Она села на стул напротив незнакомца. С ее промокшей одежды на пол капала вода.
— Совершенно верно.
Мужчина улыбнулся.
— Да, всякое бывает. Ты правильно поступила, что привела своего друга сюда. А мне повезло, что я в это время оказался здесь. Дело в том, что я пытался связаться с тобой, Тэлли.
— Правда?
— Да.
Он снова улыбнулся. Он принадлежал к той разновидности зрелых красавцев, которые улыбаются по любому поводу: улыбка радостная, улыбка разочарованная, улыбка, означающая «вам грозит беда». Он выглядел дружелюбно и бодро, спокойно и доверительно, и от этого Тэлли хотелось скрежетать зубами. Он был взрослым красавцем такого типа, о котором разглагольствовала доктор Кейбл, рисуя Тэлли картины блестящего будущего: находчивый, уверенный в себе. Красивое лицо с ровно необходимым количеством легких морщинок, нарисованных якобы чувством юмора, возрастом и мудростью.
— Ты уже несколько дней не читала свою электронную почту, верно? — спросил мужчина.
Тэлли покачала головой.
— Слишком много «левых» сообщений. Ну, после того как мы засветились в новостях, вы же знаете, наверное? Прославились, можно сказать. — Она горделиво улыбнулась.
— Наверное, все это было очень волнующе для тебя и твоих друзей.
Она пожала плечами, разыгрывая скромность.
— Сначала здорово было, а сейчас уже начинает надоедать. А вас как зовут? Что-то я не расслышала.
— Доктор Ремми Андерс. Я консультант по травмам, сотрудник больницы.
— По травмам? Так это вы насчет происшествия на стадионе? На самом деле, со мной все в полном…
— Не сомневаюсь, с тобой все хорошо, Тэлли. Я хотел расспросить тебя о твоей подруге. Честно говоря, мы несколько обеспокоены.
— Вы кого имеете в виду?
|
|
— Шэй.
Как ни старалась Тэлли изображать глупенькую красотку, в голове у нее зазвенел пронзительный сигнал тревоги.
— А при чем тут Шэй? — спросила она, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал невинно и спокойно.
Медленно и плавно, словно кто-то управлял им с помощью дистанционного пульта, доктор Андерс сменил заботливую улыбку хмурыми морщинами на лбу.
— Позавчера ночью во время вашей вечеринки у костра произошел конфликт. Вы с Шэй поссорились. Это очень беспокоит нас.
Тэлли обескураженно заморгала, вспомнив, как Шэй кричала на нее у костра. Видимо, интерфейсный браслет, хоть и укутанный, все же уловил ярость Шэй. Обычно юные красавцы и красотки так пылко не ссорились. Тэлли пыталась вспомнить, что именно выкрикивала Шэй, но шампанское, выпитое в ту ночь, и чувство вины перед подругой притупили воспоминания.
Она пожала плечами.
— Ага. Было дело. Она много выпила. Я тоже.
— На пьяное веселье ваша ссора не была похожа.
— Доктор Ремми, я не пойму — вы что, шпионите за нами? Это очень гадко, знаете ли.
Консультант покачал головой и вернулся к озабоченной улыбке.
— Мы особо интересовались теми из вас, кто пережил этот несчастный случай. Порой бывает сложно оправиться после пугающих и неожиданных событий. Вот почему мне поручили работать с вами в качестве консультанта по психологическим травмам.
Тэлли сделала вид, будто не заметила, что доктор Ремми не ответил на ее вопрос насчет шпионства. Она и так знала ответ. Комиссии по чрезвычайным обстоятельствам было наплевать на хулиганства «кримов» — пусть они хоть весь Нью-Красотаун до основания разнесут. Но надзиратели свою работу всегда делали четко. Учитывая, что город был создан так, чтобы его обитатели оставались красотомыслящими, вполне можно было допустить, что к каждому, кто проявлял ясность ума, приставляли консультанта. Доктор Андерс беседовал с Тэлли для того, чтобы выяснить, не появилось ли у «кримов» после катастрофы на аэрокатке каких-нибудь новых волнующих идей.
|
|
Тэлли одарила консультанта лучезарной улыбкой.
— Боитесь, что у нас крыша поедет, да?
Доктор Андерс рассмеялся.
— Нет-нет, мы вовсе не думаем, что вы можете сойти с ума. Я здесь только для того, чтобы убедиться, что пережитый стресс не оставил отдаленных последствий. Кстати, от психологического стресса довольно часто страдают дружеские отношения.
Тэлли решила подбросить доктору Андерсу кость. Вытаращив глаза, она проговорила:
— Так это она поэтому той ночью была такая крикливая?
Доктор Андерс просиял.
— Да-да, Тэлли, все дело в стрессе. Но не забывай: очень может быть, что она вовсе не имела в виду то, что говорила.
— Ну, я-то на нее не накидывалась.
Ободрительная улыбка.
— На психологические травмы все люди реагируют по-разному, Тэлли. Не все такие закаленные, как ты. Но вместо того, чтобы обижаться, давай подумаем об этом как о возможности помочь Шэй. Вы ведь с ней старые подруги, верно?
— Ну да. С тех времен, когда обе были уродинами. Мы родились в один день.
— Это замечательно! Когда приходит беда, нет ничего лучше старой дружбы. Так из-за чего возникла ссора?
Тэлли пожала плечами.
— Даже не знаю. Так, прямо на ровном месте…
|
|
— Совсем ничего вспомнить не можешь?
Тэлли не знала, снабжена ли эта комната чем-то вроде детектора лжи, а если снабжена, то насколько чувствительным. Она зажмурилась, стала думать о калориях, путешествующих по ее полуголодному организму, и окутала себя туманом красотомыслия.
— Тэлли? — поторопил ее доктор Андерс.
Она решила одарить его маленьким кусочком правды.
— Просто это были… наши старые дела.
Доктор кивнул и довольно сложил руки на груди.
«Не слишком ли много я ему выложила?» — подумала Тэлли.
— Из уродских времен? — уточнил консультант.
Тэлли покачала головой, не решаясь подать голос.
— А как вы с Шэй ладите после той ночи?
— Все отлично.
Доктор Андерс радостно улыбнулся, но Тэлли заметила, что его взгляд устремлен на крышку стола. Возможно, там находился маленький дисплей, невидимый для нее. Наводил справки в городском интерфейсе? Информационная система должна знать о том, что Тэлли и Шэй с той злополучной ночи ни разу друг дружке не звонили и не посылали сообщений. Целых три дня молчания для закадычных подружек — слишком много. Или на экран выводились показатели какого-то прибора, который фиксировал, не дрожит ли у «пациентки» голос?
Просмотрев свои невидимые данные, доктор едва заметно кивнул.
— Как тебе кажется, с тех пор ее настроение стало лучше?
— Думаю, она в порядке.
«Вот именно. В порядке. Так, мелочи — небольшое самоистязание, пение безумных заклинаний и желание организовать собственную небезопасную группировку».
— Я ее не видела с тех пор, как полил этот противный дождь. Но вообще мы с ней лучшие подруги навек.
Последние слова Тэлли произнесла чуть осипшим голосом и закашлялась, что вызвало у доктора Андерса сочувственную улыбку.
— Рад это слышать, Тэлли. И ты себя тоже нормально чувствуешь, да?
— Отлично чувствую, — заверила его Тэлли. — Только проголодалась немножко.
— Да-да. Вам с Зейном действительно нужно побольше есть. Вы несколько худощавы, а у Зейна, как мне сообщили медики, сильно понижено содержание сахара в крови.
— Я прослежу, чтобы он поел шоколадного печенья в комнате ожидания. Оно жуть какое вкусное.
— Очень правильная мысль. Ты хороший друг, Тэлли. — Он встал и протянул ей руку. — Что ж, как мне сообщили, Зейна уже, скажем так, заштопали, так что не буду вас задерживать. Спасибо, что уделила мне время, и непременно дай знать, если ты сама или кто-то из твоих друзей захочет со мной поговорить.
— Ой, обязательно! — с лучезарной улыбкой пообещала Тэлли. — Та-ак классно было с вами поболтать!
Холодный дождь показался Тэлли старым другом. После лучистых улыбок доктора Андерса мерзкая погода почти радовала. По дороге до дома Тэлли рассказала о нем Зейну. И хотя интерфейсный браслет снова был спрятан под рукавом пальто и замотан шарфом, говорила она все равно негромко. Они с Зейном поднимались все выше в серое небо, и ветер уносил ее слова.
Когда Тэлли закончила рассказ о беседе с консультантом-психологом, Зейн вздохнул.
— Похоже, они за нее переживают. Как и мы.
— Ага. Они, должно быть, слышали нашу перепалку с ней у костра. А вопила она на меня так, как красотки, по идее, не вопят.
— Блеск.
Зейн скрипнул зубами. Судя по всему, обезболивающие, которые ему дали в больнице, не слишком помогли от мигрени. Его подошвы скользили по поверхности скайборда, он с трудом удерживал равновесие.
— Я ничего особенного не выложила. Сказала только, что она была пьяна и устроила скандал.
Тэлли позволила себе едва заметную улыбку. Она имела право себя поздравить. Хотя бы на этот раз она не предала Шэй. Ну, по крайней мере, она надеялась, что не предала.
— Конечно, Тэлли, ты все правильно сделала. Пожалуй, Шэй нужна помощь, но только не от какого-то старого красавца-психоаналитика. Ее надо вывезти из города и дать ей настоящее лекарство. И чем скорее, тем лучше.
— Верно. Лучше принять лекарство, чем резать себя до крови, — сказала Тэлли и мысленно добавила: «Если тебе снова не исковеркают мозги».
Тэлли решила пока не сообщать Зейну о своем решении: доставить его в больницу в следующий раз, когда у него случится приступ. Она надеялась, что до этого не дойдет.
— А у тебя там как все прошло с врачами?
— Ничего особенного. Первый час мне читали лекции насчет того, что нужно больше есть. А когда наконец мне начали чинить руку, я провалялся без сознания всего десять минут. Но кроме того, что я тощий, больше ничего особенного во мне не заметили.
— Это хорошо.
— Конечно, это вовсе не значит, что я здоров. Мне ведь голову не обследовали — только руку.
Тэлли сделала глубокий вдох.
— Твоя голова… она теперь болит сильнее, да?
— Думаю, сегодня все так получилось из-за того, что я был голодный и продрог.
Тэлли покачала головой.
— Я сегодня тоже ничего не ела, Зейн, но ты же не видел, чтобы я…
— Забудь о моей голове, Тэлли! Мне не лучше и не хуже. Я боюсь за Шэй, за ее руки. — Он подвел свой скайборд ближе к ней и заговорил тише: — Теперь будут и за ней следить. Если этот твой доктор Ремми разглядит, что она с собой сотворила, жди беды.
— Точно. С этим я спорить не стану.
Тэлли представила себе лесенку шрамов на руках Шэй. Издалека они могут показаться татуировками, но вблизи всякий поймет, что это такое. Тэлли очень сильно сомневалась в том, что при виде этих шрамов доктор Андерс найдет в своем арсенале подобающую улыбочку. По всему городу завопят сирены, и надзиратели с повышенным интересом станут следить за всеми, кто в тот день был на катке.
Тэлли взяла Зейна за руку, остановила скайборд и зашептала:
— Значит, у нас мало времени. Он ведь может пригласить Шэй на беседу хоть завтра.
Зейн шумно выдохнул.
— Ты должна успеть поговорить с Шэй. Скажи ей, чтобы она перестала наносить себе раны.
— О. Блеск. А если она и разговаривать не захочет?
— Скажи ей о побеге. Скажи, что мы раздобудем для нее настоящее лекарство.
— Побег? Это как?
— Мы просто убежим, и все. Сегодня ночью, если получится. Я соберу все необходимое, а ты предупреди других «кримов», пусть приготовятся.
— А как насчет этого?
У нее даже не было сил поднять руку, но Зейн и так понял, что она имеет в виду.
— Мы их снимем. Сегодня вечером. Я задумал одну штуку.
— Какую штуку, Зейн?
— Пока не могу сказать. Но дело верное, просто это немножко рискованно.
Тэлли нахмурилась. Они с Зейном уже перепробовали все инструменты, какие только могли прийти в голову, а на браслетах им не удалось сделать ни царапинки.
— Ты о чем?
— Вечером покажу, — процедил Зейн сквозь зубы.
Тэлли сглотнула ком, сжавший горло.
— Знаю я твое «немножко рискованно».
Зейн устремил на нее пристальный взгляд через защитные очки. Его золотые глаза казались тусклыми, лицо было бледным и осунувшимся.
— Ты лучше подружку вытащи, — с усмешкой проговорил он. — Ей помощь нужна.
Тэлли не выдержала его взгляда и усмешки и отвернулась.
ПРЕСС
Мастерские располагались довольно далеко от больницы, ниже по течению, где в реку впадал приток. Посреди ночи токарные станки, верстаки и приспособления для отливки стояли без дела. Только в дальнем конце помещения горел свет — там одинокая зрелая красотка занималась стеклодувными работами.
— А тут не жарко, — заметила Тэлли, наблюдая за облачками пара, срывающимися с ее губ, на фоне красных огоньков аварийного освещения.
За то время, пока они с Зейном готовили «кримов» к побегу, дождь прекратился, но воздух все еще был сырым и холодным. Даже внутри мастерской Тэлли, Фаусто и Зейн поеживались, хотя и были одеты в зимние пальто.
— Обычно тут жарят муфельные печи, — сказал Зейн. — И некоторые из этих машин тоже греются до чертиков. — Он указал направо и налево. Мастерская с двух сторон была открыта всем ветрам. — Зато такая классная вентиляция несовместима с умными стенами.
— Понятно.
Тэлли плотнее закуталась в пальто и сунула руку в карман, чтобы включить обогрев.
Фаусто указал на какое-то приспособление, похожее на большой пресс.
— Слушайте, а я помню: я на такой штуковине работал. В уродской школе, на уроках промышленного дизайна. Мы делали подносы для еды, а потом катались на них с горки, как на санках.
— Я поэтому и взял тебя сюда, — сказал Зейн и первым зашагал по бетонному полу.
Нижняя часть станка представляла собой металлический стол, сплошь состоящий из крошечных чешуек. Над столом нависала такая же по размеру металлическая плита.
— Что? Ты хочешь воспользоваться штамповочным прессом? — Фаусто вздернул брови.
Зейн до сих пор не говорил ему и Тэлли, что задумал, но при виде массивного станка в душе девушки зашевелилось нехорошее предчувствие.
И его название ей тоже не понравилось.
Зейн поставил на пол ведерко для шампанского, из которого выплеснулось немного ледяной воды. Затем он вытащил из кармана карту памяти и сунул ее в щель считывающего устройства станка. Станок ожил, засветился огоньками. Под ногами у Тэлли ощутимо завибрировал пол. По столу прошла рябь. Металл словно пробудился, вдруг сделался жидким и живым.
Когда все немножко утихло, Тэлли более внимательно рассмотрела поверхность штамповочного стола. Крошечные чешуйки оказались кончиками тонких стержней, которые можно было выдвигать и убирать, чтобы придавать изделиям разную форму. Она провела пальцами по столу — но на ощупь кончики стержней сливались друг с другом, образуя ровную поверхность.
— Для чего этот станок?
— Чтобы штамповать разные штуки, — ответил Зейн.
Он нажал на кнопку, и стол снова ожил: в его середине возникло несколько крошечных симметричных холмиков. Тэлли заметила, что на верхней части штамповочного пресса появились соответствующие вмятины.
— Эй, да это же тот самый поднос! — воскликнул Фаусто.
— Конечно. А ты думал, я забыл? На них было так здорово кататься с горки! — радостно заявил Зейн.
Он вытащил из-под станка лист металла и аккуратно уложил на стол.
— Ага, — кивнул Фаусто. — Я все думал: почему не наладят массовое производство.
— Это было бы слишком умно, — отозвался Зейн. — Но готов поспорить: каждые несколько лет кто-нибудь из уродцев заново изобретает эти «санки». Осторожнее. Сейчас включу.
Тэлли и Фаусто поспешно сделали шаг назад.
Зейн ухватился за рукоятки по обе стороны от стола и одновременно нажал на них. Станок на секунду заворчал и неожиданно пришел в движение. Верхняя часть опустилась на нижнюю с оглушительным лязгом. Звук эхом пронесся по мастерской, и у Тэлли еще звенело в ушах, когда «челюсти» штамповочной машины медленно раскрылись.
— Классно, правда? — спросил Зейн и поднял со стола лист металла, преображенный в результате удара.
Теперь лист походил на обеденный поднос с отделениями-вмятинами для салата, главного блюда и десерта. Поворачивая поднос в руках, Зейн провел пальцем по бороздкам снизу.
— По хорошему сухому снегу на такой штучке можно выдать хоть тысячу километров в час.
Фаусто побледнел.
— Не получится, Зейн.
— Почему?
— Тут слишком серьезная система безопасности. Даже если бы тебе удалось одного из нас…
— Ты шутишь, Зейн? — вскричала Тэлли. — Даже не думай совать туда руку! Пресс тебе ее оттяпает и не подавится!
Зейн только улыбнулся.
— Да я и не собирался. Как верно сказал Фаусто, тут слишком строгая система безопасности.
Он вынул карту памяти из слота и вставил другую. Стол снова завибрировал, и с краю образовалось что-то вроде горного хребта — или острых зубов. Зейн пристроил в эти «челюсти» свое левое запястье.
— В перчатке видно плохо, но на самом деле, если положить руку вот так, то пресс скусит часть браслета.
— А если он промахнется, Зейн? — горячо возразила Тэлли.
Она с трудом сдерживалась, чтобы не повысить голос. Браслеты, как обычно, были спрятаны под пальто и перчатками и замотаны шарфами, но спор могла услышать красотка в дальнем конце мастерской.
— Пресс не промахивается, он работает предельно четко. На нем можно детали для хронометра штамповать.
— Все равно ничего не получится, — заявил Фаусто и положил пятерню на стол. — Включай.
— Да понимаю я, — процедил сквозь зубы Зейн, взял за рукоятки и сжал их.
— Да вы что! — в ужасе воскликнула Тэлли, но пресс не дрогнул.
По краю зажглась цепочка желтых огоньков, и тоненький синтезированный голосок произнес:
— Отойдите подальше, пожалуйста.
— Этот станок чувствует присутствие человека, — объяснил Фаусто. — Он реагирует на тепло тела.
Тэлли облизнула пересохшие губы. Ее сердце бешено колотилось. Фаусто убрал руку со штамповочного стола.
— Не делай так больше! — выпалила Тэлли.
— Ладно, допустим, ты придумал, как обдурить станок. И что толку? — продолжал Фаусто. — Чтобы перекусить твой браслет, нужно долбануть по нему с такой силой, что и от руки ничего не останется.
— Нет. При скорости пятьдесят метров в секунду все получится. Смотрите. — Зейн наклонился к столу и провел пальцем по выдвинутым стержням. — Эти зубчики либо перережут браслет, либо прикусят его так, что угробят всю начинку. И тогда наши кандалы превратятся в обычные побрякушки.
Фаусто наклонился к штамповочному столу, чтобы посмотреть получше. Тэлли отвернулась — она просто не могла смотреть, как ребята бесстрашно суют головы в металлическую пасть. Она перевела взгляд на женщину-стеклодува. Та, похоже, не слышала безумной троицы юных красавцев. Спокойно и невозмутимо она поворачивала комок стекла в пламени небольшой печи.
Тэлли пошла в ту сторону, где работала женщина. Отойдя на такое расстояние, что ее не могли услышать Зейн и Фаусто, она размотала шарф на запястье и обнажила браслет.
— Позвони Шэй.
— Она недоступна. Сообщение?
Тэлли ругнулась, но сказала:
— Да. Послушай, Шэй, я знаю, что это мое восемнадцатое сообщение за сегодняшний день, но ты должна ответить. Прости, что мы подглядывали за вами, но…
Тэлли не знала, что еще сказать. Ведь ее могли подслушивать надзиратели, — а может быть, и чрезвычайники тоже. Как же объяснить, что она с друзьями собирается бежать из города этой ночью?
— Но мы боялись за тебя. Ответь мне, как только сможешь. Нам надо поговорить… с глазу на глаз.
Тэлли закончила послание и снова обернула руку шарфом. «Резчики», то есть Шэй, Хо и Тэкс, решили поиграть в прятки и не отвечали ни на звонки, ни на сообщения. Должно быть, Шэй пришла в ярость из-за того, что Зейн и Тэлли шпионили за ее тайным ритуалом. Оставалось только надеяться на то, что кто-нибудь из «кримов» разыщет Шэй и ее приятелей и расскажет им о плане ночного побега.
Тэлли и Зейн всю вторую половину дня занимались подготовкой к предстоящему побегу. «Кримы» собрали вещи в дорогу и рассыпались по всему острову, чтобы тронуться в путь сразу же после получения сигнала из мастерской — сигнала о том, что Тэлли и Зейн свободны.
Женщина закончила нагрев стекла, вынула полурасплавленный ком из печки, подцепила его длинной тонкой трубкой и стала дуть в нее, придавая стеклянному пузырю причудливую форму. Тэлли неохотно отвернулась от завораживающего зрелища и вернулась к штамповочному прессу.
— Но как же с системой безопасности? — спросил Фаусто.
— Я могу избавиться от тепла, излучаемого моим телом.
— Каким образом?
Зейн пнул ногой ведерко для шампанского.
— Подержу руку тридцать секунд в ледяной воде, и она станет холодной, как кусок металла.
— Да, но твоя рука — это все-таки не кусок металла! — воскликнула Тэлли. — И моя рука тоже! В этом вся проблема.
— Послушай, Тэлли. Я не прошу тебя первой сделать это.
Она покачала головой.
— Я вообще ничего делать не буду, Зейн. И ты тоже.
— Она права. — Фаусто смотрел на металлические зубья, торчащие из штамповочного стола, и их зеркальное отражение на крышке пресса. — Ты, конечно, молодец, крутую пасть соорудил, но совать туда руку — чистой воды безумие. Если просчитаешься хотя бы на сантиметр, пресс ударит по кости. Нам про это говорили на уроках труда. Ударная волна распространится вверх по руке, сотрясая и круша все на своем пути.
— Послушай, если выйдет промашка, мне все поправят, и я буду как новенький. Но промашки не будет. Я даже подготовил отдельный профиль для тебя, Тэлли, — сообщил Зейн и показал ей другую карточку памяти. — Ведь твой-то браслет меньше.
— Если что-то не получится, тебя не приведут в порядок, — тихо проговорила Тэлли. — Даже в городской больнице не смогут восстановить размозженную руку.
— Не размозженную, а разжиженную, — поправил ее Фаусто. — Твои кости расплавятся, Зейн. От удара они превратятся в кисель.
— Послушай, Тэлли, — сказал Зейн, наклонился и вынул бутылку шампанского из ведерка. — Мне тоже не хотелось этого делать. Но сегодня утром у меня был приступ, помнишь?
Он откупорил бутылку, пробка с хлопком вылетела из горлышка.
— Что-что у тебя утром было? — переспросил Фаусто.
Тэлли покачала головой.
— Нужно придумать что-то другое.
— Времени нет, — отрезал Зейн и сделал глоток из бутылки. — Ну что, Фаусто, поможешь мне?
— О какой помощи ты говоришь? — нахмурилась Тэлли.
— Крышку пресса можно опустить только двумя руками, — пояснил ей Фаусто. — Это тоже придумано для безопасности, чтобы никто нечаянно не проштамповал себя, сунув пальцы под пресс. Нужно, чтобы кто-то другой нажал на рукоятки. — Фаусто строптиво сложил руки на груди, глядя на Зейна. — На меня не рассчитывай.
— Я тебе тоже помогать не стану! — заявила Тэлли.
— Тэлли, — со вздохом проговорил Зейн, — если сегодня ночью мы не удерем из города, мне придется под этот пресс голову положить. Головные боли у меня теперь каждые три дня, и с каждым разом становятся все хуже. Нам надо уходить.
Фаусто нахмурился.
— О чем это вы говорите?
Зейн повернул голову и посмотрел на него.
— Со мной что-то не так, Фаусто. Вот почему нам надо бежать сегодня. Мы думаем, что мне могут помочь новодымники.
— Зачем они тебе нужны? Что с тобой не так?
— Не так со мной то, что я вылечился.
— Не понял?
Зейн сделал глубокий вдох.
— Понимаешь, мы приняли лекарство…
Тэлли простонала и отвернулась, понимая, что рухнул еще один барьер. Сначала Шэй, теперь — Фаусто. Еще немного — и все «кримы» узнают про лекарство. Но тогда тем более нужно бежать из города как можно скорее, с каким бы риском это ни было связано.
Тэлли с тоской перевела взгляд на женщину-стеклодува. Зейн продолжал объяснять Фаусто, что произошло с ними за последний месяц: лекарство, нарастающая просветленность, мучительные головные боли Зейна.
— Значит, Шэй была права насчет вас! — воскликнул Фаусто. — Вот почему вы теперь совсем другие…
Тэлли рассказала их историю одной только Шэй, но все «кримы» наверняка заметили перемены и гадали, что произошло. Всем хотелось обрести загадочную ясность мысли, которая появилась у Тэлли и Зейна. Теперь, когда и Фаусто узнал, что для этого достаточно всего-навсего принять капсулу с лекарством, возможно, идея Зейна сунуть руку под пресс уже не кажется ему совсем уж дикой.
Тэлли вздохнула. Может быть, не такая уж и безумная это затея. Ведь она сама, Тэлли, не далее как сегодня утром не решалась отвезти Зейна в больницу и торчала вместе с ним под дождем, теряя драгоценные минуты и рискуя его жизнью. А сейчас речь шла всего лишь о руке, а не о жизни.
Во рту у нее пересохло. Как сказал Фаусто? Что кости разжижатся?
Стеклянный пузырь на конце стеклодувной трубки увеличился и начал обрастать маленькими шариками, необыкновенно хрупкими на вид. Разбей их — и уже не склеишь. Женщина обращалась со своим произведением очень осторожно: бывают вещи, которые не починить.
Тэлли вспомнила Эза, отца Дэвида. Доктор Кейбл пыталась стереть его воспоминания, и эта процедура убила Эза. Сознание человека еще более хрупко, чем его рука. А ведь никто и понятия не имеет, что сейчас происходит у Зейна в голове…
Она опустила взгляд и посмотрела на свою левую руку в теплой перчатке, медленно согнула и разогнула пальцы. Хватит ли ей храбрости сунуть руку в металлические челюсти пресса? Может быть, и да…
— А ты уверен, что мы сумеем разыскать новых дымников? — спросил Фаусто у Зейна. — Я думал, их уже давно никто не видел.
— Уродцы, с которыми мы встретились сегодня утром, говорят, что дымники, скорее всего, вернулись. Есть кое-какие признаки.
— И они смогут вылечить твою голову, чтобы не болела?
Тэлли уловила в голосе Фаусто знакомые по опыту нотки: он словно бы проговаривал все вслух нарочно, чтобы убедить себя. Еще чуть-чуть — и он согласится включить пресс. И, если подумать, у них и правда не было выхода, кроме этой, пусть и жуткой, затеи. Где-то в лесной глуши, посреди руин, живут те, кто может вылечить Зейна, и если он не доберется туда, он погиб. И если выбирать между верной гибелью и риском потерять руку…
Тэлли обернулась и объявила:
— Я сделаю это. Я возьмусь за рукоятки.
Фаусто и Зейн изумленно уставились на нее, но Зейн тут же улыбнулся.
— Хорошо. Мне будет спокойнее, если это будешь ты.
Тэлли облизнула пересохшие губы.
— Почему?
— Потому что я доверяю тебе. Не хочу дрожать от страха.
Тэлли вдохнула поглубже и постаралась прогнать подступившие слезы.
— Ну… типа, спасибо.
Наступила тягостная пауза.
— Ты уверена, Тэлли? — наконец осведомился Фаусто. — Я могу взять это на себя.
— Нет. Это должна сделать я.
— Ну все, хватит тянуть.
Зейн швырнул на пол зимнее пальто, размотал шарф и снял перчатку. Его оголенная левая рука выглядела маленькой и хрупкой на фоне темной массы штамповочного станка. Зейн сжал пальцы в кулак и сморщился, опустив руку в ведерко. Ледяная вода начала забирать тепло из его тела.
— Приготовься, Тэлли.
Тэлли бросила взгляд на рюкзаки, лежавшие на полу, пощупала, на месте ли датчик, прикрепленный к колечку на пупке, еще раз посмотрела на лежащие у входа в мастерскую скайборды. Проводки на днищах летательных досок были разорваны. Следовательно, скайборды исчезли из поля зрения городской информационной системы. Можно трогаться в путь. Тэлли посмотрела на свой браслет. Как только браслет Зейна будет разрушен, сигнал слежения сразу прервется. Нужно будет, не теряя ни секунды, сломать ее браслет и сматываться. Даже до окраины города путь предстоит неблизкий. По всему острову два десятка «кримов» ждут команды, готовые рассеяться по окрестностям и запутать погоню. Каждый захватил с собой «римскую свечу» с определенным сочетанием цветов — лиловым и зеленым. Вспышка будет означать, что Зейн и Тэлли свободны.
Свободны.
Тэлли уставилась на рукоятки штамповочного пресса. От волнения у нее опять пересохло во рту. Рукоятки из жизнерадостно-яркого желтого пластика напоминали джойстики компьютерных приставок. Каждая была снабжена жирной кнопкой. Взявшись за рукоятки, Тэлли ощутила мощь готовой к работе машины. Они чуть вибрировали, словно сверхзвуковой самолет прогревал двигатели.
Тэлли попыталась представить, как нажимает на кнопки, и не смогла. Но аргументов у нее уже не осталось, да и времени на обсуждение тоже. Продержав руку в ведерке долгие тридцать секунд, Зейн вытащил ее.
— Если услышишь, что металл трескается, зажмурься, — произнес Зейн совершенно будничным тоном. — От холода он станет хрупким.
«Теперь уже все равно, что слышит браслет, — догадалась Тэлли. — К тому времени, как кто-то поймет, о чем мы разговариваем, мы уже будем на полной скорости мчаться к Ржавым руинам».
Зейн опустил руку на край штамповочного стола и зажмурился.
— Так. Давай.
Тэлли сделала глубокий вдох. Ее руки, сжимавшие «джойстики», сильно дрожали. Она закрыла глаза и подумала: «Ладно. Хватит отлынивать».
Но пальцы не желали ее слушаться. В панике Тэлли начала думать обо всем, что могло пойти не так. Она представила, как левая рука Зейна превратилась в кисель и надо снова везти его в больницу. Представила, как в мастерскую вбегают чрезвычайники и хватают их. А вдруг Зейн не очень точно все замерил? А вдруг забыл учесть, что от холодной воды браслет немного сожмется? При этой мысли Тэлли словно бы очнулась. Надо бы спросить Зейна… Она открыла глаза. Мокрый браслет сверкал, как золотой, в желтых огоньках пресса.