«Высадка морского десанта – это вам не битва на европейской равнине».
Солдат Королевской морской пехоты в Фицрое
Победа 2‑го батальона Парашютного полка при Гуз‑Грине неизмеримо подняла моральный дух сухопутных сил. После многих дней проволочек они достигли очевидного успеха, заявив аргентинцам о своей совершенной готовности отвоевать у них Фолклендские острова любой ценой и любой кровью. Как бы там ни было, битва развеяла существовавшие у британцев надежды запугать и одолеть неприятеля с помощью лишь демонстрации военных мускулов. Тогда словно бы сложилась образцовая схема, применимая ко всем действиям на протяжении оставшегося периода войны: какую бы позицию ни занимали аргентинские защитники, для разгрома противника требовался упорный и последовательный натиск. Британское командование утратило весь энтузиазм в отношении шансов на успех подготовленного на скорую руку и проведенного без должной поддержки наступления на врага в Порт‑Стэнли. Бригадир Томпсон и его штаб считали крайне важным обеспечить каждый батальон артиллерийским прикрытием с максимально возможным количеством боеприпасов – вероятно, около 500 выстрелов на каждое орудие. Ведение боев за Гуз‑Грин несоизмеримо облегчилось бы, имей 2‑й парашютный более сильную огневую поддержку. Ошибку ни в коем случае нельзя было повторить. Но вертолет «Си Кинг» обладал способностью нести за раз не более 60 снарядов на ствол. Передвижение четырех батарей из шести артиллерийских орудий каждая вместе с боеприпасами через весь Восточный Фолкленд для битвы с противником на его основных позициях представляло собой огромную по сложности задачу. Это и в самом деле стало главной проблемой тылового обеспечения в течение оставшегося времени боевых действий, каковая только возросла с прибытием на поле сражения 5‑й бригады.
Все планы, строившиеся до потери «Атлантик Конвейера» с его тяжелыми транспортными вертолетами «Чинук», полностью потеряли актуальность. Перспективой для 3‑й бригады коммандос оставался длинный марш пешим порядком через Восточный Фолкленд в направлении к грядам возвышенностей, окружавших Порт‑Стэнли. 45‑й отряд коммандос, выступивший из Сан‑Карлоса вместе с 3‑м батальоном Парашютного полка 27 мая, упорно продвигался через холмы, бесчисленные ручьи и болотца по направлению к поселку Даглас. В 10 часов вечера того дня морские пехотинцы «повалились спать от усталости» после того, как покрыли более 13 миль (20,9 км) по отвратительной местности, при этом потери от вывихнутых лодыжек, растяжения жил и тому подобных случаев составили пятнадцать человек. Утром, когда после ночи на холмах под леденящим дождем промокшие бойцы приготовились продолжить движение, подполковник Уайтхед твердо намеревался к началу следующей ночи достигнуть какого‑нибудь укрытия. Десантники оставили огромные рюкзаки и зашагали в боевом порядке, но отнюдь не налегке, а тяжело нагруженные оружием и боеприпасами. Возможно, самым ободряющим открытием, сделанным в процессе марша, стали продемонстрированные гусеничными машинами «Вольво» 202 – или «BV», как их все называли, – способности поразительно успешно преодолевать трудную местность. На каждый отряд их насчитывалась всего горстка, однако и тех хватало для транспортировки тяжелого оружия, основного снаряжения связи и отбившихся и отставших от своих формирований военнослужащих. Аналогичным образом показали себя и боевые разведывательные машины «Скорпион» и «Симитар», отправленные вместе с двумя пехотными подразделениями. С тех пор легкие танки покрывали поразительные расстояния, катаясь туда‑сюда по острову и появляясь в расположении того или иного батальона, когда в них возникала потребность.
Бойцы шли в длинных колоннах, в 10 ярдах (9,1 м) друг от друга, а потому отряд коммандос растягивался по Восточному Фолкленду на 3 мили (4,8 км). Даже если в течение ночи удавалось высушить обувь, она вновь промокала утром через считанные минуты, когда солдаты шлепали в темноте через очередное болотце, преодолевали ручей или просто шагали под проливным дождем. Брезентовые лямки выкладки становились жестче ~~ сильнее давили на плечи, спутанные мокрые волосы прилипали к черепам, мучительное напряжение трудных шагов по склонам с гранатами, оружием и пулеметными лентами поперек груди отражалось на лице каждого из воинов уже задолго до наступления вечера. В разговоре они по большей части использовали незатейливые слова и выражения вроде е…й дождь, е…е «вертушки», летавшие где‑то там и не спешившие сюда, е…е «арджи»[445]и е…е Фолкленды.
Голым холмам не хватало богатства дикой природы, так украшающей нагорья Шотландии. Попадались гуси, иногда овцы или стада крупного рогатого скота, пугавшиеся звуков вертолетов и обращавшиеся в бегство. Иногда доводилось увидеть чарующие красотой реки, где, как говорили, водился лучший лосось в мире, – один молодой парашютист как‑то утром руками поймал пятикилограммовую рыбину. Иногда просматривалось пустое далекое и приятное глазу побережье. Каждый ручей и холм носил какое‑нибудь сугубо местное название – Долина Индейцев, Конский Выгул, Пещерка на Полпути, Холм Почтовый Ящик[446]. В глубине сердец бойцы испытывали огромную гордость от того, что вряд ли другие пехотинцы в мире смогли бы столько самоотверженно делать свою работу в таких условиях. Однако холод, длинные ледяные ночи, борьба с собой, чтобы заставить тело двигаться дальше после «600 секунд отдыха» каждый час, – ничего не добавляло счастья. Каждый день унтер‑офицеры считали себя обязанными подгонять бойцов все сильнее, стремясь побороть в некоторых тягу плюнуть на все и остаться на месте, когда другие идут. Все больше десантников не чувствовали себя в состоянии терпеть вздувшиеся мозоли, растянутые жилы и вывихнутые лодыжки, «хотя это всего лишь плоть», как лаконично заключил полковой старший сержант из 45‑го отряда коммандос. Самое худшее, – и не похожее на предыдущий опыт, – они даже и понятия не имели, когда все закончится. Пусть теперь всем совершенно очевидно – ждать нападения аргентинцев на марше не приходилось, да и битвы, когда та состоится, они выдержать не могли. В ту пору, однако, такой ясности еще не было.
45‑й отряд коммандос достиг маленькой деревушки Даглас, где нашел обрадовавшихся их приходу жителей одних. Группа вражеских солдат отступила оттуда за день до прихода десантников. Уайтхеда тронула необычайная выдержка бойцов – «коммандос выглядели столь впечатляюще, что мое сердце было готово выпрыгнуть из груди от гордости за них». Однако после нескольких суток холода и сырости, проведенных с постоянно промоченными ногами, воинам для приведения себя в порядок потребовались тридцать шесть часов. Утром 30 мая они вновь пустились в путь, сопровождаемые местным тягачом с прицепом, на который погрузили часть тяжелого снаряжения. Вскоре после 8 часов вечера того дня десантники достигли первой цели: спрятавшихся под зелеными крышами домиков селения Тил‑Инлет у одноименного узкого залива, или фьорда, врезавшегося глубоко в рельеф суши северо‑восточного участка Восточного Фолкленда. 3‑й батальон парашютистов, маршировавший из Сан‑Карлоса обычно беспощадным темпом, каковым умением так гордится Парашютный полк, успел прибыть туда раньше морских пехотинцев: вступил в поселок ночью 29‑го числа и вышел из него с последним светом дня 30‑го. Ночью 31 мая, после достойного пера поэта броска, вымотавшего даже отменно тренированных парней Хью Пайка, 3‑й парашютный батальон занял Эстансия‑Хаус – одинокое скопление строений фермы в пределах видимости нижних склонов горы Кент[447].
В ту ночь также удалось достичь одного из самых важных успехов войны. Эскадрон «D» 22‑го полка САС вел патрулирование на верхних склонах горы Кент с начала мая, а с 27 мая нарастил силы для более широких действий. Спецназовцы повстречали и уничтожили несколько неприятельских дозоров, а теперь доносили, что на вершине противника мало или он вовсе отсутствует. Бригадир Томпсон со своим штабом немедленно принял меры для сбора максимально возможного количества вертолетов с целью переброски значительных по численности британских сил для обеспечения за собой горы, пока аргентинцы не проснулись, не осознали ее важность и не отправили больше войск для обороны. Если господствующие высоты останутся в руках противника, 3‑я бригада коммандос окажется беспомощной на холмах перед ними и будет опаснейшим образом уязвимой перед артиллерийским огнем, корректируемым усилиями передовых наблюдателей.
В ночь 30 мая операцию по переброске морских пехотинцев к горе сорвали отчаянно неблагоприятные условия видимости, вынудившие головной «Си Кинг» повернуть и взять курс обратно на Сан‑Карлос. Ближе к вечеру во второй половине дня 31 мая вертолеты приняли на борт передовые подразделения роты «K» 42‑го отряда коммандос вместе с подполковником Ником Воксом и подполковником Майклом Роузом из САС[448]. Учитывая риск перехвата неприятельской авиацией в начинающихся сумерках, – а лететь приходилось именно тогда, чтобы высадить первую вол‑ну до наступления темноты, – лейтенант‑коммандер Саймон Торнуилл и лучшие пилоты на машинах с ППНВ отправились в бреющий полет на дистанцию в 40 миль (64,3 км) над территорией Восточного Фолкленда. Они заходили на атаку в неизвестность, в место, безоговорочно отдаленное от любых британских позиций, и на данной стадии казалось совершенно невероятным, что противник не отреагирует на чреватый столь большими бедами вызов собственной безопасности. Два вертолета первой волны шли отчаянно перегруженными.
Когда бойцы забирались на борт, туда прямо на них запихивали минометные мины, ракеты «Блоупайп» и тяжелое снаряжение, при этом все уминалось так, что становилось невозможным любое движение, не говоря уж о надежде быстро выбраться из машины в случае аварии. Молодые морские пехотинцы без улыбок на погрубевших раскрашенных черным камуфляжем лицах испытывали совершенную уверенность – сразу же при высадке начнется бой. Земля неслась в 20 футах (6 м) под ними, когда «Си Кинги» подскакивали и ныряли среди гор и холмов, пугая коров и овец, обращая их в бегство, заставляя бросаться в разные стороны на раскинувшихся внизу унылых пустошах. Словно специально в духе тех, кто любит смаковать иронические клише войны, Макс Хейстингз обратился к подполковнику Роузу, стараясь перекричать рев двигателей вертолета, со словами, что‑де невозможно предположить, будто аргентинцы не начнут обстреливать район высадки после десантирования первой волны. Роуз пожал плечами и ухмыльнулся: «Кто не рискует, тот не выигрывает».
Оба вертолета опустились на землю в двух милях (3,2 км) за линией гряды ниже вершины, и бойцы проложили себе путь через груды снаряжения на волю, спрыгивая в дернистый луговик. К своему неприятному удивлению, десантники тут же увидели, что менее чем в миле (около 1,5 км) от них в северном направлении идет бой – пулеметные трассы рассекали густеющее чернотой небо, и иногда слышались взрывы. Морские пехотинцы поспешили укрыться за огромными серыми камнями, которые в подавляющем большинстве случаев так характерны для гористых участков местности Восточного Фолкленда, в спешке таща за собой под прикрытием валунов ящики с минометными минами и рюкзаки. Скоро перестрелка постепенно прекратилась, и из темноты возникла фигура невозмутимого майора Седрика Делвза, командира эскадрона «D» САС, прошедшего Южную Георгию, остров Пеббл и побывавшего в различных других точках, в Южной Атлантике. «Все в порядке, босс, – обратился он к Роузу. – Там нам попался дозор «арджи», но одних мы раздолбали, а с другими разберемся утром»[449]. Роуз, Ник Вокс и штаб коммандос расположились на отдых в нескольких сотнях метров от места высадки. Рота «K» под началом капитана Питера Баббинггона отправилась в ночную атаку на вершину горы Кент, где к своему огромному облегчению обнаружила полное отсутствие неприятеля. Двумя часами позже десантирования первой группы единственный уцелевший британский «Чинук»[450]доставил три 105‑мм орудия и 300 снарядов к ним[451]. По возвращении в Сан‑Карлос пилот летевшего на бреющем вертолета не рассчитал с высотой и ударился о поверхность озера. Вертолетчик тут же принял экстренные меры, сумел набрать высоту и успешно посадил машину в Сан‑Карлосе. Однако «Чинук» слишком сильно пострадал и не годился для отправки его во второй полет той ночью. Доставить больше боеприпасов теперь не представлялось возможным, и роте «K» суждено было оставаться на позиции в одиночестве, пока к ней не прибудет подкрепление.
На вершине царил леденящий холод, даже если прятаться за хребтом, где не так дуло. Бойцы варили горячий шоколад на «керосинках» и закусывали, поглощая пайки. Затем счастливчики, располагавшие спальными мешками, – за исключением лишенных такой благодати стрелков‑пехотинцев Вокса – устроились поудобнее, чтобы прикорнуть, как‑нибудь приютиться и поспать. Занять себя чем‑то полезным на протяжении шестнадцати часов ночного мрака не представлялось возможным, а ни один солдат не проспит столько. Почти все на склоне холма пробудились задолго до восхода, молча подрагивая от холода, моля о скорейшем наступлении рассвета, когда все придет в движение и можно будет стряхнуть снежную корку со спальных мешков, одежды и снаряжения. С первым светом Вокс и Роуз, преодолев 2 мили (3,2 км) пути вверх по склону, соединились с ротой «К» на вершине, куда привели и взвод с ПЗРК «Блоупайп» для поддержки защитников позиции перед лицом казавшихся неизбежными налетов вражеской авиации. Стоя под упорно не желавшим ослабевать ветром на вершине горы, покрытой островками снега, десантники смотрели на смутные очертания казармы Муди‑Брук, бывшей базы Королевской морской пехоты примерно в 12 милях (19,3 км) к юго‑востоку. Они испытывали огромное воодушевление. Если неприятель оказался неспособным или не пожелал развернуть контратаку против захвативших гору Кент войск, представлялось маловероятным, что ему хватит инициативности отважиться на какие‑то действия в дальнейшем, и он будет просто сидеть и ждать, пока британцы не придут и не бросятся на штурм его позиций. По настоянию Роуза, передовые наблюдатели артиллерии вызвали несколько залпов по Муди‑Бруку, где, как считалось, находился базовый лагерь аргентинцев. При таком скудном запасе боеприпасов не приходилось и думать устроить масштабный артобстрел. Однако следовало показать аргентинцам, что британцы заняли высоты и достигли стратегического господства над неприятелем.
В штабе Вокса, расположившемся ниже по склону, слегка озадаченный воин Королевской морской пехоты охранял четырех незадачливых аргентинских пленных, захваченных бойцами САС после короткой перестрелки. Как выяснилось, солдаты служили в войсках специального назначения противника, то есть принадлежали к лучшим формированиям, которые тот мог выставить против британцев. Они выглядели такими же угнетенными и всей душой желавшими оказаться вне войны, как пленные, взятые в Гуз‑Грине. В ту ночь «Си Кинги» Торнуилла начали доставку остальных бойцов 42‑го отряда коммандос для обеспечения соседней гряды – горы Челленджер, которую десантники также нашли незанятой[452]. Неделей раньше стратегический резерв неприятеля[453]базировался в долине далее внизу, однако его перебросили в Дарвин и Гуз‑Грин для усиления гарнизона, когда стало очевидным намерение британцев наступать н направлении этих поселков. Парни Вокса обнаружили брошенные аргентинские позиции и военное снаряжение. Им повезло не встречаться с бывшими обитателями. Обошлось лишь столкновениями спецназа с врагом на горе Кент.
3‑й батальон Парашютного полка расположился на горах Эстансия и Вернет, к северо‑востоку от горы Кент, тогда как бойцы САС уверенно закрепились на высотах Муррелл к северу от бухты Стэнли. 4 июня 45‑й отряд коммандос достиг позиции на тыльных склонах горы Кент, пройдя пешим порядком все ярды, отделявшие эту точку от Сан‑Карлоса. Таким образом ключевые боевые элементы 3‑й бригады коммандос развернулись по северной оси маршрута наступления на Порт‑Стэнли, горя желанием поскорее вступить в сражение, пока их личный состав еще не подорвал свои силы в борьбе с хроническим холодом и сыростью. История оставшейся части Фолклендской войны есть главным образом сага о тяготах, порождавшихся плохой погодой, и об извечном отставании служб тыла в процессе приготовления британских сухопутных сил к заключительному наступлению. На смену периоду великолепной погоды, так основательно сыгравшей в пользу военно‑воздушным силам противника на протяжении первой недели после высадки десанта, пришло ненастье. Теперь действия британской авиации день за днем связывали по рукам и ногам, а порой и делали вовсе невозможными туман, снег, дождь и ураганный ветер. Они взбивали морскую поверхность в заливе Сан‑Карлос белыми барашками, наполняли окопы на многие сантиметры водой, превращавшейся в ледяную корку ночью, и выводили на первый план давнюю напасть Пасхендале – траншейную стопу – как отчаянную проблему для солдат 1982 г.[454]Именно в начале этой трудной и разочаровывающей фазы войны генерал‑майор Джереми Мур прибыл в залив Сан‑Карлос с задачей принять командование британскими сухопутными силами. Там же высадилась и 5‑я пехотная бригада.
***
«Ах, если бы не «Галахад», 5‑я бригада вернулась бы домой благоухающей розами», – заметил старший офицер сухопутных сил после завершения кампании. Для британской публики и для многих солдат, сражавшихся на Фолклендских островах, история с потерей десантного судна в Фицрое вместе с пятьюдесятью одним военнослужащим, погибшими на его борту и рядом 8 июня, довлеет над всеми прочими деяниями 5‑й бригады в ходе войны. В военном отношении получается просто нечто несусветное – непонятно, как такое могло случиться только однажды. Принимая во внимание размах противостояния в Южной Атлантике, просто поразительно, что Фицрой оказался единственной действительно кровавой и нелепой неудачей, выпавшей на долю британцев. И все же в природе человека сосредоточиваться на единственной неудаче, которую нелегко попросту списать на превратности вой‑ны. В Фицрое Британии довелось бросить взгляд на возможную картину того, что могло случиться – и в куда большем масштабе, – если бы неприятельские военно‑воздушные силы настигли колонну' кораблей с десантом до того, как 21 мая та вошла в залив Сан‑Карлос‑Уотер, если бы в ходе битвы на якорной стоянке аргентинские бомбы взрывались чаще, если бы потопленные корабли теряли бы больше людей из своих команд погибшими.
5‑я пехотная бригада, находившаяся под командованием стильного сорокасемилетнего офицера легкой пехоты по имени Тони Уилсон[455], заслужившего Военный крест и ОБИ (Орден Британской империи) в Северной Ирландии[456], официально числилась в вооруженных силах Британии как контингент «дальних зарубежных» операций, предназначенный для действий за пределами ареала Северо‑Западной Европы. В бригаду входили 2‑й и 3‑й батальоны Парашютного полка и 1‑й батальон 7‑го Собственного Герцога Эдинбургского полка гуркских стрелков. Сформированное в январе 1982 г., соединение получило первый опыт применения в Норфолке на учениях под названием «Грин Ланъярд» (Green Lanyard, «Зеленый шнур»). Закончился дебют вполне прилично, но нет оснований удивляться сделанному некоторыми офицерами открытию относительно нехватки сыгранности у штаба бригады‑опыта работы как единая команда. 2 апреля из Министерства обороны позвонили в казармы 5‑й бригады в Олдершоте, чтобы предупредить бригадира Уилсона о начале обострения кризиса вокруг Фолклендских островов и о возможном возникновении потребности использовать в боевых операциях кого‑то из его людей. Позднее в тот же день комбриг узнал о переводе 3‑го парашютного батальона в распоряжение 3‑й бригады коммандос, а через несколько дней туда же забрали и 2‑й парашютный. Взамен Уилсон получал 1‑й батальон Валлийского гвардейского полка и 2‑й батальон Шотландского гвардейского полка. После политической гонки и натужных консультаций с непальским правительством удалось добиться согласия оставить в составе контингента в случае его отправки на войну гуркских стрелков. Уилсона поставили в известность относительно шанса для обновленной 5‑й бригады отбыть для выполнения долга в Южную Атлантику и посоветовали начать полномасштабные учения бригадного уровня, чтобы парни успели как следует «размять ноги» перед командировкой. Уилсон выбрал в качестве места проведения манёвров, получивших название «Уэлш Фалкон» (Welsh Falcon, «Валлийский сокол»), тренировочный район Сеннибридж в Брекон‑Бикенсе, поскольку тот более всего напоминал Фолкленды. 22 апреля бригада приступила к двухнедельным тренировкам: атакам батальонного уровня, интенсивным стрельбам боевыми боеприпасами, переброскам на вертолетах «Пума» и морским десантным штурмам, каковые рассматривались некоторыми из присутствовавших как далеко не совсем успешные, и вызывали серьезные опасения среди высокопоставленных офицеров.
С самого начала создавалось впечатление, будто Министерство обороны относится к перспективе отправки 5‑й бригады на войну совершенно несерьезно. Когда штаб соединения запросил в этом ведомстве жизненно важные для личного состава рюкзаки‑«бергены»[457], оттуда поначалу сослались на отсутствие их в наличии, потом назвали цифру восемьдесят единиц и лишь после учений «Валлийский сокол» отыскались £80 000 для обеспечения ими всего личного состава. Солдаты получили 2000 комплектов арктических штанов, но лишь 1000 маскхалатов. Когда штаб попытался выписать резиновые защитные чулки, ему ответили, что такой вид обмундирования устарел. В боеприпасах к реактивным гранатометам М79 бригаде тоже отказали под предлогом существования приказа о поставках данного снаряжения только в войска специального назначения. Пожилые «Сноутраки» стали единственной гусеничной техникой, предложенной штабу. По нормам, отправляющейся на войну бригаде полагается полевой артиллерийский полк из трех батарей. Уилсону дали только одну батарею[458]. Перед моментом наконец‑то состоявшегося 12 мая отплытия 5‑й бригады на борту «QE2» осложнения с нехваткой обмундирования удалось разрешить только за счет неофициального вмешательства заседавшего в палате лордов отца одного гвардейского офицера. Соединению Уилсона не хватало самодостаточного формирования обеспечения тыла, авиаэскадрильи, как недоставало техники и орудий. Старшие офицеры бригады пребывали в убеждении, что Министерство обороны попросту не предполагало участия их соединения в боевых действиях. 12 мая в Лондоне полномасштабная сухопутная битва на Фолклендских островах представлялась еще бесконечно далекой.
Выход в море лайнера, перевозившего 5‑ю пехотную бригаду, сопровождался бурными эмоциональными сценами, после чего соединение ждали две недели приятного путешествия с великолепными пищей и вином на борту «QE2», а потому быт их в пути оказался куда менее аскетичным, чем у 3‑й бригады коммандос. Даже военный кабинет счел отправку солдат на войну едва ли не самым роскошным лайнером в мире, мягко говоря, странноватым. Вместе с бригадой следовали генерал‑майор Джереми Мур и его состоявший из восьмидесяти человек штаб, поднявшиеся на борт корабля на острове Вознесения. Личный состав предупредили, что он, возможно, не увидит Англии добрых шесть месяцев. Официальных приказов командиры не получили, поскольку на тот момент еще не существовало определенного плана. В пути солдаты и офицеры тратили большую часть времени на получение инструктажа в отношении Фолклендских островов, точь‑в‑точь так, как 3‑я бригада коммандос, и черпали информацию о происходящем после десантной высадки в Сан‑Карлосе из новостных роликов «Всемирной службы». Для командира сухопутных войск на корабле установили крайне дорогостоящую систему спутниковой связи SCOT, однако работала она отвратительно, вследствие чего Мур вспоминал о проведенном в плавании времени как об «одной из худших недель в моей жизни» – пока на Восточном Фолкленде разворачивалась великая трагедия, он не мог принимать в ней никакого участия.
Некоторые из находившихся на «QE2» офицеров чувствовали себя не в своей тарелке из‑за факта явного недостатка опыта у штаба 5‑й бригады, а также из‑за момента нарушения вышестоящим руководством обещания перегрузить технику и военное снаряжение до прибытия на Фолклендские острова. Изрядное количество имущества и материалов находились вне досягаемости и обещали оставаться в таком положении еще какое‑то время. Например, штабная палатка 5‑й бригады так и не попала на сушу на всем протяжении кампании и по окончании войны отправилась обратно в Англию даже не распакованная. Находились офицеры, задававшиеся приводившим их едва ли не в бешенство вопросом: «Не рехнулось ли Министерство обороны, послав в Южную Атлантику два батальона, предназначенные для публичных церемоний?» Оба гвардейских батальона, вошедшие в состав 5‑й бригады, имели за спиной продолжительный опыт присутствия на торжествах, и в течение службы их подготовка как пехотинцев, совершенно очевидно, не отличалась такой же интенсивностью, как обучение бойцов морской пехоты или парашютистов. Прошлой зимой парни из Валлийского гвардейского полка участвовали в манёврах в Кении. Как все гвардейские части, оба батальона считались одними из самых лучших в армии[459]. Однако же как ни болели они за дело и какими бы хорошими солдатами и офицерами ни были, едва ли имело смысл считать их морально и физически так же хорошо подготовленными к участию в операции на Фолклендских островах, как личный состав 3‑й бригады коммандос. Гвардейцы учились вступать в бой на бронетранспортерах. «Мы не солдаты с бергенами», – подчеркивал один из офицеров. По твердому мнению многих в 5‑й бригаде, Министерство обороны послало в поход гвардейцев, рассчитывая использовать их как гарнизон, а не как бойцов в операции. После войны один из очень высокопоставленных офицеров в Министерстве обороны подтвердил сей факт: при отправке из Британии 5‑я бригада расвсматривалась как резерв для 3‑й бригады коммандос, а не как соединение соответствующих функциональных возможностей.
28 мая на Южной Георгии бригада пересела на «Канберру» и «Норланд» для завершения плавания – военный кабинет изъявлял готовность рискнуть «QE2», но не до такой степени, чтобы посылать лайнер прямо к островам. Обсуждался вариант высадки 5‑й бригады на новом береговом плацдарме в северо‑восточной части Восточного Фолкленда, однако потом командование сочло количество имевшихся в распоряжении ЗРК «Рэйпир» недостаточным для обеспечения прикрытия ПВО судам и войскам на второй якорной стоянке. Мур, Уилсон и частично штабные работники пересели на эсминец «Антрим» и поспешили раньше остальных в залив Сан‑Карлос‑Уотер, где 30 мая вступили на борт корабля управления «Фирлесс». Мур позднее высказывал сожаление, что не взял на вооружение идею нового командира 2‑го парашютного батальона и тех, кого точно так же очень ждали на Фолклендских островах и кто решил прыгать с парашютом с транспортного самолета «Геркулес». Хотя подобное дело стало бы непростым даже для вполне тренированного военного в его пятьдесят три. В действительности Муру приходилось спешить, чтобы побыстрее взять в руки все нити плетения сложившейся на месте непростой обстановки. Один из удостоившихся наибольшего числа высоких наград офицеров Королевской морской пехоты, получивший ВК с нашивкой за боевые заслуги на Дальнем Востоке в бытность свою молодым командиром, Мур – светлый, жизнерадостный человек с располагающей улыбкой и талантами естественного руководителя – пользовался широчайшей популярностью среди военнослужащих корпуса. Его никогда не считали военным‑интеллектуалом, глубоким стратегическим мыслителем, однако он располагал обширным опытом морских десантных операций – не меньшим, а скорее большим, чем у любого другого генерала в британских вооруженных силах.
Как в ходе войны, так и после, высшее командование и военный кабинет неизменно испытывали уважение к Муру. Когда в Южной Атлантике начались сложности, а взаимоотношения между адмиралом Вудвардом и бригадиром Томпсоном, совершенно очевидно, никак не заслуживали звания ровных, начальникам штабов очень захотелось поскорее отправить в район боевых действий Мура. Высокопоставленные офицеры на родине говорили, что как только генерал прибыл в Сан‑Карлос, сложности стали исчезать одна за одной, и пути контактов между главами того и другого командования заметно выпрямились. Они критиковали Джулиана Томпсона за проволочки и затяжное сидение на береговом плацдарме, но теперь, похоже, вполне примирились с двухнедельным перерывом между взятием Гуз‑Грина и сражением за Порт‑Стэнли. Руководство пребывало в уверенности – Мур знает, что делает. Он же старался подкрепить подобные ощущения и на всем протяжении войны, довольно благоразумно не ленился предоставлять Лондону пространные донесения, отчего создавалось впечатление постоянной кипучей деятельности, каковое весьма ободряло Нортвуд и военный кабинет даже тогда, когда на деле ничего особенного и не происходило.
Томпсона обрадовало прибытие генерал‑майора, ибо оно избавило комбрига от двух ежедневных походов на спутниковый терминал в Эйджэкс‑Бэй, где он попадал под шквальный огонь из Нортвуда и вечно выслушивал заклинания о необходимости начать двигаться побыстрее. Теперь же Томпсон получал шанс заняться только ведением войны и забыть о трудностях командования и управления всей операцией – о спорах с ВМС по части передвижения кораблей и о головной боли с гигантскими проблемами налаживания работы служб тыла. Достижения Томпсона до момента прибытия Мура осуществление самой высадки десанта, руководство на плацдарме и обеспечение горы Кент – вполне можно аттестовать как весьма значительные. К тому же генерал‑майор появился в нужный момент – в Нортвуде и в военном кабинете стали лучше понимать происходящее, примиряясь с неспешными, как казалось издалека. темпами течения войны и осознавая сложности, возникающие перед сухопутными силами.