В то время как рота «В» постоянно сталкивалась с вражеским противодействием, рота «А» к 5.30, не встречая сопротивления, подошла ко второму объекту, Коронейшн‑Пойнту, господствовавшему над Дарвином. Дэр Фаррар‑Хокли по рации доложил обстановку подполковнику и попросил разрешения развивать натиск. «Эйч», находившийся в нескольких сотнях метров далее в тылу на направлении, пролегавшем по центральной оси перешейка, отнесся к показавшемуся ему излишне оптимистичным донесению с известной долей скептицизма. На протяжении более тридцати минут, когда вокруг потихоньку рассеивалась драгоценная тьма, рота «А» стояла на месте, дожидаясь, пока «Эйч» доберется на передовую и встретится с командиром роты. Только после того он распорядился о продолжении продвижения. К тому моменту батальон вел бой уже пять часов, но потерь не понес. Единственной занозой в бок в остальном ровному плану стали незамеченные ротой «В» при продвижении позиции аргентинцев, которые принялись палить по парашютистам с тыла, вследствие чего роте «D», вместо продвижения через расположение роты «В», пришлось произвести зачистку. Однако «мы были уверены, что сумеем позавтракать в городе, являвшемся нашей последней целью», – рассказывал Клайв Ливингстоун. Боевой дух находился на высокой отметке, даже у многих из тех, кому не пришлось спать на протяжении трех ночей.
Теперь, когда наступило утро, расклад сил в бою начал коренным образом меняться не в пользу британцев. Они очутились на открытой местности, где если и можно было спрятаться, только в ее складках, а между тем впереди находился очень хорошо подготовившийся к бою противник. Разведка донесла и особо подчеркнула факт отсутствия у аргентинцев на позиции средств защиты от атак сверху. На самом деле прикрытие над окопами наличествовало, а доклады о деморализованном и не желающем воевать гарнизоне казались преувеличенными. «Все это чушь, будто они не хотели сражаться, – недовольно признавался Кибл. – Еще как дрались». Противник обрушивал поразительный по мощности артиллерийский и минометный огонь на все роты парашютистов, развернутые на перешейке. Когда рота «А» начала продвигаться по открытой местности, оставив 3‑й взвод для прикрытия против вражеской позиции в Дарвине, Дэр Фаррар‑Хокли вдруг заметил движение на холме перед десантниками и закричал: «Засада! В укрытие!» как раз тогда, когда раздались очереди аргентинских пулеметов. Головной 2‑й взвод смог хотя бы спрятаться в можжевельнике. 1‑й взвод позади очутился открытым и тут же, естественно, попал в серьезную переделку. Капрал саперов Майкл Мелия погиб на месте. «Противник открыл по нам массированный огонь из средних пулеметов с дистанции около 400 метров, – писал Ливингстоун. – Становилось все светлее, что помогало неприятелю находить цели и вести очень результативный огонь. Хотя и нам было легче целиться, огневой напор с нашей стороны не шел ни в какое сравнение с массированным вражеским противодействием. Мы перестали стрелять. – 'задача заключалась в выходе из‑под обстрела при любой паузе, когда противник отвлекался и не сосредоточивал на нас все внимание. Два взвода не могли подавить оборону в окопах, доставлявших нам столько неприятностей. Понадобилось 45 минут для выхода из боевого соприкосновения за счет применения дыма и из‑за перерывов в стрельбе…»
По оценкам роты «А», перед ней находились до сотни солдат противника, в том числе значительное количество снайперов и пулеметчиков[404]. Даже аргентинские призывники могут показаться внушительной силой, если у них полным‑полно боеприпасов и хорошо подготовленные позиции. Парашютистам же патронов остро не хватало, как и бывает часто у наступающей пехоты. Майор Фаррар‑Хокли попробовал было вывести 1‑й взвод на позиции для флангового удара. Но рота находилась под интенсивным обстрелом. Семнадцатилетний рядовой Таффен получил ранение в голову, и товарищи на протяжении четырех часов не давали ему потерять сознание и свалиться в кому. Рядового Брайана Уоррала ранили. Капралы Дэйв Эйболс и Стив Прайор поспешили ему на помощь. Они уже протащили его половину пути до укрытия под яростным пулеметным огнем, когда зацепило и Прайора. Вперед помочь Эйболсу бросился капрал Гэри Хардмэн. Вместе они почти дотащили Прайора до безопасного места – оставались считанные метры, – когда в голову ему угодила другая пуля. Они отнесли тело в спасительный овражек и отправились за Уорралом. Это всего лишь один из героических поступков, совершенных младшими унтер‑офицерами 2‑го парашютного в тот день.
Джон Кросленд, командир роты «В», выразился просто и лаконично: «До первых проблесков света мы определенно выигрывали. Когда рассвело, мы попросту уткнулись носами в землю». Самая большая проблема состояла в сохранении темпов наступления, чтобы не дать врагу намертво пришить парашютистов к земле. Подняться под огнем и двигаться непросто – это требует воли и мужества, особенно когда перед глазами есть пример в виде лежащих рядом раненых или погибших товарищей. Бойцов постоянно осыпала грязь и торф от взрывов снарядов и минометных мин. У многих солдат не оставалось времени на эмоции и размышления. В умах господствовала мысль о необходимости уцелеть и двигаться. Некоторые бросали свои автоматы и подбирали аргентинские винтовки с большей дальностью и силой огня. В тылу зарокотали моторы легких вертолетов, начавших подвоз боеприпасов иэ Сан‑Карлоса. Трудность состояла в доставке их на передовую и в транспортировке в тыл раненых.
В то время как рота «А» застряла на востоке, рота «В» майора Кросленда, действовавшая в направлении к западному берегу, вступила в длительный и ожесточенный бой с целью прорыва аргентинских позиций за разрушенным Бока‑Хаусом. Оборона здесь готовилась для отражения возможной попытки британской высадки с моря, но оказалась не менее внушительной преградой на пути наступления с суши[405]. Кросленд оставил 5‑й взвод для обеспечения огневого прикрытия с высот, двинув вперед 4‑й и 6‑й взводы. И все же особенно сильно досталось от аргентинских пулеметчиков именно 5‑му взводу. К моменту, когда этот взвод наконец отошел за вершину гряды в мертвую зону, трое бойцов получили ранения. Рядовой Стивен Иллингзуорт оттащил в безопасное место одного из них и находился уже на пути ко второму, когда его самого насмерть сразила пуля снайпера. Четверо парней из головного взвода Кросленда без проблем проползли на гребень горы выше Бока‑Хауса, но там моментально очутились пришитыми к месту огнем противника. «Мы просто бесились, – рассказывал майор. – Не могли мы подобраться к их пулеметам по открытой местности, да и после пяти часов боя стали особенно дороги боеприпасы». Передовой артиллерийский наблюдатель Боб Эш[406]в ответ на просьбу вызвать огонь на врага огорченно отозвался: «У нас как раз закончились снаряды». Минометные гранаты тоже все вышли. Позади рот «А» и «В», рота «D» по‑прежнему занималась зачисткой аргентинских позиций, обойденных на протяжении ночи, уничтожая и вылавливая смятенных и перепуганных вражеских солдат, мелькавших в зарослях кустов и можжевельника[407]. Противник беспрестанно прощупывал артиллерийским и минометным огнем наугад возможные места дислокации каждой роты на ареале британского наступления вплоть до позиции пушек.
Орудия не умолкали даже тогда, когда на них сыпались аргентинские снаряды. «Батарея стреляла почти безостановочно, – писал Марк Уэринг, – и под маскировочными сетями вскоре начали накапливаться настоящие горы стреляных гильз и пустых ящиков – такого количества мы никогда раньше не видывали. Становилось все труднее и труднее поддерживать боевую работу трех орудий. Из‑за мягкости грунта сошники станин все глубже проваливались в почву». «Харриеры» с авианосцев на море не могли подняться в небо из‑за тумана, но зато уже вскоре после рассвета появились два аргентинских легких штурмовика «Пукара» и принялись заходить для атаки артиллерийской позиции британцев[408]. Команда ПВО с «Блоупайпами»[409]обстреляла ракетами один летательый аппарат, когда тот приблизился. Пилот отвернул и выпустил свои ракеты по пустому месту в долине западнее от пушек. Второй самолет тоже куда‑то подевался. Однако пока артиллеристы предпринимали все возможные меры, чтобы продолжать стрельбу, фрегату «Арроу» в море пришлось отойти с огневой позиции. Этот корабль обеспечивал поддержку на протяжении двух часов после начала рассвета – долгое время после того, как ему полагалось сняться с места и уйти на якорную стоянку в Сан‑Карлосе. Но теперь поступил приказ на отход. Огневой поддержки с моря 2‑му парашютному больше ждать не приходилось.
К 8.30 утра положение батальона сделалось и вовсе незавидным. Ни одной из стрелковых рот явно не удалось прорваться по открытой местности и покончить с тупиковым положением, в котором парашютисты очутились по милости аргентинцев[410]. Использование конвенциональных тактических маневров оказывалось невозможным. Бойцы лежали или скрючившись сидели на корточках по всей длине перешейка. Некоторые ползали между убитыми и ранеными, собирая оставшиеся у тех боеприпасы. В роте «С» некоторые, похоже, решили махнуть рукой на все и начали готовить чай под минометным огнем. Подполковник «Эйч» Джоунз, залегший рядом с Дэром Фаррар‑Хокли, отчаянно искал способа увеличить точность стрельбы поддерживающей артиллерии – на характер полета снарядов очень влиял гулявший по холмам сильный ветер. Срочно требовался какой‑то выход. «Дэр, – проговорил подполковник, – придется тебе заняться этим делом». Фаррар‑Хокли начал выдвигаться с шестнадцатью десантниками, включая своего заместителя, капитана Кристофера Дента. Майор не знал, что в момент начала подъема на гору к его небольшому отряду присоединился батальонный адъютант, капитан Дэйв Вуд[411]. Крис Дент упал замертво сразу и покатился вниз по склону. Капрал Дэйв Хардмэн и капитан Вуд погибли несколькими секундами спустя. Младший капрал Тул, прижавшийся к земле рядом с Фаррар‑Хокли, произнес без обиняков: «Сэр, если вы сейчас же не унесете отсюда ноги, то уносить придется вас». Они поползли туда, откуда пришли.
Немного ниже они встретили Тони Райса, командира артиллерийской батареи. «Слава Богу, вы быстро, – начал он. – Полковник сам пошел прошвырнуться». Х. Джоунз выявил позицию пулемета, который, как считал, сумел бы заставить замолчать. Схватив свой автомат «Стерлинг», в компании сержанта Барри Нормана и младшего капрала Бересфорда он отправился в смелое и рискованное предприятие в направлении огневой точки[412]. Но не прошло и нескольких секунд, как в тыльную сторону шеи его ударила пуля, прилетевшая откуда‑то с более высокой позиции за спиной. Она прошла дальше в тело. Смертельно раненный подполковник упал на землю. За какие‑то считанные минуты битва за высоту Дарвин‑Хилл унесла жизни командира батальона, капитана Дента, адъютанта Вуда и еще девятерых человек.
И все же, несмотря на смертельное ранение «Эйча», действия роты «А» принесли перелом в ситуацию на поле боя. Напором, огнем из пулеметов и 66‑мм гранатометов десантники брали вражеские позиции одну за другой. Капрал Эйболс выстрелил 66‑мм гранатой в амбразуру долговременного огневого сооружения. За меткость он был вознагражден громким взрывом и последовавшей за ним тишиной[413]. Там и тут стали появляться белые флаги. Пусть рота «А» все еще оставалась под минометным и артиллерийским обстрелом, центр линии сопротивления рухнул. Затем старший сержант из роты Фаррар‑Хокли[414]обратился к майору: «Сэр, похоже, командир умирает». Морфин, первичная перевязка и капельница в руку «Эйча» – все оказалось напрасным. Фаррар‑Хокли видел, как шевелятся веки глаз, но больше раненый не делал никаких движений. Майор опустился на колено и держал руку подполковника, пока не стало ясно, что тот умер. Затем, говоря намеренно осторожно, дабы не переполошить весь батальон скверными известиями, он передал по рации Крису Киблу: «Думаю, вам лучше поспешить сюда немедленно»[415]. Рота «А», в которой насчитывалось трое своих убитых, плюс еще два офицера из штаба батальона и один капрал из приданного саперного подразделения[416], и двенадцать раненых, расположилась вокруг захваченной позиции, где находилось двадцать мертвых аргентинцев и семьдесят шесть пленных, из которых тридцать девять были ранены[417].
Как только в штабе батальона узнали о ранении «Эйча», в «авиакомпанию мал‑мала» (teeny‑weeny airways) – в эскадрилью морской пехоты в Сан‑Карлосе – отправили запрос о присылке санитарного вертолета «Скаут». Поначалу оттуда ответили отказом, но после второго, иначе сформулированного обращения, согласились выслать вертолет[418]. Точно в момент подлета «Скаута» к району Дарвина там заканчивала штурмовку «Пукара»[419]. Неприятельский самолет круто спикировал и открыл огонь по вертолету. На месте того образовался шар огня и дыма, из которого на землю посыпались обломки «Скаута»[420]. Лейтенант Ричард Нанн, брат командира роты морской пехоты на Южной Георгии[421]и родич Дэйвида Констанса, офицера связи морской пехоты при 2‑м батальоне парашютистов, совсем недавно зачищавшего аргентинский окоп в тылу у роты «В», погиб мгновенно, а второй член экипажа, сержант Билл Белчер, был тяжело ранен в обе ноги[422].
Тем временем Крис Кибл спешил через перешеек принимать командование батальоном. Он быстро оценил сложившуюся боевую обстановку и тут же понял, что у роты «А», совершенно очевидно, «все в ажуре» – она выполнила задачу и пока на ее участке беспокоиться не о чем. Но вот рота «В» по‑прежнему продолжала лоб в лоб бодаться с аргентинцами на позиции за Бока‑Хаусом. Требовалось нанести фланговый удар, чтобы восстановить темп боя. Перед смертью подполковник Джоунз приказал расчетам ПТРК MILAN и пулеметов роты поддержки выдвинуться с прежней позиции по оси перешейка для оказания помощи роте «В». И вот наконец они достигли позиции, с которой могли наносить удары по аргентинским опорным пунктам на дистанции 1500 ярдов (1372 м). Десантники открыли огонь из ПТРК MILAN с просто поразительным эффектом воздействия. Кибл посоветовался с Джоном Крослендом и приказал роте «D» обойти роту «В» вдоль береговой линии, двигаясь под прикрытием выступающей возвышенности вдоль моря. Они взялись за дело в темпе и, совершенно невидимые противнику, быстро обогнули Бока‑Хаус. Наконец‑то британцы получили возможность открьпъ по неприятелю массированный и сосредоточенный огонь. Пользуясь отвлекающими действиями роты поддержки и роты «В», в 11 часов утра бойцы роты «D» вскарабкались по склонам холма и принялись поливать аргентинцев огнем из универсальных пулеметов. Там и тут вражеские солдаты – вымотанные и оглушенные – начали выбираться из бункеров и сдаваться. Всего их насчитали девяносто семь[423].
Затем Кибл поговорил с Дэром Фаррар‑Хокли и приказал ему с ротой наступать в направлении самого Гуз‑Грина, пользуясь поддержкой роты «С». Майор ответил, что выполнить задание невозможно – слишком много потерь, а надо держать оборону на высоте Дарвин‑Хилл на случай возможной контратаки. Он мог предложить лишь один взвод. Рота «С» с 3‑м взводом роты Фаррар‑Хокли двинулась в путь в обход холма. В поселок Дарвин, откуда сбежали все гражданские лица, отправили патруль. Тот очистил район от немногочисленных защитников стрелковым оружием и гранатами.
2‑й батальон Парашютного полка отважно и упорно сражался для выполнения своей первой задачи и раздавил скорлупу ореха аргентинского сопротивления. И все же перед ними оставался внушительный рубеж нетронутой обороны Гуз‑Грина, подходов к нему и аэродрома[424]. Кибл приказал роте «С» развивать наступление вдоль восточного берега, в то время как роты «D» и «В» отправились в атаку через перешеек с запада. Клайв Ливингстоун рассказывал, как рота «С» продвигалась по направлению к одинокой вехе своего пути – зданию школы Гуз‑Грина «под устрашающим сочетанием артиллерийского, минометного и пулеметного огня и под рвавшейся над головой шрапнелью зениток». «Укрытия почти или вовсе отсутствовали. Трудно верилось, что такой массированный огонь мог продолжаться долго. Но он продолжался». Возможно, самым смертоносным оружием, примененным врагом против британцев на данной стадии операции, стали управляемые по РЛС 35‑мм зенитные орудия аргентинских военно‑воздушных сил, стрелявшие с восточной оконечности селения Гуз‑Грин, пока парашютисты медленно продвигались по направлению к ним[425]. Как только бойцы начинали выходить за гребень гряды господствовавших над позициями аргентинцев высот, парашютистов встречал ураганный заградительный огонь. Крис Кибл находился на высоте, когда полоса зарослей можжевельника буквально взорвалась от выстрелов вражеских пушек. Он спокойно подумал: «Вот тут я и умру». Спускаясь вниз, майор зацепился комбинезоном за жердь ограды загона для крупного рогатого скота, потратив на попытки высвободиться немало драгоценных секунд. Кибл временно оказался вне возможности контактировать со стрелковыми ротами: «Помню, как думал, что теряю способность управлять боем. Нельзя сказать, будто бы я испугался, просто я ведь был главным, заместителем командира, старавшимся не дать погаснуть напору наступления». Те две минуты дались ему нелегко.
В то время как рота «В» обогнула аэродром широким крюком, чтобы приблизиться к Гуз‑Грину с юго‑запада, роты «С» и «D» соединились для совместного штурма здания школы. Защищавшие позицию аргентинцы дрались поначалу упорно, но потом вдруг неожиданно выбросили белый флаг. Один из младших офицеров роты «D», Джим Барри, пошел принять капитуляцию и был тут же сражен пулей насмерть[426]. Причина состояла, безусловно, в недоразумении – в тумане войны, а не в акте вероломства, – но взбешенные парашютисты принялись бить из 66‑мм легких гранатометов LAW‑72 и 84‑мм гранатометов «Карл Густав» и поливать здание пулеметным огнем[427]. Оно быстро занялось. Никто из уцелевших солдат противника не вышел оттуда[428].
2‑й батальон Парашютного полка сжимал кольцо вокруг Гуз‑Грина. Кибл передислоцировал минометы на новую позицию за высотой Дарвин‑Хилл. Неприятельские зенитные орудия на аэродроме замолчали. Однако когда рота «D» перегруппировывалась после штурма здания школы, два «Скайхока» зашли на бомбежку и только чуть‑чуть промахнулись, не попав по парашютистам. Через несколько минут два легких штурмовика «Пукара» атаковали напалмом и ракетами[429]. Смертоносная жидкость вспыхнула пожаром далеко от роты «D». Когда первый штурмовик пролетел мимо, отважный солдат Королевской морской пехоты[430]с ПЗРК «Блоупайп» вскочил, положил себе на плечо громоздкую трубу и выпустил снаряд. «Пукара» грохнулась на землю[431]. Саперное отделение искупалось в авиационном топливе из разорванного бака самолета. Бензин не загорелся только чудом. Но сапер Плант, после того как пуля прошла через его комбинезон, несколько минут не мог унять дрожи. Огнем из ручного стрелкового оружия солдатам рот «В» и «D» удалось свалить вторую «Пукару»[432].
Когда до Кибла, все еще находившегося под огнем на полосе можжевельника, донеслись звуки двигателей летательных аппаратов, он подумал: «Опять «Пукара», вот только их нам и не хватало». Затем майор услышал голос офицера, ответственного за огневую поддержку с моря: «У нас «Харриеры!» Три британских истребителя‑штурмовика промчались по небу и нанесли хирургически точный удар кассетными бомбами по позиции управляемых по РЛС зенитных пушек. Весь район расположения неприятеля скрыли сплошные взрывы – смерть и разрушения гуляли там повсюду. Неожиданно вышло и засияло солнце. В тот момент парашютисты подумали, что теперь‑то аргентинцы понимают, как близко их поражение. За час до прихода темноты огонь стал стихать. Противник не был уничтожен, но находился в окружении. Когда наступили сумерки, усталые британские солдаты оказались вдруг перед лицом серьезной угрозы. К югу от Гуз‑Грина приземлились аргентинские вертолеты – «Чинук» и шесть «Хьюи», – очевидно, высадившие подкрепления[433]. Кибл тотчас же вызвал огонь артиллерии в данный квадрат и приказал роте «В» выдвинуться в южном направлении и развернуться для противодействия и блокировки возможной контратаки. К радости десантников, ничего подобного не произошло. Аргентинцы просочились в горы и были выловлены в последующие дни 2‑м батальоном парашютистов и гуркскими стрелками.
А пока Кибл наконец‑то впервые получил возможность оценить собственное положение. Он и его бойцы достигли безусловной победы, показали себя героями, но перед ними по‑прежнему простирались внушительные оборонительные позиции неприятеля. У него под началом находился понесший значительные потери батальон чрезвычайно измотанных людей, которые, несмотря на подвоз боеприпасов «Газелью», почти исчерпали ресурсы для ведения огневой работы. Заместитель командира роты «В»[434]лежал на склоне холма на грани смерти – требовалась немедленная эвакуация. На полковом пункте медицинской помощи, где не покладая рук весь день трудился Стив Хьюз, находился еще один тяжелораненый. Батальон отягощали десятки пленных, в том числе и получивших ранения. Если бы британцам пришлось разворачивать фронтальный штурм вниз по склонам в направлении к Гуз‑Грину ночью или следующим утром, они рисковали понести урон на минном поле и на оборонительных позициях противника.
Кибл начал с приказа всем стрелковым ротам на отход обратно в мертвое пространство – за гребень гряды, господствовавшей на местности вокруг Гуз‑Грина. Бойцы лежали на склоне подле оружия и молчали или говорили тихо, почти неслышно, как говорят абсолютно вымотанные люди. Было нестерпимо холодно, и скоро они начали дрожать от стужи, поскольку гигантские рюкзаки и теплые вещи лежали далеко оттуда в Сан‑Карлосе. Десантники собрали раненых и убитых – тех, кого нашли, – ну и, конечно, принесли к месту своего отдыха тело подполковника Джоунза.
Кибл связался по рации с бригадой. Первым делом он попросил подкреплений. Джулиан Томпсон безоговорочно согласился отправить роту «J» из 42‑го отряда коммандос для занятия позиции прикрытия южных подступов к Гуз‑Грину[435]. Затем Кибл спросил, надо ли действительно стирать с лица земли поселок. Томпсон ответил положительно. Кибл зачитал «список покупок», необходимых для дальнейших действий: еще три пушки, боеприпасы для всей батареи числом 2000 выстрелов, шесть оставшихся в тылу минометов батальона с боеприпасами к ним, РЛС «Симбелайн» для засечки стреляющих минометов. И пусть два «Вольво» BV 202 привезут побольше патронов к табельному оружию бойцам стрелковых рот. Для вывоза вышедших из строя солдат отправили вертолет «Уэссекс», пилот которого опрометчиво описал «круг почета» над Гуз‑Грином, вызвав на себя ожесточенный огонь аргентинцев. Чтобы вывезти замерзавших раненых, капитан Джон Гринхол[436], выдающийся храбрец и виртуозный вертолетчик, прилетел на своем «Скауте» на передовые позиции парашютистов в полной темноте – ему дали посадку по зеленому маячку. Обычно организацией эвакуации раненых занимается адъютант, но Дэйв Вуд погиб. Обязанности его принял на себя полковой старший сержант Симпсон, которому и предстояло позаботиться об отправке вышедших из строя военнослужащих батальона числом в семнадцать убитых и тридцать пять раненых.
Пока бойцы занимались зализыванием ран, Кибл объяснял бригадиру свой план. Если батальону непременно надо драться за Гуз‑Грин, пусть будет так. Однако он всеми фибрами души надеялся избежать этого. Сегодня десантники заставили умолкнуть оружие аргентинцев и окружили их. Каким бы нелегким ни было положение 2‑го парашютного, неприятелю приходилось и того хуже. Оставалось только убедить в этом его командиров. Кибл попросил устроить демонстрацию потенциала британских огневых средств – пусть «Харриеры» приготовятся сотворить врагу ад на земле в 9 часов утра на следующий день, через два часа после рассвета. А тем временем, как предлагал майор, он попробует уговорить противника сдаться. Если затея удастся, будут спасены десятки жизней, возможно, все 112 гражданских лиц из числа местного населения, не могущих покинуть Гуз‑Грин.
Ту ночь на перешейке можно назвать мрачной и жутковатой. Большинство бойцов пытались хоть как‑то подремать без спальных мешков в пронизывающем холоде. Некоторые расположились в кажущихся привлекательным укрытием снарядных воронках и только утром обнаружили, что воронки не от снарядов, а от мин, и сами они находятся на минном поле, где, наступая на спрятанную под землей взрывчатку, гибли заблудившиеся коровы. Штаб роты распорядился переместить аргентинских пленных в догорающий можжевельник, чтобы те не замерзли. Род Белл, переводчик морской пехоты, немало поразился видом сбившихся в кучки и истово молившихся солдат противника, освещенных пламенем от горящих растений. Верховодил ими раненный в ногу суб‑лейтенант, получивший к тому же шрапнельную рану в глаз. Некоторые стояли на коленях, другие перебирали четки. Солдаты с обеих сторон, похоже, чувствовали себя счастливо уцелевшими под взмахами косы смерти. «Стрелять только, если на вас нападут», – приказал в ту ночь Кибл бойцам. Ночь прошла в тревожной тишине.
На следующий день, 29 мая, как только начало светать, Кибл приступил к претворению своего плана в жизнь. По его просьбе Род Белл отобрал двух пленных, старших унтер‑офицеров. Их вывели на вершину склона гряды с белым флагом и с письмом, написанным по приказу Кибла Беллом по‑испански. В нем аргентинского командира информировали о его незавидном положении: войска его в осаде, спасенья нет, но надо поступить гуманно и единственно правильным путем – организовать вывод гражданских лиц из Гуз‑Грина. К тому же у него самого оставалось только два варианта – капитулировать или же быть разгромленным.
Пленные зашагали в направлении своих позиций, все отдаляясь от наблюдавших за ними издалека парашютистов. Вернулись они почти сразу же. Командир согласился на переговоры. Майор Кибл, офицер связи бригады майор Хектор Галлен, Род Белл, майор Тони Райс, командир артиллерийской батареи, отложили личное оружие и отправились в маленькую будку рядом с флагштоком на аэродроме в компании Роберта Фокса и Дэйвида Норриса – двух британских корреспондентов, участвовавших в операции 2‑го парашютного батальона. Там в 8.30 утра вся группа встретилась с коммодором авиации Вильсоном Педросо и офицером аргентинских военно‑морских сил. Стороны быстро достигли соглашения в отношении освобождении гражданских лиц. Затем дело коснулось тонкого вопроса капитуляции аргентинцев. Как ответил Педросо, – щеголеватый офицер в безупречно свежей форме, так непохожий на британских офицеров в их грязном и обтрепанном после боев обмундировании, – говорить о сдаче можно только на почетных условиях. «Если они сдадутся, пусть делают что захотят», – коротко бросил Кибл Беллу. Наконец Педросо заявил, что должен посоветоваться со своим вышестоящим начальством, после чего отправился обратно в Гуз‑Грин. Позднее, уже находясь в плену, он поведал Максу Хейстингзу о том, как в разговоре с генералом Менендесом последний нехотя предоставил ему право поступить по собственному усмотрению[437].
Британцы ожидали принять капитуляцию восьмидесяти аргентинцев. Однако, к своему величайшему удивлению, увидели выходящий из Гуз‑Грина контингент из более чем 150 чел. Пленные образовали этакое полое каре вокруг Педросо, расположившись чуть за чертой периметра роты «D». Аргентинский командир произнес короткую патриотическую речь. Он призвал солдат спеть государственный гимн. Затем, когда аргентинцы побросали оружие, Кибл направился к командиру, чтобы принять его пистолет, и в процессе заметил, что все солдаты вокруг него в форме ВВС. А где же остальные? Где армейский контингент? В тот момент ошалевшие от удивления британцы увидели внушительную колонну пеших, выходившую из Гуз‑Грина и следовавшую в направлении к ним по трое в ряд. Более 900 аргентинских военнослужащих под началом подполковника Итало Пьяджи сложили оружие перед ротой «D»[438]. Таким образом 2‑й батальон Парашютного полка сумел вывести из игры группу войск противника, втрое превосходившую его по численности. Британцы похоронили 50 погибших аргентинцев, а 1200 чел. взяли как военнопленных[439]. То был необычайный триумф, состоявшийся во многом благодаря находчивости и предприимчивости майора Кибла в казалось бы в безнадежной обстановке. Бригадный генерал Томпсон рекомендовал утвердить Кибла на командовании батальоном, и многие бойцы 2‑го парашютного изрядно огорчились, когда военно‑бюрократическая машина в Британии сочла нужным не обратить внима‑ния на представление Томпсона и по воздуху отправить нового командира, подполковника Дэйвида Чондлера[440].
Когда в Сан‑Карлосе узнали об обстоятельствах гибели подполковника Джоунза, все сошлись во мнениях – ничего другого и ожидать не приходилось. Он поступил как классический романтик, совершил героический жест, ведь для него Гуз‑Грин стал явным апогеем жизни солдата, к тому же Джоунз не мог видеть своих бойцов делающими нечто такое, чего не делал он сам. Некоторые офицеры, однако, считали отважный поступок «Эйча» на склонах Дарвин‑Хилла довольно безответственным, ибо он забыл о возложенных на него жизненно важных обязанностях – об осуществлении командования батальоном на поле боя. Майор Кибл позднее указывал, что в тот конкретный момент, когда подполковник Джоунз отважился на фатальный шаг, его 2‑й парашютный батальон оказался перед лицом большой проблемы – он утратил способность к тактическому маневру перед лицом подавляющего огневого превосходства противника. Переломить ситуацию немедленно – именно это и требовалось в том положении. И тогда, в те минуты, «Эйч» со своей тактической штабной командой являлся на высоте Дарвин‑Хилл очень ценной для развития всего боя группой вооруженных людей. Командир стремился воспользоваться данным обстоятельством. Как подытожил Кибл: «Он попросту делал то, что должен был делать его батальон». Попытка прорыва почти в одиночку вполне вписывалась в принятые в британской армии поистине великие традиции руководством батальоном на поле боя. Чуткий, импульсивный и до конца преданный долгу солдат, отдавший жизнь эа родину, превратился в национального героя и удостоился чести награждения крестом ордена Виктории посмертно. Трудно поверить, что, доведись «Эйчу» пройти через все снова, он поступил бы иначе. Возглавлявший наряду с ним длинные списки солдат батальона, награжденных за Гуз‑Грин, майор Кристофер Кибл получил орден «За выдающиеся заслуги», а Дэр Фаррар‑Хокли и Джон Кросленд – Военный крест.
Всего 2‑й батальон Парашютного полка потерял семнадцать человек убитыми и тридцать пять ранеными – дорогая цена[441]. В то же время однако и поразительно малая, принимая во внимание продолжительность и ожесточенный характер той пусть скромной по размаху, но жаркой по характеру битвы. Знай десантники об истинной силе обороны, успей они завершить штурм в темноте при куда более сильной огневой поддержке, вполне возможно, им удалось проложить себе с боем путь в Гуз‑Грин значительно быстрее и меньшей ценой. После войны высокопоставленные офицеры в Лондоне соединили голоса для выражения удивления по поводу того, что совместно с 2‑м парашютным батальоном не отправили больше людей, не устроили одновременно какую‑то отвлекающую атаку в тылу, перебросив туда некоторое количество войск на вертолетах. Неведение командования 3‑й бригады коммандос в отношении действительной численности противника в Гуз‑Грине являлось результатом очередных «неполадок связи» между Лондоном и Сан‑Карлосом. Благодаря РИЭС, штаб разведки в Министерстве обороны располагал полным боевым расписанием войск генерала Менендеса. И все же никто и ничего не сказал об этих подробностях Томпсону. Небрежение или недоразумение грозило увенчать трагедией всю операцию. Если бы не великолепные боевые качества 2‑го парашютного, британское предприятие в Гуз‑Грине вполне рисковало закончиться тупиком или даже поражением. Настоящей мерой достижений батальона является тот факт, что 450 чел., только на поле боя осознавшие момент значительного превосходства неприятеля, – почти в четыре раза, – упорно продолжали идти вперед и одолевать его[442].
А пока парашютисты купались в победной эйфории. Их переполняла радость из‑за отсутствия необходимости снова бросаться в бой. Кибл с солдатами вошел в селение и постучал в дверь первого же дома, где нашел старосту поселка, Эрика Госса, с женой. «Не желаете ли чашечку чая?» – спросила миссис Госс. Британцы двинулись дальше и встретили остальных жителей, толпой валивших из церкви, где их держали. Страшно счастливые после пережитого, они обрушились на парашютистов, тиская их в объятиях и целуя. В последние часы перед капитуляцией аргентинцы совершили дикие акты вандализма в домах и разграбили собственность поселян. Кибл почувствовал сожаление из‑за оказанной противнику чести почетной сдачи. Парашютистов крайне поразил тот факт, что на поле боя они взяли в плен лишь одного вражеского офицера. Похоже, большинство из них на всем протяжении сражения располагались где‑то поближе к тылу.
В селении победители нашли грандиозное количество брошенных боеприпасов: привязанные к детским салазкам ракеты, емкости с напалмом, артиллерийские снаряды, минометные мины, гранаты и все прочее. Крупный рогатый скот шлялся без присмотра по окружающим поселок минным полям. Предстояло провести масштабные действия по разминированию территории и обезвреживанию взрывчатых веществ. Кибл связался с бригадой, а Томпсон в свою очередь с Лондоном. Только одни проблемы логистики и пленных осложняли возможность следования изначальному замыслу командования бригады вывести 2‑й парашютный из Гуз‑Грина после его обеспечения. Но, возможно, куда более важным обстоятельством – пусть об этом открыто и не говорилось – служило другое соображение. Теперь, после того как 2‑й батальон Парашютного полка провел крупную операцию по завоеванию Гуз‑Грина, с политической точки зрения казалось неоправданным просто уйти из поселка. Сошлись на том, что батальон останется в районе поля выигранной им битвы и будет отдыхать, довооружаться и «наводить порядок». Операция, которую в штабе 3‑й бригады коммандос задумывали как лишь «крупный рейд», в итоге оказалась одной из самых значительных за время войны. Она стала демонстрацией аргентинцам абсолютной воли Британии к достижению победы, какой бы ценой и какой бы кровью ни пришлось заплатить за нее.