После каждого кризиса фабриканты вводили усовершенствованные машины для удешевления производства; по этой причине кризисы в Англии не только кратковременно понижали цены фабрикатов, но и вызывали падение обычной, нормальной цены последних.
Вот в этом-то удешевлении пряжи, следовавшем за английскими промышленными кризисами, следует искать основную причину быстрого роста нашего бумаготкацкого производства в 20, 30 и 40-х годах. Несмотря на тариф 1822 г., цена пряжи в России быстро падала, параллельно этому падали цены миткаля и ситца, - спрос на бумажные ткани возрастал, и производство их расширялось.
Основным фактором всего этого процесса являлся технический прогресс бумагопрядильного производства в Англии.
Очень интересно, что цена английской пряжи в Шуе сильно понизилась в 40-х годах, - интересно потому, что как раз в 1841 г. пошлина на привозную бумажную пряжу у нас была сильно повышена; но, несмотря на повышение пошлины, английская пряжа в первую половину 40-х годов стоила в Шуе на 15-20% ниже, чем в предшествовавшее пятилетие.
А так как в 40-х годах русская пряжа очень энергично вытесняла английскую, то необходимо заключить, что и русская пряжа понизилась в цене и, без сомнения, понизилась по той же причине - вследствие улучшению техники производства, выписки из Англии улучшенных прядильных машин (вывоз которых, как сказано выше, был дозволен в 1842 г.).
Английский кризис конца 30-х и начала 40-х годов очень сильно отразился на русской хлопчатобумажной промышленности. В одном донесении министру финансов 10 декабря 1838 г. мы читаем, что "непомерное понижение в 1837 г. цен на бумажную пряжу и трудность сбыта оной по причине большого привоза из Англии и Бухарин, значительной выпрядки домашних мануфактур и уменьшения по случаю упадка внутренней торговли ткачества наших артикулов - имели последствием не только закрытие 18 бумагопрядильных заведений в Московской, Калужской и некоторых других губерниях, но и несостоятельность многих владельцев сих заведений... прочие бумагопрядильни, действующие менее нежели 4 тыс. веретен, никак не избежат той же участи"7.
В донесении 26 ноября 1840 г. указывается, что число торговых несостоятельностей увеличивается ежедневно. Отсрочки следуют за отсрочками и влекут за собою добровольные сделки..
Если не примут вскоре меры к отвращению этого зла, то нет надежды на восстановление в Москве кредита". Из прошения, поданного московскими фабрикантами министру финансов 6 ноября 1840 г., видно, что русское бумагопрядильное производство переживало в это время несомненный кризис, который всей своей тяжестью обрушился на мелкие бумагопрядильни. Крупные заведения устояли, и потому последствием кризиса была (как и в Западной Европе) концентрация производства. А так как в бумагопрядении крупное производство обладает несомненными и огромными техническими преимуществами перед мелким (по словам Самойлова, главным преимуществом Англии перед Россией в области бумагопряденья было то, что в Англии бумагопрядильни отличались более крупными размерами, - бумагопрядильни в 25 тыс. веретен не считались там в 40-х годах крупными, а в России бумагопрядильни, работавшие на 10 тыс., 12 тыс. и 15 тыс. веретен, принадлежали к первостепенным заведениям), то несомненно, что кризис конца 30-х годов должен был поднять наше бумагопряденье в техническом отношении.
В этом и заключалась причина понижения цен пряжи и развития нашего, бумагопрядильного и ткацкого производств в сороковых годах8. Итак, развитие нашей хлопчатобумажной промышленности объясняется прежде всего общими мировыми условиями промышленной эволюции.
Россия была захвачена в круг капиталистического развития Англии и воспользовалась техническими успехами последней. Но, разумеется, это было возможно только благодаря существованию в России покровительственного тарифа: без него Англия ввозила бы в Россию не пряжу, а миткаль или ситец, и вместо производства бумажных материй у нас в еще больших размерах распространилось бы потребление этих материй, которые доставлялись бы Англией.
Нельзя объяснить рост нашего бумаготкацкого производства одним влиянием тарифа 1822 г. тем не менее не подлежит сомнению, что без высоких пошлин эта промышленность не могла бы развиваться.
Английское бумажное ткачество стояло в техническом отношении так высоко, что с ним не могло выдержать конкуренции даже индусское ткачество, хотя индусский ткач был артистом своего дела, а бумаготкацкое производство в Индии было старинною отраслью промышленности, к которой население привыкло за многие сотни лет.
Тем невозможнее была конкуренция с английскими фабрикантами для русских бумажных изделий, производство которых было делом, еще совершенно новым для русского населения.
Как сказано, бумаготкацкое производство развилось у нас гораздо раньше бумагопряденья, и притом развилось без непосредственной помощи государства (кроме, разумеется, поддержки в виде таможенных пошлин).
Что касается до бумагопрядильного производства, то оно появляется в России в начале этого столетия. В 1808 г. купцом Пантелеевым была устроена первая частная бумагопрядильная фабрика в Москве. Фабрика эта получила прядильные машины с образцовой прядильной и ткацкой правительственной фабрики - Александровской мануфактуры, которая была устроена9 со специальной целью распространить в России употребление прядильных и ткацких машин10.
Континентальная система, затруднившая подвоз английской пряжи, вызвала устройство еще нескольких бумагопрядильных фабрик (в 1812 г. в Москве их было две)11. Эти фабрики очень пострадали от разорения 1812 г. и прекратили производство.
Вплоть до 20-х годов бумажная пряжа изготовлялась у нас только на Александровской мануфактуре.
С конца 20-х годов начинают основываться частные бумагопрядильни, но только с 40-х годов бумагопрядильное производство в России устанавливается вполне прочно, получившие возможность пользоваться прядильными машинами, выписываемыми непосредственно из Англии (раньше на наших бумагопрядильнях употреблялись бельгийские и французские прядильные машины, далеко уступавшие по своим достоинствам английским).
О развитии в России бумагопрядильного производства можно судить по тому, что к началу 50-х годов Россия занимала по числу бумагопрядильных веретен (1 100 тыс.) пятое место и уступала только Англии (20 977 тыс.), Франции (4 200 тыс.), Соединенным Штатам (2 500 тыс.) и Австрии (I 400 тыс.)12 и стояла впереди Германии, хотя германское бумаготкацкое производство значительно превосходило русское.
Различие это всецело объяснялось различием тарифной политики: в Австрии и России бумажная пряжа была обложена высокой пошлиной (после 1842 г. ввозная пошлина на пряжу в России достигла 50% ценности товара), между тем как германский тариф по отношению к бумажной пряже был крайне умеренным13.
Быстрый рост хлопчатобумажной промышленности у нас, как и в других странах, вызвал тяжелый кризис в области обработки льна и пеньки. Этот старинный крестьянский промысел достиг значительного развития еще в Московской Руси; русский холст в XVII столетии в большом количестве вывозился за границу.
В XVIII веке вывоз льняных и пеньковых фабричных изделий - парусных и фламских полотен, равендуков - возрастал. В XIX веке положение изменилось - вывоз начал падать. Так, в 1758-1762 гг. средний годовой вывоз за границу фламских и парусных полотен и равендуков равнялся 77 тыс. кусков, в 1793-1795 гг. - 251 тыс., в 1814—1823 гг. - 203 тыс., в 1834 - 1843 гт. - 195 тыс., а в 1844-1846 гг. - 121 тыс.14 О значении заграничного рынка для русских полотняных и парусных фабрик начала этого века можно судить по тому, что, по официальным расчетам (конечно, очень неточным), около одной трети всего количества фабричных полотен предназначалось для экспорта15.
Поэтому падение заграничного экспорта не могло не быть тяжелым ударом для наших полотняных фабрик; причины этого падения коренились, главным образом, в области техники: наше полотняное производство в техническом отношении совсем не прогрессировало, на Западе же техника льняного прядения и ткачества быстро шла вперед, и в то же время бумажная ткань своей дешевизной вытесняла полотно.
Всего более пострадали при этом крупные фабрики, работавшие для экспорта16, число которых за время 1804-1861 гг. понизилось с 285 до 100. Между тем за 1762-1804 гг. число полотняных фабрик возросло со 135 до 28517.
Таким образом, число полотняных фабрик изменяется так же, как и экспорт русского полотна за границу: до начала XIX века число фабрик растет, затем начинает падать.
Объясняется это тем, что, как указано, экспорт за границу играл очень большую роль в нашем крупном полотняном производстве первой половины этого века.
Полотняные фабрики были единственными фабриками в России, изделия которых вследствие дешевизны сырого материала завоевали в конце прошлого века заграничный рынок.
Еще в 1818 г. Арсеньев называл полотняные фабрики "многочисленнейшими и прибыльнейшими в России"18. Особенно развилось у нас фабричное производство парусных полотен.
Это производство концентрировалось, главным образом, в Калужской губернии и Серпуховском уезде Московской губ., парусное полотно экспортировалось преимущественно в Америку, и одна русская фирма (Брюзгиных) приобрела такую репутацию на заграничном рынке, что клеймо ее нередко подделывалось английскими фабрикантами.
Более двух третей всего парусноткацкого производства Калужской губернии предназначалось для экспорта.
Ткачество парусных полотен было исключительно фабричным производством. Начиная с 30-х годов цена на парусные полотна на заграничных рынках стали быстро падать, еще более они упали в 40-х годах.
Под влиянием этого число парусных фабрик в Калужской губернии сократилось с 17 (1832 г.) до 4 (1849 г.), число станков на них - с 3 500 до 696, а размер производства - с 50 тыс. кусков до 2 тыс. Так же пострадало и парусноткацкое производство Серпуховского уезда. В начале 30-х годов на серпуховских фабриках выделывалось около 25 тыс. кусков ежегодно, а в 1849 г. - только 6 тыс. кусков19.
Не в такой степени, как парусные фабрики, но все-таки сильно пострадали и полотняные фабрики, изготовлявшие льняные полотна. Цены льняных изделий понижались в течение всей второй четверти этого века20.
Правда, не менее сильно понизилась за то же время и цена бумажных тканей. Но последнее сопровождалось прогрессом техники - удешевлением производства.
Производство же полотна в техническом отношении у нас не прогрессировало - как пряжа, так и полотно продолжали изготовляться руками, - а потому понижение цены фабриката приводило к убыточности производства и сокращению последнего.
В начале этого столетия полотняное ткачество было преобладающей промышленностью во многих уездах Владимирской губ. - например, в Шуйском, Суздальском, Муромском.
В Суздальском уезде крупные полотняные фабрики возникли вскоре после окончания войны 1812 г.; полотно с этих фабрик сбывалось преимущественно на внутренние рынки, главным образом, в Сибирь и Малороссию.
К концу 30-х годов сбыт полотна стал затруднителен, и в 1851 г. из шести крупных полотняных фабрик в городе Суздале остались только две, и те сильно сократили производство.
Причина уменьшения сбыта заключалась в распространении бумажных тканей. Украина и Сибирь, покупавшие раньше льняную пестрядь и тики, стали покупать ткани из хлопчатой бумаги.
В Суздальском уезде вместо полотняной фабрикации распространились ткачество и набивки миткаля21. То же самое констатировалось и в Муромском и Шуйском уездах - полотняное ткачество замещалось бумажным22.
Но так как во Владимирской губернии бумаготкацкое производство развивалось очень быстро, а по характеру производства полотняные фабрики легко могли быть приспособлены к ткачеству бумажных материй, то фабриканты переходили к новому роду производства и не несли больших потерь23.
Напротив, в Ярославской и Костромской губерниях, где в больших количествах выделывалось полотно для заграничного сбыта (фламские полотна и равендук), кризис имел более тяжелый характер. Бумаготкацкое производство слабо развивалось в тех уездах этих губерний, где раньше процветало полотняное ткачество.
Это последнее производство было старинным промыслом крестьян, а фабричное ткачество полотна прочно водворилось в этих местах еще со времени Петра I. Фабриканты упорно держались привычного производства, но крайнее понижение цены всех родов полотна, вывозившегося за границу (в 1823 г. кусок фламского полотна продавался за 52 руб., равендука - за 25 руб.; в сороковых годах полотно продавалось за 25 руб., равендук - за 17 руб.)24, принудило большую часть фабрик Костромской и Ярославской губерний прекратить производство.
В Костромской губернии в конце 20-х годов выделывалось до 70 тыс. кусков фламского полотна, в конце 40-х годов - только 20 тыс. кусков25. Кризис полотняного производства был тяжелее всего для фабрикантов-помещиков, изготовлявших тонкие полотна трудом собственных крепостных.
Ввиду этого правительство проявило в данном случае особенную заботливость: в 40-х годах была образована особая комиссия из представителей министерств государственных имуществ и финансов для расследования дела и изыскания средств помочь падающему производству. Комиссия выяснила, что основная причина кризиса заключалась в технической отсталости нашего полотняного производства и в развитии ткачества бумажных материй, но, само собою разумеется, никаких практических мер помочь горю не придумала26.
Экономисты 60-х годов фритредерского направления8* любили противопоставлять успехам хлопчатобумажной промышленности упадок нашего полотняного производства.
Полотняное производство как основанное на обработке туземного материала признавалось ими "естественно" развившимся, а хлопчатобумажная промышленность - "искусственно" вызванным производством.
Но если придерживаться ничего не выражающего разделения хозяйственных явлений на "естественные" и "искусственные", то нельзя не признать, что именно развитие хлопчатобумажной промышленности и упадок полотняного производства были вполне естественным и необходимым результатом хозяйственного положения России того времени.
Наша промышленность должна была все более и более основываться на внутреннем рынке, так как в техническом отношении Россия слишком отставала от Западной Европы, чтобы с нею конкурировать.
В связи с этим только те отрасли промышленности могли широко развиваться, которые изготовляли дешевые изделия, доступные по цене такому бедному населению, как масса русского крестьянства.
Бумажная ткань дешевле полотняной благодаря, главным образом, физическим свойствам хлопкового волокна, делающим его более пригодным для машинной обработки, чем льняное волокно, почему бумажные ткани должны были вытеснять полотняные из народного употребления.
Если бы у нас не существовало покровительственной системы, полотняное производство пострадало бы еще больше, так как английский миткаль и ситцы по своей большой дешевизне являлись еще более опасными конкурентами полотна, чем наши отечественные хлопчатобумажные фабрикаты.
Перейдем к другим отраслям текстильной промышленности и прежде всего к суконному производству. С самого своего возникновения суконное производство было излюбленным детищем русского правительства; правительство делало все возможное для его поддержания и развития, и, тем не менее, оно развивалось в течение XVIII столетия очень туго.
Даже в начале этого столетия русские фабрики не могли удовлетворить потребности армии в сукнах, несмотря на все усилия правительства расширить суконное производство в России27. Сукна выделывались крайне низкого качества и в недостаточном количестве, так что приходилось покупать иногда мундирное сукно за границей, чаще всего в Англии28.
Дальнейшие успехи нашего суконного производства в техническом отношении были невелики, но количественно оно развивалось, и в 1822 г. в первый раз предложения фабрикантов превысили заявленную казною потребность в армейских сукнах29.
Рост суконного производства вызвал и изменение правительственной политики по отношению к суконным фабрикам. В прошлом веке правительство видело в суконных фабриках учреждение государственной важности, почему, с одной стороны, всячески старалось поддержать и развить их, с другой - принимало понудительные меры к тому, чтобы фабрики удовлетворяли своим обязанностям по отношению к государству - доставляли требуемое количество сукна Указами 25 ноября 1790 г. и 20 ноября 1791 г. был установлен следующий порядок снабжения войск сукнами. Все суконные фабрики разделены на два разряда:
1) получившие при своем учреждении какое-либо пособие от казны, а также имевшие купленных к фабрике крестьян
2) не получившие никакого пособия от казны и не имевшие покупных крестьян на фабрикантском праве. Между фабриками первого рода (обязанные фабрики) разверстывалось все количество сукна, требуемого казною, фабрики второго рода могли продавать сукно совершенно свободно и в частные руки30.
Но обязанные суконные фабрики поставляли сукно крайне неисправно, и за большинством их числились огромные недоимки, накоплявшиеся из года в год.
Ввиду этого правительство было принуждено в 1797 г. запретить не только обязанным, но и вольным фабрикантам продажу мундирного сукна и частные руки. В 1808 г. правительство подтвердило это запрещение и даже усилило строгость взыскания за непозволенную продажу сукна.
Не только продавец, но и покупатель должен был платить штраф за каждый аршин проданного сукна (которое конфисковалось в пользу казны). Предписывалось окрашивать грубые сукна в определенные цвета, употребляемые в войсках, под угрозой секвестрации фабрики. Обязанные фабрики не имели права делать иных сукон кроме солдатских.
Нечего и говорить, до какой степени подобные меры были стеснительны для суконного производства, продукты которого правительство хотело монополизировать исключительно в свою пользу.
Пока эта отрасль промышленности не получила свободы, до тех пор она и не могла развиваться, несмотря на все поощрения правительства. Поощрения же эти (кроме мер тарифной политики) выражались, главным образом, в щедрой раздаче казенных денег в ссуду для устройства новых суконных фабрик. В 1809 г. для таких ссуд был назначен особый капитал в 2 млн. руб. Всем, желавшим устроить новую суконную фабрику или расширить существующую, правительство предлагало определенную денежную ссуду на каждый стан.
Охотников получать ссуды от казны находилось немало, но суконное производство продолжало оставаться в застое, и казна терпела недостаток в сукнах.
Ввиду полной безуспешности таких мер31 правительство должно было от них отказаться, и уже в 1809 г. суконным фабрикантам была предоставлена с некоторыми ограничениями свобода продажи сукна в частные руки. Но только в 181б г. обязанные суконные фабрики были избавлены от обязательства ставить сукно в казну и сравнены по своим правам с вольными фабриками.
Только с этого времени суконное производство получило возможность развиваться. Государственное происхождение этой отрасли промышленности было главнейшей причиной медленности ее роста. Освободившиеся от правительственной регламентации суконные фабрики стали быстро увеличиваться в числе.
Как я говорил, в 1822 г. (т.е. до введения в действие запретительного тарифа) предложение солдатских сукон превысило спрос. За время 1814-1850 гг. число суконных фабрик возросло с 235 до 49232. Во всеподданнейшей записке министра финансов в 1823 г. заявлялось, что наше сукноделие весьма медленно развивалось до 1816 г.; с этого же года "производство солдатских сукон столь умножилось во всей России, что при заключении торгов на снабжение армии и флота сукнами на 1823 г. министерство финансов имело в виде 2-3 миллиона аршин сверх требованной пропорции"33. Как бы то ни было, нельзя сомневаться, что в количественном отношении наше суконное производство, освободившись от правительственной опеки, стало быстро прогрессировать. Развитие это совершалось притом не за счет потребностей казны. Спрос на солдатские сукна увеличивался медленно и в 30-40-х годах колебался около 4 млн. аршин. Весь этот спрос удовлетворялся старинными фабриками, поставлявшими и ранее сукно в казну. Новые фабрики работали исключительно для вольной продажи; сумма производства этих новых фабрик в 50-х годах превышала в три-четыре раза производство фабрик солдатского сукна. Таким образом, суконная промышленность, не достигавшая государственного спроса в XVIII веке, в первой половине XIX века значительно переросла этот спрос, суконное производство потеряло государственный характер - появились новые потребители, сравнительно с которыми государство отошло совершенно на задний план. Что касается технического прогресса, то он был в суконном производстве невелик. Жалобы на низкое качество сукна слышатся в течение всей дореформенной эпохи. Так, в официальном "Описании первой публичной выставки российских мануфактурных изделий" за 1829 г., в котором мы находим настоящий гимн успехам хлопчато-бумажной промышленности, отзывы о суконном производстве совершенно иного, даже минорного тона: "Невозможно ожидать, чтобы наши фабриканты столь же хорошо вырабатывали сукна, как в Англии, Франции и Голландии... Недостаток механических и химических сведений и хороших машин много препятствует успехам по сей части". Точно так же в "Обозрении выставки различных мануфактурных изделий" в 1849 г. пространно говорится не об успехах, а о причинах технической отсталости нашего суконного производства и низкого качества сукон34. Общее представление о развитии фабричной промышленности в дореформенной России можно получить из нижеследующих данных: [Таблица 1]. Фабрики и заводы Российской империи35 (без Царства Польского и Финляндии)[Таблица 1].
Фабрики и заводы Российской империи35 (без Царства Польского и Финляндии) Легко заметить, что число фабричных рабочих почти до конца 40-х годов (1847 г.) быстро растет, затем начинает с колебаниями падать. Размер фабрики (среднее число рабочих на одну фабрику) возрастает до начала 40-х годов (1843 г.), затем следует также падение. До 40-х годов фабричное производство энергично развивалось, и сами фабрики становились крупнее; с конца 40-х годов рост фабричного производства приостановился, и фабрики стали раздробляться. Объяснение всего этого следует искать в росте мелкой, кустарной промышленности, о чем я буду подробно говорить в одной из следующих глав. Сороковые годы были временем наиболее энергичного развития кустарной промышленности. Кустарь стал по всем пунктам бить фабриканта, - вот почему число рабочих на фабриках стало сокращаться и сами фабриканты мельчать. Остановимся теперь на производстве, являющемся лучшим показателем технического прогресса страны вообще - добыче железа, важнейшего материала машин, орудий и инструментов. В конце ХVIII века, по расчетам Шторха, в России выплавлялось около 8 млн. пуд. чугуна36. В течение всей первой половины XIX века37 чугуноплавильное производство оставалось в России почти стационарным и вплоть до 40-х годов не достигало 11 млн. пудов. Затем оно стало слабо возрастать и к концу 50-х годов достигло 16 млн. пудов38. Если принять в соображение рост населения, то следует заключить, что в течение всей первой половины XIX века Россия не только не шла вперед в добыче железа, но даже регрессировала, и через 50 лет стояла ниже, чем в конце прошлого столетия. Поразительный застой нашего чугуноплавильного дела особенно бросается в глаза, если сопоставить его с развитием этой отрасли промышленности в других странах, особенно в Англии, которая в конце прошлого века выплавляла столько же чугуна, сколько Россия (8 млн. пудов), а в 1859 г. довело свою выплавку до 234 млн. пудов39. Еще в 30-х годах Россия выплавила около 12% общей мировой добычи чугуна (90 млн. пуд.) и стояла впереди Бельгии, Пруссии и Соединенных Штатов. В 1859 г. на долю России приходилось лишь около 4% мировой выплавки чугуна (460 млн. пуд.)40 В половине прошлого столетия железо было одним из главнейших предметов нашего отпуска4110*. В 1760 г. было вывезено железа из России за границу 820 тыс. пудов, в 1793-1795 гг. ежегодный вывоз достигал уже 2 966 тыс. пудов. С этого времени вывоз железа начинает быстро падать (особенно со времени 40-х годов) и спускается к 1851-1860 гг. до 747 тыс. пудов ежегодно. От чего же зависело такое печальное положение нашей железоделательной промышленности? Во всяком случае, не от недостатка правительственной помощи и опеки. Железо было одним из наиболее необходимых продуктов для государства. Поэтому правительство не жалело средств для развития этой отрасли промышленности. Нечего и говорить, что привоз чугуна и железа был запрещен. Даже по самому либеральному русскому тарифу 1819 г. пошлина на железо и чугун была назначена в таком высоком размере, что была равносильна запрещению. По расчету В. Безобразова11*, частные горные заводы Уральского округа получили не менее 15 млн. деньгами в ссуду от правительства. Кроме того, к этим заводам были приписаны огромные площади казенной земли и лесов сотни тысяч крестьян, - все это без малейшей платы владельцев заводов.
Почему же добыча железа в России не только не возрастала, но сравнительно с населением даже падала? А именно вследствие избытка правительственной опеки и поддержки.
Вплоть до реформы 1861 г. горнозаводская промышленность всецело основывалась на принудительном труде. Главным центром чугуноплавильного производства был Уральский горный округ - Пермская и смежные с ней губернии. На уральских горных заводах выплавлялось около четырех пятых всего русского железа.
Главным контингентом рабочих на этих заводах были крестьяне и мастеровые, приписанные к заводам. Посессионных заводов в Уральском горном округе было в 1847 г. 37, и к ним было приписано 178 тыс. крестьян м.п.42.
На казенных заводах работы производились также не по вольному найму, а состоящими при заводах мастеровыми и крестьянами, которые набирались в случае недостатка рабочих из рекрутов и лиц, ссылаемых на каторжные работы.
Закрепощение за горными заводами сотен тысяч лиц было вызвано желанием правительства поддержать эти заводы и обеспечить им рабочие руки. И действительно, благодаря этой мере наша железоделательная промышленность быстро развилась, и в конце XVIII века Россия не уступала в этом отношении Англии.
Но та же самая причина, которая содействовала росту горнозаводской промышленности в XVIII в., в XIX в. явилась самым большим тормозом ее развития.
Писатели 50-х и 60-х годов, занимавшиеся вопросом о причинах застоя нашей железоделательной промышленности, приходили к одному заключению, что этот застой вызывался технической отсталостью чугуноплавильного дела, неупотреблением новых, улучшенных приемов плавления чугуна и железа, благодаря которым железоделательная промышленность в Западной Европе сделала такие быстрые успехи43.
Этим техническим застоем вызывалась неподвижность цен на железо в России, в то время как, например, в Англии цена железа быстро падала. Так, пуд железа в С.-Петербурге в 1824—1826 гг. стоил 1 руб. 26 коп. сер., а в 1848-1850 гт. - 1 руб. 27 коп.44 В Англии же за это время цена железа понизилась на 60%45.
За четверть столетия русское железо совсем не понизилось в цене, а английское упало, как сказано, на 60%. Понятно, что при таких условиях вывоз русского железа за границу должен был сократиться, а внутри страны сбыт железа не возрастал.
От чего же зависела техническая отсталость русской железоделательной промышленности? Не может быть сомнения, что основной причиной этой отсталости была система принудительного труда. Это прекрасно сознавали многие современники. Заблоцкий-Десятовский12* в своей известной записке 1841 г. "О крепостном состоянии в России"13*объясняет влиянием крепостного права "дороговизну нашего железа в сравнении, например, с английским”46.
Пока рабочий на железных заводах работал из-под палки, до тех пор и производительность его труда не могла прогрессировать. Никакие льготы не могли заменить основного условия промышленного прогресса - свободы труда47.
Трудно поверить, до какой степени строго регламентирован был весь производственный механизм на уральских посессионных заводах. Рабочий был, по замечанию В. Безобразова, в состоянии почти полного рабства48.
С самого детства рабочий поступал на попечение заводского начальства, бравшего на себя полное содержание рабочей семьи и за то требовавшего постоянной работы, исполнявшейся, естественно, крайне плохо.
Весь процесс выплавки железа, начиная с рубки леса для доменных печей, перевозки материалов, добычи руды и кончая литьем железных и чугунных изделий, исполнялся рабочим под угрозой суровых наказаний, без всякой надежды на улучшение своего материального положения. Отнюдь не простая случайность, что в той отрасли производства, которая так быстро развивалась в дореформенной России - в хлопчатобумажной, крепостной труд (как увидим ниже) почти отсутствовал.
Именно благодаря свободе труда бумаготкацкое и ситцепечатное производства сделали в крепостной России, среди общего застоя, такие быстрые успехи.
Господство крепостного труда в нашей горнозаводской промышленности находилось в непосредственной связи с усиленными заботами о ней правительства.
Признавая чугуноплавильное производство необходимым для государства, правительство щедро наделяло заводчиков даровыми рабочими руками, и в результате получился полный застой в производстве.
То же самое мы видели и в суконном производстве. Пока правительство особенно усердно "поощряло" эту отрасль промышленности, она почти не прогрессировала в техническом отношении, и, только освободившись от правительственной опеки, начав работать не на государство, а на частных потребителей, суконное производство начало делать в России успехи, причем, как увидим ниже, успехи эти были прямо пропорциональны распространению в сукноделии свободного труда.
Итак, изучение развития промышленности в дореформенной России приводит нас к следующим выводам. В первой половине XVIII века важнейшим потребителем продуктов фабричного производства было государство; этим определялся и весь строй тогдашней крупной промышленности. Крупное производство возникло при непосредственной поддержке правительства и первое время не могло обойтись без такой поддержки.
Социальные условия того времени делали необходимым закрепощение рабочих за фабриками и заводами, так как свободных рабочих, по вольному найму, неоткуда было взять.
Принудительный труд был выгоднее свободного вследствие низкого уровня техники.
Поэтому те отрасли промышленности, в которых исключительно или преимущественно употреблялся труд несвободных рабочих, достигли в XVIII веке значительного развития и к концу века могли не только удовлетворять потребностям внутреннего рынка, но даже работать для заграничного сбыта.
Обработанные изделия в это время играли значительно большую роль в нашем отпуске, чем когда-либо впоследствии.
Таким образом, около одной трети отпуска приходилось на продукты русской обрабатывающей промышленности.
Отпуск железа по ценности равнялся почти 13% всего русского экспорта.
В XIX веке положение меняется. Промышленность решительно перерастает государственный спрос.
Возникает новая отрасль производства - хлопчатобумажная (без всякой поддержки правительства кроме таможенного покровительства) - и необыкновенно быстро завладевает внутренним русским рынком, вытесняя продукты старинной полотняной промышленности.
В Западной Европе происходит глубокое изменение техники производства, и машина заменяет ручной труд.
Крепостной труд, не совместимый с новыми техническими условиями, становится решительным тормозом промышленности. Те отрасли производства, в которых крепостной труд продолжает господствовать, перестают развиваться.
Европа быстро перегоняет нас в техническом отношении; вывоз обработанных изделий из России абсолютно сокращается, а относительно нисходит до совершенно ничтожной величины.
Продукты обрабатывающей промышленности составляют около 9% общей ценности русского экспорта в 1848-1850 гг. Крепостное право стало действовать угнетающим образом на общее экономическое и в частности промышленное развитие страны и было отменено.
1* Tableaux Statist[iques] du Comm[erce] Exter[ieur) de la Russie" - Общий обзор внешнеторговой статистики России.
2* "Журнал мануфактур и торговли". Ежемесячное петербуржское издание Департамента мануфактур и внутренней торговли 1825-1866 гг. С 1861 по 1863 г. журнал выходил под названием "Промышленность". Редакторы - Г.М. Яценко и СИ. Львовский.
3* L'appetit vient еп mangeant - аппетит приходит во время еды (фр.).
4* Ф. Тенгоборский Людвиг Валерианович (1793-30.3.1857), русский экономист, статистик, государственный деятель, член Государственного Совета. Европейскую известность получил труд "О финансах и государственном кредите Австрии" (на фр. яз. Париж, 1843), содержавший сравнительный анализ финансовых систем Австрии, Франции, Пруссии. Разработал либеральный таможенный тариф, введенный в 1857 г. Работа "О производительных силах России" (т. 1-4 вышли на фр. языке в Париже; на русский язык переведены И.В. Вернадским в 1854-1858 гг.) содержала многочисленные данные об экономике России. В 1846 г. назначен членом Государственного Совета, в 1850 г. - председателем тарифного комитета. Во время Крымской войны напечатал за границей несколько брошюр с осуждением англо-французской политики. Основные труды: О финансах и государственном кредите Австрии, О производительных силах России. В 4-х т. - лучший труд по статистике в то время.
5* Неболсин (Небольсин) Григорий Павлович (1811-1896), государственный деятель и писатель. Служил в министерстве финансов, товарищ министра (1863-1866). Составил проекты правил об акционерных компаниях (1859), новый устав погашения долгов (1861); участвовал в выработке устава Государственного банка (1859), председатель в комиссиях по вопросам внешней торговли со Средней Азией (1863), по пересмотру таможенного тарифа (1864). Сенатор, член Государственного совета. Редактор "Коммерческой газеты", издававшейся Департаментом внешней торговли.
Труды относятся к торгово-промышленной области: Статистические записки внешней торговли (СПб., 1835), Библиотека коммерческих знаний (начиная с 1839 составитель), Статистическое обозрение внешней торговли России (1847), Материалы по пересмотру таможенного тарифа (1887). Печатался в изданиях ИВЭО.
6* Арсеньев Константин Иванович (12.10.1789-29.11.1865), русский статистик, историк и географ. Академик Петербургской АН (1836). В трудах "Начертание статистики Российского государства" (ч. I—II, 1818-1819), "Статистические очерки России" (1848) стремился впервые обосновать экономическое районирование России. В 1828-1835 гг. преподавал историю и статистику будущему императору Александру II.
Один из учредителей Русского географического общества (1845). Его "Краткая всеобщая география" (1818) выдержала 20 изданий. В 1835-1853 гг. возглавлял статистические работы в России, под его руководством создавались губернские статистические комитеты.
7* "Вестник Императорского русского географического общества". Сборник выходил в Санкт-Петербурге нерегулярно с 1851 по 1860 г. 8* Экономисты 60-х годов фритредерского направления - В.И Вернадский, И.Я. Горлов, А.И. Бутовский, Н.Х. Бунге - "фритредеры нового типа", по определению М.И. Туган-Барановского, по сравнению с аналогичным течением "александровской эпохи" (подробнее см.: Ч. I. Гл. VIII; Ч. II. Гл. V настоящего издания).
9* Гагемейстер Юлий Андреевич (1806-1878), экономист, финансист Был директором канцелярии Министерства финансов в период, когда министром финансов был А.М. Княжевич (1858-1862) и участвовал в осуществлении важных преобразований: откупная система была заменена акцизной; учрежден эмиссионный Государственный банк (1860) и прекращ