***
Как работал поцелуй профессора — не понятно, но с тех пор Гермиона не испытывала дрожи в ногах и спирали в животе, иными словами, больше они не целовались, и никто не приходил к ней в кошмарах. Один лишь поцелуй, а эффект на неделю, и может быть, больше. Тут рвался в бой научный проект. Уж больно странно влияли они друг на друга, и внутренний ученый в гриффиндорке требовал исследований. Зелья сна без сновидений дополняли магическую «защиту», и теперь она спала, как студент после сессии — постоянно, без снов, как убитая. Тем не менее, Северус излюбил кресло в её спальне и некоторое время охранял её сон. Сидел он в дальнем углу комнаты и развлекал себя алхимическими уравнениями, составляя новые зелья. А под утро уже уходил. Во всяком случае, Гермиона просыпалась в одиночестве. Он всё еще злился, и со стороны могло показаться, что жрец кидался в нее ядовитыми резкими словечками, но Гермиона знала, что Северус не стремился ее уколоть, что так переваривал информацию, проявлял внимание... Либо ей хотелось, чтобы на деле он всё-таки дразнил её. Подготовка к свадьбе шла полным ходом, хоть Снейп как-то и не желал говорить об этом. Лишь требовал называть его «Северусом», коль уж так вышло. Поскольку «вы-кать» они не переставали, меж ними сохранялась дистанция. Гермиона вообще не думала о тех событиях, которые должны произойти, чтобы они перешли на «ты», но и те неукоризненно приближались, как экспресс с каждой минутой… Она ловила его голодные взгляды на себе и всякий раз испытывала волнение, переходящее в мелкую дрожь. Будет нечестным сказать, что страх являлся тому причиной. Её тело и инстинкты говорили совершенно об обратном, но и их волшебница старалась не замечать. — Гермиона? — раздался его низкий и слегка хриплый голос из коридора. Она выскочила навстречу раньше, чем он повелел не двигаться. — Ох, Северус! — восхищенно охнула она и вот теперь, после увиденного, конечно, застыла. Гермиона подняла глаза и поняла, что он смотрит на нее с каким-то странным блеском в зрачках. Только она открыла рот, чтобы спросить, как Снейп, отмахнувшись от странных мыслей, возвел глаза вдоль по колонне и выше, где очередное солнце защищало Великие земли. — Несносное любопытство… И на ее растерянную улыбку, уголки его губ дрогнули. — Держите традиционный жреческий подарок, — он протянул руки с маленьким тигренком, — ну же, не стойте столбом, — поторопил бархатный теплый голос, — или моя гриффиндорка боится больших кошек? — Конечно, нет! — и на йоту Гермиона не приблизилась к облизывающемуся сонному малышу, будто ее ноги превратились в основания колонны и вросли в каменную плиту. То, что она его, сомнений уже не оставалось... — Конечно, — сыронизировал Северус, протягивая руку, — идите сюда. Его нисколько не остановило отрицательное мотание головой, и он снова чуть тверже повторил: — Оказывается, Мисс Грейнджер — трусишка. Идите ко мне. Да не боялась она! Но насмешливо изогнутая черная бровь говорила, что ее хозяин иного мнения. Гермиона буквально купилась на этот хитрый наглый ход — она это поняла, стоило утихомириться гриффиндорской гордости. Сомнения не оставляли её вплоть до последнего шага. Потом он просто привлек ее за талию. — Расслабьтесь. Он вас не съест, — по телу Гермионы пробежала беспомощная дрожь, когда в её ухо, словно капля теплого виски, полился хриплый насмешливый шепот Северуса. Он встал позади, и девушка подумала, что совсем скоро съест ее кто-то другой… Он взял её маленькую нежную ладошку в свою, полуобнимая, и направил к малышу, который с интересом поглядывал на новую хозяйку. Его коричневый нос, ловя новые запахи, дергался так забавно, что Гермиона даже не заметила, как улыбнулась. Северус улыбнулся тоже. И, несмотря на это, напряжение в ней ни усиливалось, и ни спадало. Одно дело — Живоглот, знаете ли, и совершенно другое — зубастенький тигруля, чья мамочка наверняка лакомится кровавым стейком на завтраки, обеды и ужины. Профессор провел большим пальцем по её костяшкам как бы невзначай, и Гермиона прикусила губу, играя равнодушие. Больше внимания питомцу, больше… Свободной рукой она почесала пупса за ушком, и тот снова стал обнюхивать её. — Я ему нравлюсь, — то ли с интонацией вопроса, то ли с утверждением сказала она и повернулась к нему. Ошибка, Гермиона, ошибка! Их лица находились слишком близко. Взгляды разделяла лишь разница в росте. — Ему очень сильно нравится ваш запах. Где вы достали эфир лотоса? Лишь благодаря волнению Гермиона не удивилась, что он так быстро узнал этот аромат. Конечно, он Мастер Зелий и всё такое, но неужели его обоняние развито настолько, что за первые секунды можно различить нотки? Или же он давно разгадывал его? — Ваша лаборатория… Я в ней иногда проводила время… Химичила... Дистиллировала*, пользовалась, если так можно сказать, всеми прелестями жизни. Пахнуть как священный цветок, что может быть лучше? Тигренок снова ее лизнул. А Северус наклонился и провел носом по ее шее, наслаждаясь ее запахом, своей ходячей амортенцией, о чем, конечно, он не признался бы даже себе... И Гермиона попыталась сдержать счастливую улыбку... Возможно ли... — Он милый, — ласково сказал ее звонкий, но слегка дрожащий голос, когда питомец вильнул хвостом и перелез к ней на руки. Весил он куда больше, чем казался. Не без усмешки профессор отстранился и помог ей, из-за чего их руки снова соприкоснулись. От его теплого взгляда у нее окончательно растопилось сердце. Она любила его. О, как она его любила! Гермиона поняла, что попала. Пропала. — А что же должна сделать невеста? — неожиданно для самой себя задала она вопрос. — Поцелуя будет достаточно. Взгляд Северуса упал на губы Гермионы и задержался там. У нее возникло ощущение, что они загорелись от этого взгляда. На щеках просочился румянец, но она осмелилась спросить: — Любой? Вновь появилось желание сглотнуть, когда он перевел свой внимательный, но такой любящий взгляд в ее темнеющие глаза. Словно он тоже ее любил по-настоящему... Молчание — знак согласия. Вознамерясь поцеловать его в щеку, она потянулась к нему. Но то ли они не поняли друг друга, то ли животное отвлекло их двоих, но Северус повернул голову. Угол сменился, и она поцеловала его губы. Вернее чмокнула, но сама. Впервые. Большие карие глаза распахнулись, и вместе со смесью растерянности, смущения и любопытства, она опустила взгляд на те мягкие губы, ласкающие ее неделю назад так, что хотелось стонать от желания. Вот-вот они должны были растянуться в усмешке. Она ждала. Но этого всё никак не происходило. Наоборот, её реакция, поведение заинтересовали Северуса не меньше, чем Гермиону — его губы. Он снова потянулся к ней, и в этот раз Гермиона прикрыла глаза, ожидая... — Жрец! У нас проблемы, — ворвался в их интимную атмосферу женский голос. Стояла та самая служанка, которая велела ей уходить. — Всё в порядке, — пробубнила Неферуре, которую тащили сюда силком. Она упиралась как кошка перед порогом ванны, но с таким же кошачьим успехом. Кровь, окрасившая ее руки, нисколько не внушала спокойствия, и Гермиона лихо подлетела к подруге, закидывая вопросами. Что случилось? Как? Когда? За спиной послышался смешок Снейпа, а сама же раненая фыркнула. — Из носа кровь. Спокойно. Такое бывает, — отмахнулась Неф, не сводящая глаз с тигренка. — Ей нужно лекарство, — потребовала строгая служанка, следившая за действиями Гермионы. Та времени не теряла: сварганила из тканей то, что слегка походило на салфетку. Трансфигурацию кто-то явно подзабыл. — Не беспокойся, это всё объясняется в нашем мире. Ничего особенного нет, — протянул Снейп, которому совершенно не нравилось то, как на жрицу смотрела эта женщина, — кровь у вашей внучки уже остановилась. — Вот-вот, — кивнула, как видимо, та самая «внучка», новость о существовании которой ввела Гермиону в ступор. Так значит, та была бабулей? Тогда становилось понятным, почему женщина вела себя настолько строго с Сенмутом. Теща. — Можно? — спросила Неф после того, как ее руки очистились. Только с кивка Северуса Гермиона со словами, он тяжелее, чем кажется, вручила Неферуре детеныша дворцовой тигрицы. Пушистик вильнул хвостом и сонно моргнул, собираясь заснуть. К удивлению, руки у Неферуре оказались сильнее, чем кажутся. — Но звезды говорят обратное! — не унималась женщина. — Или вы оба хотите сказать, что астрономия — пустой звук? Совершите большую ошибку, уверяю вас, — старуха без колебаний уставилась на Снейпа, и силой такого взгляда не обладала даже Минерва Макгонагалл, когда ругалась с профессором. Ну или делала вид. По сравнению с тем, что происходило сейчас, Гермиону не покидало чувство, что большую часть времени деканы враждующих факультетов упражнялись в остроумии, но никак не ругались, скорее создавали вид. Сжатые кулачки помогали не нервничать. — Это не пустой звук, Яхмес, определенно в астрономии есть свои преимущества, не спорю, однако, кровь из носа — обыденное дело для человеческого организма. Не думайте, что ваша внучка исключение. Мы это уже обсуждали. Неферуре согласно кивнула и улыбнулась, убаюкивая, как куклу, юного охранника. Годы летят, эпохи сменяются, а ничего не меняется. Девочки играют всё в те же игры. — Вы прекрасно это обсудили с Хатшепсут, но не со мной, — выплюнула старуха, и Гермиона почувствовала к ней антипатию. Снейп растянулся в злобной улыбке и уверенно прошелся по залу, смакуя ответ. Напряжение росло. — Напомни-ка, какое звание имеет Хатшепсут? — здесь он остановился и резко посмотрел на Гермиону, и не переводя взгляда на оппонента холодно протянул. — Обоснуй то, почему я должен ослушаться фараона? Ты ведь именно это имеешь ввиду? Гермионе подумалось, что пришло время тревожиться, ибо ссора была неизбежной, и если бы Неферуре не закатила глаза, возможно гриффиндорка бы и вмешалась со своей идеологией «мир во всем мире». — Едва ли тебе что-то понятно, но я настаиваю на том, чтобы ты дал ей что-то другое. Лечи её другим способом, прими меры. Хатшепсут относится к этому халтурно, я же — не позволю. Сделав лишь одному ему известные выводы, Северус Снейп прекратил мерить шагами зал. — Приму к сведению, а сейчас уйдите прочь. Вам нужен свежий воздух. Живо. — холодно приказал профессор, но когда Яхмес не двинулась с места, недобро прищурился.— Уж поверьте, стража будет на моей стороне. Не советую упрямиться. Старуха схватила Неферуре за руку и, одарив жрецов злобным взглядом, ушла. Только Гермиона задумалась о Яхмес и о причинах безалаберного поведения, как Северус оказался рядом и обхватил руками ее лицо, словно хотел заявить, что она всегда принадлежала ему и всегда будет принадлежать только ему. Губы Северуса с ненасытной жадностью приникли к её губам, раздвигая их с господством, столь же явным, сколь и страстным. Его язык обследовал, пробовал на вкус сладкую глубину ее рта. Хоть она сначала протестующе замычала, уже через секунду сдалась. В нем было столько власти, что её ноги стали ватными, пульс ускорился. И пусть он, как собственник, удерживал её лицо в своих широких ладонях, от него веяло свободой, страстью, опасностью. Всё это казалось Гермионе соблазнительным, неотразимым и ужасающим одновременно. Этот поцелуй не походил на те прежние, что были у них. Это был поцелуй завоевателя. Защиты от которого не существует, как и не существует слов, чтобы остановить его силу. Гермиона быстро поняла, что в профессоре просыпается зов. Зов и голод. Сколько сил ему потребовалось, чтобы резко отстраниться! Он прислонился к ее лбу и закрыл глаза, позволяя им восстанавливать рваное дыхание. Из-под его железного контроля пробиралась дрожь, и Гермиона поняла, что Осирис рвется наружу. Не зная, как быть, она ласково погладила его по голове и почти с такой же нежностью чмокнула в нос.
Примечание к части
* Дистилляция — перегонка, испарение жидкости с последующим охлаждением и конденсацией паров. Древний способ поучения эфирных масел.
Черт!
«Ох, Северус». Её нежный голос звучал у него в голове, не давая покоя. Никогда еще Северус Снейп не предполагал, что его имя может иметь вкус сахарных карамелек из детства. Ему до ужаса понравились нотки… — удивления? восхищения? — сокрытые в двух словах. Северуса окружала ночь. Даже лунный свет скрыли облака. Казалось бы, всё располагало, чтобы заснуть, и он непременно должен уйти к себе, закрыть веки и погрузиться в мир морфея, отдохнуть хоть немного. Но ему не спалось. Да и как он мог спать, зная, что в нескольких метрах от него спит хрупкая, чистая и неимоверно сладкая Гермиона? Девушка, которая должна стать его женой, его студентка, старше которой он почти в два раза. Та крошка, которую он возьмет далеко не единожды в их брачную ночь. Зов будет требовать развратить невинную девочку. И сказать, что мужчине такая идея не нравилась — ничего не сказать. Она перевернулась во сне, и Северус вздрогнул, готовясь в любой момент броситься к ней и разбудить. Хоть разум и твердил, что после сегодняшнего поцелуя едва ли Осирис возымеет наглость и силы захватить ее сон, его тело всячески жаждало этого. Оно желало разбудить Гермиону объятиями, накрыть её расслабленное юное тело своим и взять её как женщину, принадлежащую только ему и желающую только его… Северус выругался, взывая к совести, которая, похоже, ушла вместе с меткой в невиданные дали. Почему-то свой выход эта стерва прошляпила. И будь не ладно с ней, если свою оплошность она не считала грехом. В таком случае можно было бы поверить и в магических партнеров, что Северус, конечно же, не признал бы в трезвом уме никогда. Встав, без раздумий он направился к выходу, чтобы «проветрить» свой разгоряченный мозг. Ночи становились холоднее. Дул легкий прохладный ветер, и погода показалась ему как нельзя подходящей. Он вышел в сад, по размерам и красоте который превосходил только сад Семирамиды. И то, Северус там не был и сравнивать объективно не мог, а посему решил хоть на каком-нибудь уикенде сгонять в Вавилон. Времени у него теперь горы… В горизонте исчезали границы сада, и такие масштабы нравились бывшему шпиону. Признаться, ему не хватало сумеречной тишины запретного леса, в которой его мысли из хаоса преобразовывались в выводы, умозаключения и конечно же нескончаемые схемы стратегий. Тогда он ломал голову над планами безумцев, в руках которых лежала власть, известность и сила. Один точил зуб на Поттера, чтобы убить во зло, другой — во благо. Темный Лорд привязывал людей болью, кровью и метками, Дамблдор — чувством долга и софистскими* убеждениями опять-таки во имя добра и утопического «мира во всем мире». Северус устало сжал переносицу. Как же он устал от этих игр в шахматы. Раньше ему казалось, что он был неким черным конем в игре Тома и Альбуса, но после того, как фигурки убрали в коробки, в нем не осталось сомнений, что игрок на самом деле он, а его соперница здесь — судьба. Предлагающая партию за партией. Единственное, что его никогда не подводило — так это шпионское чутье, заработанное болезненными годами, всеми грехами и долбанным долгом. Поэтому, в очередной раз услышав, как хрустнула ветка, Северус метнулся в тень листвы и спрятался за деревом. Ей-богу, если это снова окажется недоносок Тутмос, он его прижучит за кретинизм не хуже гриффиндорца после отбоя. К большому счастью для юнца, шагал Тобес. Еще один сердобольный идиот-гриффиндорец. Пятьдесят лет, а ума нет. Вернее, он крался, а на шее стоял зачетный засос. — И откуда же ты, такой утомленный и довольный идешь? — поинтересовался лениво Снейп, наслаждаясь испугом писаря. — Вы напугали меня, друг мой! — воскликнул Тобес. Северус нисколько не изменил своему холодному тону. — Либо там есть лазейка, — длинный палец Северуса указал в сторону густых зарослей, — либо ты, — прищуривающийся жрец резко развернулся прямиком к смущенному Тобесу, чей румянец не уступал румяным щекам купидона с картин эпохи возрождения, — устраиваешь вечерние прогулки служанкам. Тобес сложил ручки на круглом от пива животе и нервно хохотнул. — Да у тебя мания подозревать меня в чем-то, Сэ-Осирис, мне аж страшно. Идем, я покажу… Северуса повели замысловатыми путями, сквозь сочную траву и хрустящие ветки, опавшие с сухих верхушек. Давненько здесь не проходилась рука садовника. А нужно ли? Наверняка, этим путем пользуется не только Тобес, но и все придворные замка. — Вот, — указал он на выход в город, — пойдешь вынюхивать следы той шлюшки? Или всё-таки во дворец и спатоньки? — весело спросил Тобес. Снейп подарил ему тяжелый взгляд, и мужчина толкнул его локтем. — Да брось, шучу же я, Сэ-Осирис. Да и имей совесть! У тебя гарем и невеста-красотка, а я одинокий мужчина. В ответ Тобес получил презрительный взгляд. И они направились ко дворцу. Снейп молчал, специально создавая гнетущую тишину. С опытом он понял, что молчание — золото. Люди сами начинают говорить обо всем на свете, лишь бы избежать тяжелой неловкости. — Она гречанка… Ну знаешь, страна на севере. Я там никогда не был… — И что же она забыла здесь, твоя гречанка? — без особого интереса спросил Снейп. — Да с братом приехала… В бегах… Кстати, он такой руки-мастер! Что-то выкладывает там из мелких камней. Удивительная работа! И в этот момент Северус понял, что грек поможет ему в одном коварном дельце. — Познакомь меня с ним.
***
Слабость медленно охватывала ее, словно поднималась температура. Та самая ненавистная грань, когда не плохо — не хорошо. Гермиона медленно встала из ванны, и струйки прохладной воды дорожками скатились с ее тела. Как только она закуталась в простыню, то разрешила служанке обернуться. К счастью, Фина приняла ее странную манеру. Похоже, её это даже забавляло. Пока с ее волосами возились, а к слову, дел там было немало, Гермиона пыталась понять, чем таким заболела. Она трогала лоб и не находила жару. Горло не болело, да и глупо было надеяться на банальное ОРВи… Здесь что-то другое. Попытка посчитать пульс тоже не далась. Волшебница отчаянно вздохнула и медленно наколдовала себе стрелки, так как желания краситься не возникало. В посеребренной пародии зеркала ее глаза становились ярче сами собой. Как же грустно было осознавать, что она лишалась магии. Этот процесс происходил медленно и неизбежно, как старение, ведущее к смерти. Что она будет делать, если станет сквибом и они не успеют вернуться? Об этом Гермиона старалась не думать. Северус запрещал ей колдовать, веля экономить магический потенциал… От запутавшихся волос и резкой боли Гермиона вскрикнула, но эта боль, как будильник, пробудила её сонный мозг. Ну точно! Осознав ошибку, она резко подскочила и крикнула «Люмос!», удивляя Фину новым волшебством. Служанка радостно воскликнула и с любопытством принялась пожирать яркий свет глазами. — Чудо-факел! — пискнула египтянка. В ответ последовала тишина. Гермиона сначала нахмурилась, делая выводы, а затем помчалась к профессору, да в таком виде, в каком никогда бы не вышла к нему даже под страхом смерти. Но девушку потрясло открытие. Она влетела молнией в его покои, заглянула на террасу, но там обнаружилась пустота. Ликующее сердце готово было сломать ребра, ведь у нее появилась вполне логичная гипотеза, находящаяся в двух шагах от открытия закона. Магического закона! Она спешила поделиться идеей и увидеть одобрение и гордость в его глазах, которые стали уже родными. Теперь они на шаг ближе к дому! Но стояла странного рода тишина. Замер и пульс в ушах, когда послышался шелест воды… В нескольких метрах. Небо пресвятое! Щеки окрасил румянец быстро настолько, что она повернулась в сторону ванной комнаты уже пунцовая. Еще никогда Гермионе не удавалось видеть голого мужчину настолько близко. Опасно близко. Ей следовало уйти. Но Гермиона не двинулась с места, словно обратилась в статую, в то время, как жилка на ее нежной тонкой шее выдавала в ней жизнь. Северус лежал в ванной, слегка откинув голову назад. Над ним почти физически клубилась тяжелая атмосфера удовольствия, как какое-то существо. Его дыхание оставалось размеренным. В отличии от ее. Гермиона не понимала, почему не может оторвать взгляд от его расслабленного лица, полураскрытых губ, с которых (ей казалось) должен слетать полустон, от его утренней щетины, о которую непременно захотелось потереться щекой… Он наслаждался прохладной водой, совсем как она несколькими минутами ранее… Вода скрывала его по пояс, но и от вида его подтянутой груди и широких плеч у девушки перехватывало дух. Капли медленно стекали по коже, минуя ключицы, соски, кубики пресса… Невольно ее ладошки сжали простыню, защищающую ее нагое тело. Он резко открыл глаза и посмотрел прямо на нее. Слишком неожиданно. Её тело пронзил жар. Стыд и презрение к самой себе. Сейчас профессор только разгневается на нее за то, что она соблазняет его зов. Она бы разгневалась… — Не желаете ли присоединиться? — неожиданно проговорил он, обегая глазами ее длинную простынь и мокрые волосы. — Я… — Гермиона отвела взгляд и попыталась плотнее закутаться в ткань, — я уже приняла ванну, сэр… — Вот как… Жаль, — хриплым довольным голосом протянул он, — уверен, вы бы составили мне отличную компанию. Северус посмотрел на нее так, будто она лакомый кусочек, который он собирается непременно попробовать сегодня на ужин. И Гермиона, понимая, что стыд охватывает ее полной силой, решила гордо вскинуть голову и посмотреть в глаза будущему супругу. Внутри напряглись все мышцы от той силы, власти и голода, которыми обладал Северус сейчас. — Я зайду позже… И она позорно ретировалась в свою спальню, убегая от хищнического взгляда. В комнате, прыгнув на кровать, она завернулась во вторую простыню и спрятала пылающие щеки в подушку. Надо же было так остолбенеть! Так необдуманно, импульсивно поступить! Гермиона задохнулась от возмущения на саму себя, ведь ей так захотелось к нему… На завтрак она вышла одетой и совершенно невозмутимой. Даже, когда столкнулась взглядом со Снейпом и его нежной улыбкой, ее лицо практически не поменялось. Внешне всё было обыденно, а вот внутри топился самый последний лед. Еще капля, и ей придется заклеивать рот, чтобы не млеть в открытую от его поведения. Это более чем унизительно. Он не любил её. — Простите моё внезапное вторжение, — кудри упали ей на плечи, когда она неверяще в утреннее происшествие покачала головой. Северус подошел к ней очень близко и вручил чашу с молоком как истинный джентльмен. — Конечно, в следующий раз предупреждайте, когда соберетесь атаковать. Она не смогла отделаться усмешкой и рассмеялась от комичного представления. Ну прям взятие Бастилии! — Вы покраснели, — и его голос словно обнял Гермиону бархатным покрывалом, скользнув от ушка по всему телу. — Вы смущаете меня. — Вы создаете поводы, дорогая. И мне это нравится. — Я не специально! — она рассерженно посмотрела на него, чего он и добивался. — Да ну? Солнышко, раскрой же мне великую тайну, которая привела тебя ко мне сегодня, — не без иронии протянул он с видом глубокого интереса. Хоть он и подтрунивал с легкой насмешкой, черные глаза переполнялись серьезностью. Северус боялся, что она скажет ему о плохом самочувствие, это было бы началом их конца, и он переживал за нее. Не за магию… К черту её. Он переживал за Гермиону. — Магия, сэр… — Северус, Мия. И давай на «ты». — Северус, — послушно повторила она и резко замолчала. Так, ну и где ей теперь взять скотч? Прочистив горло, она продолжила и с каждым словом (ей всё-таки удалось!) все больше входила в образ ученого, сделавшего великое изобретение: — Так вот, что, если магия, как мышцы? Смотрите, нам следует упражняться… Северус побледнел, из-за чего в Гермионе вспыхнуло отчаяние. — Мисс Грейнджер… — его тон требовал завершить эту беседу. — Выслушай! — перебила она его. — Прошу, Северус! Сегодня мне было плохо, но стоило попробовать элементарный люмос, как боль отступила. — Что именно ты чувствовала? Симптомы? Головокружение? Усталость? — вернувшийся в своё амплуа профессора Северус стал очень строгим. Его сейчас не волновал и его тон, в котором мелькала холодная строгость. Магия могла навредить ей. Гермиона растерянно описала. — Это элементарное совпадение, мисс Грейнджер. Не смейте колдовать. Это не только плохо для вашей магии, но и опасно. — Даже если так, мы не должны сдаваться! — от его несправедливого тона ей стало так обидно, и это отразилось на её голосе, ставшем отчаянным. Его скептический взгляд сверху вниз задел ее еще больше. — Нет. — Но, сэр! — Я сказал, нет, — сухо отрезал Снейп. Она закачала головой. Как же тогда они спасутся? — Гермиона, ты идеалистка. Причем до глупостей упертая. Твоя магия поможет тебе с возвращением, да даже если ты попадешь в другой мир, время, хоть в черную дыру, магия хоть каплей да поможет. — То есть ты со мной путешествовать по черным дырам не собираешься? — даже ее душа замерла в ожидании ответа. Гермиона пыталась различить за его бесстрастной маской хоть что-то: от надежды вернуться домой до чувств к ней. Но твердость его ледяного взгляда, которым обычно смотрят на несмышленых наивных детей, заставила внутри все сжаться. — Нет, мисс Грейнджер, и даже презент в виде вашей девственности не убедит меня отправиться назад. Уж простите. То, как она отшатнулась, как посмотрела на него, ударило Северуса где-то рядом с легкими. Тупой болью. Глухим стуком. Только не это. Гермиона вскинула голову и сухим голосом проговорила: — Моя девственность не презент и не жертва, профессор. Я осталась здесь ради себя, чтобы исправить ошибки, испортившие будущее, но никак не ради вас, уж не думайте, — ложь, но Гермиона не могла удушить шипящую гордость. Сказав это, она резко развернулась и умчалась к себе в комнату. Её душила боль. Как же она ненавидела цинизм. Раньше ей казалось, что они могли бы подружиться… Заключить хоть какое-то перемирие, будучи в одной лодке. Ей даже казалось, что он любит её. Но это было с ее стороны слишком идеалистично, слишком наивно. Слезы душили, резали глаза и сокрушали размеренность дыхания. И на что она рассчитывала, влюбляясь в него? Он ее не выбрал, как и не принимал решения возвращаться назад. Свадьба и магический брак его не сильно-то и волнуют. Только сейчас Гермиона осознала свою ошибку. Оставшись здесь, она сама привязала себя к Снейпу. Навсегда. Тяжесть в груди нисколько не успокаивала подрагивающие плечики девушки. У нее, конечно был выход. Сбежать… Но куда? И насколько далеко она сбежит от Осириса? — Черт! — с глубокой горечью прошептала она. — Черт! — Горячие слезы жгли ей глаза и катились по щекам, медленно капая на руки. В комнате послышались тихие шаги. — Я могу его повесить или четвертовать, — голос Хатшепсут затих, и воцарилось молчание. Гермиона подняла на правительницу горестные, заполненные до краев слезами, глаза; затем вскочила, закрыла лицо руками и помчалась из комнаты. И возможно, ей удалось бы спрятаться где-нибудь во дворце, в каком-нибудь одиноком уголке, если бы Хатшепсут не поймала ее за руку и по-матерински не улыбнулась. Гермиона почувствовала доброту, исходившую от фараона и порывисто обняла ее, как раньше обнимала маму. Если от цинизма и злобы ей удавалось защищаться, то от нежности и доброты нет. Девушка обняла ее и предалась слезам. Неизвестно сколько они вот так просидели. — Расскажите мне о том, как у вас проходят свадьбы, — чуть успокоившись, выдохнула Гермиона. Хатшепсут натянуто улыбнулась и снисходительно на нее посмотрела. В её кошачьих глазах так и читалось, что она собралась поведать какую-то тайную мистерию. Нечто, на что можно было отреагировать по-разному. — Самая главная часть свершается ночью. Сэ-Осирис, он на самом деле не такой уж и плохой... Хоть я и не понимаю, что он тебе наговорил, но уверяю, ты вызываешь в нем нежность... Он придет к тебе ночью и разденет, а затем уложит тебя в постель… Гермиона засмеялась, и её звонкий смех промчался по всему дворцу. — Это мне известно… А какая же не главная часть? Ну там кольца, другие жрецы…– она взмахивала рукой, перечисляя. Фараон фыркнула и отодвинулась. — Это скучное мероприятие: вы режете руки, даете клятвы, жрецы молятся. Гермиона, — спросила женщина, — а как женятся во втором царстве? И у Гермионы мечтательно засветились глаза, когда она вспомнила, как же прекрасны современные свадьбы. Она стала рассказывать и о прекрасном здании, и о жреце-священнике, и о фате… О том, что невесту ведет отец и передает мужу… Хатшепсут удивленно подняла брови, но продолжила слушать.
Примечание к части
*Софисты – условное обозначение группы древнегреческих мыслителей. Первоначально оно было синонимично слову «мудрый» и обозначало человека авторитетного в различных вопросах частной и общественной жизни. С середины Vв. до н.э. софистами стали называть появившихся тогда частных преподавателей красноречия, искусства убеждения и всевозможных знаний, считавшихся необходимыми для активного участия в гражданской жизни и различного рода спорах, в которых истина не всегда являлась целью.