ВЕСТНИК ПСИХОФИЗИОЛОГИИ 3 2015
Сущностная программа или ядро личности, зафиксированное на уровне генетического кода, пытается освободиться от ограничивающих и искажающих программ, но поскольку все они связаны с телесностью, записаны в виде символов, то это приводит к разнообразным искажениям символического мира – символов тела, языка, мышления. Это уже область конкретных патологий, связанных с телом, поведением, и психикой. Это состояние – попытку работать внутри собственных искаженных рефлексий, ролей и телесности традиция и называет «омраченностью», отпадением от подлинной реальности. Заметьте, что мы не говорим здесь о некоей высшей религиозной истине, отличной от действительного мира, мы говорим только о деформациях развития, которые не дают большинству из нас воспринимать этот мир как реальность, приводят к невротизации.
Этап актуализации очередного уровня личности начинается с момента развития и выделения абстрактных уровней взаимодействия с информационными потоками. С этого момента деятельность индивидуализированной личности связана с выявлением наиболее общих законов развития универсума. Причем лишь в ряде случаев эта деятельность носит характер явной теоретической научной деятельности. В значительной части случаев она имеет скрытый, неявный для самого индивида характер. Эта деятельность связана с выделением структурных характеристик из окружающей действительности (в том числе из самого себя, разотождествление с самим собой, отделение «я» от тела, ролей, персон), с абстрагированием от объектов, образующих структурные отношения. Для простоты скажем, что активность человека все более и более смещается в область реальности. Причем здесь реальность предстает как абстракция, отвлеченность от конкретных обстоятельств и условий. На определенном этапе развития индивид вынужден отвлечься от конкретности во имя подлинности. Но это не приводит его к отождествлению своего «я» с сущностным ядром. «Я» предстает как фаустовское активное начало, постигающее пассивный мир. Даже не сам мир как реальность, а лишь законы, структурные отношения и связи, присущие действительности. При этом этот мир тоже становится проекцией искажений самого человека на реальность. Законы и связи, обнаруживаемые человеком, в значительной степени являются отражениями его ограничений и искажений. И тем более всеобщи, чем более он (человек) абстрагировался от себя самого как конкретности. Но отказ от «я» как конкретности, сразу подставляет на ее место «я» как всеобщность, то есть мы сталкиваемся с интроецированной социальностью человека со всеми ее особенностями – расовыми, цивилизационными, культурологическими и т.д. Структура объектов (объективная структура или система) на этом уровне развития может заменяться структурой функций (системой знаков). Здесь открывается поле для рассмотрения знаковых систем и возможность рассмотрения человека как знака (текста) в определенном отношении. В качестве иллюстрации напрашиваются слова одного суфийского мудреца, произнесенные им в момент казни: «Я не стану меньше от того, что меня укоротят на голову…». Человек как функция в рассматриваемом отношении отделяется от себя как от объекта/субъекта действия, оказывается за пределами субъект-объектных отношений, что является необходимым условием перехода на следующий уровень.
|
|
|
|
Последний из доступных в настоящее время для объективации уровней мы обозначили как уровень системной интеграции личности. Хронологически он связан с «кризисом середины жизни» («возраст Христа»). Авторы полагают, что сам кризис отражает процесс системного интегрирования личности и только после завершения этого процесса можно говорить о зрелой или реализовавшейся личности. С этого момента личность как целостная система начинает выступать, как системообразующий элемент, в системе более высокого порядка и ее дальнейшее развитие начинает (в идеале) подчиняться логике построения этой более высокой системы. Источник активности человека смещается на другой план целостного Бытия как системы более высокого порядка. Здесь можно увидеть ключ к пониманию роли и сущности религии в человеческой жизни. Мы не развиваем эту
ВЕСТНИК ПСИХОФИЗИОЛОГИИ 3 2015
тему дальше, рассчитывая обратиться к ней в будущем. Она является предметом самостоятельного исследования – построения системной антропологии.
Вы, наверное, уже обратили внимание на то, что мы сравнительно подробно говорим о начальных этапах развертывания системы человека, и значительно меньше о последующих этапах, но это связано в первую очередь с тем, что все же работа наша адресована, в первую очередь, работникам практической сферы и целью ее является не всестороннее изложение системы антропологии, а изложение основных ориентиров для практических же выводов и действий. Кроме этого, необходимо особо оговорить то обстоятельство, что все эти уровни человека не сменяют друг друга в процессе развития, а как бы встраиваются один в другой. При этом деформации одного из уровней приведут к компенсаторным, обеспечивающим дальнейшее развитие, приспособительным искажениям на следующих уровнях, так что попытки коррекции одного из уровней без учета существующих взаимосвязей иногда приводят к разрушению системы как целого. Так, например, показателен опыт гипносуггестивной блокады того или иного патологического поведения, например алкоголизма. Одновременно с избавлением от пристрастия, зависимости, происходит отрыв целых сфер или уровней метасистемы. Человек функционирует как внешне здоровый организм, но при этом у него выключается интерес к целым областям человеческой активности, например, творчеству или религиозным вопросам. Отсюда следует простой вывод – по-настоящему успешная терапия должна работать с начальными, самыми первыми уровнями развития, самыми начальными искажениями. Поэтому правильный путь любого личностного развития должен начинаться с работы с телом – той или иной телесной практики.
|
|
THE FORMATION OF PERSONALITY AS A SYSTEM
Successful therapy should work with primary, the very first levels of development, the initial distortion. So the right way of any personal development should begin with working with body – in one or another bodily practices.
Key words: personality, development, bodily practices
Статья поступила в редакцию 15.08. 20151
Статья принята к публикации 24.09.2015
УДК 159.922.1:159.91:615.851
СЕКСУАЛЬНАЯ И ЛЮБОВНАЯ ЗАВИСИМОСТЬ: ФЕНОМЕНОЛОГИЯ, ПСИХОФИЗИОЛОГИЧЕСКАЯ ОСНОВА, МЕТОДЫКОРРЕКЦИИ (обзор)
Луценко Е.Л.
Украина, г. Харьков,
Харьковский национальный университет имени В.Н. Каразина,
olena.lutsenko@karazin.ua
Статья представляет собой обзор современных русскоязычных и англоязычных источников по проблеме малоизученных поведенческих аддикций, а именно – сексуальной и любовной. Эти зависимости имеют много общих черт, так как являются формами зависимости в отношениях, социальными зависимостями, однако они имеют и специфические отличия. В частности, именно любовная зависимость имеет большее сходство с наркотической зависимостью, чем сексуальная. Обе зависимости могут быть коморбидными друг другу, а также сопровождаться интернет-зависимостью, алкогольной и
ВЕСТНИК ПСИХОФИЗИОЛОГИИ 3 2015
наркотической зависимостями, личностными и невротическими расстройствами. Для их коррекции могут использоваться различные психотерапевтические подходы, индивидуальная, групповая работа и работа с парами, фармакология и терапия с биологической обратной связью.
Ключевые слова: сексуальная аддикция, любовная аддикция, феноменология, психофизиологическая основа, коррекция
Трудно переоценить значимость для научных исследований сферы любви и секса, поскольку эта значимость определяется ее эволюционной основой – возможностью продолжения существования вида. Нет точной статистики встречаемости проблем в данной сфере у мужчин и женщин, хотя, исходя из существующих отрывочных данных, она достаточно высока – упоминается, что сексуальные аддикции распространены на уровне 3-17% популяций (северо-американской, шведской) [19, 34, 41, 43], от 10 до 30% убийств в США осуществляются на почве страсти [32, 34], есть данные, что в России доминирующими в отношении рисков психологически зависимого поведения в возрастной группе от 21 до 25 лет является любовная зависимость [12], а также, что любовная, сексуальная зависимость и аддикция избегания являются чрезвычайно распространенными и поражают значительный процент брачных пар в Украине [9].
На «эротизированность» современного мира указывают многие авторы, включающие в анализ сексуального поведения социально-культурные факторы [32, 37, 41, 47], однако, с нашей точки зрения, фактором изменения полового поведения в сторону его большей «проблемности» послужило само формирование человеческой цивилизации, а именно, появление больших городов. Концентрация больших масс мужчин и женщин на ограниченных территориях приводит к возникновению иллюзии большей доступности, возможностей выбора брачных/сексуальных партнеров, повышенному потоку сексуальных сенсорных сигналов, которыми они способны обмениваться, и возможным нарушениям нормальной работы механизмов выбора партнера, сформировавшимся на протяжении эволюции, когда люди и их предшественники жили относительно небольшими группами. Данная ситуация осложнилась развитием Интернет-технологий, появлением соцсетей и сайтов знакомств, благодаря которым иллюзия выбора возросла количественно и изменилась качественно – виртуальный секс и отношения, доступность порнографии еще более удалили пользователей сети от унаследованных форм поведения. Гиперстимуляция системы восприятия сигналов могла привести к тому поведению, которое определяется как аддиктивное – к сексуальным и любовным аддикциям, которые в другой терминологии часто называются – гиперсексуальность, сексоголизм, патологическая любовь, эротомания, сталкерство, пикаперство и т.п.
Более изученными считаются химические зависимости (алкоголизм, наркомания, токсикомания, лекарственная зависимость), однако все, что дает сравнимый опыт, может вызвать аддикцию, так как физиологически имеет связь с системой «внутреннего вознаграждения» мозга [5, 20, 34, 47]. Объектом нехимической зависимости является не психоактивное вещество, а поведенческий паттерн. К промежуточным аддикциям относят пищевые зависимости. К первой классификации нехимических аддикций в России [7], включающей азартные игры – гэмблинг, аддикцию отношений, сексуальную, любовную аддикцию, аддикцию избегания, работоголизм, аддикцию к трате денег, ургентную аддикцию, – в последнее время присоединены технологические аддикции (разнообразные компьютерные зависимости, интернет-аддикции, телевизионная аддикция, телефонная аддикция и др.) [17].
Патологические поведенческие (нехимические) зависимости являются распространенной группой пограничных психических расстройств, но до настоящего
ВЕСТНИК ПСИХОФИЗИОЛОГИИ 3 2015
времени большинство из них не представлены в официальных классификациях болезней, а классификации носят чисто описательный феноменологический характер [2].
Некоторые авторы приходят к мнению, что первичными всегда являются межличностные зависимости [7, 9, 10], которые коренятся в неспособности формировать положительные социальные отношения (результат детского отвержения, болезненных связей со значимыми лицами в раннем возрасте, психотравматизации), а на базе первичной зависимости формируются вторичные – зависимости от вещества, определенных ситуаций (игровых автоматов, компьютерных игр, спортивного «боления» и т.п.), которые позволяют избавиться от боли первичной зависимости (страха, чувства вины, стыда, обиды и др.) [10]. Данная точка зрения делает исследование проблемы любовной и сексуальной зависимостей чрезвычайно актуальным, так как в особенностях и механизмах этих межличностных зависимостей можно выявить более общие механизмы, а значит, приблизиться к лучшему пониманию способов коррекции таких нарушений.
Как указывает Н.К. Агишева [1] в отечественной сексологии и медицинской психологии проблема сексуальной и любовной аддикции практически не исследовалась. В западной психологии высказывается сходное беспокойство касательно слабой исследованности и табуированности проблемы [41, 47]. Еще одна причина, в связи с которой проблема сексуальной/любовной аддикции является важной для изучения, – высокий риск суицида, который присутствует при этом виде зависимости [1, 20, 22-25].
Цель исследования – описать и систематизировать имеющиеся научные данные по сексуальным и любовным зависимостям с учетом феноменологии, психофизиологического базиса и возможностей коррекции.
Задачи исследования: 1) описать общие характеристики поведенческих аддикций; 2) охарактеризовать сексуальную аддикцию; 3) выявить специфику любовной аддикции; 4) осветить существующие подходы в коррекции сексуальной и любовной аддикций.
Общие особенности поведенческих аддикций
Маркс (Marks, 1990) предложил следующие критерии для диагностики поведенческих (нехимических) зависимостей: 1) побуждение (тяга) к контрпродуктивной поведенческой деятельности; 2) нарастающее напряжение, пока деятельность не будет осуществлена; 3) осуществление данной деятельности ненадолго снимает напряжение; 4) повторная тяга и напряжение через часы, дни или недели (симптомы абстиненции); 5) внешние проявления уникальны для данного синдрома аддикции; 6) воздержание от данной деятельности характеризуется негативными внешними и внутренними проявлениями (дисфория, тоска); 7) гедонистический оттенок влечения на ранних стадиях аддикции [цит. по 5].
Наряду с зависимостью основным в поведении аддиктивной личности является стремление к уходу от реальности, страх перед обыденной, наполненной обязательствами и регламентациями скучной жизнью, склонность к поиску «пиковых» эмоциональных переживаний даже ценой серьезного риска и неспособность быть ответственным за что-либо. В литературе выделяют четыре вида бегства от реальности: бегство в тело, бегство в работу, бегство в контакты или одиночество и бегство в фантазии [28].
Среди теорий формирования аддикций представляет интерес теория последействия. Она состоит в том, что и стимуляторы, и депрессанты имеют последействие, которое разрушает те первоначальные ощущения, которые вызывают эти вещества. Это наблюдение легло в основу всеобщей теории мотивации, предложенной психологами Р. Соломоном и Дж. Корбитом (Solomon, Corbit, 1973) [цит. по 11]. Согласно им большинство ощущений сопровождаются последействием противоположного характера. Если изначальное ощущение неприятно, последействие приятно, как чувство облегчения, когда проходит боль. При повторяющемся действии интенсивность последействия растет, пока не станет доминантой почти с самого начала, нейтрализуя даже первоначальный эффект стимула.
ВЕСТНИК ПСИХОФИЗИОЛОГИИ 3 2015
Используя эту модель, Соломон и Корбит демонстрируют фундаментальное сходство между опиатной зависимостью и любовью. В обоих случаях человек повторно ищет тот вид стимуляции, который приносит острое наслаждение. Но с течением времени он обнаруживает, что ему нужно этого больше, поскольку наслаждается он меньше.
Например, любовника больше не возбуждает так сильно его партнер, но он становится все более зависим от успокаивающего комфорта, который обеспечивает присутствие рядом партнера, и все менее способен выносить сепарацию. В этом случае негативное последействие побеждает изначально позитивную стимуляцию, важно не получить удовольствие, а избежать страдания последействия. С точки зрения теории последействия, способность извлекать позитивное чувство наслаждения из чего-то, делать нечто, потому что оно приносит радость — это принципиальный критерий неаддиктивности. Наоборот, для аддикта героин не является чем то, приносящим удовольствие. Заядлый курильщик или алкоголик мог когда-то наслаждаться курением или выпивкой, но к тому времени, когда он становится зависимым, он вынужден использовать вещество только для поддержания себя на переносимом уровне существования.
В.В. Манжос выдвигает теорию базовой потребности в непрерывной стимуляции ЦНС как объясняющую формирование различных аддикций, в том числе любовной и сексуальной [13]. Депривация привычных стимулов, ставших «привычными» в результате воздействия в раннем возрасте (психологическая травматизация и облегчение ее в виде мастурбации, переедания и т.п.), приводит к последующему поиску аналогичной стимуляции на протяжении жизни. Хотя организм может найти и социально-приемлемые формы стимуляции ЦНС (творчество и т.п.), он часто выбирает «путь наименьшего сопротивления», т.е. ригидно и экономно подхватывает любую более легкую возможность получения похожей на пережитую в раннем возрасте стимуляцию.
А.В. Смирнов усматривает связь между работой зеркальных нейронов головного мозга человека и формированием аддикций. «В свете открытия зеркальных нейронов такие явления, как соблазнение, совращение, наблюдение, участие, фантазирование, воображение отдельных актов или сцен аддиктивного поведения (алкогольная, наркотическая зависимость, сексуальная зависимость, адреналиномания, гэмблинг, любовная зависимость, интернетомания, компьютеромания и даже трудоголия), могут служить пусковым механизмом к развитию или активизации той или иной аддикции» [21]. Определенную роль зеркальных нейронов в формировании зависимостей предполагает также С.И. Вершилин [2]. Он подчеркивает роль нейропептидов – окситоцина и вазопрессина – при формировании поведенческих зависимостей. Эти пептиды регулируют общественное и половое поведение в филогенетическом ряду животных начиная с беспозвоночных. Регуляция или экспериментальное отключение генов, отвечающих за выработку этих пептидов, создают новые модели поведения в этой области, ранее не свойственные животным. Это служит одним из доказательств того, что причиной девиантного/аддиктивного полового поведения могут быть нарушения механизмов выработки данных пептидов.
Многие психоаналитики считают, что главным в аддиктивном поведении является не импульс к саморазрушению, а дефицит адекватной интернализации родительских фигур и, как следствие, нарушение способности к самозащите, уязвимость к страданию. Аддикты мечутся между самопожертвованием и эгоцентризмом; требовательность и повышенные ожидания быстро сменяются презрительным отвержением помощи и отказом признать свою потребность. За холодностью и отчуждением часто скрываются стыд и чувство собственной неадекватности, пустоты, дисгармонии и душевной боли (Wurmser, 1978, Khantzian, 1986) [цит. по 11].
На основании исследований А.В. Смирнов выявил особенности восприятия зависимыми информационно-культурной среды. Она субъективно воспринимается аддиктами как: побуждающая к накоплению материальных средств и потреблению
ВЕСТНИК ПСИХОФИЗИОЛОГИИ 3 2015
материальных благ; побуждающая к гедонизму и удовлетворению аддиктивных потребностей; порождающая и постоянно поддерживающая конфликты различной модальности; дезориентирующая и манипулирующая сознанием; интригующая и уводящая от реальности; выступающая ведущим авторитетом в решении жизненных проблем; неизбежно и систематично воздействующая на сознание [24].
Есть попытки применения эволюционно-этологического подхода к объяснению зависимостей, а именно, предположение, что за многочисленными формами аддиктивного поведения может стоять нарушение (извращение) нормальных инстинктов [2, 21]. В частности, сексуальная аддикция, по мнению А.В. Смирнова, конкордантна нарушению инстинкта самосохранения, полового, исследовательского инстинктов и инстинкта ухаживания, а также инстинкта формирования групп. Любовная аддикция может выступать следствием нарушения полового инстинкта (объект недосягаем); исследовательского инстинкта (аддикт не ищет других партнеров, а зациклен на одном объекте); инстинкта соперничества (любовница или любовник по отношению к законным супругам чаще всегда остаются на втором месте); инстинкта агрессивного поведения по отношению к сопернице (сопернику); инстинкта чувства иерархии (тщетное стремление стать первым /лучшим для объекта любви); инстинкта формирования социальных групп (притязания на формирование новой семьи после расторжения объектом любви первого брака, как правило, неосуществимы); инстинкта ухаживания (ухаживание нередко невозможно ввиду недосягаемости объекта любви).
На формирование аддиктивного поведения влияют, как социальные, так и личностные свойства субъекта. К ним относятся: неспособность выстроить позитивный вектор развития личности, экзистенциальный вакуум, пассивная жизненная и гражданская позиция [4].
А.В. Смирнов обращает внимание ученых и практиков на стремление аддиктов к отрицанию и сокрытию их зависимости от окружающих (близких, сотрудников, специалистов) [25]. Автор указывает, что сексуальная и любовная зависимости (наряду с наркотической и алкогольной) оказываются наиболее скрываемыми формами аддикций. В связи с этим практика «удаления из выборки» лиц с высокими показателями по опросниковым шкалам лжи является неоправданной, так как для аддиктов ложь является превалирующим способом общения. Для их изучения необходимо вводить в опросники корректирующие статистические коэффициенты.
Стоит отметить эффективность в данном контексте применения проективных методов диагностики, например, метода Портретных выборов Л. Сонди, по которому может быть выявлена «эротомания» как одержимость любовью и другие особенности личности в плане любви и секса [26].
В частности, с помощью теста Л. Сонди А.В. Смирновым было проведено сравнительное исследование глубинно-психологических особенностей аддиктов и неаддиктов, где среди аддиктов присутствовали люди с сексуальной и любовной зависимостью [23]. В результате в группе аддиктов были обнаружены специфические противоречия, а именно: нехватка прочных социальных связей и их избегание; острый дефицит персональной любви и инфантильно-иждивенческое ожидание любви со стороны других; стремление к реализации собственных устремлений и отказ от них из-за неверия в собственные возможности, неспособность находить оптимальные пути для их воплощения; восприятие социума как враждебного препятствия, а также собственной агрессивности и деструктивности.
Сексуальная зависимость
Согласно A. Goodman (1992), сексуальная аддикция определяется как навязчивое сексуальное поведение, направленное на получение удовольствия и на устранение внутреннего дискомфорта [цит по 20]. P. Carnes (1989) выделил ключевые аспекты поведения сексуального аддикта: озабоченность, когда мысли аддикта фокусируются на
ВЕСТНИК ПСИХОФИЗИОЛОГИИ 3 2015
сексуальном поведении; ритуализация, когда индивидуум следует однотипному методу подготовки к сексуальной активности; сексуальная компульсивность, когда сексуальное поведение становится неподвластным контролю индивидуума; стыд и отчаяние, возникающие в результате сексуального поведения [7, 20].
П. Холл предлагает применить биопсихосоциальный подход к объяснению сексуальной аддикции, а именно, BERSC-модель, где сексуальная зависимость понимается как функция пяти переменных: биологии, эмоций, отношений, общества и культуры [37].
А.В. Котляров [8] указывает, что, как и другие формы зависимости, сексуальная зависимость является следствием отсутствия должной цели, вокруг которой строится жизнь. Секс, по мнению, А.В. Котлярова, оказывается очень удобной основой для имитации состояния достижения истинной цели и построения искусственной реальности. Это связано с тем, что секс вызывает удовольствие и расслабление, а значит, противоположен труду, работе. Контраст между сексом и трудом делает секс еще большим удовольствием для человека, не имеющего радости от своей деятельности. Кроме того, секс ассоциируется со свободой. Как пишет автор: «секс – это наслаждение, а наслаждение – это путь в детство, туда, где перед тобой открыты все пути и нет никакой ответственности, пресса обязательств, стрессов. … Это состояние вне действия, вне напряженной ситуации жизни, развивающееся по своим законам и сценариям и имеющее четкое вознаграждение. Кроме того, секс предсказуем, его легче взять под контроль, чем свою жизнь» [8, с. 137].
М.А. Мазниченко и Н.И. Нескромных [40], изучив особенности зависимого поведения подростков, классифицируют сексуальную и любовную зависимости как социальные зависимости. Авторы указывают на формирование искаженной системы ценностей как на источник зависимостей. В частности, абсолютизация удовольствия для сексуальной зависимости и нивелирование собственной личности по типу «Окружающие не могут ко мне хорошо относиться» – и для сексуальной, и для любовной зависимости. Зарождение социальных зависимостей подростков может происходить по следующим типовым сценариям: «зависимость как результат взаимодействия с асоциальной группой/личностью»; «зависимость как ответ на провокацию», «зависимость как способ получения удовольствия», «зависимость как способ ухода от жизненных проблем», «зависимость как результат смены конструктивного способа взаимодействия с объектом зависимости на неконструктивный», «зависимость как результат протеста».
Истоки сексуальной зависимости обычно коренятся в детстве или подростковом возрасте. Установлено, что 60 и более процентов сексуальных аддиктов кем-то унижались в детстве и приобрели небезопасный стиль привязанности [19, 41, 43, 47]. Обнаруживается, что пренебрежение ребенком со стороны матери является более критическим, хотя пренебрежение со стороны отца также играет роль в формировании небезопасной привязанности и последующей аддиктивности [41].
Э. МакКиг считает, что стыд является ключевым фактором в этиологии сексуальной аддикции у женщин [41]. Стыд проявляется разными способами и наиболее ярко – через четыре представления, лежащих в основе сексуальной аддикции. Первое представление заключается в вере, что индивид плохой и ничего не стоящий человек. Эта вера часто интериоризируется в результате плохого обращения в детстве, поскольку ребенок не может представить, что его родители способны нанести ему вред, соответственно, он обвиняет себя. Вторая вера представляет собой убеждение, что если другие узнают их полностью, то не смогут полюбить. История травмы и заброшенности сексуальных аддиктов запускает эту веру, так как опыт учит их, что они неполноценные и нелюбимые, поэтому они должны скрывать от других свое истинное «Я» для предотвращения отвержения. Третья вера заключается в том, что другие не пойдут навстречу их потребностям. Она коренится в детской травматизации, которая учит ребенка, что другим нельзя доверять, что мир пугающий и небезопасный. Последняя вера касается того, что секс и/или отношения – это
ВЕСТНИК ПСИХОФИЗИОЛОГИИ 3 2015
главная потребность человека, которая зафиксировалась, когда родители не удовлетворяли потребность ребенка в привязанности, что усиливало эту потребность и заставляло искать ее удовлетворения повсюду [41].
Э. МакКиг объясняет, что чувство стыда у женщин-аддиктов оказывается более глубоким в связи со специфическими гендерными стереотипами: 1) сексуальность и женственность включаются в их идентичность и являются наиболее важными качествами из имеющихся; 2) любовь не может быть получена иначе, чем через секс; 3) без отношений они ничего из себя не представляют; 4) отношения решают все проблемы; 5) партнеры обвиняются в собственных проблемах, в том, что они не могут удовлетворить потребности аддиктов; 6) женственность отождествляется с сексуальным поведением; 7) способность к флирту и страстность – это часть их личности, от которой они не могут отказаться; 8) неправильно желать любви и поддержки, потому, что сначала должны быть удовлетворены потребности других; 9) гетеросексуальные женщины верят, что только мужчина способен удовлетворить их потребность в привязанности; 10) женщины-сексуальные аддикты считают, что пока их партнеры и семьи не знают, что они делают, это не вредит им; 11) они способны отделить себя от своей зависимости; и 12) они думают, что их родители и партнеры или полностью хорошие, или полностью плохие [41].
Есть данные, что любовная зависимость и созависимость часто сопровождают сексуальную зависимость у женщин, но не у мужчин [41].
Как считает Э. Рошбет, зависимость часто ошибочно принимается аддиктом за «истинную любовь». То, что аддиктом принимается за любовь, в действительности является глубоко негативным, насильственно навязчивым поведением, которое уничтожает чувство собственного достоинства аддикта. Это поведение больше содержит в себе исследовательский интерес, использование власти и манипулирования по отношению к другому человеку. Постоянная потребность в возбуждении и завоевании партнера и не связанность этого со смыслом того, что действительно значимо для жизни аддикта, составляет ядро его душевных страданий. Сексуальная зависимость, обычно представляющая собой озабоченность поиском сексуального возбуждения и удовлетворения, по контрасту часто имеет мало общего с тем, каким человеком является сам аддикт и с тем, что он якобы ничего большего не требует от отношений. Аддикт испытывает стыд за то, что он или она совершают или совершили обычно сразу же после вовлечения в сексуальные действия, которые нарушают некоторые нормы человеческого поведения, иногда даже отрицая стыд, который заставляет аддикта жить двойной жизнью. Зависимость не делает человека ничего не стоящим, она только скрывает истинную индивидуальность аддикта и его положительные качества [19].
Сексуальную аддикцию относят к числу нехимических зависимостей, однако в ней участвуют биохимические стимулы. Это феромоны – летучие вещества, вызывающие у партнера сексуальное влечение. Феромонами являются андростенол, присутствующий в поте мужчины и обладающий мускусным запахом, и копулин, входящий в состав женских половых выделений. При эротических ласках и половом акте мозг возбуждается фенилэтиламином и дофамином, которые стоят в одном ряду с амфетамином. При этом стимулируются также выработка морфиноподобного эндорфина и выделение «вещества объятий» окситоцина, с которым связано переживание оргазма и сексуального удовлетворения [1].