ТРИУМФ НА ГОРЕ КЕНТ, ТРАГЕДИЯ В ФИЦРОЕ 4 глава

За простыми фразами скрывается смертельная усталость солдат, напряжение из‑за вынужденной необходимости проверять Минные поля на дистанции уверенного поражения из стрелковогооружия противника, поиски образцов вражеских мин для последующей технической проверки по возвращении в часть. В одном таком дозоре на том же участке фронта двумя днями спустя один боец морской пехоты лишился ступни на минном поле, и товарищам пришлось тащить его через горы обратно в полном сознании, поскольку в условиях сильного холода морфий как анестезия не подействовал. 6 июня патруль 45‑го отряда коммандос под командой лейтенанта Криса Фокса залег, невидимый для неприятеля, на горе Ту Систерз и пролежал полдня, когда на позицию его случайно наткнулась партия из двадцати аргентинцев. В ходе ожесточенной перестрелки британцы убили двенадцать человек и ранили троих, после чего благополучно отступили[487]. Когда с первым светом зари бойцы возвращались после подобных прогулок, они не находили ни тепла, ни укрытия, где бы прийти в себя, если не считать возможности съежившись полежать в спальном мешке под импровизированными навесами из пончо, пожевать куриных или говяжьих консервов с картофельным пюре из концентратов, приготовленных на мерцающем огоньке «керосинки». И все же шаг за шагом британцы выстроили картину аргентинской обороны и приступили к планированию маршрутов продвижения в обход минных полей для выхода к вражеским рубежам. Но без эффективной разведки с воздуха – на «Харриерах» отсутствовали камеры для фотографирования с большой высоты – и без снимков со спутников тактические разведданные удавалось получить в основном за счет отваги и выдержки солдат, шагавших на своих двоих по горам.

Генерал‑майор Мур по‑прежнему оставался перед дилеммой: каким путем и какими силами должны будут бригады осуществлять попытку прорыва? Все окружавшие его офицеры сходились в одном: если уж британцы начали продвижение, ключевое значение имеет поддержание темпа наступления, и надо вводить в атаку свежие батальоны для развития достигнутого успеха, не давая аргентинцам никакого шанса на перегруппировку. Заместитель Мура, бригадир Джон Уотерз[488], входил в группу тех, кто высказывались в пользу нанесения главного удара на южной оси, в направлении гор Харриет и Тамблдаун, а Ту Систерз и гору Лонгдон предлагали вообще не трогать. Если вражеские позиции тут окажутся обойденными с фланга, то рухнут сами. Однако по убеждению бригадира Джулиана Томпсона, дабы бесперебойно поставлять снабжение на передовую и вывозить в тыл раненых, когда сражение начнется, британцы должны будут использовать все многообразие воздушных и сухопутных маршрутов и развивать наступление на широком фронте от горы Лонгдон и далее до горы Харриет. Мнение Томпсона победило. По плану, утвержденному Муром 8 июня во время совещания на борту «Фирлесса» за несколько часов до трагедии с «Галахадом», 3‑й бригаде коммандос предстояло дать старт наступательной операции на горе Лонгдон, высотах Ту Систерз и Харриет. 2‑й парашютный батальон оставался в резерве. В следующую ночь три батальона 5‑й пехотной бригады – Шотландские гвардейцы, Валлийские гвардейцы и гуркские стрелки – продвинутся вперед через позиции коммандос для штурма rop Тамблдаун и Уильям. Затем вновь придет черед 3‑й бригады коммандос и так далее до тех пор, пока не падет оборона противника.

Худшим результатом гибели «Атлантик Конвейера» стала утрата британскими войсками стратегической гибкости, ибо она обусловливается подвижностью на поле боя, а потому потерянные «Чинуки» оказались поистине незаменимыми, пусть даже на сушу тонкой струйкой прибывали вертолеты «Уэссекс» с их пилотами. Организация дела в части вертолетов заслуживала звания одного из наименее удовлетворительных аспектов в кампании у британцев. Крохотный военно‑морской штаб пытался руководить движением нескольких эскадрилий транспортных вертолетов, что неизбежно приводило к неразберихе и напрасной трате сил. Случалось, что вертолеты простаивали на борту кораблей Королевских ВМС, поскольку штаб вертолетчиков просто‑напросто не знал об их существовании. Пилоты летали до полного изнеможения, порой по девять или десять часов не покидая кабин, еду и питье им просовывали в окошки, пока техники занимались дозаправкой машин. Бригады техобслуживания в их палаточном лагере созданной на берегу передовой базы трудились над летательными аппаратами при свете фонарей по ночам, достигая поистине чудес, – на всем протяжении сухопутной операции в боеготовности находилось 90 процентов парка. Вертолетчикам приходилось всегда оставаться в напряжении, транспортируя артиллерийские орудия и боеприпасы и непрестанно следя за горизонтом, не покажется ли вражеская авиация. Стараясь не попасться на глаза противнику, они стремились летать как можно ближе к земле и сделались настоящими экспертами в деле мгновенного нахождения укрытий в складках местности в случае атаки неприятельских самолетов. Но факт оставался фактом: вертолетов отчаянно не хватало. Если бы британское наступление застопорилось, сухопутные силы утратили бы способность к быстрой переброске войск с фланга на фланг или, скажем, к срочной доставке батареи орудий для прикрытия нового участка на передовой. Все находившиеся в распоряжении войск вертолеты оказались бы полностью задействованы на подвозе боеприпасов и других предметов снабжения, необходимых для продолжения наступления.

Адмирала Вудварда все больше и больше беспокоила проблема с сокращением количества кораблей для обеспечения огневой поддержки с моря. От максимума в двадцать шесть единиц, находившихся в наличии до последних дней мая, в первые недели июня парк имеющихся в распоряжении готовых к боевым действиям военных судов резко сократился. Адмирал предупредил генерал‑майора Мура, что каждую ночь после начала сражения количество задействованных в нем корабельных орудий будет снижаться. «Аргонот» в конечном счете удалось избавить от неразорвавшихся бомб после того, как старший минер‑водолаз, лейтенант‑коммандер Брайан Даттон, проработал в чреве судна целую неделю и однажды наконец появился, придерживая бомбу на боевом взводе руками, точно ценную ношу, пока другие поднимали ее лебедкой и опускали за борт. Фрегату удалось избежать и новой беды. В стремлении избавиться от неприятного соседства с бомбой корабль дал задний ход, но трос намотался на винт, вследствие чего движение назад стало приводить к прямо противоположному результату – бомба поднималась обратно на борт. Суб‑лейтенант Питер Морган нырнул, чтобы выпутать трос. Наконец «Аргонот» освободился от опасной обузы и отправился на восток от Фолклендских островов к плавучей судоремонтной мастерской «Стена Сиспред», где техники занимались полным драматизма делом‑латанием боевых кораблей в открытом море.

Спасение «Аргонота» вошло в историю как достойное пера поэта деяние Королевских ВМС в ту войну. Однако едва ли не каждый корабль оперативного соединения находился на пределе возможностей. 30 мая ударная группа пережила еще один налет с применением «Экзосет», когда наводчик 4,5‑дюйм. пушки с «Эйвенджера» сумел достигнуть замечательного результата, сбив ракету метким выстрелом[489]. «В тот раз нам дали сорок пять секунд на подготовку, – писал Дэйвид Тинкер с «Гламоргана». – Мы развернулись, заняв позицию (носом по отношению к курсу ракеты), и выстрелили «соломой»… Атаки не особенно пугают, поскольку быстро заканчиваются. Когда ждешь в полной готовности в жестянке‑шлеме у себя на голове, возникает странное чувство – нечто похожее на «Goodbye, cruel world»[490]. Ты начинаешь думать: «Да они. наверное, спятили. Они что, не знают, насколько опасно стрелять в людей?» Лучшее, что тут можно поделать, малость промочить горло перед налетом. Я выпил перед атакой «Экзосет» и пульс мой был вполне нормальным, хотя, когда по трансляции кричали «воздушная атака, воздушная атака!», мыслил я в непечатных выражениях. Но тем, кто в оперативной рубке, хуже – они видят, как это дело движется в направлении к нам. Следивший за полетом офицер в ней говорил, что сердце у него билось так. что чуть не выскакивало из грудной клетки. Бедняга – неведение в таких случаях есть благословение». И все же, как оказалось. тот запуск авиационной «Экзосет» аргентинцами стал последним в истории войны. Команда танкера «Бритиш Уай» в тот день пережила необычайную атаку, когда рядом упали бомбы с аргентинского транспортного самолета «Геркулес»[491]. Действия противника становились все более отчаянными.

***

Утром 11 июня на склонах холмов по всему занимаемому британцами кряжу командиры частей 3‑й бригады коммандос инструктировали личный состав перед сражением. Многие использовали макеты местности, сделанные из художественным образом разложенных пончо, на которых с помощью подручных средств наносили направления наступления формирований. Вокруг каждого командира кружком сидели на корточках сжавшиеся от холода офицеры, слушая, как он обрисовывал им временные рамки работы по противнику минометов и артиллерии, графики действий на разных фазах операции. «Это решающая битва в войне, – подчеркивал командир 42‑го отряда коммандос Ник Вокс и продолжал ровным мягким голосом: – Внезапность и абсолютная тишина жизненно важны. Если надо, можете заняться старым добрым делом – прикажите всем попрыгать перед началом, дабы убедиться, что ни у кого в снаряжении ничего не дребезжит и не гремит. Кашляющих придется оставить в тылу. Если очутитесь на минном поле, помните – надо идти вперед. Никому нельзя останавливаться, как бы ни просили. Надо наступать без остановок – довести атаку до конца, иначе в итоге погибнет больше людей».

Пока он проводил инструктаж, на покрытой поземкой земле вокруг него солдаты собирали оружие и военное снаряжения в подготовке к вертолетной переброске на исходные рубежи – туда, откуда коммандос начнут марш. «Противник надежно окопался на очень сильных позициях, – заканчивал свою речь Вокс. – Однако я уверен, когда мы будем там, среди них, они долго не продержатся. Я хочу видеть в конце, как «арджи» кубарем скатываются по этим холмам к Порт‑Стэнли, показывая остальным, что то же самое случится и с ними». После опыта боев в Гуз‑Грине сделалось очевидным, что в ночных условиях качество подготовки и выучка британцев дает им огромное преимущество перед противником. Солдатам Томпсона предстояло наступать в темноте и стремиться достигнуть целей до рассвета.

На протяжении всей долгой и студеной второй половины дня бойцы стояли, били ногой об ногу и о землю, болтали, пили чай и рассматривали в бинокли странную чужую местность, казавшуюся им этаким лунным ландшафтом, вглядывались во вражеские позиции, которые им предстояло атаковать. Затем с наступлением сумерек длинные цепочки тяжело нагруженных людей приступили к движению вперед, зная, что то же самое делают сейчас тысячи других воинов по всей протяженности британского фронта. Британские пушки вели беспокоящий огонь по неприятелю на протяжении нескольких ночей. Теперь артиллерия принялась бить по‑настоящему, причем стреляли не все сразу и не с одной позиции, а залпы – неожиданно громкие и пугающие – раздавались из разных точек, в том числе и с моря, где медленно курсировали туда и сюда вдоль огневого рубежа четыре фрегата[492]. Аргентинцы отвечали нерешительно, били неточно, поднимая фонтаны грязи и дыма далеко в стороне от наступавших британцев. В сгущающейся темноте нервные защитники требовали стрельбы осветительными снарядами. Вспышки и свет над головами заставляли идущих солдат замирать на месте стоя или присев. Казалось невозможным, что их не заметят. И все же, когда свет гас, тишина возвращалась в горы. Шепотом по рядам и колоннам передавались предостерегающие команды первопроходцев: «Идти точно по следу человека впереди. Отсюда и далее другого чистого пути через минные поля нет». И вот так они шли, шли и шли по замерзшим и пустынным горам.

Объектом наступления 42‑го отряда коммандос Вокса служила гора Харриет – крутой одинокий кряж в самой дальней южной оконечности гряды высот[493]. Патрули разведали длинный и обходной маршрут, позволявший стрелковым ротам зайти и атаковать аргентинские расположения с тыла[494]. Процесс продвижения представлялся очень рискованным, поскольку весь путь пролегал по открытой местности, на которой аргентинцы должны были всенепременно заметить британцев, если бы не поленились как следует воспользоваться имевшимися у них приборами ночного видения[495]. И все же план Вокса удался. Отмечались, правда, несколько раздражающих проволочек, когда одна рот» заблудилась на марше, а другая никак не могла войти в контакт с Валлийскими гвардейцами, которым предстояло закрепиться на исходной линии[496]. Но Вокс упорно сохранял спокойствие и не спешил. «Мы будем поддерживать тактический интервал между ротами во время движения по открытому пространству», – твердо и упорно говорил он по рации. Наконец – пусть с опозданием, но зато без царапинки – отряд вышел на заданную позицию. В процессе массированного артиллерийского обстрела с моря и суши десантники принялись карабкаться по склонам. Британцам оставалось всего 100 ярдов (91 м) до вершины, когда противник наконец заметил их и открыл огонь. Рота «К» капитана Питера Баббинттона применила против зарывшихся в скалах аргентинцев 66‑мм и 84‑мм гранатометы и универсальные пулеметы, по‑лягушачьи перепрыгивая с места на место во время взрывов, зачищая долговременные огневые сооружения с помощью стрелкового оружия и гранат. Между взрывами на склонах раздавались выкрики британцев «шестьдесят шестой!» и «граната!», призванные упредить товарищей перед новым выстрелом или броском. Многие солдаты противника побежали раньше, чем морские пехотинцы успели добраться до них. Но когда парни Баббингтона сблизились с неприятелем, по ним принялась бить вражеская артиллерия, ранив четырех человек штаба роты. Один унтер‑офицер погиб при штурме бункера. Капрал Ларри Уоттс забрасывал неприятельскую позицию гранатами, затем обогнул валун и неожиданно увидел перед собой винтовочное дуло. Раненный выстрелом в шею, он схватился за ствол, чтобы отбросить его в сторону, но другая пуля попала отважному бойцу прямо в сердце. Капрал Стив Ньюлецц, раненный в обе ноги, сидя продолжал по рации направлять действия своего отделения в атаке[497]. Когда рота «L» стала постепенно перебираться в направлении второго объекта коммандос, рота «Е» уже взяла свыше семидесяти пленных и обеспечила вершину горы Харриет ценой потери всего одного человека[498]. Достойное всяких похвал деяние, и особенно потому, что бригадир Томпсон твердо считал Харриет самой трудной целью бригады.

45‑й отряд коммандос тоже очень припозднился с выходом с исходной у высоты Муррелл‑Бридж для наступления на Ту Систерз, поскольку бойцам очень долго пришлось идти в темноте[499]. Рота «Х», атаковавшая южный пик, выполнила задачу без проблем, но затем, при штурме второго холма, ее приковал к земле пулеметный огонь аргентинцев[500]. Противник бил также из минометов и безоткатных орудий, но десантники выпустили по аргентинским позициям три 66‑мм реактивных снаряда, два из которых угодили в заданные мишени. В то время как рота «Х» продолжала действовать в традиционном духе, сочетая огневую мощь и маневр, бойцы рот «Y» и «Z» принялись карабкаться вверх[501]. Рота «Z» бросилась на штурм вражеского опорного пункта, издавая боевой клич «Зулу!», и овладела им без потерь, однако трое взводных командиров роты «Y» получили ранения от минометного огня, а один сапер погиб[502]. Даже для отменно обученных солдат нет лучшей проверки, чем приказ продолжать атаку под сильным огнем ночью. Как сказал Эндрю Уайтхед, «тенденция к инерции ночью сильнее, нежели днем». Однако 45‑й отряд послушался призыва подполковника и, поддерживаемый огнем артиллерии с моря и суши, проложил себе путь в направлении вершины. «Наступил некий неизбежный период неопределенности, когда я пытался представить себе, где и кто находился, – признавался командир. – Но огневое давление двух стрелковых рот бывает довольно внушительным». 45‑й отряд коммандос 3‑й бригады состоял из шотландцев, и многие из парней на склоне холмов происходили из северных районов. «Долгое время был как бы вдалеке от всего этого, – рассказывал младший капрал Стюарт Бэйн, уроженец Элгина, командовавший отделением в роте «Y». – Люди пугаются скорее до того, как дело начнется, а не тогда, когда уже идет». Как случалось в любой битве в той войне, первый эшелон сопротивления аргентинцев оказался крепким орешком. Но когда 45‑й отряд прорвался, десантники стали продвигаться быстро и уверенно, всюду изматывая и сокрушая неприятеля огнем и напором. Многие из защитников предпочли скрыться в темноте до того, как морские пехотинцы добрались до них. Капрал Гарри Сиддалл немало поражался тому, что ночной бой протекал скорее в слуховом спектре, чем в визуальном: «Все это совершенно не походило на фильмы. Я ожидал много пламени, а слышал только грохот. Видел, как пули и осколки ударяются о скалы, что казалось мне этаким естественным природным феноменом».

Капрал Сиддалл, 31‑летний йоркширец, перебегал через вершину кряжа в компании бомбардира Холта чуть впереди остальных бойцов отделения[503]. Неожиданно они лицом к лицу столкнулись с четырьмя аргентинцами. Бомбардир бросился назад, постоянно ругаясь с испуга: «Е… й черт! Е… й черт!» Сиддалл швырнул гранату, которая убила одного и ранила другого противника. Затем к нему подошло отделение, и они ринулись вперед. Многие аргентинцы неподвижно лежали в спальных мешках, ожидая подходящего момента сдаться в плен.

После окончания войны аргентинские солдаты дружно и от всей души ругались по поводу отсутствия на поле боя лидеров в лице офицеров. Циркулировавшие у британцев слухи о бытовавшей у противника необычайной жестокости в отношении собственных солдат подтвердились. Попытки уйти в самоволку карались избиением, или же совершившего проступок солдата заставляли часами стоять голыми ногами в воде где‑нибудь на ближайшем склоне. Многие офицеры покинули передовую, когда начались активные боевые действия. Некоторых солдат пришлось отправить в тыл из‑за самострела. По рассказам аргентинского санитара‑носильщика по имени Хуан Карлос, в ночь британского наступления в горах на позициях противника происходило следующее: «Когда некоторые наши солдаты очутились вдруг одни посреди мрака ночи и ждали поддержки со стороны своих командиров, то не обнаружили их. Тогда и они тоже отступили. Это было просто‑напросто логично. Если профессионалы смылись, чего же ждать от призывников?»

Гарри Сиддалл, как многие бойцы в ту ночь, мгновенно превратились в бывалых воинов: «Как‑то быстро начинаешь соображать, чье оружие и откуда бьет в тот или иной момент. Я не испытывал ни ненависти, ни дружелюбия по отношению к аргентинцам. Просто думал о деле, а они стояли у меня на пути, мешая мне делать его». Через два с четвертью часа 45‑й отряд коммандос, хотя он и находился под постоянным обстрелом аргентинской артиллерии, захватил вершины горы Ту Систерз и отошел с линии хребта, чтобы дождаться наступления рассвета. Эндрю Уайтхед с удивлением взирал на то, какие сильные позиции бросил противник. «Имея 120 чел., – говорил он, – я бы умер от старости, удерживая эти горы»[504].

Самые серьезные потери в бою за Ту Систерз британцы понесли pа много миль от поля сухопутного сражения. Эсминец «Гламорган» класса «Каунти» обеспечивал огневую поддержку с моря 45‑му отряду коммандос. В 2.35 пополуночи кэптен Майк Бэрроу как раз отдал команду на прекращение артобстрела и лег на курс в направлении места дислокации ударной группы, когда солдаты наземных сил заметили светящуюся точку, отделившуюся от берега и помчавшуюся через мглу ночи над морем. Находясь в восемнадцати милях (33,3 км) от берега, люди на борту «Гламоргана» сочли сперва, будто к ним летит один из 155‑мм снарядов, которыми время от времени била неприятельская артиллерия. Затем командир штурманской боевой части, лейтенант‑коммандер Иэн Инскип, проговорил: «Кажется, идет ракета». Наводчик ЗУР «Си Кэт» Джиллингз тут же выстрелил. С опозданием в небо взлетела «солома». Бэрроу развернул корабль кормой к цели и вел его на скорости 24 узла, когда «Экзосет» – пусковую установку сняли с фрегата и смонтировали на прицепе на суше – пропахала верхнюю палубу «Гламоргана» на уровне ангара и ударила в расположенный ниже камбуз.

Очевидцы на Восточном Фолкленде, в том числе бойцы 42‑го отряда коммандос на склоне горы Харриет, видели огромный огненный шар от взрыва ракеты, за которым через несколько секунд последовал другой взрыв на корабле – взорвался вертолет «Уэссекс», мгновенно убив шесть из девяти человек в ангаре, включая и лейтенанта Дэйвида Тинкера[505]. «Даже не кажется, будто ты где‑то так далеко, – писал он жене за несколько дней до гибели. – Поскольку я точно знаю, что Портсмут сразу там за горизонтом. Тут все чем‑то похоже на дом, хотя я никак не могу представить себе лета… С нетерпением жду, когда мечты станут явью…» Корабль начал вибрировать, и Бэрроу тут же сбросил скорость до 10 узлов, чтобы избежать серьезного ущерба корпусу и надстройкам «Гламоргана». В области взрыва бушевал страшный пожар. Шесть человек на камбузе, занятые приготовлением завтрака, погибли. Как бы там ни было, Бэрроу благодарил судьбу, пославшую такое тяжкое испытание кораблю именно теперь, когда команду закалили шесть недель войны, а не 1 мая, когда шоковое воздействие оказалось бы неизмеримо сильнее. На протяжении двух с половиной часов его моряки боролись с пожарами до тех пор, пока не взяли их под контроль. Две из четырех турбин корабля встали от взрывной волны. Главный старшина в ангаре пролежал, погребенный под обломками, наполовину в воде в течение трех часов прежде, чем к нему пришла помощь. Но он уцелел. Как и корабль. Постепенно команда смогла выправить сильный крен, вызванный огромным количеством воды, которой поливали пламя. Тринадцать человек погибли, а многие другие получили ожоги или ранения, но могучий старый корабль скоро смог снова набрать свои 24 узла, спеша на рандеву с плавучей мастерской «Стена Сиспред», чтобы успеть произвести починку и вернуться в строй до момента получения приказа о возвращении на родину.

В то время как команда «Гламоргана» сражалась за жизнь корабля на воде, на берегу 3‑й батальон Парашютного полка вел самый кровопролитный бой за всю войну, выполняя последнее задание 3‑й бригады коммандос по захвату горы Лонгдон. Чуть позднее 9 часов вечера, когда после изматывающего четырехчасового марша парашютисты Хью Пайка поднимались по нижним склонам горы Лонгдон, капрал роты «В» наступил на мину[506]. Взрыв искалечил его ногу, а к тому же заставил аргентинцев открыть огонь. Вместо роты, как предполагалось, 3‑й парашютный батальон столкнулся с батальоном аргентинского 7‑го пехотного полка, который поддерживали снайперы, располагавшие отличными приборами ночного видения[507].

Рота «А», пробиравшаяся вдоль хребта к северу от Лонгдона, достигла назначенного ей объекта, но затем очутилась прижатой к земле сильным и метким огнем – по словам Хью Пайка, «особого комфорта нам это не добавляло»[508]. Рота «В», действовавшая под командованием крепкого, коренастого майора, бывшего офицера САС по имени Майк Аргью, приступила к продвижению на саму вершину[509]. Парашютисты не успели преодолеть последние сто футов (30,5 м) до высоты, когда с разных положений по ним открыли ожесточенный огонь минометчики, пулеметчики, снайперы и расчеты безоткатных орудий[510]. Бой превратился в серию схваток малых групп размером с отделение – британские солдаты под началом унтер‑офицеров прокладывали себе путь дальше к конечной точке, применяя 84‑мм и 66‑мм гранатометы и взламывая с их помощью неприятельские позиции[511]. Лейтенант Эндрю Бикердайк, возглавлявший 4‑й взвод в роте Аргью, рухнул наземь, получив ранение в ногу. Один из его парней, капрал Иэн Бэйли, бросился в атаку на огневую точку в 50 ярдах (45,7 м) впереди, но упал, пораженный в ноги и живот. Взводный сержант Бикердайка, Йэн Маккэй, наскоро перегруппировал бойцов, затем вскочил с земли и помчался вперед, добрался до бункера и бросил внутрь две гранаты прежде чем упасть замертво[512]. За выдающуюся храбрость этот унтер‑офицер впоследствии удостоился посмертного награждения крестом Виктории.

Пайк выдвинул роту поддержки, чтобы обеспечить максимальным огневым прикрытием направление наступления роты «В»[513], но и бойцы с ПТРК MILAN также вскоре очутились под сильным вражеским обстрелом. Один состоявший из трех человек расчет ракетной установки стерло с лица земли прямым попаданием из безоткатного орудия[514]. Некоторых выводил из строя, раня в разные места, один и тот же снайпер – приходилось воздавать невольное уважение меткости аргентинцев. Британский артиллерийский наблюдатель, капитан Уилли Маккракен, скорректировал огонь пушек на участок буквально в нескольких ярдах от собственной позиции[515]. Хью Пайк позднее замечал, что‑де ближе всего от него падали британские снаряды, однако артиллеристы, обеспечивавшие огневую поддержку 3‑го парашютного батальона, били так точно, что от их выстрелов не пострадал никто из своих. Одно отделение 5‑го взвода очутилось под сильным пулеметным огнем. Двое солдат, Гоф и Грей, бросились на вражескую огневую точку и подавили ее гранатами и штыками, захватив в плен одного уцелевшего бойца[516].

Рота «В» сделала паузу для перегруппировки перед новой попыткой очистить последние неприятельские позиции, а тем временем какие‑то снайперы постреливали в них то с фронта, то с тыла. 4‑й взвод роты Аргью сократился с двадцати пяти человек до двенадцати, но и другим доставалось ничуть не меньше[517]. Всего рота потеряла тринадцать человек убитыми и двадцать семь ранеными[518]. Парашютисты вновь устремились на штурм, но орешек, который они собирались разгрызть за часы ожесточенных боев и после тяжелого урона, оказался слишком крепким. Хью Пайк, командовавший из точки рядом с майором Аргью, приказал роте «В» остановиться и пропустить через свои расположения роту «А», а кроме того, распорядился вызвать более сильную артиллерийскую поддержку[519]. Перестрелки начали потихоньку затихать лишь с первым светом восхода на склонах. Бойцы батальона, несмотря на колоссальную усталость, чувствовали, как слабеет вражеское сопротивление. «Никогда не забуду вида роты «А», наступавшей в густом тумане с примкнутыми штыками», – вспоминал Пайк[520]. Многие из последних защитников аргентинского рубежа пали именно от штыков. Битва за гору Лонгдон и обстрелы вражеской артиллерии на протяжении тех суток стоили 3‑му парашютному батальону двадцати трех погибших и сорока семи раненых[521]. Целые процессии санитаров‑носильщиков спешили с тяжелыми и скорбными ношами к пункту первой помощи. «Два доктора боролись, чтобы спасти жизнь раненым, – записал в дневнике сержант 3‑го парашютного батальона Кит Хоппер. – Но проиграли битву за одного из них. Это особенно накрывало, поскольку тот солдат пробыл на Лонгдоне всего несколько минут, когда разорвался снаряд и осколок перебил артерию у него в бедре. Пока доктора старались остановить кровотечение и прилаживали капельницу, мы только стояли и держали над ними пончо, поскольку падал снег, и слушали, как раненый кричит нам что‑то». «Я полагаю, деяния 3‑го парашютного достойны всяческих похвал, – писал домой офицер батальона после боя за гору Лонгдон. – Но какой ценой! Сколько людей потеряли мы, таких молодых – по большей части чертовски молодых…» Неудивительно, что те, кто сражался, так огорчались по поводу потерь, в действительности же их стоит считать поразительно малыми.

Бой на участке 45‑го отряда коммандос обошелся в четыре убитых и восемь раненых, тогда как 42‑й отряд недосчитался одного и тринадцати человек соответственно. «Нам невероятно повезло», – признавался Ник Вокс, стоя вместе со своей штабной группой на вершине горы Харриет среди груд брошенного аргентинцами оружия, обмундирования и предметов снабжения. Когда рассеялся туман раннего утра, оказалось, что вся долина и подступы к горе Тамблдаун буквально усеяны бегущими неприятельскими солдатами. Огневая группа навела на них орудия, бившие взрывавшимися в воздухе шрапнельными гранатами. Морские пехотинцы и парашютисты собирали обнаруживавшихся тут и там ошалевших вражеских солдат в группы и отправляли пленных в тыл. Вертолеты челноками сновали туда и сюда среди холмов, вывозя раненых.

Самым сильнейшим разочарованием утром 12 июня стал тот факт, что 3‑я бригада коммандос не в состоянии двигаться дальше. Офицерам 42‑го и 45‑го отрядов коммандос дали инструкции выполнить первостепенные задачи, а затем, «пользуясь обстановкой, развивать успех в направлении Тамблдауна», если будет такая возможность. Однако из‑за проволочек ночью и опозданий, темного времени суток на дальнейшие шаги в деле закрепления успеха не осталось. Перед горами Харриет и Ту Систерз лежали две мили (3,2 км) открытой местности, их британцам предстояло пройти прежде, чем приступить к выполнению следующей задачи – штурму горы Тамблдаун, склоны которой кишели бункерами и тому подобными долговременными огневыми сооружениями. Проводя перед рассветом консультации с батальонными командирами, бригадир Джулиан Томпсон безо всякого сомнения приказал им «закрепляться» на достигнутых позициях. Если бы десантники продолжили продвижение, день наступил бы раньше, чем они смогли развернуть наступление на Тамблдаун. При этом ситуация грозила самыми скверными последствиями. Бойцы 3‑го парашютного батальона, сильно страдавшие в течение 12 июня от артиллерийского огня, корректируемого вражескими передовыми наблюдателями на господствующей над позициями Пайка высоте – горе Тамблдаун, приходили в раздражение от неспособности морских пехотинцев продвинуться дальше в течение ночи. Вероятно, есть резон в утверждении о том, будто подход Королевской морской пехоты к ведению войны отличается некоторой медлительностью и основательностью по сравнению с парашютистами. Однако попытайся 3‑я бригада коммандос продолжить наступление и перейти в атаку на Тамблдаун тем утром, она практически неизбежно понесла бы потери даже большие, чем у 3‑го парашютного батальона или у подразделений, в итоге развернувших ночной штурм по захвату высоты. Следующую фазу приходилось оставлять 5‑й бригаде.