Оно было тёплым на ощупь, не сырым, не покрытым влагой ночного холодного воздуха, вовсе не красивым и неподходящего цвета. Но сам камень очаровывал не то формой, не то выгравированными тонкими линиями, едва заметными в огненных отблесках. И ещё он казался очень знакомым, своим, принадлежащим по праву.
— Не поможешь? — Гермиона вернула ожерелье, убирая на плечо волосы, крепко их удерживая и поворачиваясь спиной к Снейпу. Прикосновение его холодных пальцев было бодрящим: он обвёл шею, поместил камень между ключиц, легко дотронулся до границы роста волос, защёлкивая застёжку.
— Это так неправильно, — зашептал он Гермионе на ухо, — видеть то, чего нет. Наваждения. Выдуманные слова.
— Со мной происходит то же, — шёпотом подтвердила она.
— Ничего этого не существует, Гермиона. — Ладонь Снейпа осталась на плече, нащупывая под воротником пальто кожаный шнурок. — Это лишь у нас в головах.
— То, что оно у нас в головах, — проговорила она, прижимая и крепко удерживая его ладонь у себя на плече: кожа к коже — холодной, подобной алебастру или мрамору, позлащённой отсветами костра, — не означает, что этого не существует.
* * *
— Гермиона, проснись!
И незачем так орать. Она всё равно спала вполглаза эти несколько часов, ныряя и выныривая из дрёмы, не бывшей крепче, чем закрыть-глаза-дышать-медленно-забыть-об-убийственном-холоде.
Открыв глаза, Гермиона, во-первых, увидела, что костёр погас, а во-вторых, — почему он погас: кострище утонуло под четырёхдюймовым слоем воды.
По крайней мере, уже рассвело. Наступило ветреное, пасмурное, отнюдь не доброе, но утро. И явило Снейпа во всей красе: осунувшегося, с посеревшей кожей и тёмными кругами под глазами.
— Это было глупо, — ворчала Гермиона, тря веки основаниями ладоней, — устраивать костёр в яме.
— Так-то оно так, но либо костёр, либо мы, — ответил Снейп. — А я вовсе не лелеял мечту спать в луже. Помоги встать.
Он протянул руки, и его получилось поднять на ноги на удивление легко. Справившись, Гермиона не отпустила его, а наоборот прильнула в надежде, что от него исходит хоть немного тепла. Надежда была напрасной.
— Прости, — смутился он, когда Гермиона, дрожа, отодвинулась.
— Пожалуй, стоило вернуться в паб. — На это Снейп хмыкнул, а она сжала его ладонь. — Пойдём добывать новые дрова.
— Послушай… — начал было он, но она уже карабкалась на следующий этаж, не желая ни слушать, ни говорить. Пока.
А дальше что — вот насущный вопрос.
Зачем она это затеяла, она и сама не знала, но ей было безразлично. И если бы Снейп вздумал спрашивать, ответила бы, что для выживания, хотя и осознавала, насколько глупо прозвучал бы такой ответ. Для выживания следовало пройти милю в известном направлении, добраться до деревни, вернуться в номер. Выживание подразумевало обратный путь домой, к родителям. Выживание требовало отбросить даже тень мысли, допускающей, будто что-то не так.
Зато ни о чём подобном позволительно не думать, когда предстоит столько хлопот. Например, нужно позавтракать захваченными батончиками мюсли. И скормить последний кусочек шоколада Снейпу, чтобы окончательно победить его недомогание. А то он только говорит, что в порядке, на самом же деле — врёт как дышит. Он относительно твёрдо шёл лишь неспешным шагом. На Гермиону, кажется, это — чем бы оно ни было — так не подействовало. Никакая вина, о которой спрашивал Снейп, её не угнетала. Наверное, в одном дне его детства больше чёрного отчаяния, чем можно себе представить.
Камни сделались скользкими, и Гермиона помогла Снейпу спуститься. В окрестностях замка царил хаос: в массиве леса, словно шрамы, зияли пустоты на месте поваленных деревьев; по полю разбросало обломки ветвей; какой-то пластиковый мусор, принесённый неведомо откуда, валялся тут и там и выглядел совершенно невообразимо на фоне пейзажа, где нога человека, казалось, не ступала пару сотен лет.
Гермиона оглянулась, затаив дыхание и предвкушая то, что в конце концов увидит при свете дня: долгожданная веха, кульминация их поисков, последняя точка на карте.
Теперь ясно, что это — всего лишь руины. Мокрые, мрачные, рухнувшие от ожидания стены; прокисший, тлетворный дух.
Ночью, когда они силились уснуть, Снейп спросил, знакомо ли ей что-нибудь.
— Не знаю, — ответила тогда Гермиона, про себя понимая, что нет, не знакомо.
Снейп нашёл палку и, опираясь на неё, шёл рядом с Гермионой. Он смотрел под ноги, чтобы не оступиться, но всё же сумел заметить на её лице обеспокоенное выражение.
— Что случилось? — поинтересовался он, повёл бровью и добавил: — Тебя что-то тревожит.
— Всё меня тревожит.
Они продолжили путь.
Хвороста было много, и, как ни странно, не такого уж и сырого. Гермиона соорудила из покрывала суму и нагружала её, пока Снейп придирчиво выбирал всякий сучок, медля, хмыкая, чем пугал и бесил. Конечно, она сдерживала себя, не понимая ко всему прочему, из-за чего ярится и откуда взялось внезапное желание вернуться в замок и броситься вниз с развалин самой высокой башни.
— С этим местом что-то нечисто, — пробормотал Снейп, разворашивая кучу ветвей, а Гермиона вздохнула в знак согласия.
— Мне кажется, оно не такое, каким должно быть, — сказала она и вдруг остановилась.
Из грязи и сумрака возникла кривобокая развалюха, у которой отсутствовала половина крыши. Не то конюшня, не то сарай, каких немало, но эта лачуга выглядела подозрительно знакомой.
— Смотри-ка, крыша, — выдохнул Снейп, но Гермиона уже прошагала дальше, глядя мимо строения — на поваленную огромную иву, выкорчеванную недавней бурей.
— За деревом явно ухаживали, — непонимающе проговорила Гермиона, хмурясь. — Ветви подрезаны. Значит, кто-то живёт здесь.
Он лишь пожал плечами:
— Из всех возможных свидетельств человеческого присутствия мы имеем только это.
— Значит, кто-то подравнивал крону. Давай, дерево, вроде погибло. Может, ветки будут…
Тут оба замерли. Вывороченные корни не просто взрыли землю. Под деревом в ней чернела глубокая нора.
— И как тебе это нравится? — На Гермиону нашло озорное настроение, запуская по телу дрожь; под воротником кулон налился теплом. — Подземный ход.
На лице Снейпа мелькнули тени удивления и обиды.
— Нет, — произнёс он.
— «Нет» — не подземный ход? Или ты туда не полезешь?
— Нет, — с нажимом повторил он.
Гермиона выпустила из рук хворост и бросила свой рюкзак Снейпу. Тот не поймал, и рюкзак упал.
— Тогда до скорого, — сказала она и нырнула в черноту.
* * *
Пришлось ползти на четвереньках; земля влажно чавкала под ладонями и коленями. Из-за спины Гермионы раздавалось ворчание Снейпа, но он полз, пусть и неохотно.
— Это нелепо, — говорил он, и земляной тоннель глушил его звучный голос. — Ход наверняка завален. Он тесный. И, вероятно, ведёт к озеру.
— Я говорила с Дином, — начала Гермиона, а закончила долгим выдохом. Её прошиб пот, хотя в тоннеле вовсе не было тепло. Тяжёлый кулон ритмично ударялся о грудь. В повисшей тишине слышалось, как руки и колени Снейпа попеременно вдавливаются в грязь.
— Продолжай.
Гермиона поползла дальше. Перед глазами заплясали мушки, всё закачалось, а в горле саднило сильнее, чем накануне утром.
— Он уже слышал эту историю, — сказала она. — Ту, которую я искала. О трёх братьях.
— Правда?
— Ему рассказала я.
Опять повисла тишина — теперь полная, потому что они остановились. Гермиона опустилась на корточки и смахнула влажную прядь со лба.
— Что? — не понял Снейп.
— Я тогда была больна, — хрипло выдала Гермиона. — Несколько лет назад. Это я рассказала ему ту историю.
— Он врёт.
— Не знаю.
Они помолчали. Потом Снейп недоверчиво спросил:
— Думаешь, он правду говорит?
— В половине случаев я не знаю, откуда берётся то, что взбредает мне в голову. Я могла в бреду наговорить что угодно, а потом и не вспомнить — это не так уж невероятно.
Она вздрогнула, почувствовав, как уха коснулось нечто, очень похожее на паука, и поползла дальше. Снейп — за ней.
— Вероятно, скоро конец, — сказал он, и отчего-то его слова заставили Гермиону поёжиться. — Ну и о чём там было? Что за три брата?
— Дело в том, что их две, — отвечала Гермиона. — Две разные истории. В обоих случаях сказки или что-то в таком роде, хотя первая — более сказочная.
— И она о том… — поторопил её Снейп.
Пол тоннеля начал подниматься, а потолок сделался ниже. Вот тогда-то темнота и стала ощутимой, и чем больше Гермиона жалела, что без раздумий полезла в подземный ход, тем сильнее. Кто так делает, хотелось ей спросить, но она не посмела, поскольку Снейп несомненно заставил бы её повернуть обратно.
— Трое братьев, — стала рассказывать она — пришли к реке и…
— И построили переправу, — удивлённо закончил за неё Снейп. — Эту я знаю.
— Откуда?
— Понятия не имею, — ответил он. — По-моему, все её знают.
— Я так… не думаю.
— Значит, только мы.
— И Дин, — добавила Гермиона. — И Бэгшот.
— А вторая история? — не вытерпел Снейп.
— Ну… — начала она и замолчала, чтобы перевести дух, затем размяла ноющие пальцы и чуть-чуть развернулась, не зная, впрочем, увидит ли Снейпа в кромешной тьме. Не увидела. — Значит, первая — вроде как изначальная история о трёх мифических предметах: мече, плаще и камне.
Снейп невнятно согласился.
— Во второй истории опять фигурируют братья, хотя в первой двое из них погибли из-за предметов, которые им дала Смерть. И это, думается мне, вроде основы первой сказки. Тут братья пытаются использовать предметы и свою предполагаемую власть над Смертью, чтобы вернуть к жизни друга, но выходит наоборот.
— Почему? — нервно выдохнул Снейп.
Нельзя было понять, далеко ли он позади: может, в миллиметре от Гермионы, может, на расстоянии нескольких лиг. У неё закружилась голова и заболели от напряжения глаза.
— Смерть обманула их, — ответила Гермиона. — Их друг воскрес, но Смерть получила абсолютный контроль и… — Тёмной волной накатила тишина, в которой с низкого — всего в нескольких дюймах над их головами — свода падали капли, и Гермиона надеялась, что это вода. — Смерть забрала обратно подаренные ею силы: силу жизни, силу… там не использовалось слово «магия», но, кажется, именно магия и подразумевалась, и… И дальше там так: «Смерть подняла завесу», — не то сказала, не то подумала она. И почему именно это? — «И стёрла их. Всех до одного, как будто их и не было».
— Кого — их? — спросил Снейп с неожиданной злобой.
— Не… не знаю.
— Магов? — резко бросил он.
— Нас, — ответила Гермиона; голос её дрожал.
— Замечательная теория, мисс Грейнджер, — пророкотал Снейп, заполняя голосом всё свободное пространство, и земля начала осыпаться, — но мы-то существуем.
Часто моргая, Гермиона отвернулась от него, невидимого. В горле стоял ком.
— Это ещё не всё, — сказала она, выталкивая из себя слова. — Мрачная Лощина. Замок. У этих мест есть кое-что общее.
— Помимо нашей одержимости?
— Да, — едва слышно подтвердила Гермиона. Пальцы взрыли землю. — И там, и там свирепствовала чума.
Звук дыхания Снейпа смешался с неритмичным стуком капель и чем-то ещё на заднем плане, похожим на белый шум, как в телевизоре. Но она не доверяла своему слуху: слишком сильно звенело в ушах.
— Вперёд, — сказал Снейп.
Гермиона развернулась, тряся головой, чтобы избавиться от звона, но к нему присоединился ещё один звук: равномерно ударял по груди кулон, и удары — громкие, неестественно громкие — отдавались прямо в сердце, а оттуда били в голову, стучали в ноющем лбу.
Тоннель шёл в гору, и они до сих пор поднимались, хотя уже должны были добраться до поверхности земли. Наконец Гермиона увидела впереди свет. Тусклый, сероватый, но всё же свет.
Она хотела сообщить об этом, но не успела, потому что ударилась головой о древесный корень и чертыхнулась. Вместе с болью промелькнуло перед мысленным взором непонятное видение: две светящиеся жёлтые точки. Глубоко в черепе белый шум нарастал, пока не перерос в постоянное пульсирующее шипение.
— Гермиона! — позвал сзади Снейп.
Кулон на шее тяжелел с каждым мгновеньем. Гермиона не почувствовала, как застыла, парализованная. Почудилось, что она не здесь, в лазе, а где-то над ним, что она прячется и, затаив дыхание, наблюдает. Всё тело ныло, и каждый волосок встал дыбом.
— Гермиона! — опять окликнул Снейп. Его ладони подтолкнули её бёдра. — Не вздумай, чёрт подери, останавливаться сейчас! Вперёд!
Она двинулась на свет машинально, не чувствуя рук и ног. Потом её вынесло через сломанную створку в заставленное коробками помещение; пыльно-блеклый свет сочился через окна, заколоченные и заросшие колючим кустарником. Снейп выбрался следом, и Гермиона помогла ему встать.
Оба замерли.
— Я знаю, где мы, — сказала Гермиона.
Разворачиваясь, она поскользнулась на чём-то и схватилась за пустой ящик. Древесина под пальцами крошилась в труху.
Гермиона вздохнула. В глазах внезапно защипало. Шипение стихло, но на смену тревожному звуку пришла сама тревога. Предощущение чего-то страшного.
Она взглянула на Снейпа, ожидая увидеть на его лице скуку или усталость, грязные следы, и почти услышала, как он требует немедленно уйти отсюда, пока гнилой пол не провалился под ними. Но увидела, что его и без того бледное лицо совершенно побелело, а в распахнутых чёрных глазах плещется ужас.
Это не она говорит. Не её голос произносит два слова — известные ей, слышанные прежде, вырвавшиеся вместе с дрожащим выдохом:
— Визжащая хижина.
Глава опубликована: 20.04.2017
Перепутье
Прежде
Школа Чародейства и Волшебства Хогвартс (и окрестности)
Второе мая 1998 года
Утром после победы Гермиона Грейнджер беспрестанно думала о камне. Нет, она не хотела его для себя. Вообще ни для кого. Но Гарри просто бросил его в лесу, якобы затоптав. И якобы портрет Дамблдора пообещал, что там никто камень не найдёт. А Гермиона знала: это неправильно.
После рассказа Гарри о том, что он увидел в Думосбросе, её первая мысль, когда они поднимались в кабинет Дамблдора… то есть Снейпа… то есть теперь ничей кабинет, была такой: камень где-то там. Он ждёт, чтобы его нашли. Как и человек, в чьи воспоминания они сейчас вторглись, — тот, кто у неё на глазах умер в Визжащей хижине.
Гарри что-то ещё говорил, улыбаясь, но она уже не слушала. Одурманенная и пустая, голова до сих пор кружилась, и видения прошедшей ночи никак не меркли в памяти.
Рон просто смотрел на Гарри и молчал. Выходит, эмоциональная глубина у него не как у чайной ложки. Ночь заполнила его до краёв, подавила.
— Нельзя! — вырвалось у Гермионы; тонкий голос её дрожал.
Портреты пустовали: все почившие директора и директрисы, поаплодировав Гарри, точно какому-нибудь престидижитатору, исчезли, чтобы присоединиться внизу к столпотворению. Ладонь Рона — Рона, чей мёртвый брат оставался в Большом Зале, пока вокруг люди топтались, ели, вели себя как ни в чём не бывало — лежала на плече Гермионы, словно это ей требовались сочувствие и поддержка.
Смахнув его руку, она накинулась на Гарри:
— Ты хочешь сейчас идти спать?! — Говорить с ним в таком тоне после всего случившегося — несправедливо. Но до вежливости ли ей было? — Камень по-прежнему где-то там, Гарри… валяется где-то в лесу, и это опасно, что он вот так валяется, что бы там ни считал Дамблдор. И Снейп!.. Он же до сих пор в Визжащей хижине… — На глаза навернулись слёзы, а голос в любой миг грозил сорваться. — Больше никто не знает, что он там. Мы должны пойти и забрать его, вернуть сюда.
Всю прошлую ночь Гермиона противостояла истерии. И унынию. И отчаянию. С наступлением утра пришла радость, но радость эту уже не получилось почувствовать, хотя она и прорывалась изнутри, едва не оставляя кровоточащие раны.
Гермионе Грейнджер было совсем не хорошо.
Что она пообещала Гарри после того, как высокий негромкий, но пробирающий до костей голос Волдеморта заполнил каждый дюйм в Визжащей хижине? Что всё будет хорошо?
Ложь.
Хорошо не будет больше никогда.
Она видела, как пал Волдеморт. Сама помогла вынести из Большого Зала его труп. Почему-то он казался гораздо страшнее по смерти, чем при жизни, — с красными, полуприкрытыми, будто у спящего кота, глазами. Пока Флитвик и МакГонагалл решали, безопасно ли сжигать тело, Гермиона обошла его по широкой дуге и почувствовала у двери громадное облегчение, когда на щиколотке не сомкнулись бледные пальцы.
В Большом Зале и вообще вокруг было множество тел. Но одного Гермиона не нашла. Может, его тоже перенесли — в вестибюль вместе с трупами Беллатрикс Лестрейндж, Яксли, Грейбека. И он… Ни имени, ничего. Кто он такой, что сделал, был ли тут по своей воле или под действием Империо, или ему и его семье угрожали смертью, если он откажется участвовать? Сначала, помнится, прямо перед ней разлетелся наруч доспехов и мимо просвистела перчатка, едва не ударив по лицу. В следующее мгновенье, видя перед собой лишь огромные глаза и оттопыренные уши, она направила свою палочку и прошептала:
— Ступефай!
Пожиратель смерти отлетел спиной вперёд на три шага, ещё на шаг и наконец на траекторию зелёного луча, выпущенного Беллатрикс Лестрейндж.
Беллатрикс, вращая безумными глазами, разочарованно закричала, но продолжила бой, не заметив Гермиону. Оставалось затаить дыхание и ждать, когда Беллатрикс уберётся. Но Гермиона смотрела не на неё, а на фигуру в чёрном плаще, распростёртую на полу. Неподвижную. Неживую.
Невилл не дал рассмотреть, кто это был, и оттащил, громко шепнув в самое ухо:
— Идём!
Кажется, не часы прошли, а годы. Так много изменилось. И одновременно — так мало.
Гарри согласился с тем, что в лесу камень могут найти, но продолжал стоять с Роном у подножия лестницы в холле. Оба — измученные, оба ждут инструкций.
— Сначала за камнем, — приказала Гермиона, как отчеканила. Этот жёсткий, непререкаемый тон принадлежал кому-то другому. — Потом за Снейпом.
Новый день бил под дых, выжигал глаза. На скоротечный миг единственным желанием стало просто уснуть, соскользнуть в небытие и забыть обо всём. Флакон бы зелья сна без сновидений, подумалось ей, и ещё один, и ещё…
Лес будто сам надвигался навстречу, бросался под ноги, которых Гермиона почти не чуяла. Солнце скрылось за ветвями. Гарри безропотно вёл за собой вперёд.
— Вроде где-то здесь, — сказал он, закрывающимися глазами уставившись на лесную подстилку. Кроссовка ворошила листву и пинала камешки. — Где-то.
— А если призвать его? — предложил Рон.
Гарри взмахнул своей волшебной палочкой с пером феникса в сердцевине и негромко произнёс:
— Акцио камень.
Плоский серый голыш прилетел к нему в ладонь.
— Воскрешающий камень, — по-суфлёрски шепнул Рон.
Гарри попробовал снова. Безрезультатно.
— Вам незачем оставаться тут, — сказал он Рону, совершенно измученному и расстроенному. Гермиона в это время стояла поодаль в оцепенении.
— Да ничего, — отозвался Рон, явно подразумевая, что предпочёл бы не возвращаться.
— Гарри, Старшую палочку попробуй, — посоветовала Гермиона.
— Когда-нибудь ты отстрелишь себе всё хозяйство, — ухмыльнулся Муди, мёртвый Муди в её голове, когда Гарри сунул за пояс свою волшебную палочку, а Старшую — поднял.
— Акцио Воскрешающий камень.
Секунда-другая — и вот уже маленький чёрный камень появился, поблёскивая в пятнах света, откуда-то с запада, паря, стремясь к призвавшему.
Не Гарри потянулся за ним. Камень схватила и крепко сжала в кулаке Гермиона.
— Вот поэтому, — назидательно сказала она, — и не стоит бросать такие штуки в лесу.
И они пошли прочь, поплелись в направлении Визжащей хижины.
Всё напоминало о долгих месяцах, проведённых в таких же лесах с теми же спутниками, только теперь было теплее. Гермионе не приходилось видеть эти деревья при свете дня. А после прошлой ночи они больше не должны казаться зловещими. Просто деревья. Но мысли её были далеко, и полог леса был по-прежнему густым над ними троими, идущими молча. Рядом ощущалось чужое присутствие: преследовали какие-то невидимые бесплотные фигуры, тени скользили среди кустов.
Она так стискивала камень, что у неё занемели пальцы. Вдруг захотелось обрамить его, как когда-то он был вставлен в кольцо; но, наверное, лучше сделать медальон, ожерелье — чтобы носить ближе к сердцу.
Словно Хроноворот.
Воскрешающий камень, конечно, не Хроноворот, но тоже нечто необычное на ощупь.
Гладкий, хоть и с трещиной посредине, тёплый, гудящий, живой.
Гермиона вспомнила, что чувствовала похожее предвкушение, когда сидела напротив Дамблдора в его кабинете. Первый день её третьего курса. Тогда, оставив её наедине с директором и грудой документов, МакГонагалл отправилась гонять Пивза, который, судя по шуму, громил женский туалет. Едва за ней закрылась дверь кабинета, Гермиона распрямила спину, вцепилась в свою мантию и ждала, зная, что в отсутствие её декана Дамблдор скажет ей гораздо больше.
— Не стану вас пугать, — ожидаемо начал Дамблдор. Она показалась себе в этом кресле донельзя маленькой и доверчивой, ужасно наивной, а он потряс, точно погремушкой, песочными часами, и тонкое стекло поймало отблеск пламени свечей. — Профессор МакГонагалл, вероятно, уже опередила меня. В отличие от других средств Хроноворот слишком мал, а вы слишком умны, чтобы вызвать нежелательные последствия. — Гермиона польщённо покраснела. — Себя саму вы узнаете сразу и сразу разберётесь, что происходит. Однако ваши друзья могут оказаться менее понятливыми, как и Министерство.
— Знаю, — кивнула она. — Я им не скажу и постараюсь, чтобы наши пути не пересеклись.
— Верю, что именно так вы и поступите. — На Хроноворот в своей руке Дамблдор посмотрел поверх съехавших на кончик длинного носа очков-полумесяцев и чуть нахмурился.
— Профессор, — обратилась к нему Гермиона.
Он перевёл взгляд на неё. Мягкие губы сложились в ожидающую улыбку.
— Вы сказали, в отличие от других средств, — сказала Гермиона. — Значит ли это, что в наших силах повернуть время вспять? То есть другой способ. Больше, чем на несколько часов.
— О да, — ответил Дамблдор. — Во всяком случае, так было раньше. Определённые ограничения, как и теперь, тоже были, а определённые способы, — он покрутил стеклянный корпус в худых пальцах, — вы найдёте строго запрещёнными.
— Каким ещё образом это возможно? — Она алкала знаний — больше слов, больше знаний! — и руки нетерпеливо теребили край мантии.
— Требуется могущественная магия, полагаю, — ответил Дамблдор рассеянно, точно и сам не понимая, какая такая могущественная магия.
— То, что действительно способно изменить мироздание, — догадалась Гермиона, — или его направление? Навсегда?
— Трудная и извилистая стезя для столь юной особы, — вместо ответа сказал Дамблдор.
— Зато захватывающая! — вырвалось у неё. Она не могла оторваться от поблёскивающего в старческих пальцах Хроноворота, который директор старался ненароком не повернуть, от цепочки, обвившей бледные морщинистые суставы. — Но ведь прошлое невозможно изменить, правда? Иначе случившееся никогда не случилось бы так, чтобы заставить его изменить… — стремительно развивала свою мысль Гермиона, в волнении всё быстрее барабаня пальцами по коленке. — Разве что параллельные вселенные существуют на самом деле, и тогда мы только создадим больше развилок…
— Пожалуй, — мягко перебил Дамблдор, — нам лучше этого не знать.
— Наверное, — сдалась Гермиона. Но потом, не сумев сдержаться, добавила: — Наверное… где-то в другом мире живёт маггла Гермиона Грейнджер.
— И Альбус Дамблдор, торгующий носками. — Голос казался задумчивым. — Но в том-то и сложность такого мира. Магия — как любовь: отчаянно желает, чтобы её отыскали.
— Значит, даже если та Гермиона не получит своего письма из Хогвартса, то всё равно почувствует, что ей чего-то не хватает, — сказала она и поёжилась от собственного предположения.
— Несомненно, — согласился Дамблдор. — Ах, — воскликнул он, — как бы меня ни вдохновляло ваше, мисс Грейнджер, общество, у нас ещё будет время для постулирования и выдвижения теорий. Теперь же, насколько я помню, у вас три урока — все на девять утра — и завтрак. — С тихим стуком на стол лёг Хроноворот, а цепочка — вокруг, неровными петлями, так и просясь обвить Гермионе пальцы. — Вам лучше поторопиться.
Но времени для постулирования и выдвижения теорий у них не нашлось: в следующие четыре года до смерти старого мага забот было много, а возможностей побеседовать — мало. В конце третьего курса, возвращая Хроноворот, Гермиона думала, как могла бы использовать его ещё раз: устроиться с директором в его кабинете, где под нежный перезвон блестящих приспособлений Фоукс чистит в углу пёрышки, и наконец закончить тот разговор.
Разумеется, она была права относительно временной коллизии. Знала, что права. Но понимала, что и Дамблдор, прекрасно осведомлённый о событиях той ночи, когда они спасли Сириуса Блэка, тоже прав. Всё так и должно было произойти: она и Гарри, трижды повернув часики, исполнили своё предназначение. Сириус тогда никак не мог лишиться души. Клювокрыл никак не мог лишиться головы под топором Макнейра.
Как тут не думать об ином варианте развития событий? Особенно потом, два года спустя… Если бы они просто отогнали дементоров, а Сириус отправился обратно в Азкабан, то оказался за решёткой, но выжил бы. Пришлось последовать совету Дамблдора и задвинуть эти мысли подальше, но лишь затем, чтобы снова и снова бесконечными ночами в палатке возвращаться к ним, пытаясь отвлечься от храпа Гарри.
Похожие сомнения мучали её и теперь. И они же вопили, когда она отправила родителей собирать вещи для переезда в Австралию, когда она говорила по телефону со своей кузиной Порцией, магглой, и та рассказывала о парне, с которым встречается, о победе её хоккейной команды, об ужасной погоде — и ничего сверх того: ни настоящих забот, ни страха. Прелесть неведенья. Обычная жизнь, далёкая от лежащих здесь мертвецов.
Камень перекатывался на ладони — вперёд-назад, вперёд и вперёд. И вперёд.
Вдох, горький и резкий, смёрзся на губах, хотя и ночь была тёплой, и утро, чья ярая яркость казалась обманом, пустотой, дырой в пространстве, способной засосать в ничто, уже давно наступило.
Движение света — и Гермиона побледнела.
Рядом шли призраки. Один находился между ней и Роном, другой следовал по пятам за Гарри. Но ребята не обращали на них внимания, если вообще видели. Однако вот они — призраки. Серые, тусклые, бесшумно движущиеся.
В первом она узнала Фреда.
— Гермиона, — сказал он и почесал ухо, единственный раз в жизни — в смерти — смутившись, — передай Джорджу, я ему пять галеонов должен. Пусть возьмёт из моей половины магазина. Неудачное пари вышло. И передай Кэти Белл…
Но его голос растворился в гуле других голосов, и всё новые привидения выступали из тени леса, сопровождали по пути в хижину. Никак невозможно было ни выпустить камень, ни перестать катать его по ладони. Сейчас рядом хромал Муди, подбрасывая в воздух свой искусственный глаз, который вращал серой радужкой, крутился и истаивал по краям.
— Постоянная бдительность, Грейнджер! — пророкотал Муди. — Бдительности много не бывает. И раз уж ты здесь, значит, не понимаешь, что…
Появился Люпин. Он не улыбался.
— Я знаю, Гарри присмотрит за Тедди, — сказал он. — Но ты сама пригляди за Гарри, хорошо?
Их становилось больше и больше. Бесконечная череда серых фигур, бредущих чащей.
Колин Криви с дымящейся фотокамерой в руке: «Сообщите моему отцу? Наверное, магглорожденным нужно, чтобы…».
Тут был даже Крэбб. Он неуклюже ступал, уперев в землю взгляд, и бормотал еле слышно что-то вроде: «Я не хотел…».
Лес поредел. Стену, отделявшую его от Хогсмида, проломило взрывом, и по улице раскидало камни. На вершине холма виднелась Визжащая хижина, не разрушенная, но с отодранными досками и отваливающейся распахнутой дверью.
Заметив рядом чей-то призрак, Гермиона его не узнала, пока не пригляделась внимательней. Оттопыренные уши, огромные и больше не безучастные глаза, чей обладатель уже не пытается убить её.
— Мне адски жаль. Даже не знаю, что я там делал. Но лучше поздно, чем никогда. Не плачьте, это была вина Беллатрикс…
Сердце стучало неистово, от подъёма на холм сбивалось дыхание, глаза слезились. Хотелось выбросить камень, но не хватало решимости. И призраки тянулись следом.
Гарри и Рон тихо переговаривались, позабыв о Гермионе. Однако и обратись они к ней, она бы не услышала их за какофонией сетований на судьбу, последних желаний, посмертных признаний…
Снейпа среди привидений не было. Он пока оставался внутри, там, в луже собственной крови.
Первым вошёл в хижину Рон, за ним — Гарри. Потом — Гермиона, закрывая за спиной дверь. Прочие остались снаружи, не желая или не умея пройти через дверь, но по-прежнему слышимые: гул голосов, стенающих, вопрошающих почему…
Рон и Гарри остановились, оба глядя на одно и то же место на полу. У Гермионы в горле пересохло, и невозможно было заставить себя сделать хоть шаг — иначе и самая слабая надежда развеется, иначе станет известно наверняка, что новый призрак сейчас скребётся снаружи в окно и пытается донести свою последнюю волю…
— А и в самом деле чертовски несправедливо, да? — проговорил Рон, и Гермиона взглянула на него с удивлением, осознав, что он озвучил её мысль. — После всего… То есть он был ужасным козлом, но, получается, не таким и плохим в конце концов.