Гарри ничего не сказал. Гермиона, стоявшая позади него, видела лишь поблескивающий из-за ящиков край лужи.
— Я вроде как надеялся… — Рон вдруг охрип и прочистил горло. А у Гермионы в горле колотилось сердце. — Из всех уж он-то мог бы постараться и всё устроить, ну вы поняли. Как думаете, мы можем что-то сделать? То есть я знаю, что уже слишком поздно. Просто что-нибудь… У тебя есть Дары. Вдруг…
— Он умер, Рон, — отозвался Гарри.
— Пожалуйста, Гермиона… — шептали снаружи голоса.
— Можем, — сказала она. Облизала губы. Тихий голос сделался ломким. — Гарри, сколько людей погибло за тебя прошлой ночью?
Они наконец обернули к ней какие-то искажённые, поплывшие лица. На лицах — недоумение, скорбь, усталость.
Гарри ответил:
— Не знаю.
— Ты и сам погиб, — продолжала она, — но смог вернуться.
— Ты чего, Гермиона? — нахмурился Рон.
— Зачем это нам? — спросила Гермиона, протягивая на ладони Воскрешающий камень. — Зачем это всем? Не впервые кто-то бьётся из-за магии, Гарри. С такими штуковинами мы способны уничтожать миры. — Она подбросила камень, и он на краткий миг не касался её кожи. Стоило камню вернуться на ладонь, вернулись и голоса. — Людей подобной силой наделять нельзя.
— Я же сказал, что от Даров избавлюсь… — начал было Гарри, но Гермиона перебила:
— Не в Дарах дело! — Измученная, на грани слёз, она подалась вперёд, но, увидев прядь чёрных волос на полу, отступила обратно к стене, тяжело дыша. За заколоченными окнами серые призраки то повисали, то скользили в лучах солнца. Мутные, перламутровые фантомы, слишком плотные, чтобы не быть настоящими. — Все эти люди, — выкашляла она.
Что-то в хижине менялось. Удушающе горячая, смертельно тихая тень заслонила солнце. Рон, собравшийся выхватить волшебную палочку, и Гарри отшагнули от тела Снейпа, глядя вниз так, словно что-то вдруг произошло, но ничего не сказали.
— И такое случится снова, — сказала Гермиона. — Новые Люпины, новые Фреды. Чьи-то матери и мужья, и жёны, и дети.
— Гермиона… — опять подал голос Рон.
— Это, Гарри, свойство истории — повторяться. Люди снова будут умирать. И всё из-за магии.
В который раз она подняла руку с лежащим на ладони камнем. Казалось, он потемнел ещё сильнее, вобрав в себя и уничтожив весь свет. Да, Хроноворот не способен вернуть человека к жизни. И Воскрешающий камень на самом деле тоже не способен. Что в тот день сказал Дамблдор? Другие средства? Могущественная магия? Куда уж могущественней, чем этот камень, эта мантия и эта палочка в руке Гарри Поттера.
Гермиона едва не рассмеялась, продолжая вспоминать слова Дамблдора и затаённое в его голосе заветное желание: «И Альбус Дамблдор, торгующий носками». Такой несущий успокоение образ, мирный такой. Такой правильный.
Камень, неуместный на ладони, налился жаром. Гарри выглядел глупо со слишком большой волшебной палочкой. У Рона исчезла половина бедра, скрытая свисающим из кармана краем мантии-невидимки. Они втроём — всего лишь дети, в чьих руках оказались самые могущественные предметы волшебного мира. Дети, сумевшие победить в сражении — одном из длинной череды — за силу, которой человеку обладать непозволительно. Уж очень свойственно человеку ошибаться.
Сколько времени потрачено впустую! На неверно заданные вопросы. На сражение не в той борьбе. Волдеморт — далеко не первый, положивший так много жизней на алтарь магии, и далеко не последний.
Сказку о трёх братьях Гермиона изучила тщательнейшим образом, из простых слов на странице знала об их слабости и страхах, злобе и отчаянии. Какое совпадение: вот они сами, близкие, точно рожденные от одних родителей, сейчас в этой комнате — со Старшей палочкой, Воскрешающим камнем и Мантией-невидимкой. Но Гермиона упустила суть — то, что подразумевал Дамблдор. Противостоять смерти во всеоружии — пустяк, тем более неважный, когда все уже мертвы. Война выиграна, но какой ценой и ради какого будущего? А главное — надолго ли?
Смысл Даров Смерти она поняла неправильно.
Никто никогда не должен был обладать ими.
Никто и никогда. С самого дня их сотворения.
— Гарри, — тихо попросила Гермиона, — можно мне твою мантию?
— Пожалуйста, — ответил Гарри и, за полу вытащив из кармана Рона мантию, бросил её Гермионе.
Поймав, Гермиона немедленно набросила её на себя и нацелила волшебную палочку на Гарри:
— Экспеллиармус!
Ей бы сперва подумать — как она сама не раз советовала Гарри и Рону, — хоть минуту, и она бы так не поступила. «Глупая, безмозглая, ни на что не способная…» — проворчал на задворках сознания кто-то голосом Распределяющей Шляпы.
Но в тот миг камень принадлежал ей. Мантия принадлежала ей. Волшебная палочка принадлежала ей.
И право приказывать Смерти принадлежало ей.
А Смерть в очередной раз доказала, что не потерпит над собой власти.
* * *
Перепутье
Январь 2005 года
Утром, очутившись со Снейпом в Визжащей хижине, Гермиона Грейнджер беспрестанно думала о камне. Она не сразу поняла, до чего сильно ей хочется сорвать с шеи кулон и перекатывать по ладони. Застёжка разомкнулась сама собой, и концы кожаного шнурка повисли в воздухе, а камень лёг в ладонь.
Снейп, отступая от люка, через который они пролезли, что-то говорил, а Гермиона не могла сдвинуться с места, словно парализованная.
Они были не одни.
— Северус! — хотела окликнуть она, но не издала ни звука.
Здесь ли он вообще? Она не осмеливалась повернуть голову, чтобы проверить это, и видела — не моргая, онемев, не шевелясь — лишь три сероватые тени. Три призрака, бывшие чудовищно, удивительно знакомыми.
Два парня стояли впереди, всего в шаге от неё, рассматривая что-то невидимое на полу, а позади них — она сама.
Сначала она себя не узнала — из-за одежды, причёски, из-за мелькнувших в провале рта передних зубов вполне нормального размера. Моложе лет на семь. И всё-таки она, Гермиона Грейнджер. Её собственные глубоко посаженные глаза, а в них — испуг, тот же самый испуг, который она ощущала по эту сторону комнаты.
Гермиона не слышала призраков, но знала, о чём они говорят. Слова читались по губам, обретая забытое звучание. Она знала.
— Экспеллиармус! — произнесла юная Гермиона, и волшебная палочка — разумеется, волшебная палочка, Гермиона так и знала, что это будет волшебная палочка — перелетела из рук одного из парней в руку её призрака.
Знала она и каково чувствовать шершавость дерева, прикасаться по всей длине, до самого кончика бузинной ветки. И ощущать под пальцами покалывание.
Призраки растаяли. Камень выпал из ладони и запрыгал по доскам. Мир отмер. Гермиона тоже ожила и немедленно упала, запнувшись о деревянный ящик, который от удара распахнулся и извергал на пол груду каких-то заплесневелых сумок из змеиной кожи за грудой.
Гермиона засмеялась. Не было иного способа, чтобы увидеть и понять, чтобы унять разгорающуюся в голове боль. Чтобы осознать, что Снейп — в нескольких шагах от неё, сидит у стены, поджав колени к груди и вцепившись в щиколотки, с бледным, искажённым страхом лицом, смотрит на неё, окружённую змеиной кожей, и ждёт, когда она перестанет смеяться.
У неё уже ныли рёбра, когда она смогла остановиться, а от жгучей головной боли, казалось, сейчас череп треснет.
Она чувствовала, что истекает светом. Свет изливался из тела, бежал по дощатому полу — дюйм за дюймом, шаг за шагом, миля за милей. Свет окатил развалины замка, собирая его по камню. И камни дымились, шипели, но подчинялись. И поле битвы, вновь запятнанное кровью, усеяли тела погибших. И Гермиона узнала имена всех выживших и павших, всех…
— Снейп! — позвала Гермиона.
Тот не ответил.
Обняв себя, она сделал глубокий вдох, потом выдох.
— Я вспомнила, — сказала она.
Снейп подтянул колени на дюйм ближе к себе, ещё крепче.
— К сожалению, я тоже, — откликнулся он. — Жаль, не правда ли, что мир магии — это то место, где я мёртв?
* * *
Опять сделалось темно. Всегда темно.
Но в «Крае света» свет горел, и на месте был бармен, совершенно им не удивившийся.
— Таки живые, как я погляжу, — сказал он, когда Снейп и Гермиона вошли плечом к плечу, дрожа от холода.
Снейп в ответ хмыкнул, а Гермиона проронила:
— Едва.
Бармен вернул им ключ от номера.
— Ваша мама снова звонила, — услышала Гермиона, уже поднимаясь по ступенькам.
— Я ей перезвоню, — через плечо бросила она и вместе со Снейпом в буквальном смысле побежала в номер.
Сразу включили чайник. Ветер снаружи крепчал, и оставалось молиться, чтобы электропровода выдержали — хотя бы пока не вскипит вода.
— Ты их не видел, — с уверенностью сказала Гермиона и вручила кружку с чаем Снейпу.
Кровать так и не застелили, и тот, забравшись в постель, укутал ноги.
— Кое-что я видел, Гермиона, — ответил он, ставя кружку у кровати. — Я видел Нагини. За секунду до того, как она разорвала мне горло.
— Ты помнишь, — выдохнула Гермиона.
— Да, я помню.
Слово это — «помню» — слишком простое, недостаточное. Память сохранила отдельные события, детали, но как охватить всё одновременно? Точно так же можно пытаться вспомнить книгу, прочитанную давным-давно, причём всю и сразу.
Голова болела и болела, а рука каждые несколько минут ощупывала карман, чтобы проверить, там ли камень.
— Это всё по-настоящему? — проговорила Гермиона. — Это должно быть по-настоящему.
— По-настоящему. — Ладонь Снейпа взметнулась и принялась массажировать шею. Там был белёсый шрам. Длинный, а вовсе не парные отметины отвратительных, отравленных клыков. — Никогда ещё не было ничего более настоящего, чем этот ужас.
Гермиона молчала, добавляя себе сахар в чай.
— Но ничего этого не случилось, — сказала она. — Мы здесь. Мы больше не в том мире.
— И что здесь за место тогда? — спросил Снейп. Его голос был горьким, мрачным. — Что-то вроде чистилища? Никогда не верил в жизнь после смерти, и тут вдруг…
— Думаю, это я виновата. — Гермиона примостилась на край кровати. От близости Снейпа у неё подвело живот. Медленно она пододвинулась ещё на несколько дюймов. — Думаю, это сделала я.
— И что же, ради всего святого, ты такого сделала?
Она провела пальцем по ручке кружки, с округлой стенки которой таращилось полустёртое изображение свиной головы.
— У меня были Дары Смерти, — донеслось до Снейпа, и он хмуро уставился в свою кружку. — Я была не совсем в себе, — продолжила Гермиона извиняющимся тоном, — увидела столько смертей, сама одного убила, и мы пришли в хижину забрать твоё тело…
Снейп громко сглотнул.
— Я тут подумала, мы всё усложняем, — она заговорила торопливо. — А всё довольно просто, нет? В основе всего один факт: в том мире магия есть, а в этом — нет. По крайней мере, её больше нет для нас. Либо здесь магии никогда не существовало, либо она исчезает прежде, чем доходит до нас. И это — она вытащила из кармана камень и поднесла его к свету, — склоняет меня ко второму варианту.
— Смерть сама и приносила чуму, — пробормотал вдруг Снейп, и Гермиона припомнила, как он рассказывал ей эту историю, услышанную на экскурсии в Мрачной Лощине, — через лес в деревню, когда приветствовала всякого жителя поцелуем…
— Я хотела мир без магии. Чтобы люди из-за неё не гибли. А обернулось всё… чем-то уродливым.
Повисла долгая тишина. Боясь нарушить её, они едва дышали.
— И вот магия исчезла, — выдавила в конце концов Гермиона. Она сделала глоток слишком горячего чаю, причмокнула обожжённым языком, вытерла уголок губ тыльной стороной ладони. — Все умерли, так и не родившись. А мы — забытые артефакты.
— Пожалуй, — согласился Снейп. — Пара звеньев в длинной цепи совпадений.
— И дементоры. Это ведь они, кто ещё? Они остались, — она скривилась. — Прихвостни смерти.
— Несомненно, — процедил Снейп.
— Но всё остальное… Дамблдор как-то сказал мне… — Гермиона замолчала, устраиваясь на поджатых под себя ногах и чуть-чуть не свалившись на кровать. — Он сказал, что магия хочет, чтобы её нашли. Всё вело меня сюда. Ты привёл меня сюда. Несмотря ни на что.
Найдись в её голове больше места для благопристойности, для мучительных раздумий, Гермиона бы чуть внимательнее отнеслась к тому, где устроилась и насколько приблизилась к Снейпу. И к тому, что они в этом номере только лишь вдвоём, наедине. И к тому, как раньше она скользила ладонями по его коже, прижималась губами к его губам, напросилась в его постель.
И к тому, что он был её преподавателем, а она — его ученицей.
— Профессор, — она заговорила шёпотом, — мне кажется, Дин отчасти прав. — Перед мысленным взором вырисовалась, оттеснив прочие, картинка: замок Хогвартс, и гигант-Хагрид укладывает безжизненное тело Гарри Поттера на землю. — Чтобы вернуться туда, к тому, каким мир должен быть… — камень катался по ладони, сунутой в карман; сгустились тени, шепотки скреблись в ушах, — кажется, я должна умереть.
* * *
— Две двойные порции, пожалуйста, — заказал Снейп, потому что так велела Гермиона, хотя самого его подташнивало не только от запаха, но и от мысли о еде. Но Гермиона ждала его в номере, прямо сейчас обнажённая, принимала душ, и, стоило подумать об этом, тошнота усилилась. Его ученица… — И виски.
— Тоже двойную порцию? — спросил бармен.
— Да.
Снейп ждал заказ, барабаня пальцами по стойке. Он смотрел на телеэкран, но ничего за своими мыслями не видел.
Гермиона Грейнджер. Девочка-Которая-Выжила.
Первая реакция на ее нерешительное заявление «Кажется, я должна умереть» оказалась той же, что и в случае с Дином Томасом, — беспокойство. Правда, теперь не с кем было обменяться взглядами и разделить опасения. И не кому было назвать его, Снейпа, сумасшедшим, раз он способен допустить, что Гермиона вообще-то права.
Дамблдор — боже, сколько лет он уже не помнил Дамблдора? — рассказал ему о судьбе Гарри Поттера и о том, что должно произойти, но некоторые тайны не раскрыл. Гермиона рассказала ему о событиях после его смерти. Событиях таких странных, что они походили на сон. Мальчишка пал от руки Волдеморта, потом вернулся в мир живых. Что всё это значит? Какой в этом смысл? Хотелось опровергнуть всё сказанное ею.
— Несомненно, если ты, Грейнджер, хочешь умереть, тебе понадобятся все три…
— Не имеет значения, обладаешь ли ты всеми тремя непосредственно, — перебила Гермиона. — Гарри выбросил Воскрешающий камень в лесу, а Старшая палочка была у Волдеморта. Но Гарри всё равно смог ожить.
— Ты же понимаешь, что это абсурд, — не сумел сдержаться Снейп.
Водя пальцем по грани мобильного телефона, пока выключенного, но заряжающегося, она прошептала:
— Не больший, чем такая жизнь.
Снейп подумал, что он эгоист. В том мире он умер, а здесь — существовал, если не сказать больше. Не странно ли вспоминать свою маггловскую жизнь теперь, когда можно сопоставить её с другой, пусть даже никогда и не прожитой?
Не задавая вопросов и не предлагая выбирать между этими жизнями, Гермиона, чувствовалось, всё же подталкивает его к какому-то решению.
— Это несправедливо, — со слезами сказала она. — Здесь — ты есть. А там… — она потёрла пальцем щёку. — Что с тобой будет, если я вернусь туда?
— Думаю, ничего.
— Не ничего, а ничто, — возразила она. — Сев… профессор, я не могу…
Не говоря уже о том, как ей вернуться…
Бармен подал виски. Снейп опустошил бокал и попросил повторить.
Когда он нёс поднос в номер, то слегка пошатывался. Однако прислушивался изо всех сил.
Не следовало оставлять Гермиону одну. Она же… не совсем в себе — так она, кажется, сказала?
Но беда не в том, что она свихнулась. Беда в том, что она права. Пожелай она поставить эксперимент, выдав каждому по листу бумаги, чтобы записать любую мелочь, какую они вспомнят о войне, они смогли бы сравнить, совпадают ли факты. Но эксперимент и не нужен. Оба они говорили на одном языке. Оба они — в одной лодке; да только лодка, похоже, тонет.
Обратно же, он знал, можно вернуться единственным путём. Этот мир исчезнет, прекратит существование, если повернуть вспять время и на перепутье выбрать верную дорогу. Гермиона должна пойти верной дорогой. Смертью повелевает по-настоящему тот, кто встретится с ней по своей воле, а не вынужден жертвовать собой ради спасения друзей.
Помнится, он сказал:
— Видимо, мне придётся постараться, чтобы тебе было легче выбрать.
Она посмотрела на него — сперва затуманенными глазами, потом смущённо.
— Мисс Грейнджер, — продолжал он, — Гермиона, ты не должна считаться со мной. В другой ситуации я бы, скорее всего, стал тебя отговаривать от чего-то подобного, но этот случай — особый. Я не встану у тебя на пути.
Поднос подрагивал в руке. Другой рукой Снейп постучал в дверь, но Гермиона не отозвалась. В горле вдруг пересохло, и он распахнул дверь. Гермиона сидела на кровати и бездумно глядела на мобильник. Мокрые волосы колечками лежали на её плечах.
— Дин умер, — сказала она.
Снейп уронил пустой бокал для виски. Телефон выскользнул из ладони Гермионы.
— Мне надо ехать, — сказала она.
У Снейпа на языке вертелся миллион вопросов о том, что случилось, как и почему, и что делать теперь, но он не сумел выдавить ни слова. Получилось только едва заметно кивнуть. И сделать шаг вправо, уйдя с её пути.
* * *
Утром, собирая перед отъездом вещи, он его и нашёл. В конверте, за билетом на поезд, лежал аккуратно сложенный прямоугольником листок из её блокнота с написанным второпях посланием: «Я подожду пока. Ещё немного. Гермиона».
Ниже — два крестика, означающие поцелуи, причём первый был зачёркнут, а второй, вероятно, нарисован потом. Под ними более твёрдой рукой она написала постскриптум.
P.S. Кстати, последним, что ты увидел перед смертью, была не Нагини. Я там была и всё видела.
Это были глаза Гарри.
Нет, не Гарри.
Глаза Лили
Глава опубликована: 30.06.2017