***
Свет почти не проникал сюда. Факелы тоже горели слабо. И всё же глазам пришлось привыкать. Голова слегка кружилась, но для Северуса Снейпа это являлось признаком того, то он всё-таки спал, а не бредил — в лихорадке всё намного плачевнее. Стараясь не делать резких движений, он присел. Боль в мышцах сразу аукнулась – не удивительно, терпентин уподоблялся чуме, только выжигал он не города, а силы в его организме. Северус бросил взгляд на стены. Кровь. Сенмут мало что сказал об том. К его великому сожалению, ничего и не оставалось, как поверить тем малым словам. Память сломалась напрочь. Даже вообразив себя великим Холмсом, маг не понимал, зачем ему понадобилось бить стену и почему за девять лет праздник Опет приносил ущерб только ему да невинным животным, а сейчас агрессия выплеснулась и на камень. Стоило ему подумать о своих кулаках, как те сразу дали о себе знать. Легкая боль покусывала разбитые костяшки. Попытки встать оправдали себя лишь с третьего раза. Тело отказывалось его слушать, а где-то внутри зарождалась дрожь. Через секунду, превозмогая слабость, бывший шпион, сжав зубы, встал. Северус сейчас был особенно разочарован. Седьмой раз треклятое зелье не думало получаться. Стало только хуже. Намного хуже. По правде сказать, состояние зельедела не располагало к построение пропорций и формул. Да и в уме даже для некогда лучшего Мастера такая задача -- лишь убийство скучных минут. Нужна запись. Не понравилось Северусу и его кровавое творение. Особенно вблизи. Либо его воображение сдружилось с последствиями наркотика, либо наркотик играл с ним во сне. Но он точно видел надпись на английском языке. Оно составляло одно слово, и это слово ему не понравилось в край. Грейнджер следует отправить прямо сейчас в это гребанное будущее, не дожидаясь завершения Опета. Обведя пальцами буквы, маг почувствовал, как магия сквозит от стены к нему и назад. Внутри вздымались крылья чего-то темного, как это было при Темном Лорде. Стоило собраться ближнему кругу, как тьма, живущая внутри, брала вверх над своими хозяинами. Появлялась жажда крови, боли – садистические потребности, которым ни мораль, ни совесть не могли препятствовать. Потому-то многие пожиратели превращались в безумцев или же просто «ломались». Назад пути не было. Без окклюменции сломался бы и Северус. Ему стоило больших усилий очищать свой разум, постоянно чувствуя, как зверь внутри него жаждет все большего и большего насилия. Иногда и в его голову приходили героические идеи очистить мир хотя бы от самого себя, но едва ли бы это чем помогло. Воландеморт нашел бы нового шпиона, а посему Северус заковывал себя в оковы колючих цепей. Когда наступил тот самый момент, когда в его мертвую прогнившую душу проник новый монстр? Жрец не знал, и не желал знать. Метка мертва, а в нем что-то сидит. Кровавое же слово только усложняло ситуацию. Оно как давало ключи к разгадке, так и сильнее запутывало. Секунда – другая. Северус догадался обо всем. И почему его зелье не сработало, и почему он ходил во сне. И тут же, сжав кулаки, он почувствовал взрыв, словно его прокляли. Ровно как и двадцать лет назад, когда он, будучи наивным глупцом, вступил в отряды тех же треклятых Пожирателей Смерти, принимал метку и давал клятву, по венам прошелся яд. Северус застонал сквозь сжатые зубы. Морфий тьмы. Неодолимого желания греха, буйства и разрушения. Сердце что-то загрызло, и Северус впервые за десять лет испытал отчаяние. Изнутри резало мышцы. Ему пришлось опустить веки. Пришлось сделать вдох, и не один, чтобы привыкнуть к появившемуся знакомому запаху, смешанному с кислинкой железа. Кровь, черт бы ее побрал! Он снова чуял ее... Какая-то сила, как поток лавины, влек его идти. Внутри все рвалось и металось, уподобляясь самому бешенству. Нет. Нельзя. Не сметь, велел он себе мысленно. Еще один вдох. Он успокоил хаос и безбрежно, совершенно вежливо и одновременно бросающе в пот, процедил: — Мисс Грейнджер, уйдете сейчас, и я обещаю сохранить вам жизнь.
|
|
|
|
Кровь
Несколькими минутами ранее Гермиона встретилась с горкой свежевыкопанной земли, поэтому падение, к ее сожалению, не закончилось летально. Уж лучше было бы умереть. Шлепок был громким, и девушка склонялась к тому, что издать его могли исключительно ее кости, возможно, шея или позвоночник. Боль чувствовалась везде. Но преимущественно жгло подбородок и чуть ниже коленей. Гермионе казалось, что ее голова попала под пресс, а все тело — в огонь. Неизвестно сколько девушка не смела шевелиться, боясь, что волна боли снова настигнет её. По щекам потекли слезы. Ей стало безгранично жаль себя, такую маленькую, беззащитную и совершенно беспомощную в этом долбанном Египте. Слегка подташнивало. Пришлось медленно поднять тяжелые веки. Перед глазами плясали белые и черные круги. Болезненным оказалось и моргать. Всё-таки жажда к жизни не навсегда покинула ее. На одну морскую каплю боль утихомирилась, и девушка пошевелила пальцами ног. Целы. Руки вонзились в мягкую почву, и под ногти залегла грязь, — чувствует. Перед глазами представился грот и непозволительной величины потолок. Такая же высота была в туннеле в тайную комнату. Только там куда нежнее было приземление. Сжав зубы до отвратительного скрипа, Гермиона села и осмотрела ноги. Все икры были усыпаны укусами. От отвращения гриффиндорка скривилась. Как долго ей осталось жить? Видимо, из-за шока она не чувствовала ни зубов, ни яда, плывущего по венам. Девушка вытерла кровь ладошкой и попыталась осмотреться в надежде на помощь. Бесспорно, это был самый наивный поступок в ее жизни. Откуда в гроте люди? — Помогите, — её голос охрип после изнурительного бега наперегонки со смертью. — Помогите! — повторила она еще более отчаянно. Никто её не услышал. Зато ей послышался стон, где-то близко. Собрав всю себя, буквально, по частям, девушка все-таки умудрилась встать и спуститься к основанию ее «подушки безопасности». Приземлись она хоть на метр дальше, и из нее вышла бы отменная лепешка на острых валунах. Поводов для радости, конечно, мало, и всё же ей повезло. Шатаясь, немного хромая и всхлипывая, она нашла углубление, но побоялась зайти, когда поняла, что это никто иной, как профессор. Его фраза заставила вздрогнуть. Уверенности нисколько не прибавилось. — Если бы я только могла, — все с той же хриплой грустью ответила она и сделала два неровных шажка. Стоявший к ней спиной Снейп резко обернулся и побледнел. Секунда, и он направился в ее сторону. Гермиона прислонилась испуганно к стене и всхлипнула. Всё пошло совершенно не по плану! Черт! Кажется профессору лишь одного внешнего вида и заплаканных глаз хватило, чтобы поднять ее осторожно на руки и понести неизвестно куда. — Сэр? — охнула Гермиона, внезапно оказавшаяся на его кровати. — Чем же думает ваш мало того, что гриффиндорский, так еще и женский мозг, а, мисс Грейнджер? — протянул он обманчиво деликатно. К сарказму, язвам, гневу, даже к тому страху, который он вселил в нее в последнюю их встречу волшебница была готова, но вот к тому, что он опустится на колени рядом с кроватью и примется рвать ее юбку кизилиса — нет. Разрез получился до середины бедра, и поэтому девушка в испуге поежилась. Профессор одарил ее тяжелым раздраженным взглядом и поднял ее ногу, осматривая укусы. Послышался звук капель, и к ранам прислонили прохладную мокрую тряпку, которая вмиг окрасилась в кроваво-грязный. Ком в горле стал разрастаться от ее тревог и страха. Гермионе пришлось несколько раз сглотнуть, чтобы он провалился. Щипало. Снейп с нажимом провел по укусам, и её ножка дернулась от нервов. — Вам известен вид той твари, что укусила? — в словах стучала резкость. Холодная и гневная. Девушка вытерла капельки слез и кивнула. — Я умру… — Конечно, глупое создание, вы умрете мучительной, долгой и болезненной смертью, — раздраженно проговорил он, смачивая тряпку и очищая вторую ногу, — от моей руки. Гермиона вздрогнула, когда он понизил голос: — И только от моей руки… — его ладони разошлись по голеням, — Я требую, чтобы вы отвечали прямо, а не уклончиво. У девушки задрожала нижняя губа, и её некогда уверенный и жизнерадостный голос дал тихий, пропитанный печалью ответ. — Это были черные мамбы. Их было четверо. Честно, я не специально пришла так внезапно… Но они погнали меня, и я свалилась и… Она прервалась, когда его твердые губы впились в укусы, отсасывая яд вместе с зараженной кровью. Если это и был поцелуй, то очень жадный и импульсивный. Его губы прошлись по всем ранам и царапинам, а затем он отстранился и прикрыл глаза. От вида профессора Снейпа в ногах да с капельками крови на губах и таким обреченным видом у нее вспотели ладошки. — Переломы? Ушибы? Вывихи? — выдохнул он, медленно открывая глаза. Гермиона моргнула дважды, ибо такая реакция стала абсолютной неожиданностью для нее. — Мисс Грейнджер, вы оглохли? Я вопрос задал, или мне следует повторить? — он вскинул бровь и как ни в чем ни бывало прислонился губами к другой голени. Он стал целовать, уже не так судорожно, словно довольствовался, как истинный гурман. Что отвечать, и как, Гермиона перестала понимать, когда укусы стали затягиваться. Она просто мотнула головой, когда он поднял на нее вопросительный взгляд и медленно лизнул нежную кожу. — Наверно, мне повезло, что я мягко приземлилась… — Вам повезло, что змеи не выпрыснули яд, — выплюнул мужчина и тут же с задумчивостью стал вглядываться в ее лицо. — Кровь? — шепотом спросила Гермиона. Стоило прикоснуться к подбородку, как пальцы стали снова липкими. Бывает, часто при сильном ударе немеет место ушиба. Это удовольствие в несколько часов заканчивается высокой температурой и далеко не приятными ощущениями. Похоже, этот случай Гермиона испытала на себе… Снейп продолжал смотреть на нее с поджатыми губами, и это немного настораживало. Капелька пота стекла меж ее лопаток, когда девушка осознала, что он собирается сделать. Гермиона растерянно отвела взгляд и повернула голову немного в сторону в ожидании, когда же прекратится это вязкое и непонятное чувство внутри. Её интуиция почему-то металась от эмоции к эмоции. Но постепенно становилось ясным происходящее. Вспомнился и тот случай в первый день Опета, когда профессор приказал ей никогда не идти за ним. Неужели она ошибалась, когда полагала, что он слишком горд, и что он намекал именно на тот путь? Что-то подсказывало ей, что её план нуждался в колоссальных доработках. Но было поздно. Гермиона сглотнула новый ком в горле и посмотрела в его черные глаза. Мужская рука медленно потянулась к ее подбородку, но внезапно зависла в воздухе. Снейп резко выпрямился и сжал кулаки, неожиданно зарычав так, что мурашки закололи под кожей. Так не рычит человек. С испугом Гермиона вскочила с постели. Бросилась в сторону. Нужно бежать. Скорее! Но её молниеносно схватили. Сердце упало в пятки. Профессор привлек ее к себе, прижал. Холодный воздух резко проник в ее легкие, когда он резко развернул ее к себе. — Не получится, — прошипел густой голос. Слишком громкий. Эховый. Гермиона подняла большие испуганные глаза и замерла. Ничего более ужасающего в жизни она не видела. Даже Воландеморт в этот момент казался не самым страшным, что могло бы с ней произойти. Страх прошелся по её спине широким шагом. Её бросило в пот. Зачем, зачем она его не послушалась? Волшебница попыталась отстраниться, но не смогла отвести взгляд. Алый цвет всегда означал опасность, а бордовый символизировал кровь и погружал в могильный холод. Кипящая лава в преисподней тоже красного цвета. Душе Гермионы хотелось кричать. Не на бесконечные темные туннели походили глаза профессора Снейпа. Теперь они напоминали ад. Зрачки отсутствовали, а вся поверхность белка была охвачена мерцающим огнем. — Что, потеряли дар речи от моей второй сущности, Гермиона? — протянул он язвительно, прежде чем накрыть её губы своими. Его язык ворвался в рот и слился с ее языком. Гермиону опалила волна тепла, но поцелуй также резко прервался. Мужчина перешел на щеку и спустился к подбородку, приласкав рану губами. Гермиона увидела вбежавшего запыхавшегося Сенмута и рвано втянула воздух. Это не осталось незамеченным: профессор резко обернулся и отшагнул назад. В глазах у него снова появились черные зрачки и белок. Это был точно Северус Снейп. И он дрожал, обхватив себя руками. На его лбу вздулась вена. — Уведи её немедленно! — прорычал все тот же многоголосый бас, заставивший вздрогнуть всех присутствующих. Профессор сделал медленный вдох. — Сенмут, уведи ее, — повторил более спокойно человеческий голос. Не делая резких движений, Сенмут протянул Гермионе руку и послал ей очень тревожный взгляд. От укусов и «лечения», от смешанных чувств страха и истомы — ох, как проклинала себя девушка за последнюю — ее ноги чувствовали слабость. Каждый шаг превратился в свое жалкое подобие. Гриффиндорка медленно обходила жреца боком, обтираясь спиной о стол. Её взгляд неотрывно следил за высокой фигурой, удаляющейся в темный угол. Ей становилось не по себе, но тут рука Сенмута, словно послужила опорой и поддержкой, когда схватила ее и потянула на выход. — Идем, — шепнул он очень удивленно. Напоследок она повернула голову. Её встретили вновь кроваво красные глаза и довольно учтивая улыбка. Жрец галантно кивнул со вздутой веной на лбу. Снова стало страшно. Почувствовав дурноту, какая бывает в самом страшном сне или при панике, Гермиона тут же отвернулась и наткнулась на кровавое пятно, которое выстроилось в неровное слово… — Скорее! — Сенмут прибавил шагу, волоча за собой девушку, у которой окаменели ноги. Стена скрыла надпись со Снейпом, но Гермионе и этого хватило, чтобы воспроизводить перед глазами страшное открытие. Бледнея, девушка спотыкалась, но пыталась размеренно дышать. Нет ничего крепче союза, скрепленного кровью. Договоры, подписанные порезанными пальцами, являются клятвами, связью душ и темной магии… Профессор испил ее кровь… Нет, Гермиона верила в то, что он хотел её спасти… Исключительно спасти, идя на такие жертвы… Инени всё грамотно подстроил… Холостые кобры — странное совпадение, верно? Всё ради этого слова, и все они знают его. Это слово — «сделка». С кем её заключили? Её мокрая ладошка выскальзывала из мужских рук, но Гермиона тут же сильно сжимала ее, боясь запутаться в мелькающих дорогах полумрачного лабиринта. С кем могла быть сделка у Снейпа и, получается, ее? — Сэ-Осирис против твоего присутствия, жрица… — растерянно причитал Сенмут, снова завернув за угол. Гермиона не ответила и стеклянным взглядом уставилась под ноги. Её снова тошнило.
|
|
***
Обычно эфиопцы спускали с рук мелкое воровство двух идиотов и их шайки бедных. Хоть Хатшепсут наказывала Дреда и Тобеса за их проделки, это нисколько не останавливало их. Для фараона они были фаворитами и слишком большой имели вес, чтобы наказывать. Но в этот раз, Хатшепсут пришла в гнев и ярость, когда до нее дошел слух, что эти оборванцы умудрились втянуть во всё это дело и жрицу. Она до последнего верила, что Гермиона подыгрывала им со змеями и отвлекала внимание. Что ж, внимание эта девица привлекла. Да такое, что теперь их треклятые враги имели веский повод напасть на Египет. Она сидела на своем троне и поджимала губы. Лишь они и выдавали гнев на ее неподвижном лице. Инени незамедлительно воспользуется положением. В этом сомневаться не приходилось. — Где ты шлялась? — с теплотой льда бросила правительница, когда вместо ожидаемых виновников в зал вошла Неферуре. От тона матери девушка сменилась в лице. — Разве тебя это сейчас должно волновать? Неферуре направилась в сторону коридора. — Ты еще слишком наивна, — слова заставили девушку замереть. — Правда, мама? — проговорилось сквозь зубы. — Тутмосу нужен трон, а не ты, или тебе рассказать, сколько бедняков растят его детей? — Его подставили. У него нет детей. — Главное, чтобы через девять полнолуний не подставили тебя, — фараон небрежно постучала пальцами по подлокотнику, смотря на наследницу Египта, — или уже поздно метаться, Неф? Та выпрямилась и побледнела. — Я. Не. Шалава. Девушка выдержала скептичный и презрительный взгляд, а после рванула из зала. Она боялась сказать матери много чего лишнего. А высказать хотелось многое. В Неферуре сейчас кипела обида и боль. Положив руку на плоский живот, она решила, что если у нее и родится когда-нибудь ребенок, то он никогда не узнает о несправедливости и таких плохих чувствах. Она и Тутмос воспитают его в любви и уважении.
Примечание к части
Да, ребятки, я защитила курсач, и теперь я ваша! Урааааа))))
Всё к этому шло
Как же часто любила она кусать губы в моменты волнений. Привычка даже оставалась уже незаметной и такой родной. Иногда она доставляла дискомфорт, когда нежная плоть саднила от прикусов, но в большинстве своем успокаивало. Сейчас не помогало и это. Водоворот мыслей крутился в ее голове, а посему Гермиона не сразу заметила, что Сенмут привел ее на кухню и подал чашку молока. Пожилая служанка оповестила их, что фараон ожидает. — Нет-нет-нет, Гермиона нуждается в отдыхе, — Сенмут и не думал останавливаться, решив провожать девушку до её покоев, но служанка отставать не планировала. — Но фараон сказал, чтобы и жрица немедленно пришла! Сенмут проигнорировал. Только когда девушка переступила порог своей комнаты, он соизволил обернуться к пожилой женщине, которая следовала за ними, тихо бубня себе под нос, что негоже не слушать правительницу. — Не думаю, что вам стоит лезть во все это, дорогая, — с нажимом посоветовал он. — Я выполняю то, что велено, — в ответ огрызнулась старушка, выражая всем видом, что уходить не собирается, пока не поступят по воле Хатшепсут. Сенмут закатил глаза. — Не беспокойся. — Я не уйду, — женщина являлась первой упертой египтянкой, настаивающей на своём. Хоть кто-то не плясал под иерархичную дудку. Были бы в Гермионе силы, она бы улыбнулась и объяснила бы, что означает палец вверх. — Я понял тебя, — еще более раздражаясь проговорил архитектор, — передам ей, что ты выполнила приказ, однако, лучше замолчи и помоги жрице, — он кивнул в сторону абсолютно потерянной Гермионы, — во всем, в чем она тебя попросит. Я скоро вернусь. Служанка с явным осуждением покачала головой, но ничего не сказала. Они проводили его взглядами, и Гермиона пожелала стакан воды. — В вас есть еще силы? Гермиона не понимала, к чему такая паника? Укусы ведь зажили… Она ответила правдой, сказала, что едва ли ей хватит сил улечься на подушку, но сразу же заверила, что лишь устала. — Здорова, как само Солнышко… Представляться в Древнем Египте как-то не особо любили, да и слуг особо не удостаивали вниманием, только приближенных. Неизвестно кому принадлежала стоящая перед ней старушка, но её фигурка частенько мелькала во дворце. — Ваши сравнения слишком легкомысленны, Гермиона, — гриффиндорку заставили почувствовать себя нашкодившим в тапки котом, и если бы не шум легких шажков в коридоре, образ строгой египтянки навсегда закрепился рядом с полочкой воспоминаний о Минерве Макгонагалл. — Вы не понимаете, о чем идет речь. Вам необходимо немедленно.. — но шаги смолкли. — Простите, вас просит к себе фараон, — в дверях показалась маленькая девочка. Еще же дитя, а уже в слугах. Мешки из-под картошки в современном мире лучше, чем-то, во что обличили ребенка. Не дворцовая… Удивительно, но без всяких споров женщина, обведя взглядом комнату, ушла во свояси, и лишь на последок, уходя, прошептала губами «У-Х-О-Д-И-Т-Е». Ну или «У-Й-Д-И-Т-Е». Понятнее не становилось. Что она имела ввиду? Куда ей уходить? Здесь была защита. Её охранял дворец. Хатшепсут, Инени, Дред, Тобиас, слуги — доверенные лица профессора. Нет, уходить ей нельзя, да и некуда. Её ноги больше походили на свинец, чем на плоть и кровь. Северус, вернее профессор хотя какой к черту профессор, когда она узнала не один раз вкус его губ? Всё верно, Северус, пора бы называть его так. Он уже не ее профессор. Так вот, к сожалению, Северус залечил ей раны, но не ушибы. Да, грех жаловаться, и всё же тело требовало отдыха.
***
Несколько часов пролетели незаметно. Под вечер к ней пришли врачи и стали задавать странные вопросы. Они не нашли ни ран, ни ушибов. Пара синяков от такого падения, о котором, между прочим, знал уже весь Египет, стали новым чудом, а то место огородили, и старались обходить его стороной. Ибо суеверие египтян достигло пика: они считали, что только бессмертные боги могут выжить при таком падении. Гермиона закатила глаза, когда узнала об этом. Хотя капля благоразумия в этом была — она и сама уцелела благодаря своей удаче. Или нет? Прошло еще два дня. Та старушка во дворце больше не мелькала, и в Гермионе медленно, как по каплям, росла тревога. Могла же она отлучиться по делам? Могла. Стражники выдохнули спокойно, когда увидели её целой и совершенно здоровой. Однако их Хатшепсут навсегда выгнала из статуса «телохранителей». Писцы же недо-Робины-Гуды навещали её ежедневно. Они искренне считали себя виноватыми и приносили тысячу извинений в её адрес. Даже носили ей фрукты в свободное от работы время — девушка почему-то не сомневалась, что дары-то эфиопские… — Что стало с тем мальчуганом? — спросила Гермиона, идя вдоль сада. Тобес шел рядом, а Дред постоянно оборачивался, подозревая, что за ними следят. Свежий воздух пронзал каждую клеточку энергией. Легким хотелось дышать глубже, только вдыхать с жадностью и не выдыхать совсем. — С тем-то шалопаем? Увы, мы ничего не смогли сделать… Видите ли, эфиопцы раскрыли нашу технику и поймали не только его, но и других… Так что будет правильным поинтересоваться о нескольких детях. Гермиона резко остановилась. Внезапно и цвет сочной зелени поблек от мрачных новостей. — Сколько же их? — меж ее бровей мелькнула морщинка. Тобес печально вздохнул и покачал головой. — Много. Слишком много… — он поник и ссутулился в плечах в знак скорби, и у Гермионы сжалось сердце. Много... — И что же с ними стало? — в ее глазах заметалась тревога. В диалоге повисла пауза. Переживания медленно обвивались вокруг шеи, намереваясь душить. Омерзительное чувство. Можно сказать, безысходность. — Им отрубили руки, — прозвучало приговором. Это уже произошло. Ничего нельзя сделать. Тобес снова тяжело вздохнул и посмотрел на бледнеющую Гермиону. У той всё померкло, когда перед взором представилась кровавая расправа над маленькими, голодными, трясущимися от страха и стыда детьми. Мужчины переглянулись и... расхохотались. Шутили? Ха-ха-ха, как смешно! Девушке ничего другого и не оставалось, как топнуть ногой. Нет, ну кто так шутит? Напряжение мигом спало. — Это не смешно! Фраза вызвала новую волну приступа смеха, и откуда ни возьмись, появилось страстное желание, дремлющее в ней с третьего курса. Вмазать наглецам, да и всё! Вот только не поняла бы общественность. — Мерзавцы! — шикнула гриффиндорка. — Кто такие "мерзавцы"? — снова шутка. Знали они, кто такие, — С детьми порядок. Будет, Гермиона, стража вовремя подоспела, — посерьезнел Дред, и снова обернулся. — Хватит уже шутить, — улыбнулась Гермиона, хоть и знала, что причины подозревать не шуточные, что за ними и впрямь следят дворцовые. Но в целом виду не показывала. — Действительно, хватит, — Тобес тоже немного насторожился. Юноша устало вздохнул и вернулся к ним. — Неужели я один чую слежку? — спросил он шепотом, рассматривая кусты. — Ну… Ты вполне можешь быть прав, — низкий голос сочился насмешкой, — однако я немного даже рад, что решение стать воином отбросил за тебя отец... Из-за неожиданности она вновь закусила губу. Все принялись оборачиваться и рыскать взглядом по саду, ища автора реплики. У входа во дворец показалась высокая фигура. Гермиона вздрогнула. Плавной и совершенно уверенной походкой к ним направлялся никто иной как жрец. Спокойно. Плавно. Почти беззвучно. Вряд ли по выражению его лица можно было хоть что-нибудь прочесть. Он был в маске будничного профессора Снейпа, который так часто устрашал учеников. — Добрый день, — только он умел вежливо приветствовать так, что возникало желание уйти немедля, — популярные «герои» Египта все в сборе, как я понимаю… — Да брось, Сэ-Осирис, — хмыкнул Тобес. Казалось, на него нисколько не действовал убивающий взгляд. Гермионе же улыбаться не хотелось, хоть в глубине души её окутало спокойствие. Уж не представляла она, что будет радоваться черным глазам, которые некогда вызывали дрожь и испуг лишь от одного неправильного действия на уроке. Улыбнулась она несказанно необычно, когда в голове пронеслась знакомая мысль. Совершенно идиотская, несформированная и хромая, как громом раненная, мысль далеко не о дружбе… — Тобес, какого сфинкса вы втянули во все это дело Гермиону? — улыбку девушки Снейп оценил странным, колким взглядом, — она могла пострадать, — и уже с переходом на английский, профессор подошел к ней и заставил ее затаить дыхание, — а что, позвольте спросить, заставляет вас лыбиться? Мисс Грейнджер, кто еще покусал вас, что вы двинулись головой в эти авантюры? Спокойствие, скользившее в низком баритоне обманывало, и почувствовали это все. Каждый, конечно, по-разному: кто-то напрягся, а кое-какая девушка не смогла дать определение своим эмоциям. — Жрица вовсе не участвовала в этом, — вступился Дред, — на нее снова напали, жрец. Маг резко обернулся и прищурил глаза. — Но отвлекли охранников вы, насколько известно, — прошипел профессор, как змей. Здесь меж ними шагнула Гермиона, с робостью призналась: — Это я попросила их, жрец… Иначе бы эфиопцы… Но он ее с холодом перебил: — Черта с два это твоя вина, — Северус скривил губы. — Они спровоцировали ситуацию так, что твоё гриффиндорство просто не смогло это терпеть. Только благодаря твоей благоразумности, ты не двинулась с места. Он взял её за руку. — Держитесь от нее подальше, — со строгостью проговорил он, и направился в сторону дворца, ведя за собой Гермиону, которая прошептала их тревожным взглядам, что всё будет хорошо. Вышло как-то неубедительно, и друзья недоверчиво кивнули. Всё происходило так естественно, что Гермионе вовсе не показалось странным, что их пальцы переплелись. Её с мужскими... С длинными и изящными пальцами Мастера Зелий. Только внутри всё переворачивалось... Стоило им зайти во дворец, и Снейп уволок её за колонны и загородил собой. Он почти вжал её в холодную стену, однако их тела едва соприкасались. — Сэр, — успела вымолвить испуганная Гермиона прежде, чем подумать об опасности. Видимо, у Северуса Снейпа нашлись на то причины. Для ответа он склонился к ее ушку и зашептал на английском: — Мисс Грейнджер, тот поцелуй… — Это были не вы, — догадливая гриффиндорка высказала свои мысли, которые терзали её все эти дни, — вы заключили с Осирисом сделку, будучи в бреду. И теперь мне понятны ваши мотивы поведения… ну тогда, в Храме... С задумчивостью он рассматривал её лицо, пока она несла какую-то чепуху, по его мнению. Гриффиндорка и в Африке гриффиндорка. Северус отодвинулся, цокнул и посмотрел на ее губы, но тут же вернул взгляд в карие глаза, где увидел бездну янтаря. — Сэр, вы меня слушаете? — её хоть и смущала их близость, но виду она не показывала. А, быть может, её и вовсе увлек разговор. Для Северуса это осталось загадкой. Но он и впрямь ее не слушал, потому-то и покачал головой. — Поцелуй являлся моим желанием, а сделку мне пока что только предложили… Гермиона покраснела еще больше, и, кажется, невольно опустила взгляд. Ей просто не удалось раньше понять этого… Всё вышло так запутанно, но теперь… — Получается, — она ведь не дура, она обо всем догадалась, Северус понял по водовороту мыслей в ее глазах, — получается, это Осирис оттолкнул вас тогда. А значит, ему это мешает, и вы это просчитали и поце… — Гермиона, с чего вы взяли, что во мне сидит Осирис? — он не позволил договорить. Девушка ответила голосом на несколько тонов хриплее — заволновалась, но тут же взяла себя в руки. Нужно собраться, а не мечтать о ерунде, что, между прочим, стало её любимым времяпрепровождением в последние недели, особенно в присутствии Снейпа. Но, конечно, если бы он не смотрел на нее так, не стоял бы так близко, её гормоны так деспотично не мешали бы мысли. Неудивительно, что после стольких поцелуев она задумалась о гормонах... Пока Гермиона собирала слова, Северус коснулся ее лица и приподнял за подбородок. Прошелся электрический заряд. — Мисс Грейнджер, ваше поведение настораживает. Вы не отвечаете на вопрос, вы точно заболели. — Нет, нет, нет, нет! — трактор тараторил бы медленнее, нежели звонкий взволнованный голос, — Я просто готовила аргументы. Смотрите: во-первых, вас прозвали не просто так, вряд ли это совпадение. Во-вторых, я смотрела карту у Сенмута — называйте это просто «гриффиндорским любопытством» — так вот, там написано, что туннель ведет к смерти. Понимаете? Смерть и Осирис — неразлучные слова, он царь подземного царства. В-третьих, ваши глаза — не похожи на случаи переселения других магов и проклятий. В вас сидит существо с красными глазами, и, уж простите, они ужасны. Без белков. Вряд ли это человек… Северус поджал губы. Сенмут и слова не сказал ему про глаза — побоялся. — И что же мы будем делать, сэр? — если бы Гермиона и могла отстраниться, то вряд ли она сделала бы это. Оставалось только надеяться, что он не заметил ни этого, ни как стучит её пульс, ни то, что она затаила дыхание. — Мы.., — чуть хриплым баритоном Снейп, профессор, Северус — не важно — растянул слово и медленно с особым наслаждением очертил линию под ее пухловатой губой, — мы отправим вас домой. У вас еще есть шанс спастись, вы же не колдовали всё это время, я прав, Гермиона? — с каких пор он стал называть её по имени? Она сглотнула и кивнула, и мужчина осторожно заправил ей локон за ушко, словно мастер, работающий с хрусталем, убирал пылинку с очень хрупкой статуэтки. — А как... — она не понимала, что с ней происходило, и почему кровь ликующе запела. Запнулась, когда он повторил за ней фразу «А как» прямо в губы и горячее дыхание коснулось лица. Кажется, её и впрямь лихорадило. — А вы? Сейчас не ваше время… — ей одновременно хотелось убежать и остаться. — Боюсь, двадцатый век — не моё время, мисс. Я остаюсь здесь по понятным причинам. В ответ ему только кивнули, и трусишка (куда делся весь гриффиндор?) отошла на несколько шагов, становясь еще более притягательной. Снейп просто не смог не изогнуть насмешливо бровь. На секунду, на одну единственную, схожую с мигом, в её глазах Северус уловил вспышку гордого и даже несколько возмущенного гнева, когда она вскинула носик. Конечно, оба поняли, что она сбегает. Но тут же гнев скрылся в ее глазах за теплотой. Уголки женских губ дернулись. Признала? Да неужели? Северус едва не фыркнул. Между ними вновь завязалась немая связь без слов и мыслей, и удивленный легилимент проводил умницу гриффиндора глазами. Она сбежала, улыбкой объясняя, что гриффиндорцы способны и на такой совершенно слизеринский поступок. Хотя самый мудрый с точки зрения всех факультетов, подумалось ему. Нельзя. Северус возвел себе табу. На нее.