Теория революционной диктатуры Максимилиана Робеспьера

Максимилиан Робеспьер (1758-1794) вошел в историю Великой Фран­цузской революции под прозвищем Неподкупный, как лидер якобинско­го Конвента, как основоположник революционной диктатуры и полити­ки террора.

В период с избрания в Генеральные штаты в июне 1789 г. до гибели в результате термидорианского переворота в июле 1794 г. он произнес в Уч­редительном, Законодательном собрании и в Конвенте около 600 речей. Среди его речей можно выделить несколько программных, таких, как речь 10 мая 1793 г. «О конституции», 25 декабря 1793 г. «О принципах революци­онного правления» и 5 февраля 1793 г. «О принципах политической морали».

В своей общетеоретической концепции, воплощенной в якобинской конституции 1793 г., Робеспьер следовал воззрениям Монтескье и Руссо. Неподкупный стремился к созданию «идеальной республики», в которой на основании естественного права граждан на свободу, равенство и соб­ственность возникало естественное право участвовать в управлении госу­дарством через выборы законодательных органов.

Республика Робеспьера воплощает единство свободы общества и каж­дого гражданина. Граждане республики получают государственные посты на основании своей личной добродетели и народного доверия. Народ вы­ражает свою волю в законах, а свой суверенитет - в политических инсти­тутах, реализуя свою свободу в разделении властей.

Но абстрактный идеал якобинской республики остался неосуществлен­ным в чрезвычайных обстоятельствах «Отечества в опасности», в условиях гражданской войн ы и внешней интервенции. Якобинскому Конвенту впер­вые пришлось реализовывать революционную утопию в практической жизни и на своем опыте продемонстрировать недостатки утопических кон­струкций.

Методологическая ошибка Робеспьера заключалась в редукции (упро­щении) причин происходящих социально-политических конфликтов. Его теория революционной диктатуры продемонстрировала логический тупик построений просветителей, которые рассматривали поведение человека как абсолютно разумного и добродетельного существа. После того как ре­волюционеры разрушили внешние сковывающие ограничения, француз­ский народ продемонстрировал значительную степень иррациональности-, и аморальности своего поведения. Революционеры провозгласили своей целью принудительное освобождение разумной и добродетельной приро­ды человека, но это привело лишь к высвобождению его порочных наклон­ностей и к саморазрушению морали.

Робеспьер отказался от двойственного понимания природы человека Руссо как автономного существа и одновременно члена Суверена. Он по­ставил своей целью достижение абсолютного единства политической це­ лостности нации, подменяя равенство прав равенством положений, осно­ванным на воле законодателей и их понимании справедливости.

Методология Робеспьера показала предел возможностей деизма. Яко­бинцы, следуя рекомендациям Руссо, установили квазирелигиозный культ Верховного Разуму, который должен был заменить Бога, но не смог вы­полнить эту задачу. При всей архаичности доктрины и аморальности духо­венства католицизм все же лучше влиял на эмоциональную сферу созна­ния верующих, лучше внедрял в их сознание религиозно-нравственные нормы.

Робеспьер разделил всю французскую нацию на «друзей народа» и «вра­гов народа», не учтя при этом всей сложности и многозначности реальной социально-политической структуры. Для Робеспьера критерием разделе­ния на «друзей» и «врагов» была «революционная совесть диктатора», ко­торая отвергала весь многовековой опыт юридической практики и весь корпус накопленных гуманитарных знаний.По мнению Робеспьера, революционный диктатор (в котором легко угадывается Законодатель Руссо) в силу своей добродетельности, оказав­шись во главе государства, автоматически будет заботиться о народном благе, и для этого не понадобится такой дополнительной конституцион­ной гарантии, как разделение властей. Вся власть передавалась Конвенту, а основным методом государственного правления провозглашался террор, т. е. уничтожение «врагов народа». Но при этом полностью отсутствовали критерии определения этих «врагов», что и привело к знаменитому фено­мену, когда «революция пожирала собственных детей».

Робеспьер и другие якобинцы отождествляли любое социальное зло с его носителя^ и считали, что после казни на гильотине аристократов, католических священников, иностранных шпионов и спекулянтов авто­матически исчезнут феодальная эксплуатация и обскурантизм, прекратится рост цен и будут разгромлены внешние враги. Однако известно, что 70- 80% жертв террора принадлежали к третьему сословию, т. е. были соци­альной опорой якобинцев. Террор из средства спасения революции пре­вратился в бессмысленную «охоту на ведьм». В конце концов на гильотине начали гибнуть сами якобинцы — Дантон, Сен-Жюст и другие соратники Робеспьера. "" ~ —■

Формула «Отечество в опасности» оправдывала самые крайние и раз­рушительные проявления правового нигилизма. «Деспотизм свободы» был противопоставлен «деспотизму тирании», а террор был отождествлен со справедливостью и оправдан «нуждами Отечества» без их точного опре­деления. В результате террор привел к резкому увеличению числа жертв в сравнении с правлением Бурбонов, но нисколько не уменьшил численность «врагов народа».

Моральная «чистота» революционных диктаторов оказалась недости­жимой мечтой, и в отсутствии сдерживающих правовых механизмов они с помощью террора начали вместо «врагов народа» уничтожать своих лич­ных противников.

Политико-правовая концепция М. Робеспьера завершила превращение в европейской интеллектуальной истории бунта в революцию. Он окон­чательно отказался от принципа монархии и любого другого государства как сакральной власти, легитимированной свыше, волей божественного Провидения. Для Робеспьера и его последователей государство — это зем­ной механизм, создаваемый и изменяемый исключительно волей и разу­мом человека.