виделось наступление на Гуз‑Грин – базу противника, расположенную всего в 13 милях (24 км) южнее Сан‑Карлоса. Томпсон возражал, так как считал Гуз‑Грин совершенно неуместной целью со стратегической точки зрения: когда падет Стэнли, аргентинцы в Гуз‑Грине сдадутся без боя, чего едва ли стоило ожидать при противоположном варианте. Он‑то планировал оставить небольшой заслон, чтобы блокировать любую попытку аргентинцев сделать вылазку из Гуз‑Грина, каковая казалась маловероятной в свете действий или, точнее, бездействия неприятеля до сего момента, в то время как сосредоточить основные силы на выдвижении к горе Кент – жизненно важной позиции для броска к Стэнли. Генерал Дик Трант, ставший заместителем Филдхауза в Нортвуде, пока генерал Мур находился отрезанным от мира в плавании на «QE2», не запрещал комбригу наступать в направлении горы Кент частью сил и даже приветствовал решение как вполне разумное, но Гуз‑Грин британцам предстояло взять – взять обязательно. На самом деле в жестком разговоре между Нортвудом и Сан‑Карлосом прозвучало предложение заменить Томпсона, если тот не начнет действовать немедленно, более сговорчивым командиром.
После четырех дней почти постоянно плохих новостей в Лондоне жаждали ощутимой победы. Не важно какой, главное – весомой политически, а раз так, то сгодится и Гуз‑Грин. Томпсон тут же созвал командиров. 2‑му батальону Парашютного полка поручалось осуществить «рейд» на Дарвин и Гуз‑Грин. Между тем 45‑му отряду коммандос и 3‑му батальону парашютистов предстояло прорываться с берегового плацдарма в походном порядке, или, как говорили в морской пехоте, в темпе «йомп» – «пешедралом». Коль скоро вертолетов для переброски личного состава в направлении к Порт‑Стэнли по воздуху не имелось, солдатам приходилось тащиться по замерзшим торфяникам и болотам Восточного Фолкленда на своих двоих. Командиры подразделений открыли рты. Один, по крайней мере, отказывался верить, что такое вообще возможно. Конец всем надеждам на быстрые «лягушачьи прыжки» по острову на вертолетах. Офицеры высказывали опасения относительно того, как бы от таких маршей люди не вымотались прежде, чем вообще достигнут поля боя.
Услышав 24‑го числа об отсутствии планов скорого выдвижения с плацдарма, Хью Пайк приказал бойцам 3‑го батальона Парашютного полка приступить к интенсивному патрулированию местности. Теперь его словно бы застали врасплох – многие парни промокли и попросту устали. Однако существовала гордость – гордость солдат, не знавших значения слова «невозможно». В 1 час пополудни 27 мая 3‑й батальон парашютистов бодрым шагом отправился по пересеченной местности к Тил‑Инлет, неся на себе гигантскую поклажу.
«Нам предстояло выиграть три битвы, – написал в дневнике командир 45‑го отряда коммандос, подполковник Эндрю Уайтхед. – С неприятелем, с ужасной местностью и с неадекватностью наших служб обеспечения тыла». С первыми проблесками рассвета 27 мая его бойцы погрузились в десантные катера, дабы те доставили их в Порт‑Сан‑Карлос. В среднем при них находилось по 50 кг снаряжения на брата. Так морские пехотинцы начали свой исторический марш через остров, в то время как 2‑й батальон парашютистов шагал к Гуз‑Грину.
ГУЗ‑ГРИН
Концепция массированных парашютных десантов, модная в период своей юности в годы Второй мировой войны, устарела в пределах одного поколения. И все же в любой армии мира и сегодня парашютно‑десантные войска являются элитой. Их окружает ореол особой мужественности, напористости и уверенности в собственных силах – предмет недоверия и ревности со стороны представителей других частей. В британской армии «малиновая машина» – парашютный корпус – никогда не пользовалась всеобщей популярностью. Критики считают содержание парашютных формирований нерентабельным, ибо десантникам вряд ли когда‑нибудь придется прыгать с парашютами и вступать в бой с ходу в настоящей войне. Некоторые прямо обвиняют корпус во взятом им на вооружение безответственном и прямолинейном подходе к боевому применению и припоминают «Кровавое воскресенье» в Лондондерри как классический случай того, как не надо заниматься миротворчеством[383]. В 1974 г. скептикам с успехом удалось добиться расформирования 16‑й парашютной бригады – общевойскового формирования воздушного десанта. Некоторые уже надеялись на роспуск вслед за тем трех боевых батальонов Парашютного полка[384]. Однако образ красных беретов в общественном и политическом сознании слишком велик и значим. Даже н эпоху солдат мирного времени многие высокопоставленные офицеры поневоле осознают ценность части – иногда бывает, что нужна именно она и никакая больше, поскольку надо попытаться сделать невозможное. В воскресенье 4 апреля хоккейная команда 2‑го батальона парашютистов сражалась в финальном матче за кубок полка, когда посреди игры появился человек, коротко сообщивший офицерам команды: «Сбор группы «О» в четыре часа».
Они вернулись и закончили игру победой. В начале вечера тридцать пять полных ожидания молодых людей собрались в бюро подготовки батальона в Олдершоте, чтобы послушать батальонного командира. Подполковник Херберт Джоунз, называемый всеми «Эйч»[385], поспешил в расположение части из отпуска во Франции, как только узнал о кризисе. Батальон готовился вот‑вот отплыть на шесть месяцев в Белиз. Теперь же из уст командира звучал так страстно желаемый десантниками приказ вышестоящего начальства: им предстояло изменить планы и ждать отправки на Фолклендские острова в составе оперативного соединения.
Люди, начавшие готовиться к войне с той ночи, подобно их коллегам из 3‑го батальона Парашютного полка, уже находившимся в море, являлись, пожалуй, одними из самых лучших солдат в британской армии. Многие ротные командиры в обоих батальонах, как майор Джон Кросленд из роты «В», ранее служили в САС и поучаствовали в боевых действиях в Дофаре[386]. Майор Дэр Фаррар‑Хокли, тридцатипятилетний командир роты «А», с его выдающейся челюстью и страстной преданностью вооруженным силам, являлся сыном полковника‑коменданта Парашютного полка и мужем дочери другого генерала[387]. Заместитель командира батальона майор Крис Кибл, этакий седой великан, словно бы нависающий на вас крепостной башней, поступил в Королевский Английский полк в 1963 г. по окончании Школы Дуэ[388], а в 1971 г. перевелся в парашютную часть. Он находил воздушных десантников «куда более профессиональными, чем большинство пехотных формирований. В обычном пехотном батальоне всегда есть предел того, что вы можете сделать. Философия Парашютного полка состоит в том, что нет ничего, чего бы вы не могли сделать. Границ просто нет».
2‑й батальон Парашютного полка использовал последние дни перед погрузкой на суда для организации скороспелых батальонных учений и – начала интенсивной программы приготовления к битве. Увлеченность «Эйча» Джоунза военным делом всегда выходила за пределы профессиональных обязанностей. Как сказал Крис Кибл, «он возрос на солдатской философии». Представитель процветающего семейства землевладельцев из областей к юго‑западу от Лондона. «Эйч», брат которого служил офицером в военно‑морских силах, поступил в Девонширско‑Дорсетский полк после Итонского колледжа и перевелся в парашютисты в 1980 г. В сорок два года в нем сохранилось еще что‑то мальчишеское, живой характер. шарм и подкупающая улыбка, вдруг будто бы ни с того ни с сего озарявшая его лицо. «Он был в какой‑то мере нетерпимым – не выносил дураков, – вспоминал Кибл. – Но имел привычку бывать правым. Настоящий вожак».
Джоунз истово верил в сбалансированный батальон со специалистами своего дела и снаряжением, пригодным для решения задач максимально широкого спектра, тогда как Кибл подчеркивал, что решающим фактором для части на поле боя является «способность развивать натиск». Командир сомневался в действенности пулеметов, имевшихся в распоряжении 2‑го парашютного батальона, и запасся дюжиной американских реактивных гранатометов М79. Как до, так и после погрузки на паром «Норланд» бойцы особенно старательно отрабатывали действия в рамках медицинской подготовки и процедур обращения с ранеными. Доктор Стив Хьюз, офицер, заведующий медчастью батальона[389], служил в армии всего полтора года, однако не поленился произвести специальное изучение статистических данных потерь, где говорилось о самых распространенных ранениях на поле боя. Парни практиковались в обмене особыми навыками. Они выработали полностью альтернативный вариант тактического штаба, принять немедленное командование которым на поле боя мог в случае выхода из строя Джоунза майор Кибл. Они потратили £120 из фонда части для покупки по своей инициативе пластиковой модели человеческой руки и по дороге на юг практиковались на ней в нахождении вен, наложении жгутов и постановке капельниц.
«Все время нас не покидало такое ужасное беспокойство, что мы пропустим спектакль», – признавался Кибл. «Эйч» полетел вперед, чтобы догнать десантную группу уже на острове Вознесения. Когда «Норланд» дымил на юг, парашютисты ежедневно докучали капитану просьбами прибавить ходу, допытывались у него, а нельзя ли выбрать какой‑нибудь курс покороче. Затем, когда в верхах начались все эти идущие вокруг да около дебаты о предположительных точках высадки, десантники с нетерпением отбрасывали варианты самого дальнего от противника места: «Почему нам просто не прийти прямо к ним и не задать ублюдкам хорошую трепку?» Парашютисты никак не ожидали шанса для полка получить видное место в плане участия в кампании: «По всему складывалось, что лучшее отдадут коммандос. Мы радовались возможности не отстать».
***
В первые дни после десантной высадки в Сан‑Карлосе бойцы 2‑го парашютного испытали разочарование, и им пришлось изрядно претерпеть от дискомфорта условий быта на горах Суссекс. Холод и сырость – кула более сильные, чем на прибрежном участке переносились бы легче, веди батальон активные боевые действия. Но отправлять передовые дозоры в направлении Дарвина запрещалось, поскольку на данном участке действовал эскадрон «D» 22‑го полка САС.
Как выразился Кибл, начальство сказало только: «Зато можно с пользой потренироваться». Бойцы становились свидетелями боев в воздухе и время от времени открывали огонь по аргентинским «Скайхокам» и «Миражам», проносившимся мимо при заходе на штурмовку судов на якорной стоянке. Парни готовили себе еду и попеременно сушили обмундирование и ботинки. Но рота «В» все равно потеряла семерых из‑за траншейной стопы, да и другим доставалось несладкой жизни. «Наш потенциал потихоньку снижался. – рассказывал Кибл. – «Эйчу», по вполне понятным причинам. не терпелось заняться каким‑то настоящим делом. В то время как аргентинцы крушили корабли, десант сидел на месте как вкопанный. Во второй половине четвертого дня «Эйч» без обиняков заявил: «Мы не выигрываем, а проигрываем».
Утром 23 мая 2‑й парашютный получил оповещение из 3‑й бригады коммандос: батальон, за исключением приблизительно одной роты, которая останется на позициях на горах Суссекс, выступит сегодня ночью для развертывания «крупномасштабного рейда» против расположений аргентинских войск в Дарвине и Гуз‑Грине. Несмотря на отчаянное желание оставить горы Суссекс, «Эйч» и его офицеры вовсе не пришли в восторг от предложенного плана. Вести наступление на хорошо укрепленные неприятельские позиции с самого очевидного направления – северного – при лишь минимальной поддержке казалось делом крайне опасным, если не сказать больше. Нельзя ли высадить подразделение или по крайней мере отдельные составляющие по морю и воздуху для атаки с юга? Бригада тут же ответила отказом. Вертолетов для подобного мероприятия не хватало, а использовать десантные катера не представлялось возможным по навигационным соображениям. Во второй половине дня 24 мая рота «D» возглавила длинный марш для обеспечения оставшимся подразделениям батальона позиций у Камилла‑Крик‑Хауса, расположенного в 11 милях (17,7 км) вниз по дороге[390]. В 7 часов вечера Крис Кибл и его парни, остававшиеся на Суссексе, хмуро наблюдали, как остальные бойцы 2‑го парашютного снимаются с позиций в сгущающихся сумерках. Затем, буквально минуту спустя, из бригады сообщили, что нелетная погода не позволяет своевременно перебросить для поддержки наступления артиллерию. От проведения операции отказались. Успевшая отойти далеко рота «D» зашагала обратно по горам, тогда как другие с мрачным настроением вернулись в траншеи. «Я двадцать лет ждал этого часа, – не скрывая ярости, признавался «Эйч», – а теперь кто‑то там в е… й морской пехоте взял и все отменил».
День 26 мая уже перевалил за половину, когда Джоунза опять срочно вызвали в группу «О» бригады. В конце концов 2‑й батальон Парашютного полка отправлялся в Гуз‑Грин. В те горячие сорок восемь часов бригадир Томпсон вновь пытался убедить Нортвуд по спутниковой связи в целесообразности лишь прикрывать южный выступ. в то время как сосредоточить силы на броске в направлении к Стэнли. Не убедил. Генерал Трант приказал 3‑й бригаде коммандос наступать на Гуз‑Грин. Некоторые из высокопоставленных офицеров в Англии позднее выражали» полнейшее удивление тем, почему бригадир Томпсон не послал на задание два батальона, но, похоже, они лишь демонстрируют известную истину, что задним умом все крепки. Имевшиеся в распоряжении в Сан‑Карлосе разведданные говорили о наличии у аргентинцев на данном участке лишь слабого батальона. выдвижение даже одной‑единственной британской части с поддержкой к Гуз‑Грину само по себе представлялось крайне трудной задачей, а по мнению Томпсона – совершенно бессмысленным со стратегической точки зрения предприятием. Во второй половине дня на совещании группы «О» в Сан‑Карлосе решили на сей раз отправить для выполнения операции 2‑й парашютный батальон целиком – примерно 450 бойцов[391]. То есть предстояло наступление батальонного уровня, однако Томпсон по‑прежнему намеревался отвести эту воинскую часть после выполнения задачи. Он слишком сильно нуждался в бойцах для операции на главном направлении, чтобы позволить себе роскошь держать батальон на юге. поддержку 2‑му парашютному, по плану, оказывали три 105‑мм орудия – всего половина артиллерийской батареи, поскольку перебросить нечто больше на огневые позиции в район» Камилла‑Ерик‑Хауса с имеющимися в распоряжении вертолетами не представлялось возможным[392]. Майк Холройд‑Смит, старший артиллерийский офицер 3‑й бригады коммандос, намекнул «Эйчу», что может поспособствовать устремлениям Джулиана Томпсона избежать операции по взятию Гуз‑Грина, если командование 2‑го батальона парашютистов будет настаивать на выделении в поддержку пехоте большего количества стволов. По крайней мере удастся отложить операцию. «Я никогда ничего не откладываю», – коротко отозвался на это «Эйч».
Кибл, правда, запросил какие‑нибудь легкие танки вроде «Скорпионов» и «Симитаров» для обеспечения поддержки операции пехоты. Но бензина для них остро не хватало. и – что еще важнее – и штабе сомневались в их способности нормально действовать на такой местности. По тем же причинам отказали и в гусеничных машинах «Вольво», на которых батальон мог хотя бы перевозить тяжелое оружие. Как нетрудно себе представить, минометный взвод был не в состоянии тащить на себе все восемь стволов вместе с боеприпасами. Решили взять всего два, а остальным бойцам предстояло нести мины[393]. Однако ВМС гарантировали артиллерийскую поддержку с фрегата «Арроу» – тот один располагал фактически огневой мощью целой батареи 105‑мм орудий. С первыми лучами солнца 28‑го числа парашютисты могли рассчитывать на помощь «Харриеров». У «Эйча» не осталось времени на отдание официальных приказов до выступления с горы Суссекс. Делать это приходилось во время сосредоточения у Камилла‑Крик‑Хауса на следующий день. Между тем самым срочным и приоритетным моментом являлись свежие разведданные о противнике на позициях у Дарвина. Подполковнику предстояло провести последние часы перед началом марша батальона на борту корабля десанта «Интрепид», выслушивая донесения дозоров САС, действовавших в районе Дарвина и Гуз‑Грина с момента за неделю до начала высадки.
«Эйч» вышел с командного пункта бригады ниже поселка Сан‑Карлос вместе со старшим офицером ее штаба, Джоном Честером. «Прошу прощения, полковник, что вам так долго е… ли мозги со всем этим делом», – начал Честер[394]. «Джон, жизнь слишком коротка, чтобы еще беспокоиться о таких вещах», – бросил в ответ «Эйч» и направился к вертолету.
2‑й парашютный приступил к выдвижению с горы Суссекс в 8 часов вечера того дня, и снова головной шла рота «D». Бойцы оставили все лишнее и взяли только необходимое для боя. Однако они нагрузились рассчитанными на сорок восемь часов специальными арктическими пайками и тащили на себе буквально тонны дополнительных боеприпасов и иного военного снаряжения, при этом особенно трудно приходилось роте поддержки и медицинскому персоналу. Взвод инженерной разведки из 59‑го эскадрона, воинов которого по воздуху доставили на Суссекс для взаимодействия с батальоном, запасся заимствованным и выпрошенным где только можно снаряжением, тогда как их собственное осталось лежать на десантном судне «Сэр Ланселот», с которого высадили всех для обезвреживания неразорвавшейся бомбы.
Бойцы тащились длинными вереницами, то и дело спотыкаясь и проклиная темноту, скалистую почву и дернистый луговик, переходя через ручьи и раскиданные вокруг точно заплатки болотца. «Но то была отличная ночка, – вспоминал Дэр Фаррар‑Хокли. – Мы чувствовали, что наконец‑то чем‑то занялись». Во 2‑м парашютном мало размышляли о стратегической ценности наступления на Гуз‑Грин. Они знали только, что им дали задание, позволившее оставить горы Суссекс. За два часа хода до Камилла‑Крик восточнее колонны стали время от времени падать вражеские снаряды. Воронки, встреченные десантниками на пути их следования, свидетельствовали о том, что в течение ночи аргентинцы били и по этому участку, однако, по счастью, фугасы рвались далеко от батальона. Бойцы смертельно устали, а также понесли одну серьезную потерю: офицер передового поста наведения авиации, пятидесятичетырехлетний скуодрон‑лидер из КВВС, которого, как все считали, вообще нельзя было отправлять в такой поход, совершенно выбился из сил. Обязанности его пришлось взять на себя командиру противотанкового взвода, капитану Питеру Кетли.
Около 3 часов пополуночи в небо взлетела красная ракета‑рота «D» сигнализировала: Камилла‑Крик‑Хаус обеспечен. «Эйч» велел всему батальону, за исключением бойцов в боевом охранении, остановиться в постройках и отдохнуть там на протяжении остатка ночи. Четыре сотни измотанных мужчин повалились кто где в комнатах и коридорах заброшенного дома и в окружавших его сараях, дабы подремать и прийти в себя до рассвета, трясясь от холода в отсутствие спальных мешков и даже одеял.
Спустя три часа рассвет позволил установить, что батальон расположился в крайне удачном месте, в этаком углублении, невидимый ни с какой стороны противнику с расстояния более 500 ярдов (457 м). Некоторые офицеры выражали озабоченность крайней скученностью личного состава подразделений на занимаемой позиции, однако «Эйч» пребывал в уверенности относительно безопасности – засечь их визуально неприятель не мог. Командир радовался возможности дать людям как следует отдохнуть днем и высушить одежду перед ночным боем. В какой‑то момент парашютисты слушали новостной бюллетень «Всемирной службы» Би‑би‑си из Лондона и узнали от корреспондента, что 2‑й батальон Парашютного полка находится в 5 милях (8 км) от Дарвина (см. след. главу). Известие шокировало, а потом разозлило весь батальон, но больше всех командира. Джоунз тут же приказал батальону как можно шире рассредоточиться и начать окапываться, готовясь к обороне перед лицом налета вражеской авиации или артиллерийского обстрела, каковые считал практически неизбежными. Роберту Фоксу, находившемуся при части корреспонденту Би‑би‑си, «Эйч» высказал ставшей позднее притчей во языцех угрозу подать в суд на министра обороны, если кто‑нибудь из парней погибнет в предстоящей битве. Известно, что аргентинский гарнизон в Дарвине и Гуз‑Грине получил рано утром 28 мая подкрепления, переброшенные вертолетами из состава стратегического резерва генерала Менендеса из района горы Кент[395]. Бригадир Томпсон и офицеры 2‑го парашютного батальона убеждены, что сообщение Би‑би‑си в тот день оказало непосредственное влияние на ход боя в следующие сутки. Аргентинцы, несомненно, ждали гостей.
Рота «С» заметила готовность противника к атаке, как только попыталась продвинуться и разведать местность[396]. По британцам открыли огонь, и тем пришлось отказаться от своего намерения. Около полудня дозор южнее Камилла‑Крик‑Хауса заметил приближавшийся к нему синий «Ленд Ровер». Бойцы подпустили машину к занимаемой позиции и, выпрыгнув как из засады, стремительно бросились к ней. После короткого обмена выстрелами, десантники захватили в плен трех находившихся в автомобиле аргентинских военнослужащих, в том числе одного раненого сержанта, прежде чем те успели воспользоваться рацией. Среди пленных оказался офицер, командовавший разведывательным взводом противника[397]. По полученным от него сведениям получалось, что гарнизон Дарвина куда сильнее и больше, чем слабый батальон, как рассчитывали в бригаде, и усилен в ожидании нападения[398]. «Какого черта тут делала САС?» – зло проворчал «Эйч», необоснованно ругая спецназ. Эскадрон «D» покинул район раньше, чем неприятель перебросил туда подкрепления.
Около 4 часов пополудни пребывавшие в мрачном настроении, но все также уверенные в себе офицеры 2‑го парашютного полукругом, сидя на корточках, окружили подполковника Джоунза. «Эйч» назвал план «наступлением силами батальона с целью взятия Дарвина и Гуз‑Грина, подразделяющимся на шесть фаз и проводимым в ночное время тихо и в дневное с большим шумом». Рота «C» – патрульная – разведает последние 4 мили (6,4 км) до исходной позиции и обеспечит ее. Затем роты «А» и «В» будут наступать на юг через аргентинские расположения, нацеливаясь на взятие под контроль соответственно восточной и западной сторон перешейка[399]. Рота «D» продвинется через порядки роты «В» во второй фазе, а затем в свой черед через нее пойдет «В», задача каковой – атака на Бока‑Хаус. Целью ставился прорыв всех внешних позиций противника ночью, лишь для штурма самих селений отводилось дневное время, дабы максимально снизить риск для гражданского населения. Лейтенант Королевских ВМС Джон Термен предоставил подробное описание местности, по которой предстояло наступать. Никто и слова не сказал об удобной возможности показать себя, предоставившейся десантникам, ибо в том не было нужны. Совершенно неожиданно для себя 2‑й батальон Парашютного полка оказался перед лицом необходимости вести первую классическую битву в рамках кампании по возвращению Фолклендских островов – и на самом деле первую для британских войск акцию против крупных формирований противника со времен войны в Корее. С самого момента поступления в полк любой солдат и офицер проникался мужеством героев Брюневаля, Мервиля и гордился отважной битвой до последнего парней Джона Фроста за Арнемский мост[400]. Каждое следующее поколение десантников‑парашютистов автоматически наследует желание равняться на отважных предшественников. Трудно не испытать волнения при мысли о том, как бойцы 2‑го парашютного, ведомые подполковником Джоунзом, безоговорочно готовым продемонстрировать всю безграничность способностей батальона, выступали в ту ночь с позиций у Камилла‑Крик‑Хауса, чтобы дать бой предупрежденному и готовому к встрече врагу.
«Никогда не участвовал ни в чем подобном», – честно признался Роберт Фокс из Би‑би‑си «Эйчу».
«Так ведь и я нет», – в тон ответил тот.
У «Эйча» еще нашлось несколько минут на инструктаж командира группы артиллерийской поддержки, лейтенанта Марка Уэринга, которого с тремя 105‑мм пушками и расчетами 8‑й батареи 29‑го полка коммандос Королевской артиллерии в темное время, суток челноками доставили на позиции вертолеты 846‑й эскадрильи. В распоряжении для транспортировки орудий и боеприпасов – ночью, в полной мгле – имелось всего двенадцать «Си Кингов». В свете донесений о поступлении подкреплений к аргентинской стороне Уэринга снабдили 960 снарядами из расчета 320 на ствол. Всего за какие‑то минуты перед переброской из Сан‑Карлоса лейтенанту пришлось заменить одного из канониров, раненного в руку в ходе кратковременного налета «Скайхоков». В долине, где располагались пушки, солдаты трудились всю ночь – укрепляли оборону, натягивали маскировочные сети и готовили боеприпасы. Все знали, когда рассветет, от расчетов орудий будет зависеть очень многое.
В 6 часов вечера рота «С» приступила к продвижению в направлении к намеченной исходной Позиции под то и дело начинавшим лить дождем. В течение следующих трех часов бойцы осторожно прощупывали путь, возглавляемые саперами 59‑го эскадрона, которым доставалась, наверное, самая ответственная работа в сухопутных войсках на всем протяжении войны. Им приходилось выполнять свои задачи по пояс в воде ручьев и речушек, в темноте, дабы убедиться, что три моста между Камилла‑Крик‑Хаузом и стартовой (исходной) линией очищены от мин, затем трястись от холода мокрыми, вместе с пехотой ожидая подхода штурмовых рот. Оставшиеся подразделения батальона выступили в 10 часов вечера, предварительно проверив оружие и получив в мерзлой траве приказы на взводном и ротном уровне. Когда парашютисты продвигались, души их согревали выстрелы орудий – велась огневая поддержка с моря. Аргентинцы прощупывали беспокоящим огнем сектора на направлении их выдвижения, но, к счастью, били далеко от парашютистов. В 2.35 пополуночи рота «А» пересекла исходную линию в классическом пехотном порядке – два взвода впереди, один сзади. Парни Дэра Фаррар‑Хокли быстро и бесшумно следовали к первому объекту – Бернтсайд‑Хаусу. Им оставалось пройти около 500 ярдов (457 м), когда окопавшийся там неприятель открыл огонь[401]. Парашютисты ответили фонтаном свинца из универсальных пулеметов, затем вышли к зданию и пустили в ход винтовки и гранаты. Противник бежал, оставив двух мертвецов. Внутри, скованные страхом, лежали четверо гражданских британцев, из них две немолодые женщины[402]. Солдаты вновь получили законный повод пройтись по адресу разведки. Считалось, что в Бернтсайд‑Хаус одни только аргентинцы, потому‑то его и нещадно поливали пулеметным огнем. К великому счастью, пострадала только собака, лишившаяся зуба.
«Затем мы подождали, когда по небу справа у нас впереди перестанут проноситься яркие и впечатляющие трассы, – писал лейтенант Клайв Ливингстоун, командовавший саперным отрядом. – Все время мы старались не попасть под непрямой огонь противника, не добавлявший никакого удобства. Последнего стало еще меньше, когда полил дождь». Рота «В», приступившая к выходу со стартовой позиции через сорок пять минут после роты «А», почти сразу же натолкнулась на пулеметную точку противника, каковую отделение капрала Марджерисона подавило огнем из автоматического оружия и гранатами. Затем бойцы Джона Кросленда приступили к продолжительному этапу боя, названному в батальоне «канавной войной», – к упорному прокладыванию себе пути на юг по компасному азимуту и зачистками по пути одной за другой вражеских позиций[403]. То была битва командиров отделений, требовавшая быстрых, беспощадных и отважных действий – инициативы малых групп бойцов. У 2‑го парашютного это получалось просто‑таки замечательно. И все же теперь, после двух часов с начала боя, сложности становились все очевиднее. «Дела шли отлично, но только медленно», – рассказывал Крис Кибл. Десантники получили чувствительный удар, узнав, что там в море у «Арроу» заклинило 4,5‑дюйм. пушку, вследствие чего они лишились важнейшего средства огневого давления. Командиры расчетов пушек и минометов с тревогой поглядывали на убывающие запасы боеприпасов. Стрелковые роты не взяли с собой 2‑дюйм. минометы – «ошибка, которую я больше не повторю», как говорил Дэр Фаррар‑Хокли, – а потому подсвечивать поле боя могли только за счет скудного запаса ручных ракет «Шермулли». Где‑то вскоре после начала операции загорелось скопление можжевельника примерно посредине поле боя и пылало на протяжении часов. Сделалось светлее, однако удушливый дым не добавлял счастья парашютистам.