Аварийное питание на корабле удалось восстановить как раз перед первыми проблесками рассвета. Команда находилась на пределе от усталости и к тому же сознавала, что самые опасные проблемы остались неразрешенными. Лаймэн счел местоположение «Аргонота» на якорной стоянке слишком удаленным – «мы знали, что они вновь пожалуют» – и попросил подтянуть фрегат дальше вглубь залива. После довольно продолжительной паузы появились, наконец, три десантных катера под командой беззаботного Юэна Саутби‑Тейлура. Лаймэн направлял действия LCU жестами с мостика, и вот три катера взяли «Аргонот» на буксир и медленно оттащили фрегат вглубь расположений десантных кораблей, где тот и бросил якорь. Вскоре затем парочка деловитых саперов иэ Королевских инженерных войск[345]поднялась на борт и попросила отвести их к бомбам. Уоррент‑офицер[346]Джон Филлипс и штаб‑сержант Джим Прескотт занялись работой с помощью ракетного ключа и примерно через час обезвредили заряд в котельном отделении за счет контролируемого взрыва. «Все вроде нормально», – известили они команду корабля, с напряжением ожидавшую результатов на верхних палубах. Бомбу в корме удалили и в самом‑то деле легко. Но другая, остававшаяся в передней части судна, лежала неудобно, не позволяя саперам подступиться к ней. Оставался один вариант – заделать внешнее отверстие в борту корабля ниже ватерлинии, выкачать воду из оружейного склада, а затем уже заниматься обезвреживанием бомбы. Кэптен поблагодарил саперов, которые отправились заниматься другими делами с тем же непробиваемым спокойствием и невозмутимым видом, как и при появлении на корабле. «Аргонот» пережил целую сагу продолжительностью в неделю, понадобившуюся для устранения ущерба, в то время как на палубе вверху члены команды исправно вставали на боевые посты около зениток для отражения новых вражеских налетов. Лаймэн уведомил коммодора по десантным операциям о неготовности судна передвигаться своим ходом. Однако старый добрый стальной корабль сохранил способность «держаться на плаву и драться». В ближайшие дни «Аргонот» не сидел без дела.
|
|
***
Утро субботы вновь выдалось ясным и безоблачным. На стоявших на якорной стоянке судах расчеты зениток находились в полной боевой готовности, ожидая появления врага у своих орудий, пулеметов и пусковых установок, готовясь услышать в громкоговорителе: «Воздух! Красная тревога!»[347], в то время как челночные перевозки снаряжения и снабжения вертолетами и десантными катерами продолжались. Один «Си Харриер» с «Гермеса» засек кильватерную струю вражеского патрульного катера в районе к югу и атаковал его пушечным огнем. Пилот видел, как команда в отчаянии выбросила судно на прибрежную отмель[348]. Два С‑130 под эскортом шести «Миражей» появились над Западным Фолклендом, но британцы не смогли вступить в бой с противником[349]. По мере того как часы тикали, день шел, напряжение стало спадать. Толстые облака сгустились над авиабазами в Аргентине. К тому же становилось очевидным, что неприятельские ВВС зализывают раны после полученной накануне внушительной трепки. Британцы попробовали новую тактику, основанную на продолжении веры в комбинацию «Си Вулф» и «Си Дарт», отправив пару «22–42» из «Бродсуорда» и «Ковентри» на северо‑запад как «большую ракетную ловушку», если пользоваться словами адмирала. Расчет строился на идее связать «Скайхоки» и «Миражи» на дальних подступах. Комплексу «Си Вулф» предстояло обеспечить защиту от атак на бреющем полете. Однако в ту субботу два корабля прождали врага напрасно. Пала ночь, а аргентинцы так и не появились.
|
|
Под покровом темноты британцы дали старт некоторой жизненно важной передислокации. «Гламорган» выступил с целью занять место поврежденного «Антрима» в заслоне судов сопровождения. К огромному облегчению тех, кто находился как на море, так и на суше, «Бриллиант» проводил вон из залива большого белого кита по имени «Канберра» вместе с цепочкой кораблей снабжения. Некоторые командиры возражали, указывая на находившиеся на борту лайнера грузы, однако жизненно важного военного имущества там фактически не осталось. Потеря «Канберры» или даже нанесение ей серьезного ущерба послужили бы катастрофическим ударом по престижу британцев, каковое обстоятельство не оправдало никакие военные преимущества дальнейшего ее пребывания в Сан‑Карлосе. Врачебная команда – медики и хирурги – расположились на берегу, на территории забро‑шенного рефрижераторного завода в Эйджэкс‑Бэй. Коммодор Клэпп и адмирал Вудвард сошлись на целесообразности снизить до абсолютного минимума разгрузку кораблей на якорной стоянке на протяжении дневного времени. Такое решение оказалось серьезным ударом по замыслам 3‑й бригады коммандос, ибо вся схема планирования у нее основывалась на условии постоянного функционирования служб тыла бригады по доставке снабжения в Сан‑Карлос. Вместо того сосредоточивать необходимое имущество начали в районе селения Эйджэкс‑Бэй, где представлялось возможным максимально быстро осуществлять доставку снаряжения и прочих грузов с помощью плавучих понтонов НИИ военных инженерных средств. Каждую ночь колонна кораблей снабжения отправлялась на якорную стоянку и на протяжении нескольких часов осуществляла разгрузку, заканчивая ее и снимаясь с места перед рассветом для отхода в более безопасное открытое море – к востоку от места дислокации ударной группы. Данная процедура радикальным образом удлиняла процесс доставки материалов, вызывая глубокое разочарование у членов штаба 3‑й бригады коммандос, которые досадовали на командование Королевских ВМС, принявшее важное решение без учета мнения морских пехотинцев. Однако понять позицию ВМС легко. К тому же военно‑морской штаб полагал, что начальство сухопутных сил значительным образом осложняет проблемы, поскольку само не знает, что ему нужно в первую очередь – каковы приоритеты в данный момент.
|
|
***
На какой‑то короткий момент утром в воскресенье, когда вновь выдался ясный и яркий денек, иные из моряков на якорной стоянке стали подумывать, будто военно‑воздушные силы противника сочли за благо отказаться от дальнейшего наступления. День начался для британцев удачно. «Си Харриеры» подловили один вертолет «Хьюи» и два вертолета «Пума», уничтожив все три[350], а «Линкс» с борта фрегата «Энтилоуп»[351]повредил ракетой «Си Скьюа» неприятельское грузовое судно[352]. «Бриллиант» и «Ярмут» поймали в ловушку и заставили выброситься на отмель аргентинский снабженческий корабль «Монсунен»[353]. Но потом «Скайхоки» и «Миражи» воэобновили налеты на военные корабли. «Было страшновато, – писал офицер с «Бродсуорда», – но, оглядываясь назад, некоторые вещи кажутся по‑своему комичными. «Си Кэт» гонялись за тремя «Миражами», и когда казалось, будто все, сейчас достанут, они вдруг словно выдохлись и упали в воду, как бывает в мультиках о Томе и Джерри. Другие ракеты и огонь из «Бофорс» при попытках сбить самолет накрыли склон холма, разогнав пасшихся там коров и подняв тучи пыли…» Бойцы 45‑го отряда коммандос, окопавшиеся выше селения Эйджэкс‑Бэй, от души ругали зенитчиков за пальбу почти по позициям морской пехоты.
Наступило время ланча, когда «Линкс» с борта «Энтилоуп», возвращавшийся после проверки состояния дел с атакованным утром вражеским кораблем, теперь уже уходившим ко дну, неожиданно заметил над Фолклендским проливом приближавшиеся с севера четыре «Скайхока»[354]. Те исчезли за Фаннинг‑Хед и разделились на пары. Первая зашла на штурмовку с востока, и артиллерия корабля открыла по ним огонь. Пилоты, похоже, струхнули и развернулись прочь. Выпущенная с «Энтилоуп» ракета «Си Кэт» нагнала один самолет[355]. В тот момент с севера в атаку ринулись другие «Скайхоки». Первый промчался над «Энтилоуп» и устремился к «Бродсуорду». Бомба ударила в корму большого фрегата. И снова взрыва не произошло[356]. Второй летательный аппарат наткнулся на заградительный огонь с «Энтилоуп»[357]. Подбитая 20‑мм снарядами «Эрликонов», машина едва не врубилась в корабль, на скорости 400 миль в час (643 км/ч) столкнувшись с кормовой мачтой. Моряки на палубе услышали громкий треск. «Скайхок» развалился, и обломки упали в море с левого борта судна[358]. Одновременно корабль развернуло от попадания бомбы, врезавшейся в корму с правого борта. Спустя несколько секунд другой «Скайхок» зашел под углом с левой стороны и попотчевал «Энтилоуп» вторым 1000‑фунтовым «гостинцем» в область внизу рядом с мостиком. Хотя бомба не взорвалась, она пролетела дальше в кают‑компанию для унтер‑офицерского состава, где убила стюарда и ранила двух фельдшеров[359].
Фрегат «Энтилоуп» успешно маневрировал перед лицом следующей волны атаки, а затем сблизился с «Бродсуордом» в поисках укрытия, чтобы команда смогла оценить размеры ущерба, нанесенного кораблю. В 2.30 пополудни судно поковыляло в заводь Сан‑Карлос‑Уотер вместе с покалеченным «Аргонотом». Предстояло перво‑наперво заняться проблемой бомб. Штаб‑сержант Прескотт и уоррент‑офицер Филлипс прилетели для устранения ситуации на втором фрегате. Большую часть команды корабля отправили на баковую надстройку, оставив лишь самый минимум на опасной работе. Больше часа люди боролись с бомбой, сброшенной первым «Скайхоком». Моряки продрогли на ледяном северном ветру и в конечном счете получили приказ перейти на корму, под защиту полетной палубы. По трансляции с мостика передали, что группа ликвидаторов собирается применить новый метод обезвреживания. Прескотт и Филлипс детонировали небольшой заряд, а потом подошли проверить получившиеся результаты. Бомба взорвалась самопроизвольно, когда они как раз направлялись к ней. Прескотта, похоже, ударило дверью, выбитой взрывной волной, и убило на месте. Филлипс получил сильнейшую рану в руку, но смог вернуться на верхнюю палубу вместе с двумя матросами «Энтилоуп», выделенными в помощь саперам. Противопожарная команда уже бросилась на борьбу с огнем. Огромное сияние распространялось от центра корабля, откуда валил дым и каскадами разлетались на ветру искры. Исполненные великой храбрости, все рулевые десантных катеров на якорной стоянке устремились на помощь покалеченному кораблю и принялись снимать с него уцелевших.
Командира фрегата, кэптена Ника Тобина. вместе с четырьмя другими моряками, сумевшими спуститься с мостика, спас подошедшей с носовой части катер LCVP. Через несколько минут после завершения эвакуации якорную стоянку встряхнула серия взрывов боеприпасов. Многие с соседних судов сделали снимки в самый подходящий момент, и позднее получившиеся фотографии стали едва ли не наиболее поразительными свидетельствами происходившего на той войне. Командам на кораблях оставалось только молча смотреть, как гибнет очередное судно их соединения. К следующему утру фрегат с переломанным хребтом медленно осел в воду. последними исчезли корма и нос. Вот и все – на месте корабля плавали лишь несколько спасательных жилетов и матросские фуражки. Спектакль, который посмотрели с начала и до конца тысячи людей на берегу и на воде, закончился. Прежде они не видели тонущего корабля. Теперь все на своем опыте убедились, насколько горькой и дорогостоящей стала борьба за Фолклендские острова.
«В то время мы чувствовали себя наиболее отвратительно, – делился воспоминаниями командир ракетно‑артиллерийской боевой части одного эсминца. – Мы задавались вопросом: как долго сможем продолжать таким вот образом. Мы старались показывать храбрость и уверенность матросам, но сами были глубоко поражены, с какой скоростью фактически даром теряем корабли. Впереди нам уже мерещилась перспектива пата. Сколько еще удастся выдержать?» Адмирал Вудвард с «Гермеса» провел с капитанами срочное тактическое совещание по телефону засекреченной связи. Урон противника оценивался в семь самолетов, однако и этого было мало. Командир «Инвинсибла» кэптен Блэк и командир «Бриллианта» кэптен Кауард советовали адмиралу подтянуть ближе к берегу авианосцы, возможно на дистанцию до 50 миль (92,6 км), чтобы увеличить время пребывания «Харриеров» на боевом дежурстве в воздухе. Тогда в районе патрулирования смогли бы находиться четыре пары летательных аппаратов, а не две или три. До конца войны вопрос дислокации авианосцев служил пищей для дебатов в оперативном соединении – многие офицеры флота и морской пехоты в Сан‑Карлосе будут считать целесообразным использовать их на значительно меньшей дистанции. Вудвард на самом деле крепко обдумал данное обстоятельство. Он по‑прежнему твердо держался мнения о первоочередности задачи сохранения прежде всего «Гермеса» и «Инвинсибла». Потеря одного или обоих авианосцев сулила обернуться настоящей катастрофой для флота. Аргентинцы уже сполна продемонстрировали ударную мощь и выказали решимость сделать положение ударной группы все более рискованным. Кэптен Дэйвид Харт‑Дайк, командир эсминца УРО «Ковентри», предложил передислоцировать его корабль значительно дальше на запад, в направлении материкового берега Аргентины, дабы предоставить «Си Дарт» реальный шанс показать себя против отправляющихся на штурмовку вражеских самолетов. Но и это Вудвард счел слишком опасным. Если случится нечто скверное, эсминец очутится слишком далеко и не получит должной помощи. Снова придется использовать пару «22–42» в районе севернее Западного Фолкленда.
24 мая «Бродсуорд» и «Ковентри» провели в районе боевого патрулирования целый день, но снова напрасно. Волны неприятельских самолетов. мчавшийся по направлению к Сан‑Карлосу, не дали кораблям возможности открыть огонь. «Ковентри» получил разрешение сбить висевший в небе неприятельский самолет‑разведчик «Боинг» 707. Но к разочарованию расчета, створки «Си Дарт» не пожелали открыться. К моменту, когда их все же заставили сработать с помощью молотка, летательный аппарат очутился за пределами дистанции поражения.
В 10.15 утра 24‑го числя «Скайхоки» достигли попадания в десантные корабли «Сэр Галахад» и «Сэр Ланселот» одной и двумя бомбами соответственно. Ни одна из трех не взорвалась[360]. Корабли уже наполовину разгрузили, и никаких жизненно важных запасов на них не оставалось, однако потеря судов грозила радикальным образом ограничить гибкость действий десанта. По мнению некоторых морских офицеров, преимущественно гражданские команды с борта убрали с неприличной поспешностью. Эвакуировать судно можно было бы и тогда. когда начнется работа по обезвреживанию бомб. Так или иначе эпизод с поражением десантных судов послужил очередным шокирующим моментом для людей, расположенных вокруг залива.
Однако в тот день у британцев стало появляться ощущение обретения ими верного средства по борьбе с налетами с воздуха. После первоначальных трудностей зенитные ракетные комплексы «Рэйпир», что называется, вошли в возраст зрелости. Страшно довольные расчеты этих ЗРК, устроившиеся у замаскированных РЛС слежения на высотах, претендовали на уничтожение трех летательных аппаратов противника. Прислуга зениток «Бофорс» с «Фирлесса» – еще на два. «Си Харриеры» – на другие три из всего двенадцати, участвовавших в атаке. «Бродсуорд» навел Энди Олда и лейтенанта Дэйвида Смита на звено из четырех «Миражей» V. приближавшихся к точке севернее острова Пеббл[361]. Заметив «Си Харриеры», пилоты «Миражей», как и обычно, сбросили бомбы и подвесные топливные баки, после чего развернулись в направлении дома. Британские истребители спикировали для набора жизненно важной скорости при погоне за более быстрыми аргентинскими самолетами – как и в случае со многими боевыми столкновениями войны, этот бой проходил на высоте 500 футов (152 м). Олд интенсивно маневрировал в погоне за ускользающими машинами до тех пор, пока не услышал «акустический сигнал» и не выпустил две ракеты. Тщетно пытаясь сблизиться и срубить из пушек третий летательный аппарат, он радировал Смиту: «Этот не достану, а ты?», и как раз в тот момент «Сайдуиндер» с самолета Смита пролетел мимо командира. Два вражеских истребителя взорвались, а третий рухнул вниз, теряя хвост и часть стабилизатора[362]. Олд связался с оператором РЛС на «Бродсуорде» для сверки по экрану: «проверь на шесть часов – мы только что искупали три «Миража». «Замечательно, – отозвались с «Бродсуорда». – Итого пока восемь на сегодня». «Ну стало быть на сегодня все, – подал голос Смит. – Можем возвращаться и мы». Подумав, Олд подытожил: «Да, он, пожалуй. прав. Они не могут позволить себе терять машины такими темпами».
Пилоты были измотаны, страшно измотаны из‑за необходимости проводить в кабинах по шесть часов кряду. «Дорогой пилот «Харриера», – писала дама из Сканторпа, пославшая авиагруппе «Гермеса» фруктовый пирог, – надеюсь, вы живы и сможете прочитать мое письмо…» В боях с применением ракет класса «воздух‑воздух» они не потеряли ни одного летательного аппарата, но в предыдущую ночь один пилот плюхнулся в море в пяти милях (9,26 км) впереди по курсу авианосца, когда осуществлял ночной вылет. Всего соединение лишилось четырех самолетов, ставших жертвами несчастных случаев, и трех, сбитых зенитным огнем с земли[363]. Когда с наступлением ночи пилоты выбирались из машин, то бывали слишком утомлены даже для того, чтобы послушать по трансляции вечерний доклад командира о текущей обстановке и о произошедших за день событиях. Летчики жили в своем собственном мире, состоявшем из взлетов по тревоге, патрулирования в небе и посадок. Иногда позволяли себе баночку пива, но и то только те, кто не включался в списки для полетов по тревоге ночью. В остальном они спали да посещали инструктажи утром за два часа до взлета. «Обычно мы питали склонность исключать все плохое, поскольку нельзя было позволить мыслям о нем отразиться на качестве боевой работы, – говорил лейтенант‑коммандер Дэйвид Брейтуэйт, летавший в составе 809‑й эскадрильи с борта «Инвинсибла». – Мы сознавали только, что холодно, что устали. Поначалу все немного боялись, но даже и это скоро пропало. Надо быть внимательным – вот что важно». Бригады техобслуживания добивались поразительных результатов – 80 процентов эксплуатационной годности парка. И это в условиях, когда в сутки каждый «Си Харриер» или «Харриер» совершал в среднем по шесть девяностоминутных боевых вылетов[364]! Британцы располагали лишь горсткой пилотов, но среди них находились только самые опытные летчики во всей морской авиации. Такие люди демонстрировали тенденцию добиваться высоких результатов, высочайшей эффективности в бою, отчасти из‑за способностей, а отчасти – если прислушаться к шутливому замечанию Энди Олда – «потому, что мы научились угадывать, когда и где произойдет нечто, и старики из пилотов добивались таких дежурств для себя».
***
На всем протяжении войны аргентинцы испытывали огромные затруднения из‑за скверной координации собственных войск. Отвечавшему за действия военно‑воздушных сил командиру, бригадиру Эрнесто Кресло[365], ВМС или армия официально сообщили о британской высадке в Сан‑Карлосе не ранее 10 часов утра 21 мая, то есть через два часа после того, как об этом стало известно командованию других родов войск. Он вообще отправил в полет первые машины по собственной инициативе, когда услышал какие‑то отрывочные данные о неких действиях британцев в заливе. Контр‑адмирал Хуан Хосе Ломбардо, размещавшийся в Порто‑Бельграно, намеревался осуществлять функции общего руководства операциями аргентинских сухопутных, морских и воздушных сил в противостоянии вокруг Фолклендских островов, как делал сэр Джон Филдхауз в британском стане. Однако когда обстановка в войне для Аргентины осложнилась, взаимодействие между видами вооруженных сил значительно ухудшилось. Армия и ВВС все с меньшей охотой терпели руководство военно‑морского офицера, особенно когда корабли ВМС без толку простаивали в портах. Похоже, командование аргентинскими ВМС отправило в воздушные рейды против британского флота свои «Супер‑Этандары» и прочие машины даже без консультаций с начальством военно‑воздушных сил. После войны в ВМС утверждали, будто помешательство на престижных целях заставляло пилотов ВВС атаковать британские военные корабли вместо куда более важных транспортников, хотя военно‑воздушные силы в свою очередь валят все на плохую работу разведки по предоставлению им данных, а также на вынужденную необходимость наносить удары по первым попавшимся на глаза объектам в районе Сан‑Карлоса.
Более всего в тактическом плане британцы боялись, что аргентинцы начнут посылать в рейды самолеты‑бомбардировщики с сопровождением, но ничего подобного так и не случилось. Даже небольшие эскорты для отвлечения внимания пилотов «Харриеров» могли бы заметным образом поднять результативность боевых вылетов вражеской авиации против британцев в Сан‑Карлосе. Но аргентинцам, располагавшим только двумя самолетами‑заправщиками С‑130 «Геркулес», попросту не хватало ресурсов для обслуживания эскортов. Командиры военно‑воздушных сил, с ужасом подсчитывая потери, перенаправляли летательные аппараты с их собственных баз на другие аэродромы, дабы не допустить осознания личным составом истинных масштабов урона. Некоторые летательные аппараты с баками, поврежденными зенитным огнем с кораблей, доползали домой только присосавшись к самолету‑заправщику. После войны в аргентинских источниках утверждалось, будто бы из всех 223 летательных аппаратов, числившихся на балансе военно‑воздушных сил, только восемьдесят одна машина располагала оборудованием для дозаправки в воздухе и боевым радиусом для участия в полетах против британцев в Сан‑Карлосе с материка – «Миражи» III и V[366], «Канберры» и некоторые из версий «Скайхока». Аргентинцы признали факт потери 41 процента этих самолетов, действовавших как ударная сила фронтовой авиации, т. е. тридцати четырех машин, что значительно меньше британских подсчетов. Вдобавок к этому «Аэрмакки» и «Пукары» продолжали действовать из Порт‑Стэнли и Гуз‑Грина. О степени неэффективности британской воздушной блокады говорит то обстоятельство, что между 1 мая и 14 июня аргентинцы доставили на Фолклендские острова 435 тонн грузов и вывезли 264 раненых. По данным по ударной авиации, действовавшей с материка, на протяжении этого же временного отрезка планировались 505 боевых вылетов, выполнялись 445, но засчитаны были 302. Аргентинцы не скрывали глубины своего разочарования в отношении мощи британской ПВО в районе якорной стоянки. С течением времени «Харриеры» все чаще обращали в бегство волны вражеских штурмовиков прежде, чем те успевали приблизиться к островам. Натиск и целеустремленность пилотов противника начали уменьшаться буквально на глазах. Хотя в те времена британцы не осознавали произошедшего в битве перелома.
***
Между тем обстановка на якорной стоянке вызывала озабоченность у британцев. В условиях продолжавшихся противником налетов с воздуха наращивание запасов военных материалов службой тыла шло с удручающей медлительностью. Одни из важнейших и поучительнейших уроков войны состоят в том, что даже самые близкие к реальности учения в мирное время не заставляют службы тыла работать на полную катушку, не показывают того, насколько уязвимы войска на поле боя перед проблемами со снабжением. Движение кораблей только в темное время суток радикальным образом сокращало мощность потока военных грузов, поступавших на сушу. От «концепции дрейфующей службы тыла», о которой договорились на острове Вознесения, прошлось отказаться перед лицом угрозы с воздуха. Корабли с находившимся на них крайне необходимым на берегу снаряжением и прочим имуществом прятались далеко в открытом море. Ночной конвой приводил их обратно только после непростой процедуры обмена сигналами с ударной группой. В ВМС с неприятным удивлением открыли вдруг, что, например, жизненно важные генераторы 3РК «Рэйпир» работают на бензине, а топлива на якорной стоянке и так всегда хронически не хватало. Сложности вновь послужили пищей для роста напряженности между «Гермесом» и бригадой коммандос. Многие морские офицеры в частном порядке или официально вопрошали о том, чем занимается десант. Почему он продолжает сидеть на плацдарме? Почему ВМС ежедневно приходится отражать налеты, в то время как кампания на берегу буксует на месте?
Каждый день бригадир Томпсон проводил много времени на спутниковом терминале в Эйджэкс‑Бэй. Прождав соединения несколько часов, он говорил с Нортвудом. В каждой беседе комбригу задавали одни и те же вопросы. Чем он занят? Когда наконец двинется? Томпсон же понимал дело так: его задача оборонять плацдарм и ждать прибытия генерал‑майора Мура и 5‑й бригады. Однако тем временем приоритеты быстро смещались. Общественное внимание в Британии целиком концентрировалось на битве в воздухе и на море, в каковой на долю Королевских ВМС выпадали столь суровые испытания. Военный кабинет и Нортвуд все в большей степени проявляли нетерпение в отношении отсутствия признаков активности войск, достижений британского оружия, дабы как‑то оправдать потерю кораблей и гибель людей. Они считали крайне необходимым для британцев побыстрее взять верх над аргентинцами, причем приступить к этому без промедления. «Испытываем неоправданное давление из Соединенного Королевства, – записал офицер штаба бригады в дневнике 25‑го числа. – Они недооценивают фактора угрозы с воздуха и демонстрируют тенденцию не считаться с ней. Довод ВМС в том, что они‑де уже получили свое и теперь наша очередь». Томпсон каждый день терпеливо объяснял Нортвуду, что его вертолеты полностью задействованы на перевозке пайков, боеприпасов и оружия и на вывозе пострадавших. Не хватало средств передвижения для наступления на Порт‑Стэнли хотя бы силами одного батальона. «И все же я убежден, что нас заставят выступить, невзирая ни на какие доводы», – писал тот же штабной офицер. Но беспокойство проявляли не только в Нортвуде. Многим морским пехотинцам и парашютистам до смерти надоело затянувшееся сидение поблизости от якорной стоянки и участие в качестве зрителей в битве на истощение, победить в которой Вудвард, как помнится, надеялся до высадки десанта на берег. «Мне казалось, что мы должны были наступать и вступить в боевой контакт с противником, – говорил один командир морской пехоты. – В психологическом плане плохо, когда нет соприкосновения. Неправильно, что аргентинцев никто не трогает, если не считать нескольких ударов «Харриеров».
В штаб‑квартире бригады среди кустарника близ дома старосты поселка Сан‑Карлос, где среди камуфляжных палаток и припаркованных «Вольво» мирно играли дети, бригадир Томпсон 24‑го числа созвал командиров частей на группу «О». Пока те потягивали горячий суп из термосов, комбриг убеждал подчиненных обуздать нетерпение. Сначала надо довести до конца разгрузку кораблей и только потом высвобождать вертолеты для переброски живой силы. В данное время, в силу необходимости держать командование в курсе относительно дислокации войск неприятеля, приоритетными являлись разведывательные действия СБС и САС на имеющихся в распоряжении вертолетах. Между тем комбриг сказал офицерам: смотрите на восток, готовьтесь к выступлению в направлении к Порт‑Стэнли. Бойцам САС надлежало как можно скорее обеспечить жизненно важные высоты – район горы Кент, чтобы за спецназом последовали главные силы. О Гуз‑Грине речь вообще не заходила. Недовольные исходом совещания, но понимавшие затруднения комбрига, командиры разошлись по вертолетам и отправились обратно в расположения подразделений, размышляя, чем бы таким занять личный состав и не дать ему изнывать от безделья.
***
В ту неделю в заливе Сан‑Карлос‑Уотер происходила странная битва с этаким специфическим характерным для нее ритуалом. Из всех двадцати четырех часов суток шестнадцать приходилось на темное время, когда люди на берегу мало что могли поделать, кроме как спать и говорить. Строгие правила светомаскировки не позволяли ни готовить еду, ни читать, ни работать. В Порт‑Сан‑Карлосе многие из десантников перебрались в дома в селении и жили там в относительном комфорте. Однако для расположившихся в Эйджекс‑Бэй, в поселении Сан‑Карлос и на горах Суссекс условия быта отнюдь не отличались изысками. Спали они в чертовски холодных и сырых землянках, радуясь шансу как‑нибудь ночью посушить одежду в сарае для стрижки овец. На рассвете каждого дня после традиционного построения – команды «в ружье!» – до того, как окончательно рассеется сумрак утра, в расположении рот раздувались сотни «керосинок», на которых готовился чай и овсянка с яблочными хлопьями.
В каждой воинской части высылались дозоры и выставлялись караулы на господствующих позициях, чтобы днем и ночью просматривать занимаемый ареал. Как‑то во второй половине дня бойцы из 40‑го отряда коммандос взяли в плен среди скал выше Сан‑Карлоса аргентинского морского офицера. Почти не оставалось сомнений в целях его деятельности – он собирал разведданные для предстоящих налетов авиации[367]. Происшествие стало желанным проблеском света во мраке ежедневной рутины – рытья новых окопов для упрочения позиции, сидения за радиопередатчиками, разгрузки пищевого довольствия и боеприпасов. «После первого дня, когда мы поняли, что они нами не интересуются, сложилась какая‑то комичная обстановка, – признавался двадцатипятилетний военнослужащий из 45‑го отряда коммандос, уроженец Ноттингема по имени Кевин Пристли. – Когда начинались налеты, мы восклицали, кричали друг другу, мол, смотри‑смотри, а порой все подразделение вскакивало от волнения. Мы смотрели на часы и говорили: «Пора, пора уже смотреть высший пилотаж». Новости, пойманные в радиосетях по приемнику или услышанные во «Всемирной службе», распространялись от одного бойца к другому. Случайная бутылочка виски или блок сигарет, «перепавшие» с какого‑нибудь транспортного судна снабжения, ценились высоко. Никто из бойцов особо не убивался по поводу дискомфорта и холода самих по себе, но стойкое ощущение, будто на протяжении всех тех дней десантники превратились в просто‑напросто зрителей великой трагедии, разворачивавшейся там на якорной стоянке, порождало разочарование и скуку. Они радовались точно сумасшедшие, когда взрывался вражеский самолет, и громко ругались, если начинал тонуть корабль. К глубочайшему огорчению служб тыла, отчаянно призывавших беречь боеприпасы, десантники самозабвенно палили из винтовок и пулеметов и задействовали ПЗРК «Блоупайп», если атакующие оказывались более или менее близко.