- Вызванный этой реформой рабочий кризис. - Периодические колебания нашей промышленности. - Упадок ярмарочной торговли. - Промышленные кризисы. - Мнение г-на - она1* о связи кризисов с неурожаями. - Рост чугуноплавильного производства. - От чего зависит промышленный подъем новейшего времени. - Современный промышленный кризис. - Его причины. - Движение курсов биржевых бумаг. - Дисконтный процент2*. - Откуда явилась нужда в деньгах. - Застой в разных отраслях промышленности зимой 1899-1900 г. - Состояние железоделательной промышленности. - Вопрос о рынке для русской промышленности. - Рынок в стране с развивающимся денежным хозяйством. - Рост числа фабричных рабочих в России. - Концентрация производства. - Что тормозит в России успехи капиталистического производства.
Несмотря на то что ликвидация вотчинной фабрики началась задолго до великого дня 19 февраля3*, уничтожение крепостного права не могло не вызвать временного кризиса в нашей фабричной промышленности. Более всего пострадали те производства, в которых преобладал крепостной труд.
Я уже говорил, что поразительно медленное развитие чугуноплавильного и вообще горного дела на Урале непосредственно вызывалось крепостной организацией как частных, так и правительственных заводов в этой области, организацией, доходившей до крайних пределов в смысле стеснения свободы деятельности рабочего.
Рабочий, подучавший даровой провиант и все содержание от заводской администрации, которая удерживала в повиновении многочисленное рабочее население заводов и понуждала его к труду мерами крайней строгости, совершенно отвык от свободной деятельности и первое время после освобождения совсем потерял голову.
Получивши возможность бросить тяжелую заводскую работу, с которой соединялось столько ненавистных воспоминаний в прошлом, рабочие целыми массами бросали заводы и переселялись в другие губернии. Так, например, из Богословского округа (Пермской губернии) из всего числа населения - около 10 000 душ обоего пола - ушло около трех тысяч взрослых мужчин, т.е. около 3/4 всего мужского рабочего населения.
Бывших заводских рабочих так тянуло бросить постылые заводы, что усадьбы, дома и огороды продавались совершенно за бесценок, а иногда и отдавались задаром.
С Березовского завода за одно лето ушло до 800 лучших рабочих, с Миасских золотых приисков - около 200 семейств1 и т.д. и т.д. Заводы внезапно лишились очень значительной части рабочих рук, а заменить ушедших рабочих новыми было невозможно, так как населенных мест вблизи не было и страна представляла собой почти необитаемую тайгу.
Заработная плата сразу поднялась в несколько раз и все-таки не могла притянуть рабочих на заводы. Результатом такого положения дел явилось значительное сокращение производства.
Многие заводы долгое время не могли оправиться от удара, нанесенного им реформой, а некоторые совсем прекратили действия. Так, Кувшинский завод выплавлял чугуна2: Верхнетуринский завод в 1858 г. выплавил 457 тыс. пуд., а в 1868 г. - 256 тыс. пуд., Баранчинский в 1858 г. - 407 тыс. пуд., а в 1868 г. - 316 тыс. пуд., Нижнетуринский в 1860 г. - 150 тыс. пуд., а в 1868 г. только 64 тыс. пуд., Верхнебаранчинский с 1865г. совсем прекратил производство.
Выплавка чугуна в Уральской области сократилась на многие годы и, вместе с тем, сократилась выплавка чугуна во всей России. Из этих цифр видно, что реформа 19 февраля нанесла тяжелый удар нашей железоделательной промышленности; уральское горное хозяйство благодаря усиленной правительственной опеке и чрезвычайному применению принудительного труда оказалось почти неспособным перейти к новым началам производства с вольнонаемными рабочими.
Я говорил выше, каким тормозом для развития нашей горной промышленности являлось крепостное право. Устранение этого тормоза на первых порах привело к противоположному результату. Раньше выплавка чугуна у нас почти не возрастала, а после 1861 г. стала прямо падать.
Тем не менее последующая история нашего горного дела вполне доказала, каким важным стимулом производства явились новые экономические условия, созданные великой крестьянской реформой и всем, что за ней последовало, - постройкой железнодорожной сети, удешевлением и облегчением кредита, распространением акционерных компаний, вообще перестройкой нашего хозяйства на западноевропейский, иначе говоря, капиталистический образец.
Фабричная промышленность гораздо менее пострадала от реформы, благодаря тому что крепостной труд на фабрике уже естественно отмирал к эпохе юридической его отмены.
Только на фабриках солдатского сукна, принадлежащих, как и раньше, преимущественно дворянам, крепостной труд находил весьма значительное применение.
Упадок старинных посессионных и вотчинных суконных фабрик начался задолго до крестьянской реформы.
Изменившаяся техника производства требовала свободного рабочего, и фабрики, продолжавшие держаться обязательного труда, не выдерживали конкуренции новых, капиталистических фабрик.
Так, в Калужской губернии уже с конца 30-х годов число суконных фабрик стало сокращаться. В 1839 г. в этой губернии было 15 суконных фабрик, из которых 11 принадлежали дворянам. В 1848 г. в губернии остаются только 4 фабрики, причем размеры производства на купеческой фабрике Александрова4* во много раз превосходили производство всех трех остальных, вместе взятых.
В 1861 г. в Калужской губернии уже совершенно не остается дворянских фабрик - дворянские фабрики прекращают действие, а вместо них возникает несколько купеческих фабрик5.
В Симбирской губернии до 60-х годов значительно преобладали вотчинные дворянские фабрики, основанные на крепостном труде.
В 1860 г. из 30 суконных фабрик этой губернии только две принадлежали купцам. Крестьянская реформа нанесла тяжелый удар вотчинным фабрикам этой губернии.
К концу 60-х годов в руках дворян осталось только 8 фабрик, на 10 дворянских фабриках производство совсем приостановилось, другие были отданы в аренду купцам, зато число купеческих фабрик возросло до десяти6.
Воронежская губерния в конце XVI и начале XIX века была одним из важных центров фабричного производства сукна в России.
В это время Воронеж был фабричным городом. По словам местного исследователя Веселовского5*, "в ту пору Воронеж, по справедливости, можно было считать городом фабричным.
Вся его предгорная часть была усеяна фабричными постройками"7. К 1856 г. в Воронеже осталось только три фабрики, а к середине 60-х годов - ни одной.
Воронежское суконное производство, основанное всецело на принудительном труде, пало, главным образом, вследствие конкуренции московских купеческих фабрик, работавших вольнонаемными рабочими.
Освобождение крестьян нанесло только последний удар падающей промышленности.
Такую же картину постепенного падения представляет и фабричное суконное производство г. Казани. Как известно читателю, в г. Казани существовала еще со времен Петра огромная посессионная фабрика, первоначально принадлежавшая Микляеву, а затем перешедшая к Осокину.
Эта фабрика начинает быстро падать с 40-х годов: в 30-х годах на ней работало около 1 ООО человек, в половине 50-х - 450 человек, а в 60-х - 260 человек.
Ценность производства сократилась в такой же пропорции8.
Точно так же совершенно упали помещичьи суконные фабрики в Орловской и Смоленской губерниях и значительно сократились в числе в Пензенской, Тамбовской, Рязанской, Самарской, Полтавской, Харьковской и Подольской губерниях9.
Наряду с этим появились новые суконные фабрики, принадлежавшие купцам. Главным центром суконного производства стала Москва и Московская губерния.
В Московской губернии было издавна много вотчинных и посессионных фабрик, но наряду с этим в этой местности еще в крепостную эпоху возникло много крупных капиталистических фабрик, которые еще задолго до реформы начали вытеснять старинные фабрики с принудительным трудом.
Реформа только ускорила гибель старинных фабрик, не сумевших приспособиться к новым условиям производства.
Вообще суконное производство несомненно испытало сильное потрясение от крестьянской реформы, как можно видеть из нижеследующих цифр10:
На другие отрасли промышленности освобождение крестьян повлияло слабее, так как в них в меньшей степени применялся крепостной труд.
Тяжелый кризис хлопчатобумажного производства первой половины 60-х годов был вызван не крестьянской реформой, а совершенно иной причиной - огромным сокращением подвоза хлопка благодаря американской междоусобной войне6*.
И у нас, как и в других странах, хлопок и бумажная пряжа неимоверно возросли в цене, а цена тканей поднялась гораздо меньше12. Затруднения, пережитые хлопчатобумажной промышленностью, повели к временному оживлению льняной.
В течение первой половины 60-х годов возникает целый ряд крупных механических льнопрядилен (к 1866 г. таких льнопрядилен считалось 20); вместе с тем, расширилось производство полотняных фабрик.
По словам Л. Весина7*, "наступление американской междоусобной войны и польского восстания вывело наши льнопрядильни из критического положения, в котором они находились"13.
На шелковую промышленность крестьянская реформа оказала очень незначительное действие, так как в этой области работа и до реформы производилась почти исключительно вольнонаемными.
Перейдем теперь к рассмотрению развития нашей промышленности в пореформенное время.
Общее представление о ходе этого развития можно получить из нижеследующей [табл. 5] и [рис. 14]. Теперь я попрошу у читателя немного внимания и терпения.
Эта таблица и прилагаемая диаграмма могут дать довольно отчетливое представление о ходе нашего промышленного развития после крестьянской реформы. [Средняя] сплошная линия на прилагаемой диаграмме выражает собой изменение числа рабочих на фабриках (не обложенных акцизом) в 50 губерниях Европейской России.
Известно, что официальные сведения о числе фабричных рабочих крайне неточны и неполны; действительное число рабочих, без сомнения, значительно превышает показываемое в отчетах.
Тем не менее общая цифра рабочих за разные годы все же является очень верным показателем роста нашей крупной промышленности, как в этом можно убедиться из рассмотрения соответствующей кривой на нашей диаграмме.
Эта кривая обнаруживает три ясно обозначенных колебания. Одна волна достигает своей вершины в 1873 г.; затем следует небольшое падение, и число рабочих не растет до 1877 г.; с этого года начинается новое поднятие; в 1882 г. волна достигает апогея.
В течение последующих трех лет число рабочих падает.
Следующее поднятие начинается с 1887 г., причем голод 1891 г. вызывает только легкую приостановку поступательного движения: число рабочих быстро растет и наиболее значительный рост замечается в последние годы - за 1893 г. и особенно после 1893 г. Верхняя [жирная] кривая означает собой движение ярмарочной торговли в Нижнем.
До половины 80-х годов эта кривая колеблется так же, как и кривая рабочих; начало 70-х и еще более 80-х годов выражается в ней резким поднятием, а половина 70-х и 80-х годов - падением.
Две волны выражены гораздо сильнее, чем в кривой рабочих.
Совпадение колебаний обеих кривых, полученных совершенно из разных источников, является доказательством того, что колебания эти выражают известную реальность.
Как ни неточны цифры рабочих на фабриках и цифры подвоза товаров на Нижегородскую ярмарку за каждый отдельный год, но, взятые за длинный ряд лет, они отражают на себе действительные изменения промышленности.
Начиная с половины 80-х годов, кривая ярмарочной торговли быстро опускается книзу, в то время как кривая рабочих так же быстро растет. Что же это значит? А то, что значение Нижегородской ярмарки в нашем торговом обороте падает.
Архаическая форма торговли - ярмарка - сходит со сцены. Капиталистическая Россия усваивает и более культурные, более современные формы торговли. Нижегородская ярмарка перестает быть "всероссийским торжищем", игравшим такую первенствующую роль в торговом механизме прежней России.
Обороты ярмарочной торговли достигают своего апогея в 1881 г. и уже, без сомнения, никогда не достигнут цифры этого года.
Падение ярмарочной торговли за последнее десятилетие является одним из выдающихся симптомов быстрого экономического роста России.
Ярмарка отмирает вместе с отмиранием наших старинных бытовых экономических форм - "самостоятельного" кустарного производства, общины и пр.
Все эти формы гибнут от одной основной причины - преобразования условий транспорта и обмена и вытекающего отсюда развития промышленного капитализма.
Не одна Нижегородская ярмарка сходит со сцены. Поэзия украинских ярмарок, так ярко описанных Гоголем11*, также отходит в область прошедшего вместе со старинным укладом нашей экономической жизни.
Ярмарочная торговля издавна процветала на Украине. Полтава, Нежин, Ромны были центрами ярмарочной торговли; мануфактурные товары московского промышленного района, для которого Малороссия была одним из самых важных рынков, закупались на этих ярмарках местными торговцами и развозились по всей стране.
Но уже с 70-х годов старинные украинские ярмарки вместе со старинными центрами украинской торговли начинают падать.
Параллельно с этим быстро растет новый торговый центр Украины - Харьков. Целый ряд ярмарок переводится в Харьков; ярмарки следуют в нем одна за другой почти в течение всего года.
То же самое отмечается и на всех других ярмарках России, а в том числе и на важнейшей после Нижегородской - Ирбитской.
Чтобы оценить значение всех этих цифр, нужно помнить, что общие размеры торгового оборота России быстро растут, почему, если бы даже сумма ярмарочных оборотов оставалась теперь такой же, как и раньше, это доказывало бы относительное падение ярмарочной торговли.
Тем более сильно это падение, если даже абсолютные размеры ярмарочной торговли сокращаются. Нижняя кривая в диаграмме выражает собой количество очищаемого пошлиной иностранного хлопка, а также среднеазиатского.
Кроме иностранного н среднеазиатского хлопка у нас потребляется также закавказский хлопок в небольших, впрочем, количествах - несколько сот тысяч пудов в год.
Размеры потребления закавказского хлопка можно было бы определить по подвозу хлопка по Закавказской дороге, но так как подробная статистика перевозки хлопка по железным дорогам (издаваемая департаментом железнодорожных дел) начинается только с 1890 г., а за прошлые годы отчетов Закавказской ж.д. достать я не мог, то я и не ввел закавказского хлопка12* в общий учет.
Легко видеть, что кривая хлопка, в противоположность кривой рабочих, колеблется очень сильно из года в год.
Но не нужно забывать, что эта кривая не выражает собой количества действительно переработанного хлопка в данном году, а только очищенного пошлиной или подвезенного.
Подвоз должен колебаться гораздо сильнее, чем самая переработка, так как на подвоз сильно влияют многие обстоятельства, мало влияющие на размеры производства, как, например, изменения цены хлопка, изменения пошлины на хлопок и пр.
Так, например, быстрый скачок подвоза хлопка в 1887 г. и следующее затем падение его были вызваны следующей причиной. В 1887 г. была повышена пошлина на заграничный хлопок; торговцы поспешили подвезти хлопок в усиленном количестве и очистить его пошлиной, чтобы избегнуть платежа повышенной пошлины, и по этой причине подвоз хлопка в 1888 г. сильно сократился, но нет основания думать, что в 1888 г. хлопчатобумажное производство сократилось. Если бы нам было известно количество хлопка, действительно перерабатываемого на фабриках, то многие неправильные скачки и падения хлопковой кривой сгладились бы; зубцы вниз и вверх закруглились бы; кривая стала бы колебаться не так часто, и колебания ее приняли бы волнообразный характер.
Если мы все это будем иметь в виду, то легко заметим, что в общем кривая хлопка движется в том же направлении, как и кривые рабочих и ярмарочной торговли до 1886 г. 1876 и 1877 годы знаменуются сильным падением подвоза; затем подвоз начинает быстро расти, и кривая образует зубчатый выступ, соответствующий рабочей волне конца 70-х и начала 80-х годов.
Затем идет падение, и только с 1888 г. вновь начинается энергичное повышательное движение, продолжающееся со значительными колебаниями до новейшего времени. Нижняя [сплошная] кривая выражает собой движение выплавки чугуна.
Эта кривая мало колеблется. Только крестьянская реформа вызывает глубокое падение ее (падение хлопковой кривой в том же году вызвано, как сказано, не крестьянской реформой, но иной причиной, действие которой совпало по времени, - американской междоусобной войной). Затем кривая чугуна почти не движется вверх вплоть до конца 60-х годов. С 70-х годов начинается повышение, но крайне медленное; 1877 год, как и в кривой хлопка, отмечается падением.
До 1886 г. продолжается прежнее медленное повышательное движение. В этом году картина резко меняется.
Кривая делает огромный скачок вверх и почти вертикально повышается без всяких колебаний до конца рассматриваемого периода.
Движение этих кривых довольно отчетливо воспроизводит историю нашей промышленности в пореформенную эпоху.
Очевидно, в развитии нашей промышленности замечались колебания: развитие это имело периодический характер, подобно развитию промышленности других капиталистических стран.
Если мы сравним колебания нашей промышленности с колебаниями промышленности, например, английской, то увидим, что за последнее время эпохи промышленного оживления и застоя совпадают у нас с таковыми же эпохами в Англии.
В самом деле, оживление в английской промышленности замечалось в начале 70-х, в конце 70-х и начале 80-х, в конце 80-х и начале 90-х годов.
Эпохи застоя - середина 70-х и середина 80-х годов.
Чтобы убедиться в параллелизме колебаний нашей промышленности и английской, достаточно сравнить колебания числа наших рабочих с колебаниями черной пунктирной линии - ценности вывоза продуктов Соединенного королевства (Великобритании и Ирландии).
Параллелизм колебаний английского экспорта и фабричных рабочих в России поразителен. Можно было бы подумать, что мы имеем дело в данном случае с кривыми, относящимися к одной и той же стране.
Когда английский экспорт поднимается, увеличивается и число рабочих на русских фабриках; когда падает число русских рабочих, падает и английский экспорт.
Существенная разница заключается в том, что английская кривая за последние годы не обнаруживает того энергичного повышательного движения, которое замечается в русской кривой.
Чем же вызываются колебания числа рабочих, занятых на русских фабриках? Уже из одного того, что они соответствуют английским колебаниям, следует заключить, что причина их не имеет чисто местного характера.
У нас, обыкновенно, думают, что единственным или, по крайней мере, наиболее важным фактором, определяющим состояние нашей промышленности, является "господин урожай".
Это мнение нашло яркого выразителя в лице г. Николая - она. Для этого экономиста, видевшего во всей нашей пореформенной промышленной истории только быстрое падение, приближение к какой-то фантастической экономической катастрофе, чуть ли не к всеобщему разрушению, грозным ангелом которого явится всеуничтожающий капитал, урожай является едва ли не единственной причиной "процветания" нашей промышленности.
Легко понять, как важен этот тезис для всей теории г. - она. Если колебания нашей промышленности всецело объясняются колебаниями урожая, то, значит, земледельческое "народное" производство и по настоящее время является фундаментом всего зыбкого здания нашего капитализма.
А так как этот фундамент оказывается весьма ненадежным и притом не улучшающимся со временем, но даже ухудшающимся под влиянием разных неблагоприятных условий, в прах рассыпающих наши вековые устои, то и капиталистической "надстройке" предстоит печальная участь погибнуть вместе с устоями.
На чем же основывает г. - он свой тезис, что "процветание промышленности находится в зависимости от урожая"?22 А вот на чем. Г. - он сравнивает колебания доходов крестьян и землевладельцев от главнейших хлебов, цифры производства товаров и число фабричных рабочих в России за 4 года - 1886-1889.
Оказывается, что из этих 4 лет в течение 3 лет - 1886-1888 гг. - наблюдалось соответствие между колебаниями земледельческих доходов и колебаниями промышленности. В 1889 г. такого соответствия не наблюдалось - крестьянские земледельческие доходы упали более чем на 20% и были ниже средней за четырехлетие, а производство товаров в России и число фабричных рабочих возросло и было наибольшим за четырехлетие23.
И вот эти-то данные, относящиеся всего к четырем годам, из которых можно заключить о чем угодно, но никак не о зависимости состояния промышленности от урожая, являются единственным статистическим обоснованием тезисов г. - она.
Однако оставим г. - она в стороне и вернемся к своей диаграмме. [Жирная] пунктирная линия на этой диаграмме выражает колебания общего сбора хлебов 1870-1899 гг. (напомним, что данные о сборе хлебов до 1894 г. и после него не сравнимы, ибо выражены в различных единицах меры).
Сравните колебания этой кривой с тремя остальными кривыми и скажите, можно ли на основании этого сравнения утверждать, что в России всем вертит урожай? Промышленный застой середины 70-х годов совпадает скорее с хорошими, чем с дурными урожаями из 4 лет - 1874-1877 гг. - урожай 1874 г. был даже одним из наилучших.
Конец 70-х годов был, несомненно, эпохой оживления нашей промышленности.
Было ли это оживление вызвано урожаями? Правда, урожай 1878 г. был очень хорош, но зато урожай 1879 г. был ниже среднего.
Время от 1882-1886 гг. было эпохой депрессии; между тем, только один год (1885) этой эпохи был неурожайным, а 1884 и 1886 гг. никак нельзя назвать неурожайными, и все-таки промышленность была в застое.
Напротив, неурожайная эпоха начала 90-х годов едва была в силах не надолго приостановить рост общей цифры рабочих и хлопчатобумажного производства. Если мы обратимся к кривой выплавки чугуна, то тут мы не заметим уж ровно никакой связи между колебаниями урожая и состоянием производства.
Эта кривая вообще колеблется крайне мало и только на самом конце рассматриваемого периода необыкновенно быстро идет кверху. Поразительное развитие чугуноплавильного производства, начиная с 1888 г., очевидно, находится вне всякого влияния урожаев.
Остановимся24 более подробно над последним пятилетием. Как мы увидим ниже, последние годы были временем небывалого подъема нашей промышленности, завершившимся крахом и промышленным кризисом.
Могут ли этот подъем и кризис объясняться влиянием урожаев? Очевидно, нет. Подъем начинается в особенно резкой форме в 1897 г. Известно, что 1897 год был голодным годом. По данным Центрального статистического комитета, "сбор хлебов в 1897 г. был ниже среднего на 15,2%"25.
Однако, несмотря на голод, подъем промышленности продолжает нарастать с ускоренной быстротой как в течение 1897 г., так и следующего 1898 г. Этот последний год, по характеристике Центрального статистического комитета, по урожаю "может быть отнесен к числу средних 26.
Темп подъема продолжает ускоряться и достигает лихорадочной быстроты в 1899 г.
В конце этого года следует кризис и промышленный застой, продолжающийся поныне. Быть может, этот кризис был вызван неурожаем? Обращаемся к тому же источнику.
"Сбор 1899 г... превышает средний сбор за пятилетие на 13,7%... и должен быть признан вполне удовлетворительным"27.
Итак, небывалый по своим размерам промышленный подъем происходил у нас в годы неудовлетворительного или среднего урожая, а кризис произошел в год хорошего урожая.
Факты русской жизни, как видит читатель, жестоко надсмеялись над теорией г. - она, являющегося, кстати сказать, выразителем в данном случае взглядов, господствующих как в нашей экономической литературе, так и среди людей практики.
Ученое доктринерство легко гармонирует с узостью кругозора, свойственной практическим людям. Истинная наука одинаково далека как от того, так и от другого.
Посмотрите на три кривые: черную - рабочих, пунктирную черную - английского экспорта и пунктирную красную - урожая.
Какие кривые колеблются более сходно - русских рабочих и английского экспорта или же русских рабочих и русского же урожая?
Иными словами, чему более соответствуют колебания числа русских фабричных рабочих - мировым колебаниям капиталистической промышленности (кривая английского экспорта) или колебаниям русского урожая?
Я полагаю, что ответ ясен: не может быть сомнения, что колебания нашей промышленности никоим образом не могут быть объяснены колебаниями урожаев28.
Из всего этого, разумеется, не следует, что урожай не играет никакой роли в состоянии нашей промышленности.
Нет, на некоторые роды производства урожай, несомненно, влияет очень сильно.
Нельзя сказать, чтобы годичные колебания хлопчатобумажного производства всецело обусловливались колебаниями урожая; но что эти последние являются одним из существенных факторов первых, в этом легко убедиться из той же диаграммы, если только не забывать, что, во-первых, влияние урожая сказывается, главным образом, в следующем календарном году, и, во-вторых, кривая ввоза хлопка не есть еще кривая хлопчатобумажного производства, почему многие неправильные скачки этой кривой не выражают собой таких же изменений производства.
Зато на другие производства урожай почти не влияет; к числу таковых относится, как видно из нашей диаграммы, одна из важнейших отраслей нашей промышленности, значение которой должно все расти и расти, - чугуноплавильное производство и вообще добыча металлов.
Отчего же в таком случае зависят волнообразные колебания нашей промышленности? Как я говорил, уже из того, что эти колебания в общем совпадают с колебаниями английской промышленности, должно заключить, что причины их не местного характера.
В развитии нашей промышленности отражается периодичность, свойственная капиталистическому производству всего мира. Чередование эпох оживления и застоя промышленности является в нашем пореформенном хозяйстве таким же типичным явлением, как и в других капиталистических хозяйствах.
Именно этой причиной - периодичностью развития, свойственной капиталистическому производству, - и вызываются правильные волнообразные колебания числа рабочих на наших фабриках и оборотов на Нижегородской ярмарке.
Тяжелый мировой кризис 1857 г.13*, пронесшийся ураганом по всей Западной Европе и Северной Америке, отразился, хотя и значительно слабее, и в России. Конец 50-х годов был отмечен у нас банкротствами банков, акционерных предприятий, торговых и промышленных фирм, застоем торговли и сокращением производства - обычными симптомами промышленного кризиса.
Вот что пишет об этом один современный русский писатель: "Образовалась акционерная игра, слава богу, продолжавшаяся недолго, в которую вдавались и учредители и акционеры еще тогда, когда действия обществ ничем не доказывали на практике выгодности затеянных предприятий.
Сначала казалось, что акционерные дела идут весьма хорошо, и публика обратилась к ним с необыкновенным доверием. Акции всех обществ весьма легко перепродавались на бирже и часто заменяли наличные деньги или облигации.
Но скоро все изменилось. Невыгодный баланс (обычное явление в эпоху, предшествующую промышленному кризису; подробнее об этом см. мою книгу "Промышленные кризисы". - М. Т.-Б.) произвел невыгодный курс и вызвал большой спрос монеты...
Банки перестали выдавать ссуды под недвижимые свободные имения и дома. Акции потеряли свою ценность и не могли уже по прежнему заменять денежных знаков.
С одной стороны, недостаток в деньгах мгновенно и быстро усилился, а с другой - потеря ценности акций заставила акционеров обратить внимание на действия правлений, - и тогда открылись их ошибки, злоупотребления и даже иногда расхищения акционерных капиталов...
Последствием всего этого было почти полное уничтожение цен на акции.
Акции многих обществ не покупались и не принимались в платежи ни по каким ценам, тогда как собранные на эти начальные предприятия с 1856 г. суммы простирались свыше 150 млн. руб. серебром.
Недостаток денег сделался повсеместным. Все это совокупно отразилось на всех других отраслях промышленности, особенно на мануфактурных, и произвело повсеместный в государстве застой торговли...
Этот застой торговли отражается на множестве различных мелких промышленностей, с коими сопряжена торговля этими товарами. Если бы правительство не открыло для купечества кредит в московской конторе Коммерческого банка на более льготных основаниях, то банкротства от совокупности всех описанных обстоятельств произошли бы весьма значительные и многочисленные, и внутренняя торговля наша была бы потрясена весьма сильно"29.
Это описание вполне воспроизводит обычную картину торгово-промышленного кризиса.
Более подробное описание действия кризиса конца 50-х годов на русскую промышленность мы находим у В. Безобразова: "Оживление промышленных и коммерческих дел с окончанием восточной войны было для всех так очевидно, что нет надобности доказывать его... Коренное оживление наших промышленных и коммерческих дел принадлежит к 1854-1857 гг. Оно началось еще до заключения мира.
Оно проявилось чрезвычайным усилением фабричной деятельности, преимущественно в северной промышленной полосе, необычайной бойкостью оборотов на всех внутренних ярмарках, быстрым увеличением сбыта как отечественных, так и иностранных мануфактурных товаров...
Апогей этого движения внутри России был в 1855 и 1856 гг., о которых решительно все участники нашей промышленной и коммерческой деятельности говорили как о золотом времени.
И простые рабочие, и фабричные, и фабриканты, и купцы всюду говорили нам об этом времени, "мы тогда озолотились"; фабрики не успевали подготовлять товаров, строились новые фабрики и расширялись старые, цена на все товары и заработки росла непомерно...
После промышленного оживления настала другая эпоха, с совершенно противоположными признаками: всеобщий промышленный и коммерческий застой, дающий положению наших дел с 1858 и 1859 гг. характер кризиса. Уже с 1858 г. начинаются во внутреннем производстве и торговле задержки, заминки, которые в 1859 г. превращаются внутри России в значительный кризис.
С начала этого года начинают раздаваться жалобы на слабость сбыта, на накопление непроданных товаров, с 1858 г. начинаются плохие ярмарки, состояние которых с тех пор не улучшается, а с каждым годом ухудшается.
Крушение акционерных компаний было бы излишне описывать: оно слишком всем известно; немногие из акционерных предприятий уцелели, и то почти исключительно те, которые существовали до войны.
Место безграничного увлечения акционерным делом заступила или настоящая паника, или полнейшее равнодушие...
Но акционерный кризис действовал более или менее на поверхности общества и на верхушках народного хозяйства.
Во всем внутреннем его организме произошли затруднения гораздо более глубокие, более продолжительные и более опасные.
Как внутреннее промышленное оживление, о котором мы говорили, составляло главный характер первой эпохи испытанного нами переворота, так промышленный и коммерческий застой, поразивший наше народное хозяйство во всех внутренних центрах производительности и на всех внутренних рынках, представляет собой Самую серьезную сторону второй или, лучше сказать, нынешней эпохи кризиса"30.
Я не буду дольше останавливаться над описанием кризиса конца 50-х годов, так как описание отдельных моментов нашей промышленной истории не входит в задачу этой книги.
Приведу только несколько цифр, из которых читатель может судить об акционерной горячке, предшествовавшей кризису: Начало 70-х годов было эпохой самой безумной учредительской горячки в Западной Европе, особенно в Австрии и Германии.
За этой горячкой последовал знаменитый венский биржевой крах16* в мае 1873 г., а затем кризис распространился и на Соединенные штаты и охватил собой почти всю Европу.
Точно так же и у нас в 1870-1872 гг. замечалось значительное расширение производства, а затем последовали кризис и банкротства торгово-промышленных предприятий.
По словам Я. Гарелина, "конец 1872 г. и начало 1873 г. были ознаменованы банкротствами... Такой ход торговли объясняется не конкуренцией с иностранными фабрикантами.
Главная причина плохой торговли заключалась в том, что ситцев было наработано громадное количество, и их нужно было сбыть во что бы то ни стало"32.
Макс Вирт17* дает такое описание действий мирового кризиса 1873 г. на русскую торговлю: "Прежде всего банкротства разразились в метрополии русской торговли - в Нижнем-Новгороде.
Уже в конце августа сделалось известным, что трое купцов оказываются несостоятельными на сумму в 1 170 000 руб... Торговцев, оказавшихся несостоятельными на более мелкие суммы, было очень много...
Из Одессы извещали о многих крупных и мелких банкротствах, вызвавших среди тамошних коммерсантов настоящую панику, так что деньги совсем исчезли из обращения.
В числе фирм, обанкротившихся в Одессе, была одна, пассив которой простирался до 1 1/2 млн. руб.; другая оказывалась несостоятельной на 1 200 000 руб. В остальных банкротствах пассивы колебались между 100 000 и 1 млн. руб.
Перепуганные банки, которые перед этим щедро расточали направо и налево свой кредит, стали усиленно стягивать обратно выданные ими ссуды и этим только усилили общее смятение"33. В своем отчете за 1876 г. московское отделение совета торговли и мануфактур указывало на печальное положение торговли и промышленности московского района.
О размерах кризиса можно судить по росту несостоятельности в районе московского коммерческого суда. Общее положение рисуется в отчете такими словами: "В настоящее время можно сказать без преувеличивания, что нет ни одной фирмы в Москве, которая не понесла бы более или менее значительных убытков и не была бы вынуждена к более или менее значительному сокращению своих оборотов"34.
По объяснению отчета, кризис был вызван следующими обстоятельствами: в начале 70-х годов фабричное производство значительно расширилось благодаря быстрому развитию железнодорожной сети.
Предложение скоро обогнало спрос, но расширение кредитных продаж давало возможность фабрикантам сбывать товар продавцам.
Спекуляция удерживала товарные цены от падения, и производство продолжало расти, несмотря на все увеличивавшуюся трудность продавать товар потребителям.
Неурожаи 1872 и 1875