Даосизм – форма мистицизма

Лао–цзы. «Дао-дэ-дзин».

Главная жизненная задача человека

Чжуан-цзы

Ле-цзы

1. Даосизм – форма мистицизма. Одним из важнейших направлений развития мировоззренческой мысли в Китае, наряду с конфуцианством был даосизм. В центре внимания даосизма стоят природа, космос и человек, однако эти начала постигаются не рациональным путем, конструированием логически последовательных формул (как это делается в конфуцианстве), а с помощью прямого понятийного проникновения в природу существования. Чувственное познание опирается только на частности и «заводит человека на бездорожье», Дао постигается «сверхчувственно». Таким образом, даосизм является одной из форм мистицизма.

Согласно даосизму, мир пребывает в постоянном движении и изменении, развивается, живет и действует спонтанно, без каких-либо причин и целей, двигаясь однако в рамках пути - Дао. В онтологическом учении даосизма именно понятие пути - Дао - является центральным. Цель человеческого существования, по даосизму, есть «слияние» человека с космосом, так как он является его частью. Здесь не обозначается никаких разграничений в отношении «субъект-объект».

2. Лао–цзы. «Дао-дэ-дзин». Лао-цзы (старый учитель) считается старшим современником Конфуция. Согласно ханьскому историку Сыма Цяню, его настоящее имя - Лао Дань. Ему приписывается авторство книги «Дао-дэ-цзин» - «Книга о Дао (пути) и дэ (добродетели)», которая стала основой дальнейшего развития даосизма (это название книга получила в эпоху династии Хань). Книга состоит из двух частей (в первой говорится о пути Дао, во второй - о силе дэ) и представляет собой исходные принципы даосской онтологии.[289]

Само название этой школы – «даосизм» - говорит о том, что в основу её мировоззрения положено ученье о Дао.

О Дао говорили представители всех школ китайской философии, но если для них Дао – это, главным образом, путь развития Поднебесной и социально-политического и нравственного поведения человека, то для даосов, Дао – всеохватывающее мировоззренческое понятие, при помощи которого возможно дать универсальный, всеобъемлющий ответ на вопрос о происхождении и способе существования всего сущего. Это первоначало, первопричина, первооснова всего существующего в мире.

Но, кроме того, Дао – всеобщий закон Мироздания. Оно в принципе безымянно, везде проявляется, ибо есть «источник» вещей, но не является самостоятельной субстанцией, или сущностью. Само Дао не имеет источников, начала, является корнем всего без собственной энергетической деятельности. «Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное дао. Имя, которое может быть названо, не есть постоянное имя. Безымянное есть начало неба и земли, обладающее именем – мать всех вещей. Поэтому тот, кто свободен от страстей, видит чудесную тайну [ дао ], а кто имеет страсти, видит его только в конечной форме. Оба они[290] одного и того же происхождения, но с разными названиями. Вместе они называются глубочайшими. [Переход] от одного глубочайшего к другому – дверь ко всему чудесному».[291] (Курсив - «Дао дэ цзин»).

Дао само не имеет никакой формы, но пронизывает все и вся. «Существует нечто - бестелесное, бесформенное, а, однако, готовое и завершенное. Как оно беззвучно! Лишено формы! Стоит само и не изменяется. Проникает всюду, и ничто не угрожает ему.

Можно полагать его матерью всего сущего. Его имя не знаю. Обозначается как «дао». Вынужден дать ему имя, называю его совершенным. Совершенное - то есть ускользающее. Ускользающее - то есть удаляющееся. Удаляющееся, то есть возвращающееся». «Вот вещь, в хаосе возникающая, прежде неба и земли родившаяся! О беззвучная! О лишенная формы! Одиноко стоит она и не изменяется. Повсюду действует и не имеет преград. Её можно считать матерью Поднебесной. Я не знаю её имени. Обозначая иероглифом, назову её дао; произвольно давая ей имя, назову её великое. Великое – оно в бесконечном движении. Находящееся в бесконечном движении не достигает предела. Не достигая предела, оно возвращается [к своему истоку]… Человек следует [законам] земли. Земля следует [законам] неба. Небо следует [законам] дао, а дао следует самому себе».[292] (Курсив - «Дао дэ цзин»).

Дао, однако, не определяет телеологический смысл в вещах. Онтология «Дао дэ цзин» постулирует отсутствие целесообразности в Мироздании, согласно Дао, мир находится в спонтанном, непредопределенном движении. Дао есть тождественность, одинаковость, предполагающая все остальное, а именно: Дао не зависит от времени, как полоса возникновения, развития и гибели Вселенной, но есть фундаментальное и универсальное единство мира. Как понятие, выражающее сущее, Дао существует постоянно, везде и во всем, и прежде всего для него характерно бездействие. Не является оно и средством или причиной некоей постоянной, упорядоченной эманации вещей.

Все в мире находится в пути, в движении и изменении, все непостоянно и конечно. Это возможно благодаря уже известным принципам инь и ян, которые находятся в диалектическом единстве в каждом явлении и процессе и являются причиной их изменений и движения. Под их влиянием происходит развитие вещей, ибо «все несет в себе инь и охватывает ян». Положения об инь и ян, содержащиеся в «Дао дэ цзин», видимо, опираются на более ранние учения (см. «Книга перемен») и развивались другими школами (см. Цзоу Янь). Дао (пути) внутренне присуща собственная творческая сила дэ, через которую Дао проявляется в вещах при воздействии инь и ян. Понимание дэ как индивидуальной конкретизации вещей, для которых человек ищет имена, радикально отличается от антропологически направленного конфуцианского понимания дэ как нравственной силы человека.

Онтологический принцип одинаковости, когда человек как часть природы, из которой он вышел, должен удержать это единство с природой, постулируется также гносеологически. Речь здесь идет о согласии с миром, на котором основывается душевное спокойствие человека. Лао-цзы отвергает какое-либо усилие не только индивида, но и общества. Усилия общества, порожденные цивилизацией, ведут к противоречию человека и мира, к дисгармонии, ибо, «если кто-либо хочет овладеть миром и манипулирует им, того постигнет неудача. Ибо мир - это священный сосуд, которым нельзя манипулировать. Если же кто хочет манипулировать им, уничтожит его. Если кто хочет присвоить его, потеряет его».

На уровне вещей Дао сопровождается дэ. Поэтому трактат Лао-цзы и называется «Дао-дэ-цзин» - «Книга о Дао (пути) и дэ (добродетели)». «Дао рождает [вещи], дэ вскармливает [их]». Вещи оформляются, формы завершаются. Поэтому нет вещи, которая не почитала бы Дао и не ценила бы дэ. Дао почитаемо, дэ ценимо, потому, что они не отдают приказаний, а следуют естественности.

«Дао рождает [вещи], дэ вскармливает [их]», взращивает их, совершенствует их, делает их зрелыми, ухаживает за ними, поддерживает их. Создавать и не присваивать, творить и не хвалиться, являясь старшим, не повелевать – вот что называется глубочайшим дэ ».[293]

3. Главная жизненная задача человека. «Совершенномудрый» (шэньжень) – этический идеал даосизма, противопоставляется конфуцианскому этическому идеалу – «благородному мужу» (цзюнь-цзы). Последний развенчивается как человек с «низшим дэ», и противопоставляется человеку с «высшим дэ» - даосскому совершенномудрому» (шэньженю), главное качество которого – победоносное недеяние, ведь «человек с высшим дэ бездеятен и осуществляет недеяние», и он так же, как и само Дао, «не бореться, но умеет побеждать», в отличие от суетливого конфуцианского «благородного мужа» (цзюнь-цзы»), постоянно пребывающего в состоянии «бурной деятельности», являющейся, которая лишь нарушает естественный порядок вещей - «меру вещей».

Соблюдение «меры вещей» является для человека главной жизненной задачей. Принцип недеяния как высшей формы поведения (у вэй) является основой даосской концепции управления. Если даосский «совершенномудрый» (шэньжень) становится правителем, то он предоставляет всему идти своим естественным путём - «путём Дао», следя лишь за тем, чтобы этот естественный путь не нарушался грубым вмешательством некомпетентных конфуцианских чиновников, возомнивших себя «благородными мужами» (цзюнь-цзы). Поэтому «лучший правитель тот, о котором народ знает лишь то, что он существует». Недеяние или, скорее, деятельность без нарушения «меры вещей» является не поощрением к деструктивной пассивности, но объяснением единства человека и мира на общей основе, которой является Дао. Отход в сторону, отстранение от суеты мирской характеризуют поведение мудреца. Постижение мира сопровождается тишиной, внутренним душевным покоем, в состоянии которого понимающий муж овладевает миром.

Известный исследователь восточного мистицизма, оказавший большое влияние на духовные искания нашего времени Алан Уотс, подчёркивал, чуждость даосизма любым формам прагматизма: «Для даоса не имеет смысла представление о том, что какие-то события жизни могут быть полезны – то есть что они могут служить какой-то цели в будущем. В даосизме вселенная считается целиком и полностью бесполезной. Жизнь – игра, и в то же время жизнь – это намного больше, чем игра, потому что, называя её игрой, мы не передаем её подлинного смысла. Так, например, когда даосский мудрец бродит по лесу, он никуда не направляется, он просто бродит. Наблюдая за облаками, он любит их, потому, что они плывут бесцельно. Он наблюдает за полетом птиц и за волнами, разбивающимися о берег. Нам нравится всё это, потому что природа не спешит так, как спешит человек, потому что она не стремится к цели за пределами настоящего… Обычно, подчёркивая бесцельность действия или предмета, мы указываем на его недостаток. Мы говорим: «В этом нет будущего. Какая от него польза?» Любопытно, что мы так часто говорим «Какая от него польза?». Этот вопрос, как мне кажется, свидетельствует о том, что мы сошли с ума. Даосы же радуются тому, что вещи бесполезны, а будущее не имеет значения».[294]

Поскольку мир в целом бесполезен, то ему идеально соответсвует самый бесполезный человек, который, как раз в силу своей бесполезности, будет самым счастливым. Высмеивая конфуцианский прагматизм, один из наиболее знаменитых даосских мудрецов Чжуан-цзы, в противовес конфуцианскому идеалу «благородного мужа», изображал в качестве идеала, бесполезного в социальном отношении человека, который живет в полной гармонии с таким же, как и он сам, бесполезным миром. Это калека, неспособный выполнять какую-либо работу. На первый взгляд - это одно из самых несчастных созданий, однако, если он не обделен житейской мудростью, то проживет жизнь счастливее многих абсолютно здоровых людей. Когда приходят вербовщики на государственную службу, его первого освобождают от этой повинности. Когда приходят военные набирать в армию, его отвергают в первую очередь. И так же - со всеми прочими общественными повинностями. Не обремененный общественными обязанностями, он предоставлен самому себе, сам себе хозяин. В то же время, добросердечные люди не оставляют его в беде и худо-бедно помогают пережить жизненные тяготы. Обладая житейским здравомыслием, он довольствуется тем, что имеет, наслаждаясь своей свободой, и живет долго и счастливо.

Чжуан-цзы рассказывает в этой связи притчу о том, как некие странники нашли исполинское дерево. Они подошли к нему, чтобы определить, могут ли они извлечь из него какую-либо пользу для себя. Попробовали листья – они оказались несъедобными. Посмотрели на изогнутые, сучковатые ветви, и пришли к выводу, что на дорожный посох, они не годятся. Исследовали древесину и обнаружили, что она волокнистая и не пригодна для строительства. Все их попытки извлечь из этого дерева хоть какую-нибудь пользу – ни к чему не привели: оно оказалось абсолютно ни на что не годным. Но ведь именно поэтому оно и прожило так много лет и выросло таким огромным, в противном случае его давно бы уже использовали.

Так и даос, чтобы избавится от людской назойливости, должен быть абсолютно бесполезным для людей. Иначе он погрязнет в мирской суете и не сможет в должной мере сосредоточится на постижении Дао, в результате все его усилия в этом направлении будут лишь пустой тратой времени.

В даосизме «благородный муж» - это чуждый какому-либо прагматизму мудрец, который, постигая Дао, бродит по миру без всякой цели. Лао-цзы писал в этой связи: «Терпелив, как море, плыву по течению, без цели. У людей в мире есть цель; один лишь я кажусь упрямым и неуклюжим».[295]

Это радикально противоположно конфуцианской концепции «благородного мужа» (цзюнь-цзы), который должен упражняться в обучении и управлении другими людьми и принимать непосредственное, активное участие в социальной жизни.

3. Чжуан-цзы (369-286 до н. э.), настоящее имя - Чжуан Чжоу, - наиболее выдающийся последователь и пропагандист даосизма. Учение Чжуан-цзы изложено в одноимённом трактате – «Чжуан-цзы».[296]

В области онтологии он исходил из тех же принципов, что и Лао-цзы. Однако с его мыслями о возможности «естественного» упорядочения общества на основе познания Дао Чжуан-цзы не согласен. Он индивидуализирует познание Дао, т. е. процесс и конечный результат постижения характера существования мира, вплоть до субъективного подчинения окружающей действительности. Фатализм, который был чужд Лао-цзы, присущ Чжуан-цзы. Субъективную безучастность он рассматривает, прежде всего, как избавление от эмоций и заинтересованности. Ценность всех вещей одинакова, ибо все вещи заложены в Дао, и их нельзя сравнивать. Всякое сравнение - это подчеркивание индивидуальности, частности и поэтому односторонне. Знание Истины, или даже простой истинности того, или иного суждения, не дано познающему человеку: «Бывает ли так, что кто-то прав, а другой ошибается, или так, что оба правы или оба ошибаются? Это невозможно знать ни вам, ни мне, ни другим людям, ищущим истину во мраке». «О чем-то говорим, что оно истинно. Если бы то, что есть истинность, должно было быть таким с необходимостью, то не нужно было бы говорить о том, чем оно отличается от неистинности».

Чжуан-цзы при всем своем скептицизме выработал метод постижения истины, в результате которого человек и мир образуют единство. Речь идет о необходимом процессе забывания (ван), который начинается от забвения различий между истинностью и неистинностью вплоть до абсолютного забвения всего процесса постижения истины. Вершиной является «знание, которое уже не является знанием».

Позднейшая абсолютизация этих мыслей сблизила одну из ветвей даосизма с буддизмом, который утвердился на китайской почве в IV. в. и особенно в V в. н. э. в форме чань-буддизма.

4. Ле-цзы был якобы учеником Лао-цзы и последователем Конфуция.Трактат, названный его именем - «Ле-цзы», является одним из наиболее авторитетных даоских текстов и приписывается легендарному философу Ле Юйкоу (VII-VI вв. до н. э.). Этот трактат был записан примерно в 300 г. до н. э.[297]