Эрик очнулся на холодном полу, на котором разбросанная острая галька безжалостно впивалась в кожу, причиняя боль, норовя воткнуться и пустить ручейки крови. Превозмогая нереальной силы усталость, обессиливающую до полуобморочного состояния, Эрик с огромным трудом открыл глаза, чьи веки чудились неимоверно тяжёлыми, словно обрели железную оболочку. Слабость, намертво осевшую в каждой клеточке тела, он ощущал вперемешку с лёгким ознобом, волнами проходящим от головы до ног, заставляя дрожать. Взгляд оказался окутан пеленой, и парню было сложно хоть мелком увидеть мутную картину перед собой, когда с трудом, помогая себе трясущимися руками, он поднялся, приняв положение сидя, опираясь спиной о каменную стену с зернистым на ощупь покрытием, царапающим оголённую кожу.
— Эй, гляди, проснулся, — хриплый голос послышался совсем рядом.
— Бедняга, знает ли он свою участь? — ответил другой высоким тоном, чавкая и чем-то бренча, по звуку напоминающее цепи.
— Сейчас проверим. Ты... — неизвестный, судя по приблизившемуся голосу, подполз ближе.
На плечо Эрику легла чья-то ледяная ладонь, на ощупь с ороговевшей до омерзения кожей. От столь неожиданного действия он, дёрнувшись и издав приглушённый стон, вяло ударил по ней наотмашь. Потом пополз в сторону, как беспомощный младенец, но упал. Подступающая к горлу тошнота вынудила остановиться и раскрыть рот, готовя вывалить наружу всё содержимое желудка. Но Эрик упорно сопротивлялся гадкому чувству, не смотря на дичайшую слабость; и принялся жадно глотать воздух, надеясь приглушить отвратительное ощущение.
— Кто здесь? — выдавил он из себя осипшим голосом.
Его руки жалко дрожали, тщетно готовясь к обороне, но с таким поганым состоянием он не сумел бы дать отпор даже ребёнку. Мутность картины перед глазами вынуждала фантазию, и без того избитую стрессом, выдумывать самые кошмарные предположения о сидящих рядом. Собственные мысли предательски подводили, и ему пришлось вступить с ними в битву, заглушая поспешные предположения об ужасной природе созданий, находящихся рядом.
|
|
Пугающе брякнул металл. Кисть парня что-то стянуло, и стоило ему дотронуться до источника дискомфорта, что пробуждал в коже жгучую, как от кипятка, боль, то Эрик почувствовал ржавые кандалы с острыми штырями, вонзившимися в кожу, обагрив её выступающими алыми каплями.
— Да ты не дёргайся так, а то поранишься, — мутный силуэт перед глазами, шевелясь, выдавил фразу охрипшим голосом.
— Кто здесь? Где я? Где Готи, где Хаос? — вопросы по собственной воле сами соскакивали с его губ от мысленного порыва о последних воспоминаниях.
Сколько отчаяния, беспомощности и непонимания тупыми когтями скреблось на его душе, выворачивая всё наружу, изничтожая нервы и доводя сердце до болезненной тахикардии. В голове мелькали нечёткие образы, то и дело отрывая от реальности.
Ему вспоминался плачущий крик Готинейры, которая вопила что-то невнятное, пока обрывался гудящий звук закрывающегося портала, искрившегося своей воронкообразной формой. Краус представал в мыслях в жутком свете, пугая своим мертвецким видом, будто олицетворяя смерть и разложение, являясь жнецом чужих жизней. Хоть таким Эрик его никогда не воспринимал, но в данном случае Лин мерещился самым настоящим трупом, обглоданным червями, вышедшим из могилы.
|
|
— Человек, ты слышишь? Анбх, знаешь, он точно глухой, — опять прохрипел кто-то.
— Быть не может, Доджо, он же только что на тебя отреагировал, — пискнул второй, и издал посторонние звуки, похожие на падение нескольких подушек на землю.
— Кто вы? — повторил парень, старательно сдерживая эмоции и моргая, тщетно пытаясь вернуть былое зрение.
— О, смотри, Анбх, теперь только один вопрос. Это хорошо, легко ответить. Ответ на него нам известен. Ты, человек, как предпочитаешь, имена узнать наши или что-то другое?
— Кто вы и что со мной сделали, твари? — нахлынувшее на Эрика от отчаяния откуда взявшаяся злость взяла верх над разумом. — Отвечайте! — продолжал он взывать к тому, кого не видел, кто заковал его, как он думал, в цепи, и лишил способности нормально видеть.
— Угомонись, человек, у нас же общая участь, — с его стороны зазвенел металл. — Мы тоже пленники Великих Мудрецов.
— Что? Какие ещё мудрецы? Где я нахожусь? Что происходит вообще? — он опять поддался панике, потянулся к ногам, осознав, что они босые, и даже не было штанов, а на голени нацепленные кандалы. — Где моя одежда? — руки сами принялись трогать собственное голое тело, обнаружив на нём лишь подобие набедренной повязки, на ощупь из толстой ткани, при этом очень жёсткой и неудобной.
Размытая картина перед глазами начала, к удивлению, проясняться благодаря постепенному исчезновению пелены. И очертания двух говорунов стали более чёткими. Хоть Эрик по-прежнему не мог толком их рассмотреть, но наполовину ушедшего размытия во взгляде оказалось достаточно, чтобы иметь возможность хоть частично построить представление об окружающем.
|
|
Двое жёлтых толстяков, носатых, с глубоко посаженными малюсенькими глазёнками, сидели перед парнем, скованные цепями. Один высокий, пищал, в то время как другой — карлик, хрипящий и активно двигающийся, кажется, толкал своего друга в ногу. А комната — настоящая темница.
— Ух, какой неугомонный. Забыл, что ли, как тебя сюда притащили? Мудрецы говорили что-то между собой. Ты нарушил их закон, появившись из неоткуда и кому-то там навредив. Ещё этот наряд на тебе был глупый. Где такое шьют? В фантазиях полоумных? — с его стороны раздалась серия смешков.
Эрик хотел ответить ему на последние слова предложением закрыть свою пасть. Но реакция стремительно была подавлена здравым смыслом, ведь, ответь он ему таким образом, то, возможно, Эрик только ухудшит и без того безысходное положение. Он подумал, что если эти двое знают что-то, то нужно добиться от них ответа, попытаться разобраться в ситуации. Как же глупо и ужасно всё это казалось ему. И теперь он вовсе остался один непонятно где и среди неизвестно кого.
Очередные мысли, желающие пробудить сожаление об этой поездке, старательно вырвались изнутри, но подавлялись, ведь усугублять ситуацию очередным собственным нытьём парень не собирался, находя в себе силы держать себя в руках, не смотря на крошащийся моральный барьер, сдерживающий натиск бесконечного сумасшествия от маниакальной жажды разорвать в клочья трезвое восприятие.
— Тихо ты. Стражник идёт, — насторожился хриплый тип.
Глаза парня к этому времени вернули себе способность нормально видеть, узрев вошедшую в темницу фигуру, укутанную в рваную запачканную мантию.
— Человек, — сказал некто, чьё лицо сокрыто под капюшоном. — Вставай, твой черёд, — он, склонившись, с помощью манипуляции ключом отстегнул цепи Эрика от стены, но сами кандалы не тронул.
— Куда? — парень зачем-то пытался всмотреться в его лицо, но видел только безликую маску.
— Что? Глупое создание. Так сложно догадаться, да? — встрепенулся вошедший, сжав кулак и замахнувшись.
— А? Как я могу догадаться, если даже не знаю, даже не предполагаю, где я и что здесь делаю? — раздражённо ответил Эрик, хотя спрашивать такого явно не стоило, но моральное давление вечно скакало по эмоциям, давя то на неконтролируемый страх, то на бесцеремонную агрессию.
— Как? Что за вопросы? Знать надо, тогда и догадался бы. Точно глупый. О, Церебрум, дай разум этому тупому существу, — тот дотронулся двумя пальцами до головы парня. — Что встал? Ума не хватает понять меня? — возмутился он, повысив тон, и слегка пнул парня в ногу.
Эрик держал себя в руках, вспомнив свою миссию, если это можно так назвать. Хоть ситуация казалась безысходной, нарекая приближающийся трагичный финал, он тешил себя чёртовой мыслью сделать всё, что в его силах, чтобы выбраться отсюда. На душе беспощадно скреблись кошки, раскалывали разум и уничтожая бесконечной слабостью тело. Но нечто необъяснимое ещё удерживало его, приказывая самому себе сквозь тонны отчаяния не сдаваться, биться до последнего с тяжёлой до боли ситуацией, так и с самим собой, бороться с собственным внутренним зверем.
Он с трудом поднялся, помогая себе руками, впиваясь ногтям в выступы на стене, создавая точку опоры. Тип в капюшоне толкнул Эрика в сторону выхода, куда парень, вылетев через порог, упал, проехавшись по полу, тем самым изувечив кожу ноющими ссадинами. А стражник, не взирая это, только бессердечно усмехнувшись, вышел из темницы, заперев за собой дверь.
— Вставай, ничтожество, — цепкая лапа схватила за плечо, дёрнув и подняв на ноги. — Шевелись, ущербное создание.
Множество мыслей лезло в голову Эрика: как воспоминания о последних событиях, так и относительно сего места. И ему казалось, что находился он вовсе не на поезде, потому что, стоило покинуть сырую темницу, как он очутился на каменном, изрешечённом лезвиями мечей, мосту, который словно выдолблен из серого гранита. Перила отсутствовали, поэтому бездна внизу, горланя из беспросветной тьмы гулом ветра, казалось, в любой момент примет его объятиями смерти, если парень случайно свалится в неё.
Неизвестный в мантии, проведя Эрика по мосту, очутился вместе с ним у двери, которую отворил, и в приказном тоне велев парню зайти первым, что Эрик и сделал, и уже находился в зале немыслимых размеров.
Основную его часть занимала отполированная мраморная стена с множеством выдолбленных из камня балконов, разбросанных хаотично, находящихся в накренившемся положении, за исключением самого широкого, значительно выделяющегося на фоне других. Он занимал место по центру, а перед ним возвышался пьедестал с ведущей к нему ступенчатой лестницей.
И все эти своеобразные трибуны заняты полчищем созданий, скрывающих свою надменность (а это чувствовалось по их гордой стойке) за безликой маской. Но кроме одного, занявшего центральный балкон. Отсюда не представлялось возможным толком рассмотреть этого типа, максимум заметить серый цвет его кожи.
— Тупой, что ли? Поднимайся! — стражник указал на ступеньки и толкнул Эрика в плечо, затем плюнул на пол.
Выбора не оставалось, ситуация не на стороне парня. Наоборот, она сурово старалась сломить его. Эрику пришлось подчиниться приказу. Он, преодолевая дикую слабость, поднялся на пьедестал по крутой лестнице, очутившись высоко над землёй. Теперь он, находясь на возвышенности, чётко видел стоящего на центральном балконе: то существо имело человеческие черты лица, за исключением пепельной кожи и глубоких шрамов, нанесённых явно специально, поскольку они образовывали чёткий рисунок.
— Это и есть… тупая тварь? — стоящий на балконе с неким омерзением скорчил надменную ухмылку, приподняв уголок верхней губы, обнажив зубную пластину — именно так можно было охарактеризовать неделимый на отдельные зубы нарост, растущий из дёсен, подобно сплошь залитой бетонной стене.
— Да, судья! — крикнул другой с соседнего балкона.
— Человек, ты признаёшь себя виновным? — он резко задрал голову, уставившись на Эрика, поднимая одну бровь, а другую опустил, придавая глазу эффект прищуривания.
— Бред какой-то. Что я вам вообще сделал? — недовольно, даже злобно, процедил Эрик, чувствуя на себе давящий взгляд десятков безликих.
— И ты смеешь спрашивать? Неужели так сложно догадаться? Нужно знать, в чём тебя обвиняют, чтоб не спрашивать! — рассвирепел он, как дикая собака, дёрнувшись вперёд, прислонился к перилам, оскалив зубы-пластины.
— Что? — не понимал его Эрик.
— Поглядите, он ещё глупее, чем мы думали!
Создания на балконах перешёптывались, посмеиваясь.
— Человек, ты обвиняешься в нарушении логики и здравого смысла. Я понятно объяснил?
— Какое ещё нарушение логики? Я очутился в темнице, а мне даже толком ничего не могут объяснить!
— Да он же глупый, что с него взять? Давайте уже вынесем вердикт, — послышалось заявление одного из присутствующих.
— О, Церебрум, великий наш, как можно быть столь тупым?! — судья дотронулся двумя пальцами до собственного лба, а все присутствующие повторили его действие. — Тебя, человек, нашли в покоях наших верных подданных, которых ты собирался убить.
— Чего? Да зачем они мне нужны? Я даже не помню этого...
— Молчать! — перебил судья Эрика. — Не нужны они ему, как же! А валялся ты там, значит, просто так. Ты мог подумать кого-то убить или ограбить, а может… хотел просто испачкать пол, чтобы на нём от твоей грязи выросли растения и всех нас поубивали ночью!
Эрик пребывал в конкретном непонимании от этого нелогичного бреда и обвинений, не имеющих никаких оснований.
— Не собирался я никого убить, — заявил осуждённый, концентрируясь больше на мыслях, чем над происходящим.
— Но ты мог подумать об этом! А ещё в твоей голове возможны мысли о том, как бы всех нас съесть. Проклятый безумец! — судья искренни отвращался, глядя на парня.
— А ещё он мог захотеть принести сюда камень, положить его кому-нибудь под ноги, и тот бы, споткнувшись, полетел в пропасть, — сказал старик, один из присяжных.
— Не перебивай судью, старикашка! — судья плюнул в сторону пожилого создания.
— Да я даже не знаю вас, — удивлению Эрика не было предела. — На кой чёрт мне всё это делать?
— Не знаешь? Какой же он тупой, посмотрите! — судья развёл руками, взглядом обращаясь к присутствующим. — Читать надо о нас, вообще-то, и тогда знать будешь! Меня не касается, как и где ты будешь искать историю о нас, о великих. Знать надо, тогда найдёшь! Ах, да, я забыл, ты же просто глупый человек.
«Кошмар, — думал Эрик. — Куда я попал, что за идиотское место со сборищем откровенных дебилов, говорящих сперва одно, а в следующий момент полностью себе противореча. Ещё и меня обвиняют в нарушении логики и здравого смысла».
— Да ни в чём я не виновен, хватит нести чушь! — их поведение выводило Эрика из себя, да ещё и сказывалось напряжение от всего произошедшего за последнее время.
— Ха! Докажи, что ты не делал этого!
— Чего не делал? — парень просто стоял, выпучив глаза, и даже не знал, как вести диалог.
— Не думал о перечисленном. Докажи, что у тебя не было этих мыслей.
— Это вы меня обвиняете — вы и доказывайте мою виновность, — ответил он.
В ответ зал наполнился смехом.
— О, Церебрум, великий наш, вразуми этого идиота. Он не может доказать свою невиновность, перекладывая эту ношу на нас.
Хохот усиливался.
— Это я здесь идиот? Никто из вас даже не предоставил улики, доказательства! Ничего! — его откровенно приводило в бешенство такое «правосудие». — Как я могу доказать отсутствие? Это же логическая ошибка. Нельзя доказать то, чего нет, иначе я могу утверждать абсолютно любое, прося доказать отсутствие этого, и ничего вы сделать не сможете!
Но к этому времени существа, заливаясь смехом, уже не услышали слов. И тут Эрика осенило.
— Я. Я и есть ваш великий Церебрум! — его слова, как грома среди ясного неба, разразились в зале эхом, заставив всех замолчать.
Судья, разинув рот, уставился на парня так, будто хочет смеяться, но его лицо застыло от услышанного, исказившись в удивлении.
— Глупее узника я ещё не встречал, — начал он, заметно поникнув в голосе. — Ты не можешь быть великим Церебрумом, — он положил два пальца на лоб, и все повторили за ним.
— Докажи, что я не Церебрум.
И тут Эрик увидел переглядывающихся между собой присутствующих, занимающих места на балконах.
— Ты никак не можешь им быть, — неуверенно произнёс судья.
— Почему же? В этом зале никто не доказал, что я не Церебрум.
— А ты докажи, что ты — он! — послышался выкрик из публики.
И аудитория после услышанного в какой-то степени расслабилась, сосредоточившись так, будто ожидали от парня провального ответа.
Эрик хоть и привык ко всякого рода странным вещам на поезде, но подумать не мог о существовании здесь таких созданий, коверкающих собственные убеждения ради выгоды, перепрыгивая от логики к логическим ошибкам, тем самым, казалось, укутывая себя иллюзией правоты, но на деле выставляя ничтожным пустословом и лицемером.
Что может быть более жалкое, чем кто-то, старающийся выставить себя в любой ситуации правым, не скупясь на саморазрушение и уничтожения, коверканья собственных убеждений и принципов. Да никому здесь, впрочем, не требовалась истина, в этом самом гуманном в суде Великих Мудрецов, где ложное правосудие возможно лишь благодаря количеству сумасшедших.
Эрик понимал, что хоть ему сначала удалось заткнуть их, но он теперь видел, что бороться с ними их же оружием вряд ли получится. Ведь этим самодурам, возводящим логику в истину, на самом же деле до логики не было никакого дела.
Волнение прокатилось по аудитории, но никто не желал оставлять попытки противодействия. Выходит, они всё же сомневались, и Эрик продолжил:
— У меня прямо сейчас в руке невидимый десятиметровый меч весом с перо. И им я с одного размаха разрублю любого, кто встанет у меня на пути.
— Бред, не может быть такого! — судья пришёл в замешательство и испуг.
— А ты докажи, что у меня его нет, — ответил парень, но не стал дожидаться ответа, и, воспользовавшись их секундным ступором, не давая очухаться, замахнулся скованными руками.
— Нет, не надо, не смей этого делать! — перепугался судья, выставив ладони вперёд.
— Нет у него никакого меча, — крикнул кто-то, и остальные почти сразу успокоились.
— А ты доказал, что у меня его нет? — Эрик немедля выкрикнул ответ, и не на секунду не умолкал. — Не доказал. Значит, он у меня есть! — он замахнулся ещё сильнее, наблюдая, как эти создания, заслонившись руками, аж попадали назад, хватаясь за перила.
Стражники, стоя у лестницы пьедестала, с неуверенностью выставили оружие вперёд, точно до конца не веря услышанным словам, но частично приняли их за правду.
Эрик, постоянно оглядываясь, ожидая внезапного нападения с любой стороны, начал медленно и аккуратно спускаться с пьедестала, потому что слабость ещё главенствовала над телом.
Солдаты расступались, стоило Эрику дойти до них, замахнувшись несуществующим мечом. Но появился неожиданный толчок, как землетрясение, повалил всех с ног, в том числе и парня. Затем послышался скрежет, задрожал пол и мраморные плиты, балконы, а стены зашевелились.
Кошмарный крик разразился на весь зал, повергая в ужас судей, падающих с балконов. Пьедестал, крошась, провалился под тяжестью собственного веса, рухнув в открывшуюся в полу дыру, где Эрик краем глаза успел заметить переплетение вибрирующих труб алых оттенков. В разрухе, пока всё крушилось и двигалось, Эрик слышал стук чего-то огромного, словно где-то в глубинах стен раздаётся сердцебиение.
— Хватайте безумца! — крикнул судья, придавленный обломком мраморной плиты.
Стражники, опомнившись, набросились на пленника, и одному удалось отправить Эрика в нокаут.
Через какое-то время парень, немного придя в себя, чувствовал, как его волокли по земле. Он не знал, куда его тащили, но творящийся хаос оставался позади.