Я сейчас сгорю, черт возьми, - простонала про себя Беатрис, в опасной близости наблюдая за Десмондом.
- Знаю, просто... Просто я никогда не делала такого.
- Не спала с парнем в одной кровати? - усмехнулся Дес. Он умел задавать смущающие для Беи вопросы, знал, что ей становится неловко и неудобно, наслаждаясь детской невинностью в ее глазах.
- Да.
- Мы очень покладистые и вовсе не кусаемся, если найти подход.
- К Десмонду Рэттлингу можно найти подход? Это не легенда?
- Я не кремень.
- Я бы не сказала так. Ты умеешь отстраняться. Иногда мне кажется, что ты стараешься избегать меня или вовсе ненавидишь, - Беа отвернулась, перевернувшись на другой бок. Зачем она сказала это? Зачем затронула тему про них, хотя вовсе не хотела. Она не желала портить их и без того натянутые отношения.
- Просто я не привык делиться. Меня злит, что вокруг тебя так много людей. - его голос спустился до соблазнительно хриплого. Девушка широко распахнула глаза и почувствовала прикосновения к волосам, вздрогнула. - Знаешь, это выводит из себя.
Что он такое говорит, - подумала про себя Беатрис и стала нервно кусать губы. - Он ведь не всерьез?..
- Не играй так со мной, Десмонд, - произнесла Беа, продолжая находиться спиной к нему. Она прекрасно чувствовала на себе его прожигающий взгляд.
- Это не игра. Я же не задаю тебе вопросы.
- Хочешь сказать, что ты чувствуешь ревность по отношению ко мне?
- Я все сказал, что хотел, - он тоже отвернулся, но продолжал спиной чувствовать тепло девушки. Опять стена начала выситься между ними и отделять друг от друга. Беа не выдержала и повернулась к нему.
- И ты вот так оборвешь разговор?
- Ты хочешь еще что-то сказать? Я слушаю, - он тоже повернулся, и его тяжелый взгляд снова упал на Беатрис.
- Может и хотела бы, но ты не поймешь.
- У меня высокий IQ, не беспокойся.
- Иногда мне кажется, что у тебя нет чувств. Никаких.
- Тебе не кажется. Я ничего не чувствую.
- И как давно?
- Не знаю. Когда начинает зарождаться и прогрессировать юношеский максимализм? Только не спрашивай почему такое со мной произошло. Ты явно не хочешь знать ответ на этот вопрос.
- Откуда тебе знать, что лучше для меня?
- Просто знаю. Поверь на слово, лучше не пытаться лезть в мою голову. Ты еще не готова.
- И когда буду готова? - Дес усмехнулся, будто пошутил у себя в голове, но не удосужился произнести шутку вслух.
- А тебе оно надо? - спокойно спросил он и удобнее положил голову на подушку, продолжая взглядом прожигать девушку. Она задумалась: а нужно ли ей это? Знать что-то плохое о Десмонде и постоянно думать об этом? Может и вправду для нее лучше неведение. - Послушай, я не тот, в ком тебе нужно копаться. Не тот, о ком нужно печься.
- Но всем нужна забота, - Дес вдруг приложил руку в щеке девушки и глубоко посмотрел в ее блестящие глаза.
- Мне не нужна, - мягко и как будто успокаивающе произнес он, поглаживая ее по коже. - А тебе нужен отдых, так что спи.
- Если тебе не нужна забота, то и мне тоже не нужна, - по-детски упрямо произнесла Беа и немного нахмурилась.
- Ты - не я. Спокойной ночи, Би, - он слабо улыбнулся, на что Беатрис вновь перевернулась на другой бок. Она считала все несправедливым, но вести монолог у себя в голове не было сил. Ее уже затягивало в сон, и блондинка решила не сопротивляться. Ее тело уже провалилось в королевство одеял и подушек, и единственной ее связью с реальным миром был Десмонд, который продолжал перебирать ее золотистые волосы.
Vingt sept
Тесная в темноте комната под номером 257 оказалась очень просторной при свете дня. Небесного цвета стены, приоткрытые плотные занавески и смятое молочное постельное белье. От всего веяло морозной свежестью, будто потолок атаковали снежные облака. Проснувшаяся и тут же ослепленная солнцем Беатрис нырнула под одеяло. До неё не сразу дошло, где она находится, а как к ней пришло осознание, девушка осторожно выглянула из-под одеяла. Место рядом с ней пустовало и было уже остывшим.
Беа села и устало вздохнула, хотя только что очнулась от сна. Казалось, она все ещё спит, потому что те вещи, которые происходят с ней, похожи на дурной сон, нескончаемый и странный. Блондинка только хотела откинуть тёплое одеяло и отправиться обратно к Шампейн: нужно было все спокойно обсудить как разумные люди, без драк и ругани, но что-то подсказало ей, что сейчас не самое лучшее время для серьезных бесед. Совесть и толика эгоизма боролись внутри нее, и девушка в итоге решила, что разговор лучше отложить, так как Шампейн наверняка сейчас не в лучшем расположении духа, ведь сейчас ранее утро, судя по настенным часам в номере.
Дверь в комнату открылась, и на пороге показался Десмонд. Волосы, которые и так были в вечном беспорядке, сейчас торчали во все стороны, сонные глаза были затянуты тучами, на щеке виднелись долгие и сладкие поцелуи подушки, что не хотела отпускать его от себя. Парень вяло махнул девушке, положил на прикроватную тумбу какой-то контейнер и стал стягивать футболку. Взгляд Беатрис уткнулся в торс парня, и она почувствовала острую нехватку кислорода. Ее глаза старались не поддаваться инстинкту и не смотреть на Деса, но когда это ей помогало? Горящие зеленые огоньки на девичьем лице уцепились взглядом за татуировку на ребрах. Змея будто шевелилась на его коже, когда он перемещался по комнате. Ее огненное тело опутывало какой-то красный цветок и поглощало его энергию, поэтому ее чешуйки были пламенно-рыжие.
Десмонд забрался под одеяло и закрыл глаза, но все так же продолжал дергать кольцо в губе. Сейчас его лицо пленило своей очаровательностью как никогда.
- Ты собираешься обратно лечь спать? - хмыкнула Беа, рассматривая бледные веснушки на щеках парня. Он приоткрыл один глаз и посмотрел на Би.
- Угу, - произнес парень, уткнувшись лицом в подушку. - Завтрак в контейнере, - Беатрис тут же обратила внимание на ланч-бокс, который ранее Дес поставил на ее тумбочку. Она посчитала это милым и когда с предвкушением плотного завтрака открыла контейнер, то увидела там щедрую на плоды гроздь зеленого винограда. Беа усмехнулась и закинула в рот пару ягод.
- Можно узнать о твоей татуировка?
- О какой именно? - спросил в подушку Десмонде. Он был явно невыспавшимся, сон так и манил его в свои объятия, а Рэттлинг был и не против провести ещё пару часов в тёплых руках такого друга.
- О змее, - Десмонд какое-то время молчал, затем отлип от подушки и проницательно посмотрел на девушку. - Почему именно змея?
- Потому что люблю чувствовать власть во всех отношениях, - его губы расплылись в загадочной улыбке, а глаза двусмысленно заблестели. - Знаешь что это за цветок? Ликорис - "цветок мира мертвых". Символизм: змея берет под контроль "цветок умерших". Я видел эти цветы, когда жил в Северной Каролине. Они выглядят завораживающе.
- Хочешь жить вечно? - спросила Беа, но потом подумала о том, что вопрос был глупым, поэтому ей захотелось прописать себе в качестве лекарства подзатыльник.
- Было бы забавно, - вполне обыденно ответил парень.
- А что насчет сердца?
- Это чтобы не забыть, что оно у меня есть.
- Звучит ужасно романтично, - поморщилась Беа и улыбнулась.
- Знал, что тебе понравится, - издал смешок Десмонд, и Беатрис могла поклясться, что видела его настоящую улыбку. Светлую и сияющую, будто сейчас перед ней открылась целая новая вселенная.
- А что насчет последней татуировки? Роза, - над этим Десмонд думал дольше всех, как будто придумывал на ходу значение уже набитой татуировки.
- Мне просто нравятся розы. Пошло и вульгарно, - ухмыльнулся он и стал внимательно следить за реакцией Би.
- Как по мне розы более невинны, чем другие цветы. Шипы не дают подойти к ним близко. Они притягательны и отталкивающе.
- Хм, да. Любишь розы, изволь любить и шипы. Чем-то напоминает тебя. Ты тоже пытаешься обороняться.
- И как мои успехи? - усмехнулась Беа и перекинул длинные блондинистые волосы через плечо.
- Это ты мне лучше скажи. Никто твою розу еще не сорвал? - с похабной улыбкой спросил Дес, после чего Беа попыталась придушить его подушкой. Преступление было не суждено сбыться, потому что парень тут же поменял их местами. - Ужасная шутка, признаю, но это стоило того, чтобы увидеть твою смущенную мордашку.
- Нравится выводить меня из себя? - спросила Беатрис, будучи в весьма неловко положении: её ноги были расставлены чуть шире плеч и согнуты в коленях, и между ними удобно расположился Дес. Беатрис была готова сойти с ума, сердце клялось остановиться в любую секунду. Парень с полной невозмутимостью резко расставил руки далеко от ее головы и оказался в жалких сантиметрах от нее, отчего девушка вжалась в кровать. Ее взгляд беспорядочно бегал по его лицу, стараясь не натыкаться на глаза, которые упорно сверлили в ней дыру.
- Я еще даже не начинал выводить тебя из себя. Если захочешь попробовать, ты только скажи, - Десмонд перекатился на свободную часть кровати, уютно расположился и стал дремать, а Беатрис так и лежала в ступоре. И что это еще было?
Девушка по наставлению Десмонда обратилась в медицинский пункт, где ее ногу как следует обследовали, залечили и дали рекомендации, по которым до конца отпуска ей пришлось бы отказаться от лыж. Беатрис, надувшись, сидела в холле и листала какой-то журнал. Она вновь и вновь прокручивала сегодняшнее утро в голове. Пробуждение, виноград, татуировки и чересчур близкое нахождение Десмонда рядом с ней. До сих пор к ней приливало тепло его тела, когда она думала о нем и краснела от их последних фраз в диалоге.
- Как жизнь, Беа? - спросил Джастин, капитан футбольной команды, который вдруг приземлился рядом с ней.
- Как видишь, лучше не куда, - она указала руками на ногу, а затем продолжила скучающе листать журнал, не обращая внимания на парня.
- Даже не поинтересуешься как мои дела? Куда исчезли твои манеры, детка? - парень обрушил руку на её плечи и придвинулся ближе.
- Они там же, где и твое уважение к людям, - Беа продолжила не давать Джастину нужного ему женского внимания и смахнула с себя его тяжелую руку. В его вкусе были красивые и богатые девушки, особенно в его вкусе были блондинки.
- С каких пор твой язык стал заостряться? Неужели после того, как ты начала общаться с тем парнем?
- Его зовут Десмонд.
- Неважно.
- К чему сейчас этот допрос? Неужели ты не понимаешь, что не интересен мне? У тебя был шанс, ты его упустил.
- Ты серьезно обиделась на тот случай?
- Ты повел себя как последний... - Беатрис сжала руку в кулак, чтобы остановить свою бесконтрольную речь. Ей была неприятная компания "бывшего" парня, но она не могла высказать все, что о нем думает.
- Можем повторить, - пошло улыбнулся Джастин, исследуя глаза девушки, определяя, ведется она на его слова или нет. Его улыбка была отвратительна Бее, она была совершенно не такая как у Десмонда. В ней не было той доли флирта и заигрывания, не была манящей, зато полной грязной похоти. - Обещаю, в этот раз все будет по-другому.
- Ты понимаешь слово "нет"?
- А ты ведь понимаешь, что я не отступлюсь?
- Зачем я тебе? Вокруг немало красивых девушек. Оставь меня в покое.
- Они не такие как ты. Ты Голденроуз - сливки общества. Кому не захочется иметь рядом с собой такую девушку?
- У меня есть кузины, тоже Голденроуз, вас надо свести, раз уж ты падок на мою фамилию. Они столь же надоедливые как ты. А теперь я хочу побыть в одиночестве, - парень не собирался уходить, поэтому Беатрис раздраженно посмотрела на него и поднялась с мягкого дивана.
- Мы не закончили.
- Закончили, - девушка решила отправиться в свой номер, все равно нужно было поговорить с Шампейн, сколько бы она не оттягивала. Страх сгустками осел в животе и стал скатываться в единую массу. Бею одолело чувство стыда, совесть пожирала изнутри. Что ей сказать? Как вернуть их прежние отношения с Шампейн? Ей не хотелось терять еще одну подругу, но именно это она допускала своим бездействием. Но уже ничего не будет как раньше, ведь ей не под силу вернуть друзей, к сожалению, у нее нет в рукаве всесилия.
Блондинка туго вставила ключ в замочную скважину, послышался тихий удар. Видимо, ключ Шампейн был вставлен с той стороны. Скорее всего, после ухода Голденроуз, девушка заперлась, чтобы ее не доставали расспросами о шуме. Ключ сначала упорно отказывался проворачиваться в замочной скважине, но потом поддался упорству Беатрис. От двери веяло холодом. Становилось не по себе. Беа открыла дверь, и в этот момент все в ее маленьком мире перевернулось.
Белый снег крупными хлопьями сыпался из окна на пол, устроив бойню с занавесками, которые старались стойко выстоять перед северным ветром. Свет уже зажегшихся фонарей отбрасывал густые тени на стены и четко очерчивал силуэт девушки. Ее босые ноги висели в воздухе лиловые от холода. Шея неестественно повернута и скована тугой веревкой. Руки беспомощно висели по обе стороны от юного тела. Лицо скрыто копной темных густых волос волос.
Крик застрял в горле Беатрис. Шампейн была мертва.
Vingt huit
Звуки клавишного инструмента приглушенно доносились с первого этажа дома Голденроузов. В гостиной веяло теплом от свежеиспеченного традиционного пирога с яблоками и зажженных конусообразных свеч. Чувствовалось приближение всеми любимого праздника, когда наступает время собраться всей большой семьей. Маленький Питер играл на инструменте, чтобы порадовать мать, которая сидела со слабой улыбкой в своем любимом кресле и покачивала ногой в такт легкой мелодии. Она своим уместистым почерком заполняли недостающие пригласительные открытки, что планировала отправить заказными письмами по почте на следующий день. Отец семейства сидел в той же комнате и впервые за долгое время отдыхал от постоянной бумажной волокиты. Вот только душой он не мог расслабиться, ведь именно его вызвали в участок, чтобы забрать дочь с допроса – она была главным свидетелем по делу Шампейн, так как последняя застала ее живой. Бриар беспокоился за дочь, но никак не мог подобраться к ней, так как девушка предпочла огородиться от всех и замкнуться в свое крошечном мирке. Так на первом этаже царило умиротворение в сравнении с крайней комнатой в северном коридоре.
Беатрис лежала на кровати, раскинув руки в стороны. Конечности были невероятно тяжелыми и неподъемными, будто в них скопилась вся горечь скорби, весь этот тяжелый мир в одночасье рухнул на них. Горячие слезы заливались в уши и затапливали перепонки, будто Беа сейчас лавировала на волнах океана, стараясь не утонуть, но волны отчаяния больно хлестали ее по лицу и нередко лишали жизненно необходимого кислорода. Тело девушки буквально трещало по швам. Она совсем истощала, была готова раствориться во влажном воздухе, только дотронься до нее рукой. Сосуд души полностью опустел, в нем не было ничего: ни воспоминаний, ни капли чувств, лишь усталость и душевные раны, которые то и дело ныли и кровоточили.
Беа сдержанно всхлипывала, сжимая в руке письмо. Она постоянно перечитывала его и не могла остановить себя, хотя от каждой буквы, выведенной родной рукой, становилось невыносимо тошно. Девушка поднесла к глазам записку, будто в ней могло появиться что-то новое, но все было по-старому. Дрожащие буквы, разводы от слез, ярко-синие чернила, будто залив, к которому так любила выходить Беатрис до случая с Хоуп. Теперь она боялась воды и всего, что с ней связано. Она стала бояться всего, и страх безжалостно пожирал ее.
Беа вытерла глаза от слезы и принялась перечитывать записку, подброшенную в ее чемодан в отеле.
«Привет? Это очень странно, что я пишу тебе письмо, ведь прекрасно могу позвонить на твой номер и сказать все это лично. Я вру, не могу. Это слишком тяжело. Уже чувствую, как глаза жжет от слез, поэтому прошу простить меня за возможные кляксы. Надеюсь, ты сможешь все прочитать, потому что я не уверена... Беатрис. Если ты это читаешь это, то, скорее всего, я умерла. Неужели я решилась на это? Ты наверняка думаешь, почему я это сделала, почему не поговорила с тобой или что-то в этом духе. Я не знаю, правда. Не могу заглянуть в будущее. Я пишу это спустя некоторое время после инцидента с Хоуп... Мне очень больно. Это даже не так больно, когда меня покусала собака, когда мы вместе в детстве забрели в незнакомый район. Сейчас намного хуже, и я даже не могу обработать рану, потому что она где-то глубоко внутри. Словно у меня изъяли легкое за несвоевременную плату за аренду. Дышать неимоверно тяжело. Забавно. Не знаю, что со мной случилось, но надеюсь, меня кремировали. Потому что невыносимо смотреть, как гроб медленно погружается в землю, и самое глупое, что ты ничего не можешь с этим поделать. Не можешь остановить естественных ход событий. Хотя это неестественно. Такие классные девушки как мы не должны умирать, верно? Видимо, что-то пошло не так, раз такое произошло. Уверена, ты не понимаешь, что случилось, почему я веду себя не как обычно. Не знаю, как ты это воспримешь, да и никогда больше не узнаю. Я влюбилась. Знаешь, это как будто ты ешь карамельное мороженое с печеньем и запиваешь это горячим какао. Чувство это невозможно описать. Так вкусно, и этот десерт бесконечен. Правда, все может быть и было бы хорошо, если бы я не влюбилась в нашу подругу. Хоуп была для меня тем светом, который помогал двигаться в кромешной темноте, в этом скверном городе, полном грехов и жестокости - звучало поэтично, если бы не вся эта ситуация. Ты лучше меня понимаешь. Знаю, это может быть для тебя маленьким, ну или большим шоком, но я и вправду любила ее. И с каждым днем, в котором не было ее, этих горящих синих глаз и яркой улыбки, я чувствовала, что угасаю. Это как если бы тебе начали ломать каждую кость в теле: сначала тебе ужасно больно, но потом ты пытаешься смириться, притерпеться к мучениям, и когда у тебя получается – новый перелом, новая боль. И этот процесс нескончаемый, даже когда целые кости закончатся, все пойдет по новому кругу. Так раз за разом. Боль никогда не иссякнет. Ты думаешь, что я поступаю глупо, что я могла бы поделиться с тобой. Но не могла. Ты же знаешь всех нас лучше нас же самих. Я слабая и не смогу признаться в своих слабостях, предпочту спиться или покончить с жизнью, в отличие от тебя. Всегда восхищалась тобой, как тебе удается держать голову высоко поднятой, несмотря на боль, неважно, физическую или душевную. Думаю, со временем я буду злиться, что ты ведешь себя безразлично, ведь умерла наша лучшая подруга. Я знаю, что она тебе тоже дорога, но моя упрямость и слепота иногда доходят до крайности. Прости меня. Мне жаль. Жаль, что все это произошло с нами. Мы должны были выпуститься, разъехаться по разным городам, поступить в университеты и встречаться несколько раз в месяц, разрывая нашими шумными встречами целые города. Это было бы феерично. Но смерть Хоуп буквально убила меня. Скажу честно, не ожидала, что буду чувствовать себя настолько сломленной. Кто бы знал, что любовь настолько губительна. Тем более к Хоуп. Ты ведь знаешь, какая она: душа компании, всегда умеет решать возникшие проблемы, улыбаться, даже если все катиться к чертям. Она была тем звеном, которое удерживало меня, ладно, всех нас, и помогало плыть по течению. Я сбилась, начала захлебываться и тонуть. Мне стыдно, что оставила тебя, и хотелось бы сказать, чего бы я там тебе не наговорила, я ценю то, что ты всегда была опорой и поддержкой для нашей тусовки. Ты очень сильная и способна сдвинуть горы, если тебе это будет нужно. Пожалуйста, передай родителям, что я люблю их и хотела бы, что они приняли меня под конец жизненного пути такой, какая я есть - не скрывающейся любительницей женских прелестей, хах. Надеюсь, что ты не будешь злиться на меня. Ты прелесть, хон-хон.
P.S. Ты ведь не покажешь это записку полиции? Мне будет ужасно стыдно перед ними, что развела тут сопли. Надеюсь на твою совесть! И не смей грустить, иначе твой любимый снег никогда не выпадет и ничего не наладится.»
- Шампейн
Беатрис выжала воздух из легких, и ее губы задрожали. Она сжала челюсти и тихо застонала от боли в груди. Девушка показала копию записки полиции и родителям Шампейн, не могла не показать, иначе бы она не была честна сама с собой. Шампейн мертва, и она не будет осуждать ее за то, что та не имеет «совести». Беа не предполагала, что самоубийство подстроили, ведь письмо стопроцентно писала Шампейн (даже по ее натуре над буквами «и» были расставлены сердечки, по-детски, но в стиле подруги), только она знала о его существовании и не стала разглашать о предсмертной записке направо и налево. Она не была глупой по крайней мере для того, чтобы отдать записку потенциальному убийце и позволить затянуть петлю на своей шее. Но ее глупости хватило для того, чтобы совершить такое с собой.
Блондинка вновь протерла истерзанные глаза, села на кровать и посмотрела в окно. На небе, как комки пыли, свалялись снежные облака. Неужели и Портленд скоро одарит белым покровом? Девушка сползла с кровати и подошла к подоконнику, после чего почувствовала холод, пробирающий до костей, и обняла себя, так как пеньюар не желал снабжать ее теплом. Водянисто-зеленые глаза тупо уставились в окно Десмонда – он продолжал быть причиной ее ночных кошмаров. Каждую ночь он вновь и вновь убивал одного и того же человека, а Беа была не в силах остановить его. Между ними всегда была невидимая стена, и Дес всегда был по ту сторону изгороди то с ножом, то без него один на один с жертвой под фонарем. Мало того, что смерть последней близкой подруги подкосила ее, так теперь она стала затворницей собственных кошмаров. Хотелось рвать и метать, но это требовало много сил, которые у Беатрис Голденроуз были и без этого на исходе. Она должна была что-то сделать. Но что?
Девушка стала бесконтрольно бродить по комнате и одеваться. Ей нужно было к Десмонду, и ее было не остановить. Даже если бы родители попытались окликнуть ее и поинтересоваться, куда она направляется, она бы не заметила. Такое сильное было притяжение.
Беатрис с трудом переставляла ноги, все движения были остатками ее воли, которые приходилось соскребать со дна. Ей было необходимей увидеть его больше, чем лишний раз сделать глоток воздуха. И она сделает это любой ценой.
Сердце ее упало в ноги, когда она уже подходила к крыльцу дома Рэттлингов. Парень с серой макушкой в ярко-оранжевой куртке выплыл из-за двери и стал запирать ее. Беа, широко распахнув глаза, быстро поднялась по лестнице и прижалась к парню сзади, сцепив руки в замок на его животе. Она дрожала, так как видела это злосчастную куртку в своем сне в который раз. Горло обожгло слезами, и девушка уткнулась лицом в спину парня, старалась вновь не разреветься.
Десмонд стоял в изумлении, но потом заметил девичьи руки, крепко вжимающиеся в его живот, и мягко положил на них свои. Казалось, его молчание и этот жест сейчас были красноречивее любых слов.
- Надеюсь, ты не плачешь, - произнес Дес, выдыхая полупрозрачный клубок пара.
- Вовсе нет, - Беа смогла отлипнуть от парня и даже в следующее мгновенье посмотреть в его глаза после того, как тот повернулся. Она действительно не плакала, но внутри ее уже затапливала новая пробоина душевных мук.
- Хочешь какао? – пожал плечами Десмонд и поправил рюкзак на плече. – Я собирался в Блюберрис, - Беатрис нравилось ловить отсутствие у него жалости к ней и неловкого соболезнования. Он был как всегда одновременно прост и сложен. Би казалось, что достаточно одного взгляда на него, чтобы окончательно забыться и потеряться в себе.
- Да, хочу, - четко ответила девушка. Парень кивнул головой сторону, где находилось ближайшее к ним заведение Блюберрис, обнял ее за плечи, и они отправились прямиком в кафе.
Он опять не задавал тяжелых вопросов. Почему она пришла, почему обняла, почему не могла сказать ни слова. Они просто молча шли в общем направлении, думая каждый о своем. И это было самое хорошее, что могла испытать Беатрис за последнее время. Ей просто нужен был Десмонд и кружка какао.
- Как будешь праздновать День Благодарения? – утерла нос Беа и подняла голову, чтобы посмотреть на парня.
- Я не праздную праздники, - девушка и не ожидала другого ответа. Это было в стиле Рэттлинга.
- Не хочешь составить мне компанию за семейным столом?
- Ты хочешь позлить своих родственников моим незваным присутствием?
- Ну, я могу дать тебе приглашение, - блондинка скромно протянула Десмонду конверт с приглашением на грандиозный ужин Голденроузов. – Теперь я знаю, что у тебя нет почтового ящика, и поэтому решила вручить письмо лично. Если ты не...
- Я приду, - улыбнулся Дес, и мир вокруг Беатрис замер, как и она сама. Парень прошел пару шагов без спутницы, потом обернулся. Девушка увидела его довольный взгляд, потому что ему вновь удалось смутить ее, а потом мимо зеленых глаз пролетела маленькая снежинка. Блондинка взметнула голову к небу и смогла на фоне серых облаков увидеть едва различимые кристаллики снега, которые надвигались на землю. Би невольно вспомнилась приписка к письму Шампейн.
Возможно, она была права, и с первым снегом у Беи все наладится.
Vingt neuf
На улице неожиданно поднялась метель, хотя из года в год в этот день стояла ясная погода. Гвардия мелких и колючих кристалликов снега обрушилась на город. Но ни метель, ни холод не могли остановить бурление в доме Голденроузов. Все без исключения готовились к приему гостей в День Благодарения. Обеденный зал был атакован прислугой и Аделаидой, которая четко командовала действиями персонала. Так в камине приятно потрескивали поленья, стол был накрыт белоснежной скатертью, свечи на нем были зажжены, лучший сервиз блестел, золотые хризантемы одаривали своей красотой все помещение. В духовке уже готовилась мясистая индейка с клюквенным сиропом, и ее дивный запах распространялся по всей кухне и проникал в зал. Следующим на очереди стоял традиционный тыквенный пирог и яблоки, начиненные орехами. Все настраивало на теплую семейную встречу, но все в этом доме чувствовали напряжение.
Ежегодные встречи в доме Голденроузов никогда не были похожи на встречи обычных американских семей, где все благодарили друг друга и любезно трапезничали. Все родственники с древней фамилией слетались и съезжались в дом, ранее принадлежавший родителям Бриара, но подаренный молодоженам на их свадьбу. И каждое столкновение всего семейства начиналось презрением и попыткой доказать, что их благополучие лучше, а заканчивалось молчаливой ненавистью с натянутой улыбкой, источающей фальшь. Никому не нравились такие визиты, но традиция есть традиция.
- Не хватает двух стульев для Аляски, - вилась, словно юла, Аделаида, несмотря на свое положение. Голденроузы были разбросаны по всей Северной Америки, поэтому их называли по штатам.
-Дорогая, ты бы поберегла себя, - сказал Бриар, появившийся из-за дверей, в красивом белом костюме с золотой розой в кармане пиджака. Аделаида посмотрела на супруга так, словно в день их первой встречи. Заворожено, с замиранием сердца. Она вмиг окунулась в атмосферу того вечера и хотела расплакаться. В последнее время она была слишком эмоциональна - беременность давала о себе знать. - Иди собирайся, а мы с Беатрис все закончим, - он приложил руку к ее щеке, большим пальцам вырисовывая маленький круг на ее коже. Женщина кивнула и посмотрела в сторону, откуда ранее появился муж.
Беатрис стояла, расправив плечи, и рассматривала родителей. Ей непривычно было видеть нежность между ними, поэтому такие жесты вызывали у нее интерес. Мать подошла к ней ближе и стала оценивать наряд дочери. Светлое платье с корсетом почти сливалось с кожей девушки, и только вышитый вручную золотой узор давал понять, что она в платье. По силуэту одеяние было простое, но выглядело на аристократке роскошно. Волосы Беи в свете свечей отдавали благородным золотом, как и весь обеденный зал. Девушка выглядела как овеянная любовью фарфоровая кукла, которую обожали одевать в красивые платья. Ее лицо не выражало никаких эмоций, и даже нанесенные на впадающие щеки румяна не могли скрыть их безжизненность. Внутри Беатрис все еще теплилось и трепетало маленькое пламя, но оно было настолько мало, что его силы не хватало для придания жизни облику девушки.
- Выглядишь безупречно, - легко улыбнулась Адель и отправилась в свою комнату, чтобы облачиться в свое праздничное платье. Беатрис встретилась с зелеными глазами отца и тут же отвела взгляд. Казалось, он мог вытащить из нее все секреты лишь посмотрев на нее.
- На тебе лица нет, - сказал Бриар, внимательно исследуя лицо дочери. - Ты совсем истощала, - Беа ничего не отвечала и продолжала игнорировать взглядом отца. Ей приходилось смотреть на портреты своих родственников - статных и суровых мужчин, выведенных масляной краской на больших холстах, помещенных в искусные рамы. Было еще несколько свободных мест на стенах столовой, и девушка знала, что скоро там появится портрет отца, а потом и брата. Женщины в семье Голденроузов были лишь украшением, "приятным дополнением" к супругу. Поэтому за всю историю их семьи, в этом доме не появлялось ни одного женского портрета. - Беатрис, тебе стоит поговорить со мной. Если будешь держать все в себе, легче не станет.
- Я принесу еще цветов, - сказала девушка и поспешила покинуть зал и общество отца.
- Беатрис, - выдохнул Бриар, останавливая тем самым дочь. Он умел давить, даже если того не хотел. - Я знаю, что упустил много в твоей жизни из-за работы, и мы с тобой не так близки, как бы мне хотелось...
- Лучше нам не говорить о моих травмах сейчас, ладно? Я не хочу портить никому настроение, - сказала девушка, не оборачиваясь.