Где-то вблизи, скрытые туманом, были люди. Он осторожно сделал еще несколько шагов и нащупал руками что-то твердое.
Вдруг из тумана появилось бородатое лицо и прижалось к его щеке, он услышал шорох ткани, и сильные руки обхватили его.
Он сразу понял, кто это. Мерлин! Значит, его допустили в Страну мертвых?
Стояла тишина. Гвальхмай чувствовал, что, если будет сказано хоть одно слово, тонкая нить, связывающая его с собственным миром, разорвется, как паутинка. Руки выпустили его. Крестный отец исчез.
Он снова почувствовал объятье, на этот раз более нежное, хотя и более крепкое. Оно было таким ласковым, что он никогда не захотел бы освободиться от него. Гвальхмай попытался сам обнять так хорошо известную и любимую фигуру. Он сразу узнал ее.
«Кореника!» – прошептал он.
В этот момент узнавания все прошло. Двери исчезли, ворота и стены пропали, туман рассеялся. Осталось только мимолетное прикосновение поцелуя любимой к его щеке – и воспоминание.
В ту крошечную долю мгновения, когда разошелся туман, он увидел ясную, четкую картину, которую невозможно было забыть.
Изящная девушка, одетая как принцесса, в шелках и драгоценностях, ножки в крошечных туфельках, детская фигурка с тонкими пальчиками, украшенными жемчугом. Это она ласкала его. Только однажды он видел такую. Ее кожа была золотой; золотой была и тяжелая вышивка на ее шелковом халате. Это была самая красивая девушка, которую он когда-либо знал.
Румянец на ее щеках был как легкая пыль на только что открывшемся цветке персика. Ее волосы были черными и блестящими. На ее лице была та же ожидающая, приветливая улыбка, которую дарила ему Тира, и которую он видел на лице смуглой валлийской девушки, звавшейся Никки, до того, как они по-настоящему поженились в ограде расплавленной крепости в Британии.
Он не сомневался, что она – никто иная, как его потерянная любовь и что они скоро встретятся, потому что в крошечное мгновение, когда он открыл глаза и увидел напротив себя улыбающиеся черты Шан Чо, на его фоне он продолжал видеть сцену, которую разглядел через плечо девушки и которую все еще хранил его разум.
За второй дверью, двором и за другой стеной он увидел далекие, но знакомые очертания пологих холмов и заснеженных вершин, среди которых так счастливо бродили они с Кореницей – эта была Страна снов!
Огнедышащие драконы
Поспешное бегство хозяина литейного цеха рассмешило Гвальхмая. Однако он сумел разглядеть многообещающие возможности в увиденном представлении. Весь день он размышлял о способах использования изобретения Ву, и даже ночью эта мысль не оставляла его в покое.
Когда-то он читал в книгах Мерлина о взрывчатом порошке, о порохе и помнил, что его крестный отец сам экспериментировал с ним. Гвальхмай знал, что фейерверки запускали для римских императоров, и что архитектор Анфимий из Тралл, тот, что составил планы церкви св. Софии в Византии, демонстрировал фейерверки императору Юстиниану.
Здесь, в Катае, на улицах Камбалука он почти каждый день слышал резкие хлопки маленьких бумажных петард, с помощью которых отгоняли демонов или развлекали детей. Для того чтобы контролировать основные дороги, в стратегических точках вокруг города Хубилай установил массивные каменные ступы-мортиры, которые могли с ужасным шумом швырять тяжелые каменные шары на большое расстояние.
Однако Гвальхмай был уверен, что ступы слишком тяжелы, чтобы использовать их на борту джонок, и слишком громоздки, чтобы их можно было быстро выгружать на берег во время наземной атаки в ходе планируемого вторжения в Нихон.
Изобрел ли порошок земного грома Анфимий из Тралл самостоятельно или какой-нибудь странствующий китаец принес на запад это знание, узнать это у Гвальхмая не было ни возможности, ни желания. Но бронзовые гром-трубки Ву! Это было здорово!
Если подобные трубы разных размеров установить на брустверах и палубах имперского флота, никакая армия, которую собачьи дьяволы могли бы вывести против них, не смогла бы противостоять такой огневой мощи. Если маленькая трубка проделала большую дыру в стене мастерской, то что мог бы сделать с деревянными бортами корабля ее старший брат или кузен?
А если маленькие трубки установить на колесные тележки, и снабдить стотысячные полчища хана достаточным их количеством, то наземное сопротивление также легко было бы сломлено.
Человек, который подарил хану такое оружие, который вручил ему такое сокровище как легкая победа, наверняка мог бы попросить и получить что угодно.
Гвальхмай старался не вспоминать о том, что каким бы просвещенным и культурным ни был Хубилай Великолепный, ему было далеко до пресвитера Иоанна, в поисках которого Гвальхмай зашел так далеко на восток. Хотя в империи Хубилая беспрепятственно процветали все религии и вероисповедания, даже христианство в том виде, как его практиковали несториане, Хубилай не был и не стремился стать христианским монархом.
Мерлин уточнил, что в случае неудачи с римским императором только христианский монарх должен был узнать о существовании новых континентов.
На данный момент, это условие Гвальхмай решил проигнорировать.
У хана был флот, подходящий для длительного морского путешествия. После того, как вторжение победоносно закончится, он попросит хана предоставить ему несколько кораблей с людьми и припасами, чтобы сначала найти Коренику, а затем вместе с ней двинуться обратно в свой старый дом.
Он отправил посыльного, чтобы попросить Шан Чо прийти в литейный цех, поскольку планировал использовать изощренный ум и знания фокусника. Когда он пришел к Ву, то обнаружил, что оба уже ждали его.
Шан Чо внимательно слушал, как литейщик рассказывает о своих бедах. Их лица оживились при виде Гвальхмая, который в тот день прибыл на паланкине и был торжественно наряжен в официальные одежды. Оба были явно впечатлены.
Гвальхмай обратил внимание на одну из больших пушек, которая стояла вертикально в небольшой нише, и перед ней горели благовонные палочки. Его заинтересовала эта сцена, он спросил о ней Ву.
Ву поклонился. «Сегодня, уважаемый советник, чей спокойный вид приносит мир в беспокойные сердца – годовщина рассеянности Фэнга, уважаемого, но неосторожного предка по отцовской линии на одно поколение. Размышляя о высоких мыслях, недоступных обычным смертным, он не обратил внимания на то, куда своевольные ноги несли его старое тело и трясущуюся голову. К сожалению, он споткнулся и упал в котел с расплавленной бронзой в самый момент литья. Хотя то, что осталось от его тела, было помещено в гробницу нашей семьи, его сущность увековечена здесь в виде этой гром-трубы. Поэтому мы чтим его таким образом!»
Гвальхмай сделал почтительный поклон в сторону бальзамированного бронзой Фэнга и зажег три ароматических палочки во имя его нетленной славы. Наконец, после того как был принесен чай, столики и все, что полагается, он озвучил мысли, которыми был занят его ум в последнее время.
«Этот незначительный советник Его совершенного превосходительства, да будет он жить 10 тысяч лет, твердо убежден, что, если уважаемый Фэнг попросит публичную аудиенцию с Его высочеством, говоря, конечно, через хорошо сложенные губы его талантливого сына, который изложит разъяснения, касающиеся его несравненного изобретения, через грубые, но позолоченные слова скромного посредника, то эта встреча может привести к тому, что будет проведена интересная демонстрация гром-труб».
«Эти элегантные фразы сказаны с превосходной лаконичностью», – признал Ву. «Тем не менее, их внутренний смысл лишь слабо трепещет на самой границе сознания этого необразованного человека. Много серебряных монет уже было помещено в жадные ладони воров на высоких постах, чтобы достичь такого результата. Однако за этим последовало не больше шума, чем от падения монет на мягкую пуховую подушку, в то время как ожидаемый звук должен был заглушить звон множества гонгов. Прискорбно, что для этой цели больше не осталось серебряных монет – все остальные были вложены в бронзу и металл, отлитый в гром-трубы».
Гвальхмай сделал вид, что поражен. Он схватился за сердце, словно страдая от сильной боли.
«Не было плохо выраженным пожеланием данного неуклюжего словоплёта, чтобы любые расходы ложились на уважаемый дом Фэнга и, соответственно, истощали сундук его богатств. Скорее, как предполагалось вчера, может случиться так, что определенный поток золота из тяжелых мешков Его милосердного всемогущества может потечь в нашем направлении с мягким плеском ручья, когда снег тает в горах.
Если будет так, то этот человек, несомненно, откажется от своей доли золота, чтобы улучшить свою репутацию и получить возможность в будущем попросить у Всевидящего недорогое одолжение. Естественно, дополнительная часть весомых, только что отчеканенных монет упадет в руки уважаемых друзей, к которым этот человек сейчас обращается».
И хозяин мастерской Ву и маг Шан Чо мгновенно обратились в слух и внимание.
Увидев это, Гвальхмай продолжил: «Есть обычай, даже между людьми на высоких постах и такими, как мы, которые унижаются под их незапятнанными туфлями, что они не откажутся от покровительства, если мы сделаем им одолжение. Единственный прискорбный факт заключается в том, что оборванный нищий должен сначала стать незаменимым для обеспеченного благородного человека.
У всех нас есть определенные нужды, которые мы могли бы объединить, чтобы создать полное и удовлетворительное целое, чтобы внутри этого круга совершенства найти счастливое решение нескольких проблем.
Его неописуемая светлость – пусть свет его скоро прольется на недостойных собачьих дьяволов! – нуждается в мощном оружии. У вас, досточтимый Ву, есть оружие более мощное, чем 10 тысяч колесниц, но нет доступа к Его высочайшему великолепию.
У него много серебряных монет, а у вас их мало, в то время как Шан Чо справедливо обнаруживает, что блеск его многогранного ума сводится на нет чахлым интеллектом тех грубых людей, с которыми он вынужден общаться в отсутствие проницательного покровителя.
В гаванях есть корабли, которые этот человек мог бы использовать, чтобы достичь нового континента на востоке, но, увы! В его распоряжении нет даже маленького, протекающего сампана, хотя ухо Его постоянного милосердия направлено в эту сторону.
Не секрет, что каким бы совершенным ни казалось изобретение, улучшения всегда возможны. С вашим опытом поиска различных солей земли, вашим знанием книг о природе этой страны и о способах приобретения и приготовления таких редких ингредиентов, о хорошо образованный, прославленный Шан Чо, решение нашей задачи будет простым.
У меня есть знание определенных заклинаний, которые я добавлю к составу сотрясающего землю, всепожирающего огня, который, исходя из тихого бронзового горла Фэнга, испугает его предков, обогатит его сына и изумит Его возвышенное присутствие, что приведет к исполнению всех желаний нас троих».
«Это упоминание о богатстве, которое должно пролиться на все заинтересованные стороны, является самым ценным бальзамом для воспаленных ушей», – осторожно заметил фокусник. «Но если это блаженное событие зависит исключительно от вышеупомянутого открытия нового континента, то этот план следует исключить из вдумчивого рассмотрения доблестного Советника.
Такая земля хорошо известна всем ученым Цинь. Более семи веков назад буддийский монах Хоэй Шин отправился на поиски новых земель на восток и нашел их. Там живут раскрашенные люди, а их страна называется Фусанг, хотя некоторые называют ее Тахан или ‘Большой Китай’.
Сын Неба не проявит никакого интереса. Все ясно изложено в “Десяти книгах о полезных путешествиях”. Все, что вы можете ему сказать, он может прочитать там. Его святое высокопреосвященство для ваших “новостей” отпустит не больше горсти пшеничной муки».
«Не было никакого намерения начинать переговоры с кем-либо ради того, чтобы заработать на хлеб. Наше обсуждение сейчас должно быть ограничено составом порошка земного грома и его возможным улучшением. Какие выдающиеся элементы и в каких сложных пропорциях смешаны в нем, высокомудрый и проницательный Ву?»
«2 части самого лучшего древесного угля из ивы, 2 цветка серы и 6 частей селитры, как это используется в ракетах».
Гвальхмай обладал прекрасной памятью. Хотя он не помнил каждую деталь, ему иногда удавалось живо представить целые страницы из тайной библиотеки Мерлина, теперь навсегда потерянной.
Гвальхмай закрыл глаза и сосредоточился. Он смутно помнил формулу, в которой упоминался термин «китайский снег». Информатор Мерлина был моряком. Мерлин, интересовавшийся неизвестными странами, отметил любопытный факт: те, кто пересек пустыню и горы, чтобы достичь земли за Великой стеной, употребляли название «Катай» (Cathay). Однако, морские народы, которые посещали порты этой страны, знали это государство под именем «Китай» (China). У европейцев было два разных названия одной и той же империи, а алхимики говорили о «китайском снеге». Может ли этот элемент быть селитрой?
Он нахмурился. Формулы медленно приходили ему в голову, а он обдумывал их и отбрасывал. Это было похоже на то, как маленький озабоченный искатель открывает закрытые ящики в его мозгу, только чтобы потом гневно захлопнуть их. Где они, эти неуловимые знания?
Древесный уголь и сульфур (это было другое название серы) были другими компонентами взрывчатки. И Ву, и крестный отец Гвальхмая использовали их, но с разным результатом. Может ли секрет быть в пропорциях?
Вдруг перед его глазами появились слова:
«Взять:
китайский снег, 5 мер, спрессовать;
крушина ломкая, прутья диаметром 1 дюйм, хорошо прокалить в закрытой железной реторте, мелко растереть, 3 меры, плотно набить;
золотая пыльца Этны, дистиллированная и кристаллизованная, 2 полных меры.
Просеять, смешать, намочить, высушить в лепешках, раскрошить, просеять и использовать по желанию».
Вот оно! Селитра, древесный уголь, но из крушины, а не ивы, и сера. Те же самые простые ингредиенты, скрытые для непосвященного цветочным символическим языком алхимии, в которой Мерлину не было равных, но «использовать по желанию»?
Почему он не мог быть более определенным? Использовать – как? Что он имел в виду? Бомбы? Ракеты? Гром-трубы?
Мог ли Мерлин когда-нибудь представить такой ужас, как гром-труба? Что произойдет, если применить более взрывоопасный порошок, который Гвальхмай надеялся воссоздать, вместо слабой версии, использованной работником Ву? Возможно, трубу разорвет.
Мысленно он перевернул страницу. Ах, да! Ракеты! Фантастические цветные шары свистящего огня, выбрасываемые из трубок! Вот запомнившийся список дополнительных ингредиентов для изготовления таких чудес.
«Одна часть рассыпчатого акрусита (Боже мой! Часть – это сколько?). Одна часть сублимированной серебряной спермы Яоцзина (также известной как гидраргирум, ртуть)» – интересно: Яоцзин был ацтланским демоном! Что ж, ацтеки называют золото «выделениями богов». Сперма демона может быть ртутью, поскольку он знал из своих исследований, что фульминат (взрывчатый порошок) можно получить из киновари, матери ртути.
Что там было еще? Да! «Капля дистиллированной сущности нафты». Это несложно достать. «Слезы смолы; тонко измельченная кровь дракона – некоторое количество». Конечно, некоторое!
Гвальхмай выругался на пяти языках. Все для ракет? И в каком соотношении? Ничего не приходило в голову.
Стоп, там была сноска! Страница расплывалась в памяти, но, к счастью, еще немного осталось. «Составлено под покровительством Венеры и Юпитера, под властью Марса – см. Заклинание небесного жара в Книге красного дракона».
Наконец-то, Гвальхмай нащупал твердую почву. Пропорции были невероятно расплывчаты, но само заклинание было доступно. Оно было вырезано на внешнем крае кольца крошечными, вытершимися огамическими символами[26], и его еще можно было прочитать. Заклинание постоянно использовалось алхимиками при составлении формул, включающих четыре элемента – землю, воздух, огонь и воду, которые составляют почти все.
Естественно, Мерлин держал все это под рукой, чтобы не забыть. Гвальхмай продолжал размышлять. Гром-трубы были сделаны из бронзы, которая представляет собой сплав меди (знак Венера) и олова (Юпитер!), и они были предназначены, очевидно, для войны! Конечно, это происходило под властью Марса! Все три необходимых астрологических знака были благоприятны, а еще у него было заклинание!
Что он мог сделать не так? Из требуемых четырех основных элементов три были найдены в порохе: земля (как ее основное вещество), огонь (в форме его летучих атомов) и воздух (в форме дыма). Таким образом, он контролировал три из четырех элементов, а поскольку вода не требовалась, ее отсутствие не влияло на эффективность смеси.
Гвальхмай также не разочаровался и в выборе фокусника в качестве помощника. Он осторожно расспросил Шан Чо о магических знаниях и обнаружил, как и подозревал, что большая часть была просто ловкостью рук или обманом. Но он был рад узнать, что Шан Чо знаком с секретами китайской фармакопеи.
Кроме того, у него были влиятельные друзья в достопочтенной гильдии метателей небесного огня, и через них он достал для Гвальхмая книги о тайнах и искусстве создания фейерверков. Символы в этих книгах дополняли отрывочные знания самого Гвальхмая и давали ему подсказки, необходимые для сбора ингредиентов.
С оборудованием, имевшемся на литейном производстве, очистка и подготовка основных компонентов не составила трудностей, и после многих испытаний трое, наконец, смогли создать отличный состав, намного превосходивший исходную смесь Ву.
Состав взорвался с прекрасным, сокрушительным звуком, зашвырнув камни намного дальше от гром-трубы, чем когда-либо прежде. Облако густого черного дыма, который вырвался из жерла трубы, должно было показать собачьим дьяволам, что непобедимый Хубилай был не только сыном небес, но и племянником драконов, и что сопротивление ему будет совершенно бесполезно.
Единственный недостаток тесного общения между тремя партнерами, с точки зрения Гвальхмая, заключался в том, что Мэймэй, девушка-танцовщица и помощница фокусника, постоянно крутилась под ногами. Хотя ее имя означало «маленькая сестра», ее внимание было совсем не сестринским. Ее большие глаза и соблазнительный голос мешали ему сосредоточиться на работе.
Хорошо помня русалку в Эльвероне, он иногда задавался вопросом, не Кореника ли дразнит его и снова проверяет его верность? Стремясь не дать ей повода для последующих упреков, он вел себя с Мэймэй настолько сдержанно, что танцовщица, наконец, отступила и обратила свои игнорируемые чары на литейщика. Ву принял их с энтузиазмом и без жалоб.
Если бы Гвальхмай изучил священные книги Фланна или хотя бы «Беседы и суждения Конфуция», он был бы предупрежден, что отвергнутая женщина опасна. Возможно, тогда он поймал бы ее поздно ночью в момент, когда она добавляла совершенно излишнее количество очищенной селитры в готовую смесь.
Это, возможно, не имело бы большого значения, если бы Ву и Шан Чо, которые очень хотели, чтобы все прошло идеально, не добавили к смеси, без ведома друг друга, те ингредиенты, которые по-своему считали наиболее важными.
Таким оригинальным и не испытанным, не говоря уже необычным, составом и были заряжены пустые бомбы. После этой деликатной работы оставшуюся часть взрывчатой смеси разложили в мешочки для заряжания гром-труб.
Гвальхмай был так доволен последними испытаниями пороха, что не разрешал произносить заклинание над ним до самого начала демонстрации. Он хотел, чтобы Хан был среди первых, кто увидит мощное действие нового оружия.
В то время между алым Запретным городом и Храмом неба был большой открытый плац. Там проводились военные смотры, публичные празднества, состязания воздушных змеев и выступления перед горожанами.
Получив разрешение на демонстрацию усовершенствованных метателей снарядов, три партнера бросили вызов производителям старых. Вызов был принят с презрительной усмешкой, и без особых затруднений была согласована дата.
На плацу выстроили трибуны для знати, которые варьировались по размерам и удобству от Павлиньего трона для Великого хана, ярко-красных лакированных кресел для мандаринов, драпированных стульев для конфуцианских ученых, преподавателей и чиновников, до простых деревянных скамей для бонз и других священников.
Мастера, механики и их помощники уже собрались вокруг своих стандартных катапульт армейского выпуска и каменных мортир, установленных на одной стороне плаца.
Рядом с этими бомбардирами, Гвальхмай, Ву и Шан Чо уже руководили литейной бригадой, устанавливавшей батареи гром-труб. Они были заряжены и готовы к стрельбе. Рядом с ними лежали железные бомбы, заполненные улучшенным порохом, которые будут использоваться в следующих залпах, и стояли маленькие тележки, на которых были разложены разных размеров мешочки с отмеренными зарядами для труб разных калибров.
Перед этим массивом артиллерии было чистое поле, протянувшееся по всей длине плаца. Позади пушек собралась огромная толпа; горожане жевали арбузы и семечки, пили сладкие напитки и горячий чай. Люди флиртовали, ссорились, искали потерявшихся детей или родителей.
Царило праздничное настроение. Присутствующие раздавали бесплатные советы растерянным помощникам, которые в сороковой раз нервно регулировали высоту труб, забивали дополнительные колья, чтобы предотвратить откат при выстреле, или проворачивали длинные плечи катапульты, чтобы первыми положить, поджечь и метнуть разрывные бомбы, прежде чем что-либо смогут сделать их соперники с новым оружием.
Когда прибыл Хан и занял свое место в окружении группы высокопоставленных чиновников, у каждого из которых были жены, наложницы и рабыни, все остальные ждали уже не меньше шести часов, а многие с рассвета. Потные, пыльные и уставшие, нервные и нетерпеливые люди были в плохом настроении. Над толпой стоял шум.
Хубилай хлопнул в ладоши и те, кто имел возможность, сели и принялись обмахиваться веерами. Толпа затихла.
Верховный начальник механиков катапульт, главный начальник неуязвимых бомбардиров и Ву из дома Фэнга вместе вышли вперед и трижды коленопреклоненно приветствовали Хана, девятикратно склонив головы.
Гвальхмай, стоя в пентаграмме, которую нарисовал в пыли, произносил заклинание небесного жара над гром-трубами и боеприпасами на тележках, поворачивая кольцо на пальце и следуя за переплетенными словами вдоль ободка.
Вдруг он с ужасом обнаружил, что одна буква в последней фразе почти стерта. Он пристально вгляделся, но так и не смог разобрать, была это C или Q? Он не был уверен.
Гвальхмай поднес кольцо ближе и прищурился. Кажется, это четыре параллельные поперечные линии огамической буквы C вместо пяти линий буквы Q. Так он и произнес, и закончил фразу.
Сразу после этого произошли два события. Послышался мягкий шелест или шепот от батареи труб и сложенных рядом бомб. Одна пирамидальная куча развалилась, шары покатились во все стороны, но их быстро сложили обратно.
Другое событие случилось с Шан-Чо. Обеспокоенный исходом состязания, он гадал на панцире черепахи, прокалывая его раскаленной иглой, и воткнул ее себе в руку. Он незаметно толкнул Гвальхмая и указал на трещины в панцире, вызванные высокой температурой.
«Определенно неблагоприятный день!» – взвыл он. «Уважаемый советник, в долгой истории искусства нет более несчастливого знака! Мы должны немедленно уйти!»
Гвальхмай успел только гневно взглянуть на него, как плечо катапульты дернулось, ударилось о мягкий упор, и зажженная бомба вылетела в воздух. Тонкая нить дыма отмечала ее полет к цели в дальнем конце поля. Фитиль, раздуваемый ветром во время движения, сгорел слишком быстро, и бомба взорвалась в воздухе.
Механики сделали мрачные лица и торопливо внесли коррективы. Используя более длинный фитиль, они подготовили еще один выстрел.
Но теперь настала очередь мортир. Они могли метать либо большие каменные шары, чтобы ломать городские стены, либо легковоспламеняющиеся тюки пакли, пропитанной маслом и смолой, чтобы поджигать крепости и лагеря противника.
Они были далеко не мобильны и настолько тяжеловесны, что считались исключительно осадным оружием. Именно их Гвальхмай надеялся превзойти с помощью более легких и универсальных пушек, но и мортиры были грозными конкурентами. Их преимущество заключалось в том, что их обслуживали опытные артиллеристы и им отдавали предпочтение генералы с консервативным складом ума.
Первым был выпущен самый большой шар. Даже при уменьшенном заряде пороха, по условиям состязания, он вылетел с оглушительным взрывом. Длинная полоса пламени вырвалась из чудовищной пасти мортиры, а земля задрожала под ногами.
Каменный шар поднялся высоко, превратился в маленькое черное пятнышко, а затем со свистом ринулся назад, увеличиваясь в размерах, пока каждый не ощутил себя мишенью. И все же мортира была нацелена настолько точно, что шар упал на землю почти в центре пятидесятифутового нарисованного круга.
Поднялся ураган аплодисментов. Хан просиял и послал команде кошелек с золотом. Поделив золото между собой, бомбардиры бросили презрительные взгляды на Ву и его людей, которые в этот момент вышли с зажженными факелами, занимая свои позиции за бронзовыми трубами.
Поскольку бронзовые трубы были намного меньше мортир, Гвальхмай решил сделать показ более впечатляющим, дав массированный залп, не совсем в соответствии с предыдущими демонстрациями, но в рамках правил состязания.
Поскольку самая большая из труб содержала дух предка Ву по отцовской линии, партнерам показалось уместным дать беспокойному призраку Фэнга привилегию сделать первое объявление о том, что старый порядок уходит и приходит новый способ ведения войн.
Как самый высокий по рангу, Гвальхмай зажег конец длинного пучка связанных горючих шнуров, которые разносили огонь на каждое орудие собранной ими батареи. Когда маленькие угольки помчались по земле, он развернулся и ударил огненным факелом в запальное отверстие самой толстой трубы.
К его изумлению, взрыв не состоялся. Вместо этого из пушки по имени Фэнг раздалось шипение. Оно усилилось и перешло в звук, похожий на свист пара под высоким давлением. Свист становился все выше, пока не превратился в высокий, тонкий визг.
Те, кто мог видеть жерло, заметили, как из него показалось что-то острое. Оно двигалось из стороны в сторону, скручиваясь и напрягаясь, и медленно выбиралось наружу. Вскоре всем стало ясно, что это был клюв. Клюв приоткрылся и показал быстрый раздвоенный язык, который скользнул по грозным клыкам. За клювом последовала остальная часть головы – выпуклый лоб, пышные усики и похожие на блюдца глаза без век, которые холодно и мрачно уставились алыми зрачками на толпу.
Затем показался и распрямился гребень, длинный и зазубренный, как у боевого петуха. Существо огляделось, отдыхая.
Волны жара вихрились и мерцали вокруг невероятного зверя. Люди, сидевшие впереди, в панике пытались пробиться назад, в глубину толпы, в то время как задние устремились вперед, чтобы лучше видеть. Все пришло в смятение.
Голова чудовища поднялась и еще продвинулась из трубы. За ней последовала длинная чешуйчатая шея и короткие тонкие лапы, оканчивающиеся страшными когтистыми пальцами. Когти обхватили края пушки, и бронза засветилась красным от жара под их мощной хваткой.
Мышцы плеч и лап напряглись и сжались в мощные узлы, когда существо изо всех сил потянуло себя из горла пушки. Оно снова зашипело, словно от боли и гнева. Из широко распахнутого клюва вырвался длинный поток огня. Последнее отчаянное усилие – и длинное тело вывалилось наружу и упало на землю как измученная бабочка, только что вышедшая из куколки.
Но это существо не было мокрым, как та бабочка! Нет! Его тело начало затвердевать, стала проявляться его окончательная форма, а чешуя звонко зашуршала, когда существо поползло по земле!
Вскоре смятые крылья раскрылись, как паруса на ветру, когда жизнь, а может быть, пылающий гной из его жгучих вен вылился в крылья, расправляя их. Его длинный узловатый хвост дико взмахнул вверх-вниз, крылья бешено забились, успокоились, и существо поднялось в воздух во всей своей пылающей, ужасной славе, излучая жар, как живое солнце, на дрожащих внизу людей.
«Фонг-Онханг!» – простонали Шан Чо и Ву одновременно. «Огненный дракон!»
В тот момент Гвальхмай понял, что одна из древнейших легенд об ужасах человечества ожила. Как его ни называй, перед глазами Гвальхмая летел легендарный огнедышащий дракон, дальнего родственника которого уничтожил доблестный Беовульф ценой собственной жизни. Как он, Гвальхмай, позволил ему обрести форму? Неправильно смешал порошок? Добавил слишком много крови дракона? Или ошибся, нарисовав пентаграмму?
Когда сработала вся батарея гром-труб, поскольку начавшееся действие уже невозможно было остановить, из них было выброшено еще сто драконов. Они были разных размеров и стадий развития: одни крошечные как воробьи, многие размером с утку, другие могли проглотить орла. Когда все они принялись хлопать крыльями, летать, гоготать и шипеть по плацу и по всему ошеломленному городу, Гвальхмай понял, что ужасы дня еще не закончились.
Начали трескаться сложенные рядом бомбы. Они лопались, как груды яиц. Раскаленные осколки скорлупы летели далеко во все стороны. Вскоре еще 20 с чем-то дьявольских птенцов поднялись в воздух, прочерчивая круги наверху. Они чистились, сбрасывая искры, низко пикировали, чтобы опалить испуганных, разбегавшихся людей. Взлетая вверх, летающие драконы оставляли за собой жаркий кометный хвост и заслоняли солнце своим мерцающим сиянием.