«Это совсем близко», — засветились слова у Кассиопеи на спине.
Момо прочитала надпись и удивленно посмотрела вокруг. Ей все больше начинало казаться, что перед ней именно та пустынная часть города, из которой они сразу же попали в другую местность с белыми домами и странным освещением. Если так, то она действительно могла бы добраться до Переулка-Никогда и Дома-Нигде.
— Хорошо, — сказала Момо, — я иду с тобой. Но, может быть, лучше понести тебя, чтобы мы быстрее дошли?
«К сожалению, нет», — мелькнули буквы на панцире черепахи.
— Но почему тебе надо обязательно ползти самой? — не поняла Момо.
На это последовал загадочный ответ: «Дорога во мне».
И черепаха двинулась вперед, а Момо медленно последовала за ней, шажок за шажком.
Едва только девочка и черепаха исчезли в одной из прилегающих улочек, как по всем краям площади, в тени подступающих к ней домов, возникло какое-то оживление. В воздухе разнесся скрипящий шорох, похожий на бесцветное хихиканье. Это были серые господа, которые подслушали весь разговор. Часть их осталась здесь, чтобы тайно, из темноты, наблюдать за девочкой. Им пришлось долго ждать, но то, что ожидание обернется таким невероятным успехом, они и сами не подозревали.
— Вон они идут! — прошептал пепельно-серый голос. — Их надо схватить?
— Конечно нет, — ответил ему другой голос, — пусть они убегают.
— Как? — удивился первый. — Нам ведь нужно поймать черепаху? Любой ценой — таков приказ.
— Точно. Но для чего она нам?
— Чтобы привести нас к Хора.
— Именно. А как раз это она сейчас и делает. И нам не нужно принуждать ее. Она ползет добровольно, хотя о том и не знает.
Опять в тени вокруг площади раздался скрипящий шорох.
|
|
— Передайте немедленно всем агентам в городе. Поиск можно прекратить. Все должны присоединиться к нам. Но соблюдайте предельную осторожность, господа! Никто не должен становиться у них на пути. Везде давайте им свободную дорогу. Они не должны ни с кем из нас столкнуться. Итак, господа, пусть наши объекты, ничего не подозревая, ведут нас прямо к цели!
Так и получилось, что Момо и Кассиопея никого из преследователей на пути не встретили. Потому что, куда бы они ни направлялись, серые господа вовремя убирались с дороги, чтобы затем примкнуть к своим товарищам и идти за Момо и черепахой. Процессия из серых господ все росла и росла и, прячась за каменные кладки и углы домов, бесшумно кралась за беглецами.
Момо еще никогда в жизни так не уставала. Иногда ей казалось, что в следующий миг она упадет и заснет. Но потом она принуждала себя сделать еще один шаг и еще… Затем ей опять на короткое время становилось легче.
Если бы только черепаха не ползла так ужасно медленно! Но тут ничего нельзя было изменить. Момо уже смотрела ни влево, ни вправо, а лишь на собственные ноги и на спину Кассиопеи.
Прошла целая вечность, по ее ощущениям, когда она заметила, что улица, по которой они двигались, неожиданно стала светлеть. Момо подняла веки, которые показались ей тяжелее свинца, и огляделась.
Да, они наконец добрались до той части города, где царствовал странный свет, не похожий ни на утреннюю, ни на вечернюю зарю, и тени от которого расходились в разные стороны. Их окружали ослепительно белые, неприступные дома с черными окнами. И тут же стоял странный памятник, изображающий гигантское яйцо на черном постаменте.
|
|
Момо собралась с духом, ведь теперь до Мастера Хора действительно осталось немного.
— Пожалуйста, — обратилась она к Кассиопее, — нельзя ли нам пойти чуточку быстрее?
«Чем медленнее, тем быстрее», — был ответ черепахи. Она ползла, кажется, еще тише, чем до сих пор. И Момо заметила, что, как и в прошлый раз, они при этом перемещались быстрее. Улица словно проскальзывала под их ногами тем стремительнее, чем меньше они торопились.
В этом заключался секрет белого района города: чем медленнее шагаешь, тем быстрее передвигаешься. И чем сильнее торопишься, тем больше отстаешь. Серые господа, гнавшиеся за Момо на трех автомобилях в прошлый раз, этого не знали, и потому она ускользнула от них.
Так случилось тогда.
Но теперь положение изменилось. Сейчас они не собирались догонять девочку и черепаху, следуя за беглецами с той же скоростью, что и они. И, таким образом, серые господа тоже раскрыли эту тайну.
Белые улицы постепенно заполнялись крадущейся за нашей парой толпой серых господ. И поскольку они теперь знали, как здесь нужно двигаться, то шли даже немного медленнее черепахи, благодаря чему догоняли их и подходили все ближе и ближе. Это напоминало соревнование по бегу наоборот, по замедленному бегу.
Дорога вела по волшебным улицам все глубже и глубже, в самый центр белой части города. И вот они добрались до Переулка-Никогда.
Кассиопея уже ступила на него и посеменила к Дому-Нигде. Момо вспомнила, что не могла продвинуться здесь, пока не пошла задом наперед. Поэтому она и сейчас поступила так же.
|
|
И тут сердце ее чуть не остановилось от ужаса.
Серой, живой стеной за ней шагали воры времени, выстроившись плечом к плечу, занимая всю ширину улицы, ряд за рядом и так далеко, насколько хватало глаз.
Момо вскрикнула, но не услышала собственного голоса. Она побежала задом по Переулку-Никогда, широко открытыми глазами глядя на текущую за ней серую массу.
Но тут случилось нечто необычное: когда первые преследователи попытались ступить на мостовые Переулка-Никогда, они прямо на глазах Момо стали растворяться в ничто. Сначала исчезали их протянутые руки, потом ноги и туловище и, наконец, лица, на которых застыло выражение удивления и страха.
Но не только Момо видела это, наблюдала за происходящим и наступающая сзади лавина серых господ. Передние упирались, сдерживая натиск, и на какое-то мгновение в плотной толпе возникло что-то наподобие рукопашной схватки. Момо видела злобные лица серых господ и угрожающе размахивающие кулаки. Но никто уже не отважился преследовать девочку дальше.
Наконец Момо добежала до Дома-Нигде. Огромные ворота из зеленого металла распахнулись, и девочка бросилась внутрь. Она промчалась по коридору с каменными статуями, открыла маленькую дверь на другом его конце, проскользнула в нее, пролетела сквозь зал с бесчисленным множеством часов, вбежала в маленькую комнатку, образованную задними стенками стоячих часов, и бросилась на изящный диван, спрятав лицо под подушку, чтобы ничего больше не видеть и не слышать.
Глава 19
Узники должны освободиться
Звучал чей-то тихий голос.
Момо медленно выходила из глубокого сна без сновидений. Она чувствовала себя чудесным образом отдохнувшей и окрепшей.
— Дитя и не могло сделать иначе, — услышала она, — но ты, Кассиопея, почему ты так поступила?
Момо открыла глаза. За столиком у дивана сидел Мастер Хора. Он озабоченно глядел себе под ноги, где примостилась черепаха.
— Разве ты не могла догадаться, что серые господа последуют за вами?
«Знаю только вперед, — показался текст на спине Кассиопеи, — не думаю назад».
Мастер Хора покачал головой.
— Ах, Кассиопея, Кассиопея, иногда ты и для меня становишься загадкой!
Момо поднялась и села.
— A-а, наша маленькая Момо проснулась! — ласково сказал Мастер Хора. — Я надеюсь, ты опять чувствуешь себя хорошо?
— Очень хорошо, спасибо, — ответила Момо, — извини, пожалуйста, что я прямо здесь заснула.
— Ни о чем не беспокойся, — улыбнулся Хора, — все в порядке. Ты можешь мне ничего не объяснять. Все, что я не сумел разглядеть в свои всевидящие очки, мне рассказала Кассиопея.
— А что с серыми господами? — спросила Момо.
Мастер вытащил из кармана пиджака огромный синий носовой платок.
— Они осадили нас, окружили Дом-Нигде. То есть, на таком расстоянии, на какое они могут приблизиться к нему.
— Но к нам они не зайдут?
Мастер Хора высморкался.
— Нет, не зайдут. Ты же сама видела: они просто растворяются в ничто, когда вступают в Переулок-Никогда.
— Как же это получается? — поинтересовалась Момо.
— Все дело в отсосе времени, — объяснил Мастер Хора, — ты же знаешь, что в этом месте все нужно делать в обратную сторону, правильно? Вокруг Дома-Нигде время бежит наоборот. Обычно время входит в тебя. Чем больше в тебе времени, тем ты становишься старше. Но в Переулке-Никогда время из тебя улетучивается. Можно сказать, что ты стала моложе, пока шла через него. Ненамного, только на то время, что ты проходила по нему.
— Я ничего такого не заметила, — с удивлением пробормотала Момо.
— Конечно, — усмехнувшись, сказал Мастер Хора, — для человека это не так много значит, потому что он намного больше находящегося в нем времени. Но у серых господ все по-другому. Они состоят только из украденного времени. И оно мгновенно выходит из них, как воздух из лопнувшего баллона, когда они попадают в отсос времени. И если у баллона остается хотя бы оболочка, то у них — ничего.
Момо долго и напряженно обдумывала его слова.
— Нельзя ли тогда, — наконец спросила она, — просто пустить время наоборот? Только на чуть-чуть. Тогда все люди немного помолодели бы, ведь это не страшно. Зато воры времени успели бы раствориться.
Мастер Хора усмехнулся.
— Конечно, это было бы здорово. Но, к сожалению, такого сделать нельзя. Оба потока уравновешивают друг друга. Если убрать один поток, исчезнет и второй. Тогда вообще не станет никакого времени.
Он передвинул на лоб свои всевидящие очки.
— Это значит… — пробормотал он, затем встал и в глубокой задумчивости забегал по маленькой комнате. Момо с интересом наблюдала за ним, следила за Хора и Кассиопея. Наконец он сел напротив Момо и внимательно посмотрел ей в глаза.
— Ты подала мне идею, — сказал он, — но не только от меня зависит, сумеем ли мы осуществить ее. — Он наклонился к черепахе, пристроившейся у его ног. — Кассиопея, моя дорогая! Что, по-твоему, нужно делать, когда тебя осадили?
«Завтракать», — появилась надпись на спине.
— Да, — кивнул Мастер Хора, — совсем неплохая мысль!
И в то же мгновение стол оказался накрытым. Или он всегда был накрыт, и Момо просто не заметила этого? Во всяком случае, на нем сейчас стояли те же маленькие золотые чашечки и разная снедь, тоже отсвечивающая золотистым цветом: горячий шоколад в кувшине, мед, масло и хрустящие хлебцы.
После первого посещения Момо часто вспоминала эти удивительные яства и теперь с аппетитом принялась за еду. Сегодня она показалась девочке еще вкуснее, чем в тот раз. Между прочим, Мастер Хора ел с не меньшим удовольствием.
— Они хотят, — сказала Момо, утолив первый голод, — чтобы ты им отдал время всех людей. Но ты этого не сделаешь?
— Нет, дитя мое, — ответил Мастер Хора, — никогда не сделаю. Время однажды началось и когда-нибудь закончится, но только тогда, когда людям оно станет ненужным. От меня серые господа не получат ни мгновения!
— Но они говорят, — заметила Момо, — что заставят тебя.
— Прежде, чем продолжить наш разговор, — очень серьезно произнес он, — я хочу, чтобы ты сама все увидела.
Он снял свои золотые очки и протянул их Момо.
Она надела их, и сначала ей в глаза бросился тот же фонтан красок и форм, от которых у нее, как и в первый раз, закружилась голова. Но сегодня все скоро прошло. Она очень быстро привыкла к очкам. И вот она увидела осаждающих!
Серые господа стояли плечом к плечу в бесконечно длинных рядах. Они располагались не только перед Переулком-Никогда, но и дальше, образовывая большой круг, проходящий через район с белоснежными домами, с Переулком-Никогда в центре. Сплошной круг без всяких разрывов. Но потом Момо отметила и нечто другое, непонятное. Сперва она решила, что линзы у очков не совсем чистые, или она сама еще не вполне привыкла к ним, ибо масса серых господ виделась как-то неясно, расплывчато, словно ее скрывал чуть заметный туман.
Но вскоре она поняла, что это марево никак не связано ни с очками, ни с ее глазами: оно поднималось там, на улицах. В одних местах туман сделался уже настолько плотным, что скрывал предметы, в других он только появлялся. Серые господа стояли неподвижно. У каждого, как обычно, на голове был котелок, под мышкой папка, во рту коптила маленькая серая сигара. Но дымные облака от нее не расплывались и не таяли в воздухе. Здесь, где не было ни малейшего ветерка, в этом стеклянном воздухе, дым тянулся шлейфами, как нити пряжи, к фасадам белых домов, и длинными флагами обматывал все вокруг. Эти шлейфы накладывались друг на друга и поднимались все выше и выше, сплошной стеной ограждая Дом-Нигде.
Момо заметила и то, что сюда стекались все новые серые господа, которые занимали места уходящих. Но что там затевалось? Что задумали похитители времени? Она сняла очки и вопросительно посмотрела на Мастера Хора.
— Ты все видела? — спросил он. — Тогда верни мне очки. — Надевая их, он продолжал: — Ты спрашивала, могут ли они меня к чему-нибудь принудить. Меня самого они достать не сумеют, как ты уже поняла. Но они способны нанести людям такой урон, что он превзойдет все то, что они совершили до сих пор. И этим они пытаются меня шантажировать.
— Неужели это еще страшнее? — испугалась Момо.
Мастер Хора кивнул.
— Я выделяю каждому человеку его время. Здесь серые господа помешать не могут. Не могут они и перехватить время, посланное мной людям. Но они могут его отравить.
— Отравить время? — печально переспросила Момо.
— Дымом своих сигар, — объяснил Мастер Хора. — Ты когда-нибудь видела кого-то из них без маленькой серой сигары? Конечно нет, ведь без нее они не могут существовать.
— А что это за сигары? — спросила Момо.
— Ты помнишь о цветах времени? — сказал Мастер Хора. — Тогда я тебе говорил, что у каждого человека есть такой золотой дворец времени, потому что каждый имеет сердце. Если люди пускают туда серых господ, им удается срывать все больше и больше лепестков этих цветов. Но, вырванные из человеческого сердца, цветы времени не могут умереть, потому что они в действительности не погибают. Однако и жить они не могут, ибо разлучены со своим владельцем. Они каждой клеточкой стремятся обратно к людям, которым принадлежали.
Момо слушала, затаив дыхание.
— Ты должна знать, Момо, что и зло имеет свои секреты. Мне не известно, где серые господа хранят похищенные цветы времени. Я только знаю, что они их морозят собственным холодом до тех пор, пока лепестки не становятся как стеклянные чашечки. Таким способом им не дают возможности вернуться назад. Где-нибудь глубоко под землей находятся гигантские склады, в которых хранится все замороженное время. Но и там цветы времени все еще не умирают.
Щеки Момо начали гореть от возмущения.
— Из этого запасника серые господа постоянно берут себе необходимую пищу. Они отрывают от цветов лепестки, сушат их, пока они не делаются серыми и твердыми, и сворачивают из них сигары. Но и тогда в лепестках еще сохраняются остатки жизни. Живое время, однако, для серых господ не пригодно. Поэтому они зажигают сигары и курят их. И только в этом дыме время действительно умирает. Мертвым человеческим временем они и продлевают свое существование.
Момо встала.
— Ах! — сказала она. — Столько мертвого времени…
— Да, дымовая стена, которую они возводят вокруг Дома-Нигде, состоит из мертвого времени. Пока еще хватает чистого неба, чтобы я мог свободно посылать людям их время. Но если темное облако закроет все вокруг нас, то в каждую секунду отправляемого времени попадет доля заколдованного времени серых господ. И если люди его получат, они заболеют, даже смертельно.
Момо грустно взглянула на Мастера Хора и тихо спросила:
— И что это за болезнь?
— Сначала ничего особенного не замечаешь. Но однажды приходит такое настроение, что ничего не хочется делать. Ничего тебя не интересует, все становится скучным. И такая апатия не ослабевает, наоборот, постоянно усиливается. День ото дня, неделя за неделей — становится все хуже. Ты чувствуешь себя все более подавленным, опустошенным, недовольным собой и всем миром. Потом и это проходит, и ты просто уже ничего не ощущаешь. Ты становишься совершенно равнодушным и серым, весь мир кажется чужим и ненужным. Нет ни радости, ни огорчений, ты ничем не восхищаешься, ни о чем не печалишься и не скорбишь, ты разучиваешься смеяться и плакать. Ты делаешься холодным и больше не можешь ничего и никого любить. И если возникает такое состояние, то болезнь уже неизлечима. Возврата нет. Такой человек слоняется повсюду с серым лицом, он превращается в подобие серых господ. Да, он обращается в одного из них. Эта болезнь называется «мертвящая скука».
Момо охватила дрожь.
— И если ты не отдашь им время всех людей, они сделают их похожими на себя?
— Да, — ответил Мастер Хора, — так они собираются принудить меня выполнить их волю. — Он встал и отвернулся. — До сих пор я ждал, что люди сами освободятся от этого бедствия. Это было в их силах, однако они сами создали возможность для возникновения и существования серых господ! Но больше я не могу ждать. Нужно что-то делать. Только одному мне не справиться. — Он посмотрел на Момо. — Ты хочешь мне помочь?
— Да, — прошептала Момо.
— Я должен послать тебя на опасное дело, риск очень велик, — сказал Мастер Хора. — И только от тебя будет зависеть, пропадет ли мир навсегда в такой застойной жизни или обретет новую. Ты действительно готова рискнуть?
— Да, — повторила Момо. И теперь голос ее звучал твердо.
— Тогда, — продолжил Мастер Хора, — слушай меня очень внимательно, ибо ты будешь полностью предоставлена себе, и я ничем не смогу тебе помочь. Ни я, ни кто-либо другой.
Момо кивнула, не отрывая глаз от Мастера Хора.
— Ты должна знать, — начал он, — что я никогда не сплю. Если бы я заснул, время остановилось бы. Мир застыл бы в неподвижности. А когда нет времени, серые господа не могут красть его у людей. Хотя они сумеют еще сколько-то просуществовать, ведь у них накоплены большие запасы времени. Но когда они закончатся, серые господа растворятся в ничто.
— Но тогда все очень просто! — заметила Момо.
— К сожалению, нет. Иначе мне бы не понадобилась твоя помощь, моя девочка. Без времени я тоже не смог бы проснуться, и мир остановился бы и закоченел навсегда. Но в моей власти, Момо, дать тебе цветок времени. И только один, ведь распускается всегда единственный цветок. И, когда на всей земле исчезнет время, у тебя останется в запасе целый час.
— Тогда я тебя и разбужу! — воскликнула Момо.
— Только таким способом, — продолжил Мастер Хора, — мы бы ничего не достигли, ведь запасы у серых господ больше, намного больше. За один час они бы истратили из них ничтожно мало. Следовательно, спустя час они бы никуда не исчезли. Задание, которое ты должна выполнить, гораздо сложнее! Как только серые господа заметят, что время остановилось, — а заметят они очень скоро, ибо прекратится снабжение их сигарами, — они снимут осаду и бросятся к своим складам. А ты пойдешь за ними, Момо. Обнаружив место складирования, ты помешаешь им попасть туда. Когда их сигары закончатся, для них тоже наступит конец. Но потом остается сделать самое важное и трудное. Когда последний похититель времени исчезнет, ты освободишь все похищенное время. Только, когда время вернется к людям, мир выйдет из неподвижности и я сам смогу проснуться. И на все это тебе отпускается единственный час!
Момо беспомощно взглянула на Мастера Хора. С такой горой проблем и трудностей она и не думала столкнуться.
— Ты по-прежнему хочешь попробовать? — спросил Мастер Хора. — Мы имеем только один и последний шанс.
Момо молчала.
Ей казалось невозможным выполнить подобную задачу.
«Я пойду с тобой», — прочитала она на спине черепахи.
Чем черепаха могла ей помочь! И все-таки перед Момо блеснул хоть самый маленький лучик надежды. Чувство, что она будет не одна, придало ей храбрости. Хотя это была храбрость без весомых оснований, но она подтолкнула ее к окончательному решению.
— Я хочу попробовать, — смело сказала она.
Мастер Хора посмотрел на нее долгим взглядом, а потом радостно улыбнулся.
— Многое окажется проще, чем ты сейчас представляешь! Ты слышала голоса звезд! Ничего не бойся! — Затем он обратился к черепахе: — А ты, Кассиопея, значит, собираешься пойти вместе с Момо?
«Естественно», — появилось на панцире. Потом надпись исчезла и возникла новая: «Кто-то же должен за ней присматривать».
Мастер Хора и Момо улыбнулись друг другу.
— Ей тоже достанется цветок времени? — спросила Момо.
— Кассиопее он не нужен, — объяснил Мастер Хора и ласково пощекотал черепахе шейку, — она существует вне времени. Она сама несет в себе свое маленькое время. Она могла бы переползти через весь мир, даже если бы он навсегда остановился.
— Хорошо, — подытожила Момо, которую распирала жажды деятельности, — и что мы должны теперь предпринять?
— Сейчас, — ответил Мастер Хора, — мы попрощаемся.
Момо судорожно сглотнула и тихо произнесла:
— Мы больше никогда не увидимся?
— Мы снова увидимся, Момо, — успокоил ее Мастер Хора, — а до той поры каждый час твоей жизни будет приносить тебе привет от меня. Ведь мы остаемся друзьями, правда?
— Да, — кивнула Момо.
— Ну, я пошел, — сказал Мастер Хора, — ты не должна ходить за мной или о чем-то спрашивать. Ведь мой сон — не обычный, и тебе лучше при нем не присутствовать. И последнее: как только я уйду, ты должна сразу открыть обе двери — маленькую, на которой стоит мое имя, и большую, из зеленого металла, ведущую в Переулок-Никогда. Ведь едва время исчезнет, никакая сила в мире не сдвинет их с места. Ты все поняла и запомнила, дитя мое?
— Да, — сказала Момо, — но как я узнаю, что время исчезло?
— Не бойся, ты это заметишь.
Мастер Хора встал, и вместе с ним встала Момо. Он легко-легко погладил ее по курчавым волосам.
— Будь счастлива, маленькая Момо, — проговорил он, — я был очень рад, что ты согласилась помочь мне.
— Я тебе потом все расскажу, — пообещала Момо, — позже.
И тут Мастер Хора опять, совсем как тогда, когда нес ее к золотому дворцу, мгновенно и непостижимо постарел, как скала или как древнее дерево. Он поклонился и быстро вышел из комнатки, образованной часовыми футлярами. Момо слышала его удаляющиеся шаги, но вскоре за тиканьем бесчисленных часов они совсем заглохли. Может, он вошел в это тиканье.
Момо подняла Кассиопею и крепко прижала ее к себе. Началось самое большое приключение в ее жизни.
Глава 20
Преследование преследователей
Первым делом Момо подошла к маленькой внутренней двери, на которой стояло имя Мастера Хора, и открыла ее. Потом она быстро пробежала по коридору с большими каменными статуями и распахнула наружную дверь из зеленого металла. Ей пришлось приложить огромные усилия, чтобы развернуть тяжеленные створки ворот.
Справившись с ними, она помчалась обратно в зал с бесчисленным множеством часов и, прижимая Кассиопею к груди, стала ждать, что теперь случится.
И тут началось!
Неожиданно произошло сотрясение, но сотрясение не пространства, а времени. Нет таких слов, чтобы выразить происходящее. Оно сопровождалось таким гулом и звоном, каких никогда не слышал человек. Это было как вздох из глубины веков.
А потом все закончилось.
И в то же мгновение затихло многоголосие — тиканье, и шуршание, и перестук, и удары бесчисленных часов. Маятники замерли в том положении, в каком их застало сотрясение! Ничего, абсолютно ничего больше не шевелилось. И повсюду была такая тишина, какую никогда и никто не ощущал.
Время остановилось.
Момо заметила, что держит в руках прекрасный и очень большой цветок времени. Она не могла вспомнить, как он оказался у нее. Создавалось впечатление, что он всегда был с ней.
Момо осторожно сделала первый шаг и убедилась, что может свободно двигаться, как обычно. На столике по-прежнему лежали остатки завтрака. Момо села на один из бархатных стульчиков, но бархат оказался теперь жестким, как мрамор. В ее чашке еще остался глоток шоколада, но ее уже нельзя было сдвинуть с места. Момо попыталась сунуть палец в жидкость, но она была твердая, как стекло. То же самое произошло и с медом. Даже крошки со стола не смахивались. Ничто, даже самая последняя мелочь, не могла претерпеть изменения, ибо времени больше не существовало. Кассиопея подползла к Момо, и та посмотрела на нее.
«Ты теряешь свое время», — светились буквы на панцире.
Господи, и точно! Момо вскочила. Она промчалась через зал, проскочила сквозь маленькую дверцу, побежала по коридору, за большой зеленой дверью повернула за угол — и тут же отпрянула назад. Сердце ее бешено забилось! Похитители времени вовсе не убегали! Напротив, они устремились по Переулку-Никогда, на котором обратно текущее время тоже остановилось, к Дому-Нигде. Это планом не предусматривалось.
Момо побежала обратно в зал и спряталась, держа в руке Кассиопею, за стоячие часы.
— Хорошенькое начало, — пробормотала она.
И вот она услышала шаги серых господ, звучащие уже в коридоре. Один за другим они протискивались через маленькую дверцу и заполняли зал, осматриваясь вокруг.
— Впечатляюще! — заметил один из них. — Значит, тут теперь наше новое местожительство.
— Девочка Момо открыла нам двери, — сказал другой пепельно-серый голос, — я сам видел! Разумный ребенок! Любопытно, как она сумела обвести вокруг пальца этого старика?
И третий, такой же голос ответил:
— По-моему, «так называемый» просто струсил. Ведь то, что отсос времени в Переулке-Никогда оказался выключенным, означает, что он сам его остановил. Следовательно, он уже осознал, что должен повиноваться нам. Сейчас мы ему устроим короткий процесс. Где же он?
Серые господа начали оглядываться, и тут какой-то из них сообщил еще более пепельно-серым голосом:
— Господа, здесь что-то не так! Часы! Вы посмотрите только на часы! Они все стоят! Даже песочные!
— Он их сам остановил, — неуверенно предположил кто-то.
— Песочные часы остановить нельзя! — крикнул первый.
— И все-таки, взгляните, господа. Струя песка замерла на лету! И часы нельзя сдвинуть с места! Что здесь происходит?
Пока он говорил, в коридоре послышался топот, и через маленькую дверь в зал протиснулся еще один серый господин. Он закричал:
— Только что поступило известие от нашего городского агентства! Их машины остановились! Все стоит! Весь мир застыл! Ни у кого невозможно изъять хоть самую малость времени! Вся система снабжения рухнула! Нет больше времени! Хора ликвидировал время!
На мгновение наступила мертвая тишина. Потом кто-то поинтересовался:
— Что вы сказали? Наша система снабжения рухнула? Но что будет с нами, когда наши сигары израсходуются?
— Вы и сами прекрасно знаете что! — взвизгнул другой. — Произошла ужасная катастрофа, господа!
И тут все они закричали вместе:
— Хора хочет нас уничтожить! — Нам нужно немедленно снять осаду! — Надо попытаться добраться до наших складов времени! — Без автомобилей? Но без них мы не успеем! — Моей сигары хватит только на двадцать семь минут! — Моей на тридцать четыре! — Тогда давайте ее сюда! — Вы с ума сошли! — Спасайся, кто может!
Все бросились к маленькой двери и попытались одновременно протиснуться наружу. Момо из своего укрытия видела, как они в панике толкались, сшибали друг друга с ног, били кулаками и еще больше увеличивали общую свалку. Каждый старался вырваться вперед и отчаянно боролся за свою серую жизнь. Они сбивали шляпы с голов, вырывали друг у друга сигары. И господин, лишавшийся ее, моментально терял силы. Он стоял, беспомощно опустив руки, переполненный ужасом и отчаянием и быстро делаясь все прозрачнее, пока, наконец, совсем не исчезал. От него не сохранялось ничего, даже шляпы.
В результате в зале осталось только трое серых господ, которым удалось друг за другом проскользнуть в маленькую дверь и удрать.
Момо, с черепахой в одной руке и цветком времени в другой, побежала за ними. Теперь ни в коем случае нельзя было упускать их из виду.
Выскочив за большие ворота, она увидела, что три похитителя времени уже добрались до конца Переулка-Никогда. Там, в облаках сигарного дыма, толпились другие серые господа. Они яростно жестикулировали и кричали друг на друга.
Заметив господ, улепетывающих из Дома-Нигде, они тоже бросились наутек, за ними вприпрыжку поскакали другие. И вскоре вся масса в панике удирала. Бесконечная колонна серых господ бежала к городу по фантастически красивым местам со снежно-белыми домами и тенями, падающими в разные стороны. Поскольку исчезло время, то, конечно, стерлась и разница между быстрым и медленным.
Шлейф серых господ проследовал мимо каменного яйца на постаменте, дальше, туда, где стояли уже обычные дома — серые полуразрушенные казармы, в которых жили люди, обитающие на краю времени. Но и здесь ничто не двигалось.
На почтительном расстоянии от замыкающих колонну серых господ бежала Момо. Вот так и началась эта обратная погоня через огромный город, погоня, в которой толпа серых господ удирала, а маленькая девочка с цветком и черепахой в руках преследовала их.
Но как же необычно выглядел сейчас город! На проезжей части плотно друг к другу, ряд к ряду, стояли автомобили, за рулем сидели неподвижные водители, держа руки на рычагах передач или в других живописных позах. (Один поднес палец к виску и зло смотрел на соседа.) Велосипедисты, вытянув руки, показывали, что собираются повернуть на другую улицу, но так и застыли. На пешеходных дорожках так же замерли мужчины, женщины, дети, собаки и коты. Даже дым из выхлопных труб, не шевелясь, висел в воздухе прямо за машинами.