— Совпадения. — Снейп презрительно усмехнулся. — Подумаешь, точки на карте или встреченный в лесу олень, пусть даже редкий…
Кивнув, Гермиона принялась рыться в рюкзаке, пока не извлекла из-под библиотечных книг свой дневник.
— Видимо, змея что-то значит, — постановила она, лизнула палец и перелистнула блокнот на чистую страницу. — Олень — тоже. — Она участливо уставилась распахнутыми, влажными глазами на Снейпа, точно хотела, чтобы он отпустил себя и зарыдал. — Скажите мне, Северус, — она, вероятно, пыталась подражать проникновенной интонации её докторов, — что вы чувствуете по этому поводу?
Он заёрзал — брюки скрипнули по виниловой обивке кабинки — и стукнулся бедром о колено Гермионы.
Пульсирующая боль в шее. Страх.
Стиснув зубы, выдержал чужой взгляд. Ответил сдавленно:
— Пустоту. Потерю.
Гермиона закусила верхнюю губу и не глядя чиркнула что-то в дневнике.
— Потерю магии? — предположила она.
— Нет, кого-то.
Вздрогнув, она шепнула:
— Кого?
— Не знаю, — покачал головой Снейп. — Кто такой Рон?
Глаза Гермионы наполнились слезами. Он не смог — хотя и старался — не почувствовать удовольствия от того, что своим вопросом заставил её замолчать. Затем взглянул на часы.
— Нам пора, — сказал он, кивнув на дверь. Гермиона на него и не взглянула, занятая содержимым рюкзака, и потому он специально не предложил ей помощи, когда выбрался из кабинки. Отчего-то он разозлился на девчонку. Опять. — Автобус через пять минут.
Обратный билет Снейп потерял. Гермиона купила ему новый и даже не возмутилась, а уселась рядом и позволила упереться лбом в окно и глядеть на пролетающие мимо улицы Мрачной Лощины, на магазины, исчезнувшие из вида, стоило автобусу покинуть центр, на лепившиеся к окраине коттеджи.
Вот и последний дом. Не дом, а тлеющие развалины. И Снейп вдруг вжался в окно, оставляя отпечатки, желая просочиться сквозь стекло — туда, на лужайку перед домом. Сердце бешено застучало, горло стиснула паника. Он почти произнёс что-то, почти показал Гермионе, почти потребовал остановить автобус, чтобы сойти и посмотреть.
Чтобы удостовериться.
Чтобы исправить.
Мгновеньем позже всё исчезло. Свет фар скользнул по руинам, и в густеющих сумерках они уменьшились, превращаясь в обыкновенный дом: окна сияли тёплой желтизной, с водосточных желобов подмигивали рождественские гирлянды. Действительно и потрясающе целый.
Глава опубликована: 17.08.2016
Рон
Снейп отлично разогрел пюре в микроволновке. Гермиона подумала, он мог бы привыкнуть питаться замороженными полуфабрикатами, но, озвучив эту свою мысль, услышала в ответ:
— Дороговато.
Он поставил тарелку с ломтем хлеба и куском сыра на одеяло и пребывал, кажется, в лучшем, чем прежде, настроении. Лучшем, потому что вызвался подогреть обед, когда они с Гермионой вернулись в гостиницу, и разговаривал, а не цедил слова с убийственным видом.
Кровати они составили на середине комнаты и устроились, как на пикнике: Гермиона сидела, скрестив ноги, на своей половине, а Снейп неловко примостился на своей. Он без возражений позволил сдвинуть вместе матрасы — только на желтоватой коже скул вспыхнули розовые пятна. Гермиона притворилась, что не замечает его смущения.
— Итак, мисс Грейнджер, — уничтожив остатки дурного расположения духа кусочком хлеба с маслом и целым литром воды, сказал Снейп, — сдаётся, теперь ваша очередь.
— Моя очередь? — Хлебной корочкой она переложила немного картофельного пюре ему на тарелку.
— Вы заявили, что были откровенны со мной. Но за последние два дня, если не ошибаюсь, вы ничего мне не рассказали.
— Так ведь ничего не происходит, — ответила Гермиона, и уши у неё запылали.
— Вы говорите…
— Вы и сами знаете. — Она подавила улыбку. — Вы просто пытаетесь спросить меня о личном и не знаете как. Общение не ваш конёк, да?
— Всё это непривычно для меня.
Печально, подумала Гермиона, надеясь, что ничем не выдаёт сочувствия. Она сунула корочку за щёку, прожевала, проглотила и лишь потом спросила:
— Что вы хотите знать?
Снейп задумчиво постучал по ободку тарелки зубцами вилки.
— Какие предметы вы выбрали для экзаменов на аттестат о среднем образовании? — задал он вопрос.
— Химию, биологию, математику, историю и английский, — немедленно перечислила Гермиона.
— Целых пять?
— Я была амбициозна, — объяснила она. — В утешение могу сказать, что провалила всё, кроме математики, но по ней получила «удовлетворительно», значит, тоже в общем-то провалила.
— Почему? — удивился Снейп, который выглядел и впрямь сбитым с толку.
Гермиона пожала плечами и принялась пальцем собирать с тарелки остатки пюре. Она чувствовала, что не наелась.
— Именно тогда это и началось. Я не могла сосредоточиться. С историей вышла полная катастрофа: я ошиблась где только можно и в ответ на половину вопросов попросту мямлила.
— У вас остались ваши экзаменационные работы? — сосредоточенно нахмурившись, спросил Снейп.
— Нет, — покачала головой она. — Мне их не отдали. С моим счастьем их, наверное, повесили на стену в экзаменационном кабинете или ещё где-нибудь — для смеха. Почему вы спросили? — Она прикусила ноготь на большом пальце. — Думаете, они бы пригодились?
— Вы помните хоть что-то из написанного вами?
— Ничегошеньки. Помню только, как уставилась на исписанные чепухой листки. Меня тогда ещё отправили к школьной медсестре, потому что я вся взмокла и могла в любой момент грохнуться в обморок. — Гермиона отодвинула тарелку и прикрыла рот тыльной стороной ладони, пряча икоту. — Ваша очередь.
— Разве я мало за последние два дня выставлял себя дураком?
— Ничего и не выставляли, — махнула рукой она, затем обняла себя за голень и подалась вперёд. — Давайте дурость за дурость. Расскажите о каком-нибудь дурацком своём поступке. Так будет честно.
Снейп не улыбнулся, не рассмеялся, не застонал, не стал отказываться. Он просто посмотрел на неё, не моргая, тёмными, блестящими, но слишком безжизненными для слёз глазами.
Гермиона внезапно смутилась и почувствовала себя странно. От волнения она схватила себя за пальцы ноги. Напомнила себе, что он не красавец и к тому же ворчливый гад.
— Может, ходили во сне, — допытывалась она, чтобы как-то сгладить неловкость момента. — Или ещё что-то необычное. Скорее всего, это действительно важно, и хорошо бы иметь такое в виду.
Некоторое время Снейп раздумывал. Он отодвинулся к изголовью кровати, опёрся на него и, казалось, ни в какую не заговорил бы. Но наконец решился:
— Я прыгнул с крыши.
Гермиона едва не свалилась спиной вперёд на пол. Щёки обдало жаром, и она воскликнула:
— Я не подразумевала самоу…
— Нет, — оборвал он на полуслове. Рука вцепилась в угол подушки так, что побелели костяшки пальцев. — Несчастный случай.
— Это случилось в вашем доме?
— Да. Я без всякой причины влез на крышу. Подумал, что могу…
— Летать, — закончила за него на выдохе Гермиона.
Снейп кивнул. Их взгляды снова встретились, и ей неожиданно стало дурно.
— А метлы у вас случайно нет? — спросила она, опуская глаза.
Он не поднял Гермиону на смех, и на том спасибо. Однако ответил отрицательно.
— Так-так, — сказала она. Ей не хотелось отвлекаться и доставать дневник, который лежал в рюкзаке у стены. — Ещё что-то?
— Не думаю. Ваша очередь.
— Вы же читали мой дневник.
— Первые несколько страниц, — ответил Снейп. Поспешно, между прочим, ответил. И, кажется, опять покраснел. — Ваша очередь, — повторил он.
Гермиона, насупившись, провела пальцем по шраму у себя на левой руке.
— Я купила родителям на годовщину авиабилеты в Австралию.
Он хмыкнул.
— И что в этом такого?
— Билеты были в одну сторону, — призналась она, и тогда Снейп в конце концов рассмеялся. Скорее, весело, чем оскорбительно, точно смеялся не над ней, а над ситуацией, хотя Гермиона в глубине души подозревала иное.
— И как они отреагировали?
— Подарок им очень понравился, — сказала она и выдавила привычную самоуничижительную улыбку. — Однако за две недели до вылета они поняли, что обратных билетов я не подарила. Я всё-таки уговорила их полететь, но им пришлось заплатить в два раза больше, чем в своё время мне, и это тоже их не обрадовало.
Ладони вспотели от воспоминания о письмах с фотографиями, приходивших на электронную почту: загорелые и улыбающиеся родители на фоне моста через Сиднейскую гавань, карабкающийся на перепуганного отца коала, мама — снова с широкой улыбкой и бронзовокожая — развела руки, показывая на термитник в Квинсленде… И мать, и отец — такие счастливые, какими Гермиона не видела их уже много лет, потому что избавились наконец от спятившей дочери.
Вероятно, у неё слишком заметно задрожали губы — она увидела, как Снейп с беспокойством смотрит на неё. Или с завистью. Никак не удавалось прочесть его эмоции.
— Чем займёмся завтра? — спросила Гермиона. — Я собиралась снова отправиться в деревню и…
— Мне здесь больше делать нечего, — прервал он её. — Уверен, можно отправляться дальше.
— Да, но…
— А сейчас — читать, — снова перебил Снейп и встал.
Он взялся за край кровати и принялся оттаскивать её обратно на место, пока ножки не встали в старые выемки на полу. Потом подтолкнул её ещё на пару дюймов в сторону окна, переместил тарелку на прикроватный столик и плюхнулся на протестующе заскрипевший матрас. Он раскрыл выданную Гермионой книгу и заявил бесстрастным тоном, соответствующим бесстрастному же выражению лица:
— Позже обсудим, куда мы поедем отсюда. Вероятно, — добавил он без выражения, вперив пустой взгляд в форзац, — вам стоит задуматься над тем, чтобы вернуться домой. Ваша семья без вас наверняка соскучилась.
Гермиона растерялась и несколько долгих секунд не знала, как, чёрт подери, на это ответить. И она вовсе не собиралась признавать вслух, что не уверена, будто по ней скучают.
— Северус, что случилось с вашими родителями? — неожиданно спросила она и услышала только шелест переворачиваемых страниц. На её разворошенной кровати покрывала сбились вокруг коленей. — Поговорим завтра, — решила она, покраснев от осознания, что сказала что-то не то.
— Завтра, — повторил Снейп, ничего не прибавив, и оба они уткнулись в свои книги.
* * *
Снова лес. Ночь. Так же холодно, как в тот день, когда они со Снейпом наткнулись на оленя. Но она была не на улице. Она лежала в кровати — скрипучей, шаткой и на таких высоких ножках, что можно, протянув руку, дотронуться до полога. Она и дотронулась, и пальцы коснулись брезента.
— Гермиона?
Голова её тоже коснулась брезента.
— Рон?
— Привет.
Она не видела его, но знала, что он там: на матрасе чувствовалась вмятина от руки Рона. Когда он встал, нижняя койка скрипнула. Запахло плесенью и кошками.
— Что происходит?
— Ты спала?
— Я и теперь сплю.
Она потянулась к Рону дрожащей рукой, но одёрнула её, боясь, что пальцы пройдут сквозь него. Происходит ли это на самом деле? Её здесь нет. Она одновременно здесь и не здесь. Разве она не должна сейчас находиться в гостинице вместе со Снейпом, миссис Джонс и её вечно тявкающим псом, который сопел этажом ниже?
— Рон, — повторила она, приноравливаясь к имени. Голова болела, точно внутри черепа никак не мог завестись мотор, и механизмы прокручивались вхолостую. — Кто ты?
— Что с тобой? — встревоженно спросил он.
Лоб раскалывался от боли.
— Погоди, — сказал Рон. — Инсендио.
Светильник рядом с кроватью ожил, но осветил мало что: брезентовый тент, верхнюю койку, стойки кровати. Всё за переделами круга света тонуло в утренних сумерках и казалось выцветшим, переставшим существовать.
Она знала, где находится, но не понимала, откуда знает это. Её личный уголок нереальности, вне которого ничего и никого не разглядеть. Никого, кроме…
Вскрик вырвался против воли. У Рона были ярко-рыжие волосы, блестящие даже в тусклом свете; на носу и щеках — веснушки. Он спрятал что-то в карман и, приблизившись, сложил свои крупные кисти по обеим сторонам от её укрытых коленей.
— Ты нас бросил.
На лице Рона промелькнуло сперва суровое выражение, потом — сожаление.
— Ага, знаю, — натянуто сказал он. — Но мы это пережили.
— Ты нас бросил.
— Гермиона?
Она легла на спину, уставилась вверх, но, почувствовав, что Рон забрался в постель рядом, отодвинулась. Он устроился на боку, опёрся на локоть и старался не касаться её.
— Ты умеешь колдовать, — выдохнула она и вздрогнула, потому что ладонь Рона легла ей на лоб, проверяя, нет ли жара.
— Ты себя хорошо чувствуешь?
Разумеется, нет, не хорошо. Она чувствовала себя больной: кружилась голова, словно кровать превратилась в бешено вращающуюся карусель, с которой вот-вот вылетишь. Пришлось вцепиться в штанину Рона.
— Нужно условиться о месте встречи, — горячо заговорила она. — Вдруг мы снова разделимся.
— Я больше не…
— Так надо, Рон, — упорствовала она.
— Ладно, ладно, — зашептал он. Его рука — такая тёплая, что хотелось расплакаться — спустилась к её уху. — Нора. Встретимся в Норе, хорошо?
— Нора. Нора в Девоне.
— Э-э-э, ну да, Нора в Девоне. — Он перестал успокаивающе гладить её по волосам. Кровать ходуном ходила, и она крепко схватилась за края. А Рон качки не замечал. — Тебе приснился кошмар? — спросил он. — Не бойся, я больше не брошу тебя.
— В том-то и беда. Тебя нет.
Кровать взбрыкнула в последний раз, и Рона не стало. Не стало палатки, не стало светильника.
Серенький утренний свет втекал в окно, и Гермиона сидела на полу номера. Над ней возвышался Снейп в распахнутом халате и с нечитаемым выражением лица.
— Вам опять снился сон, — констатировал он. — Что вы видели?
— Его, — ответила Гермиона. Она попыталась встать, но запуталась в одеяле, крепко обвившем лодыжки. — Мне пора.
— Куда вы собрались? — спросил он, пока она швыряла в рюкзак сумочку, блокнот и телефон.
— В Нору. Я хочу найти его и привезти сюда. Северус… — Голос её сорвался, а Снейп, задрожав, растёкся в поле зрения большим тёмным маслянистым пятном. — Я хочу найти Рона.
Глава опубликована: 25.08.2016
Нора
Поездка была мучительно долгой. Гермиона, хоть и не любившая летать и всякий раз уговаривавшая родителей ехать автомобилем даже на лыжный курорт во Францию, не могла смириться, что из одной точки в другую, между которыми на карте лишь пара дюймов, нужно добираться двумя поездами и тремя автобусами, потратив несколько невозвратимых часов своей жизни. Быстрее, наверное, самой изобрести телепортацию.
Но это не имело значения. Не тогда, когда за плечами рюкзак, погода стоит прекрасная, а до места, где на карте отмечена Нора, всего четыре мили пешком.
Гермиона еле дождалась нужной остановки. Последние несколько миль в автобусе от страха и волнения у неё пересохло во рту. Она впервые пожалела, что не взяла прописанные ей лекарства: они помогли бы успокоиться и держать эмоции в узде.
А ведь это только сон: двухъярусная кровать, и он — рядом, тёплая ладонь на лбу. Гнев, печаль и облегчение — вот, чувства, вызванные его присутствием. И до сих пор Гермиона ощущала влажность его руки, слышала звук его дыхания и то, как её имя рождается у него на губах, невнятное в начале и конце, потому что он знал её достаточно близко и понимал, насколько безразлично ей на самом деле, как имя это звучит, пока он произносит его с чувством.
Гермиону так и распирало выложить каждому встречному, куда она направляется и зачем. Водитель автобуса оглядел её с ног до головы — не похотливо, но, видимо, желая убедиться, что она молода, здорова и не тащит за собой тележку из супермаркета, — и спросил:
— Что вас сюда занесло?
— Собираюсь кое с кем увидеться, — ответила она и, не сумев удержать в себе радостное предвкушение, добавила: — С Роном!
— А, приятель, значит, — сказал водитель. Разочарованно — как хотелось бы думать польстившей себе Гермионе.
— Да, — подтвердила она, вдруг осознав, что это более чем правда.
— Два пятьдесят за проезд. — Водитель протянул за мелочью ладонь.
Когда Гермиона высаживалась, он даже пожелал ей удачи, будто знал, что удача ей очень нужна.
На холмах были выгоны, и пасущиеся овцы то возникали в проломах каменных изгородей, то брели по узкой дороге. Они пугались Гермионы, стоило ей выйти из-за поворота или неожиданно показаться над забором. Встревоженное блеянье и топот копыт отчего-то успокаивали, заставляли расслабиться. Казалось, убегающие животные забирают с собой её демонов, уводят страх, рассеивают опасения в том, что она снова погналась за обманчивым сном.
— Рон, — вслух произносила она, смакуя имя, вслушиваясь в его звучание, меняя интонацию, проверяя, с какой теплотой она сможет его сказать.
С прошлой ночи образ Рона глубоко отпечатался в памяти: медные веснушки, огонь волос — то, что Гермиона, начиная со своего восемнадцатилетия, искала в каждом парне, с которым встречалась. Только Рон оказался ещё более привлекательным. От одного его имени — а не только от непривычки к быстрой ходьбе — сердце с каждым шагом билось чаще.
Он — кто-то важный, это совершенно точно. Кто-то, кого Гермиона ненавидела и оплакивала. Кто-то, кого ей так болезненно недоставало.
После пробуждения эмоции из сна поблекли, но произведённое Роном впечатление не утратило яркости, как и его облик. Мысли о нём сводили с ума, а сам он делался всё объёмнее, живее, будто хорошо прописанный книжный персонаж. Его слова не давали подсказок, но он был там, с Гермионой, и это куда громче говорило о его истинных намерениях.
И, будто книжный персонаж, он мог оказаться выдумкой.
Нет, подумала Гермиона — отчаянно, с рвущимся на части сердцем. Рон должен быть настоящим! Она не знала, что ей делать, если его не существует. Если ничего из этого не существует.
Шесть лет ушло только на то, чтобы вспомнить имя. И его носителя она теперь отпускать не собиралась.
Утро перетекло в начало полудня. Чем ближе подходила Гермиона к месту, отмеченному на карте, тем делалась спокойней. Сердцебиение замедлилось, наверное, до предела, когда показался сад с рядами обнажённых яблонь за каменной оградой. На память пришло что-то странное, небывалое. Вот Гермиона лежит под сенью зеленых ветвей и читает. Она ещё ребёнок, и рядом с нею — друзья, заставляющие её смеяться, хоть их лиц не различить. Она отмахивается от мяча и приглашения сыграть. Под предводительством Косолапки она охотится на садовых вредителей. Родители её друзей машут на прощанье, а впереди ожидают приключения — забавная мизансцена в духе Энид Блайтон, слишком радужная, чтобы оказаться настоящим воспоминанием.
— Рон, — с удовольствием повторила она, входя в садовые ворота Норы.
* * *
— Боже, вот и вы! — вбегая с удивительной прытью в прихожую и поправляя на носу очки, вскричала миссис Джонс; за нею семенил её пёс.
— Вы не знаете, она… Моя подруга вернулась? — спросил Снейп.
Разуваясь нога об ногу, он боялся упасть.
— Нет, не вернулась, — ответила миссис Джонс, полезла в карман и достала оттуда карточку. — К вам приходили и оставили для вас. — Держа карточку между большим и указательным пальцами, она вручила её Снейпу.
Тот взял карточку и, взглянув, изогнул бровь.
— Это карточка вашей гостиницы, — сказал он.
— На обороте, переверните.
Снейп послушался.
— Номер телефона, — сухо заметил он.
— Вежливый юноша, — докладывала миссис Джонс. — Очень красивый. Примерно одних лет с вашей подругой. Чёрный. Сейчас можно так говорить — чёрный?
— Чего он хотел? — спросил Снейп, проигнорировав вопрос.
— Сказал, поговорить с вами.
— Он что-то продаёт?
— Ничего, что я бы увидела, — пожала плечами она и замолчала. Потом, поведя носом, принюхалась, как идущая по следу охотничья собака. — Вы пили?
— Выходил проветриться, — сказал он, надеясь, что говорит внятно.
Обслуживающий персонал паба Мрачной Лощины сегодня был куда дружелюбнее и гораздо щедрее на эль. Барменша даже разбудила Снейпа, умудрившегося заснуть у стены на остановке, иначе он пропустил бы последний обратный автобус.
Иных плодов день не принёс.
— Хорошо провели время? — осведомилась миссис Джонс и снова не получила ответа.
— Он не назвался? — Снейп крепко сжал карточку в пальцах.
— Знаете, не помню, — косо улыбнулась она сомкнутыми губами. Пёс у ног требовательно заскулил. — Старость не радость, — пожаловалась она Снейпу и жестом успокоила собаку. — Сейчас я просто ходячая открывалка для собачьих консервов.
Она удалилась в кухню, а пёс, цокая когтями по полу, обогнал её на полпути.
Снейп посмотрел на карточку со следами, оставленными его пальцами на картоне, снял трубку с телефонного аппарата в прихожей и медленно набрал номер.
* * *
— Повидались с ним? — Водитель, с отработанным безразличием взявший и погасивший билет, был тот же.
— Да, — ответила Гермиона.
— А недолго вы.
Гермиона устроилась в конце салона, на любимом месте Снейпа. Она едва чувствовала под собой сиденье. Ног она тоже не чувствовала — ни боли от мозолей, ни ноющих мышц, — хоть и прошагала пешком восемь миль.
Водитель закрыл двери, и автобус поехал, а она, как Снейп, склонила голову к запотевшему стеклу и слышала лишь глухой звук собственного дыхания.
Что она ожидала найти? Название — Нора — рождало разные предположения. Это могло быть жилищем хоббита с круглой зеленой дверью, за которой — бунгало с низким сводом. Или, если допустить странную мысль, что-то похожее на старую пивоварню, в какие родители, выбираясь за город, водили Гермиону: тесное и несуразное сооружение, постепенно, когда переставало хватать свободного пространства, прираставшее пристройками вверх и вширь.
Ожидала она и того, что в этом самом автобусе — если, конечно, она решит возвращаться, а не переедет навсегда в Нору, чтобы жить с людьми, знающими её, понимающими, которые хотят быть с нею — Рон сидел бы сейчас рядом, и его голос воскрешал бы воспоминания, восполнял потери. Потом Гермиона привела бы его в гостиничный номер, где заставила бы рассказать ей и Снейпу обо всём. И тогда она бы сбросила тяжкую ношу, и шелуха неправильности слетела бы с мира, и осталось бы только самое чистое, самое правильное, самое доброе.
Не сбылось…
Потому что Рона не было.
Рона нигде не было.
И не было никакой Норы — ни неказистой, ни наоборот. За воротами Гермиона увидела коровник, старый каменный хлев, используемый под склад, и недавно построенное Гнездо Горностая — дом двух негостеприимных сельхозрабочих. Оба владели английским в объёме, достаточном для объяснения, что, во-первых, никакого Рона тут отродясь не живало, и, во-вторых, что ей лучше свалить на хрен с их земли.
Да и чёртов водитель автобуса, казалось — пусть даже только казалось, — ожидал увидеть свою пассажирку с резиновым мужиком под мышкой.
«Господи, что же скажет Снейп?» — несчастно думала Гермиона, пересаживаясь из автобуса в автобус, а из него — на поезд, и безуспешно гнала неотвязную мысль.
Он, как и родители, сдаст её врачам.
Он отречётся от неё.
Он назовёт её сумасшедшей в прямом смысле.
В Бристоле она от досады пнула урну. Урна, прикрученная к тротуару, устояла, зато стопа у Гермионы остаток обратного пути ныла, но ей было всё равно. Плевать, даже если бы ногу переехали.
Когда она добралась до гостиницы, стемнело. Над крыльцом горели лампы, а в доме — нет. Отпирая парадную дверь, Гермиона гремела ключами так, что в ушах звенело, но в прихожую никто не вышел.
Она оставила обувь у двери, поднялась по лестнице, ставя ушибленную ступню на ребро, чтобы пропитавшая носок кровь не запачкала ковёр.
Из-под двери номера пробивалась полоска света.
Сглотнув пересохшим ртом, Гермиона нерешительно коснулась дверной ручки.
Но Снейп опередил её.
— Мне показалось, я услышал ваши шаги на лестнице, — резко распахнув дверь, сказал он. Однако не поинтересовался, одна ли Гермиона. Вообще ничего не спросил. — Тут кое-кто желает вас видеть.
Он отступил из проёма и сделал приглашающий жест, но она не сдвинулась с места, заглядывая в номер. На полу были разбросаны украденные из библиотеки книги: одни — раскрыты на случайных страницах, другие — кантами или корешками прислонены к мебели. У окна, неясно освещённый тусклым светом ночника, стоял молодой человек.
— Гермиона, — произнёс он и степенно кивнул.
— Нет! — воскликнула Гермиона и бросилась бежать, не дав Дину Томасу прибавить ни слова, чтобы её остановить.
Глава опубликована: 11.09.2016
Но это путь к безумью*
Впервые написав Гермионе за несколько дней до её двадцатидвухлетия, Дин не представился. Неделю она не замечала ожидавшее её личное сообщение, полученное, когда она пряталась от мира в своей комнате, а отец громко пел внизу, занятый именинным тортом с заказанными виновницей торжества двойным шоколадом и шоколадными завитушками. Гермиона и не подозревала, что функция личных сообщений вообще имеется у сайта, который выглядел, будто кто-то соединил полузабытые строки кодов в стиле веб-дизайна середины девяностых. Но наконец она обратила внимание на помигивающий жёлтый текст среди прочего помигивающего текста: значит, кто-то на её форуме «О мифах и магии Британских островов» посчитал её достаточно вменяемой, чтобы пообщаться.
Сообщение содержало единственное слово: «Привет».
Ник пользователя — ВестХэмФан. Некто, с кем Гермиона переругивалась в нескольких ветках по поводу основополагающего канона легенд Артурианы. Она ещё подумала тогда, что он какой-то дурачок, и все его познания о британских мифах, вероятно, были почерпнуты из высокобюджетных голливудских фильмов. Об этом она ему писать не стала, не опускаясь до жестокости, несмотря даже на предоставляемую Сетью анонимность.
Потому, озадаченная, написала ему: «Привет».
Пару дней спустя пришло новое сообщение: «Привет, просто подумал, вдруг ты хочешь поболтать. Меня зовут Дин:)».
Смайлик, отметила Гермиона. Понятно.
Целую неделю она размышляла, как ответить.
В следующие три месяца малосодержательные сообщения постепенно сделались теплее, ближе: у Дина было три сестры, он оставил школу в том же году, что и Гермиона, а живёт — всего в двух милях от её дома. В конце концов однажды он спросил: «Нам пора увидеться, не думаешь?».
Отваживалась Гермиона дней четырнадцать, пока не написала нерешительное «да» — строчными буквами.
Так они и встретились: в кафетерии ближайшего к дому Грейнджеров супермаркета «Сансбери» во время ежесубботнего визита за покупками. Сказав, что проверит спецпредложение на конфеты без сахара, Гермиона улизнула от матери в отделе сыров, и, усевшись за пластиковый столик кафетерия, почувствовала странное возбуждение. Она скрестила лодыжки, зажала кисти рук между коленями и принялась ждать. Кончики пальцев похолодели, ладони вспотели, а мозг, прошитый нервными импульсами, рождал панические мысли. Вдруг этот Дин извращенец, думала она против воли. Или убийца. Или…
— Гермиона?
Услышав своё имя, она вздрогнула. Оказалось, она не заметила его, хотя он подошёл к столику и махал ей.
— Дин, — выдавила она, радуясь, что его имя такое односложное: голос наверняка сломался бы на чём-то более длинном.
Встав, Гермиона улыбнулась и протянула руку для рукопожатия, раздумывая, обнять ли Дина, и решив в итоге не обнимать.
Он пожал её ладонь уверенно. И лицо его показалось дружелюбным. Удивительно точно он описал себя, но, даже стоя напротив, не переставал казаться ходячим ожившим подмигивающим смайликом.
Беседа сначала перемежалась неловкими паузами — точно как их сетевое общение. Гермиона догадывалась, что странно будет встретить кого-то из Интернета вживую. Но Дин и сам оказался таким же: странным. Очень вежливый, чего она совсем не ожидала после его сообщений на ветках общего форума, и чуть-чуть зажатый, словно что-то утаивающий.
— Ну так что, — наконец сказал он, когда Гермиона допила чай и заметила мать, с измождённым видом разгружавшую тележку у дальней кассы. Дину пришлось негромко и смущённо рассмеяться, привлекая внимание снова к себе. — Ты вроде как сечёшь в этом во всём, ага?
— Во всём чём? — не поняла Гермиона.
— Мифы всякие там и история.
Она недоумённо покосилась на него:
— А ты сам…
— Ага. — Он снова рассмеялся. — Просто я не по этой части.
— Не по какой части? Не из тех, кто встречается в реале?
— Не из тех, кто общается на форумах, — объяснил он. — Не знаю даже, почему всем этим интересуюсь. Просто интересуюсь.
— Я тоже, — призналась Гермиона и ощутила невесомое и неясное тепло в груди.
Через несколько минут им пришлось наспех попрощаться. С одной стороны, ей стало легче от того, что уже пора уходить; с другой — малая и чрезвычайно странная часть её противилась, потому что считала, будто Дин забыл о чём-то рассказать.
Смущаясь, Гермиона согласилась дать свой номер совершенно ошарашенному её согласием Дину.
В доме Грейнджеров Дин стал завсегдатаем недели две спустя. Родителям Гермионы, которые не знали об обстоятельствах этого знакомства, он понравился. Отец ненавязчиво намекал на походы вдвоём в кино или пообедать вместо того, чтобы она и Дин постоянно сидели наверху в её комнате с нарочно незапертой дверью — доказательством, что они просто друзья. И чем настойчивей Гермиона заверяла родителей в отсутствии взаимного влечения — которого и в самом деле не было, хотя Дин, по её очень глубокому убеждению, хорошо выглядел — и несовпадении романтических интересов, тем чаще улыбалась мать и фыркала: