Однако след Яна тянулся дальше, к мосту. Что ж, значит, он последовал к Новой Голландии, в места, которые здесь, в Запределье, звались не иначе как «Собачьей слободой» – и было это очень скверно. Единственное, что придавало Редрику сил – то, что след ауры принадлежал живому человеку. Хотя здесь и ошибиться недолго.
«Адские гончие» не заставили себя долго ждать.
Редрик уже собирался проследовать за своим подопечным по набережной канала, обходя Новую Голландию против часовой стрелки – но именно в этот момент из подворотни вынырнула собачья стая.
На сей раз «гончих» было как минимум двадцать, и пропускать большого хищного зверя они явно не собирались.
«Прячься!» – мысленно скомандовал Редрик Кассандре, но кошке особого приглашения было не нужно. Она спрыгнула с загривка саблезубого и одним махом с совершенно непостижимым даже для ее племени проворством оказалась на том берегу канала, около готического замка, который в реальном мире был Новой Голландией.
Кассандра вскарабкалась по стволу стоящего вблизи дерева, уселась на ветке и угрожающе зашипела оттуда.
Тем временем стая выстроилась полукругом. Один из псов – вероятно, вожак – зарычал на Редрика, тихо и утробно, и в этом рыке почудилась дикая и неизбывная тоска.
«Что, собачки, давно вам не было хорошей трепки? – подумал Редрик. – Сейчас мы упущение восполним…»
Он был совершенно прав: эти псы понимали только одно – силу. Справиться с ними как‑то иначе было просто невозможно. Конечно, наилучшим вариантом представлялась экспедиция в Собачью слободу нескольких десятков сильных магов, после чего от псов остались бы одни обугленные кости. И такие экспедиции организовывались, причем не раз. Но проходила неделя‑другая – и «адские гончие» появлялись снова, будто из воздуха зарождались.
Видимо, пока в текущей реальности будут существовать всевозможные гопники и сбивающиеся в стаи наркоманы, здесь будет существовать и Собачья слобода. Между прочим, как слышал Редрик, такие гадюшники кое‑где все‑таки извели под корень – например, в Запределье в Тегеране или в Шанхае. Но в Петербурге слобода процветала.
Он вздыбил шерсть и в свою очередь, зарычал на псов. Те слегка попятились – все, кроме вожака. Матерый пес слегка приоткрыл пасть – и неожиданно бросился на саблезубого, увлекая за собой всю стаю.
В таких схватках все решает первый удар. Именно поэтому, когда вожак с визгом взлетел в воздух, подброшенный ударом мощной когтистой лапы, исход можно было предсказать.
Стая набросилась на Редрика с нескольких сторон, псы старались вцепиться в бок саблезубому, оттеснить его к ограде канала. Воздух заполнился рычанием и воем.
Через полминуты трое псов отползало обратно, во дворы слободы. Эти были не жильцами – их вполне могли разорвать на куски свои, как только закончится драка. Еще две собаки больше никуда не двигались – оборотень пропорол их когтями.
А через минуту стая, словно бы повинуясь какому‑то инстинкту, прекратила нападение, оставив Редрика на поле боя в окружении убитых и умирающих «гончих». Видимо, теперь у стаи появится новый вожак.
Саблезубого тоже потрепали в схватке: на левом боку оборотня виднелись две глубокие раны. Но ни один из псов не сумел добраться до его горла.
«Дойти до более‑менее безопасного места – и перекинуться в человека. Немедленно! До чего же я устал…» – думал Редрик, озирая последствия сражения.
«Идем», – отдал он мысленный приказ кошке. Та, впрочем, решила, что благоразумнее будет последовать за Редриком по другому берегу. И лишь когда Собачья слобода осталась позади, Кассандра вновь перепрыгнула канал и пошла рядом с тяжело дышащим саблезубым котом.
Глава 21
Миражи и спасение
Ян не представлял, сколько времени прошло с тех пор, как он заснул. Но, видимо, лежал на траве он довольно долго – скорее всего, всю ночь.
Проснулся он оттого, что было довольно прохладно. Ян открыл глаза и посмотрел вокруг, внезапно вспомнив, в каком мире он оказался. Но, как это ни странно, все здесь было спокойно. Рядом с Яном свернулся котенок, который сейчас тоже открыл глаза и зевнул.
Рассвело, видимо, только‑только, и на утреннем небе виднелся тонкий серпик луны. По крайней мере, луна в этом мире ничем не отличалась от той, которая была в прежнем.
Головная боль не прошла – она еще и усилилась. Возможно, виной тому был кошмарный сон, который сейчас полностью вылетел у Яна из головы – он помнил лишь то, что ему было жутко. Юноша с трудом уселся на землю и понял, что его путь до дома – точнее, до того, что должно находиться вместо его дома здесь, окажется слишком трудным – если преодолимым вообще.
Никаких следов местных жителей или монстров Ян не заметил: видимо, для ночлега он выбрал место, которое нечисть не слишком жаловала или, что вероятнее всего, она просто не могла сюда проникнуть. Но впереди Яна ждал путь через Сенную площадь, хотя он подумывал о том, не лучше ли обойти ее по каким‑нибудь близлежащим улицам. Очень может быть, что это окажется разумнее.
Но для того, чтобы куда‑то отправиться, Яну необходимо было хоть как‑то двигаться дальше. А это оказалось не слишком просто – даже встать на ноги он сумел с большим трудом. Сон, который обычно возвращает силы, скорее, отнял их.
Юноша наклонился, взял окончательно проснувшегося котенка под свитер, и еще раз посмотрел на гостеприимную поляну. Ему не хотелось расставаться с этим местом, здесь было вполне безопасно, но что‑то гнало его вперед и вперед. Он не мог не подчиниться этому приказу, смысла которого пока что еще не понял. И поэтому Ян, едва держась на ногах, двинулся по направлению к набережной, усыпанной золотыми осенними листьями.
Он и не предполагал, что примерно часа через полтора здесь окажется Редрик – а значит, и его спасение от той болезни, которую сам Ян посчитал гриппом. А заодно – и спасение от монстров, живущих в Запределье и выходящих на охоту исключительно днем.
Но об этом Ян не подозревал.
Он шел мимо старинных, полностью безлюдных кварталов, и зов, мысленный приказ, которому Ян вынужден был подчиниться, становился все четче и сильнее. Нет, оказывается, его целью был совсем не его дом в этом мире. То есть, дом – это хорошо, это остановка в пути, необходимый отдых. А дальше останется всего ничего: дойти до набережной Обводного. И там…
Ян остановился, облокотившись о решетку набережной, и закрыл глаза. Неожиданно он вспомнил свой последний сон.
…Ржавая вода под серым небом. Темные, почти черные сосны. Поляна, на которую падает тень. К одному из деревьев привязан человек в странного вида одежде – на нем какой‑то серый балахон со следами вышивки – теперь уже не разобрать, какого цвета она была. Рядом суетятся люди в странных одеяниях, будто сошедшие со страниц средневекового романа о петровской эпохе. Только петровские гвардейцы никогда не носили синих мундиров. И говорили эти солдаты между собой не по‑русски, хотя Ян во сне понимал все. Вероятнее всего, то были шведы – те самые, кто когда‑то владели крепостью Ниеншанц на Охте.
Судьба человека в балахоне – судя по всему, он был очень стар, – оказалась предрешена. Но, видимо, все же сожжений на кострах тут не творили. Поэтому старший приказал всего лишь милосердно расстрелять старика, который был шаманом у местных дикарей (по крайней мере, таковыми их числили завоеватели).
Сейчас солдаты суетились, стаскивая в одну кучу хлам из землянки шамана: какие‑то связки сушеных трав и грибов, черепа и шкуры животных, туда же полетел инструмент, отдаленно напоминающий гусли.
Старик оставался безучастным ко всему. Вымаливать милость от этих людей он не умел и не хотел, а с богами у него были собственные, давние отношения – почти дружеские. И, что бы ни произошло, боги вознаградят того, кто всю жизнь честно служил им, и постараются наказать этих глупых людишек, верящих в силу своего Распятого. Но, верно, слаб их бог, если веру они подкрепляют силой оружия. Оружие им теперь не поможет: в свой час они – все до единого – окажутся на самом последнем ярусе Нижнего Мира.
Мысли старика промелькнули в голове Яна – и тотчас же он увидел и тех, кому поклонялся старый шаман. Разгневанные получеловеческие‑полузвериные лица, глядящие на землю, где убивали их служителя – вот что видел шаман в сером небе, и видение это казалось почти реальным.
Но остальные в небо не смотрели. Командир что‑то рыкнул – и тотчас один из кнехтов притащил факел, которым поджег сваленный в кучу скарб. Рухлядь, извлеченная из землянки, долго не хотела разгораться, но через пару минут все же вспыхнула.
Священник, оказавшийся рядом, осенил себя крестным знамением, то же самое проделали и прочие истинные христиане.
Командир тихо произнес:
– Попытаетесь ли еще раз, отец Иоганн?
Священник кивнул, правда, с большим сомнением:
– Да. Но это почти бесполезно: он упорствует в своих заблуждениях. И все же следует надеяться на его благоразумие.
– Какое уж тут благоразумие! – проворчал командир, когда священник нерешительно подошел к старику.
– Готов ли ты покаяться и принять веру в господа нашего, Иисуса Христа?..
Видно было, что вопрос он задает уже не в первый раз. И не в первый раз получает в ответ – молчание.
Старик был сейчас уже далеко – и от священника, и от солдат. Слишком далеко, чтобы вообще обратить на них внимание.
Один из солдат – чернявый и слегка узкоглазый невысокий парень – начал довольно бегло переводить. Но и слова толмача старик проигнорировал.
– Приступайте! Живей! – прикрикнул командир на своих.
Его подчиненные немедленно повиновались, выстроившись напротив привязанного к дереву шамана с заряженными мушкетами.
И тут старик заговорил. Ян вдруг с ужасом понял, что это – голос не самого шамана, а тех, в кого он верил до самой своей смерти. И звучали слова вполне понятно не только для него, но и для всех, кто находился здесь:
– Помните, что ни один из вас не проживет долее двадцати лун. Пятеро утонут в болотах, четверо умрут от ран, трое – от мора и болезней, двое – в огне пожара, ты же, – старик пронзил взглядом командира, который что‑то сдавленно просипел, – будешь подыхать от голода, медленно, как паршивая собака. И ни один из вас после смерти не будет знать покоя, как не будет покоя никому, кто поселится здесь, пока не исполнится предначертанное, и не появится…
Прогремели нестройные выстрелы, старик обмяк, повиснув на своих путах…
– Надо было рот ему заткнуть! – проговорил кто‑то. Побледневший командир даже не пошевелился.
…Ян медленно приходил в себя, сон, который, вроде бы, должен был сгинуть и исчезнуть без следа, явился ему в воспоминании – причем совершенно реальный.
«Что же старик сказал, что?» – пытался вспомнить Ян. Он вдруг почувствовал: этот сон – и есть ключ для того, чтобы понять, зачем он оказался в этом нереальном мире, и куда именно он должен держать путь. Не к дому, нет – чуть дальше, туда, где пролегает сейчас Обводный канал. Именно там и было это проклятое место. Но – что же еще должен был сказать старец, как должно исполниться предначертанное? И как это предсказание связано с ним?
Ян чувствовал, что пророчество старца приснилось ему не зря – за этим стоит нечто, что он обязан совершить в этом мире.
Может быть, он просто‑напросто сходит с ума? Вот и голова болит так, что в пору взвыть. И все же, надо идти, как бы трудно ни было – сейчас, по крайней мере, перед Яном вдруг появилась некая конечная цель. Пусть пока что совершенно неясная.
Каждый шаг давался с трудом, но он шел и шел в том направлении, где должна была находиться Никольская церковь, а от нее до его дома и дальше, до Обводного, будет рукой подать. Ну, не совсем так, конечно – но теперь каждый шаг приближал его к цели.
Никакой Никольской церкви Ян не увидел. На месте, где она стояла, в небо бил огромный столб ослепительного синего цвета – такого чистого и прозрачного, что юноше захотелось отвести глаза – слишком ярким было это зрелище. Чем‑то оно напоминало свечение, которое он уже видел – вначале на месте «Макдональдса» около Пушкинской, а затем – на Васильевском, когда он бежал, спасаясь от монстра из метро. Но там оно было тусклым, слабым и едва заметным.
Ян некоторое время стоял, раздумывая, что бы это могло означать.
Стоп, да ведь там, где сейчас построили «Макдональдс», до революции размещалась часовня! Об этом в свое время даже писала одна бойкая газета, которую раздавали в метро. А на месте второго источника свечения в том, прежнем Петербурге стоял лютеранский храм, так полностью и не отремонтированный.
Теперь все становилось на свои места. Свечение, устремленное к небу – это энергия тысяч и тысяч людей, обращенная ввысь. А там, где оно потускнело и ослабло, церкви в реальном мире были разрушены или закрыты. А может быть, правы те, кто считает, что в прежние времена храмы возводились не просто так, а именно там, где сильнее всего энергия Земли – знали люди в прежние времена секреты, которые напрочь позабыты в нынешнее цивилизованное время.
И вновь Яна коснулось ощущение безопасности и спокойствия. Ему захотелось дойти до источника свечения – и остаться где‑нибудь неподалеку. Больше того: он понял, что и его болезнь если и не пройдет полностью, то, хотя бы, станет не столь тяжелой.
Вот только теперь он не мог, не должен был позволить себе такой роскоши – не выполнить того, к чему шел. Страшная загадка, которую он увидел во сне, не давала покоя. И не даст, пока он не найдет ответ – каким образом его страшный сон связан с ним? А в том, что такая связь была, Ян теперь не сомневался.
Впрочем, Никольской церковью, точнее, ее отражением в Запределье, Ян любовался недолго. Через несколько десятков шагов его поджидал такой сюрприз, что юноша на некоторое время забыл даже про головную боль и про свой сон.
Справа от него должен был располагаться Мариинский театр. Но привычного с детства огромного зеленоватого здания Ян не увидел. Вместо него все пространство – до канала и дальше – оказалось ровной площадью, покрытой песком. И на этой площади стояли пирамиды, сфинксы и даже одноэтажное строение, похожее на аляповатый дворец какого‑нибудь восточного владыки. А сфинксы были почти точной копией тех, что остались на набережной Невы.
Было в этом нечто настолько неестественное и невероятное, что Ян не выдержал, и при всем своем подозрительном отношении к сфинксам и прочим чудесам этого мира решил подойти поближе.
Стоило ему ступить на песок – и юноша почувствовал, что свитер на нем – совершенно лишняя, более того, просто вредная деталь. Неожиданно нахлынувшая жара оказалась просто невыносимой. Солнце палило с высоты так, как никогда не бывает в Петербурге, даже летом, когда термометр сходит с ума.
Ян стянул с себя свитер и рубашку (котенка пришлось нести в руках). Но это почти не помогло – солнечные лучи были просто убийственными. А ноги увязали при каждом шаге в раскаленном песке.
Странно, но при приближении к сфинксам он не почувствовал ничего, что было на набережной – ни призрачного взгляда, ни презрения к жалкому человечишке. Как будто бы эти безмолвные существа, ожившие в здешнем мире, были здесь всего лишь декорацией.
Ян с трудом подошел поближе к одному из чудовищ – каждый шаг давался ему очень нелегко, песок скрипел на зубах. И тут же убедился – сфинксы и в самом деле были декорацией, не более того. И пирамиды вместе с дворцом – тоже. А рядом стояло то, что (по мнению художника) должно было означать заброшенный храм – Ян направился в ту сторону, по крайней мере, «храм» давал неплохую тень. И удивленно уставился на изображение Осириса. В точности такое же бесстрастное лицо, как у здешнего египетского бога, Ян как‑то видел в журнале «Вокруг света». Вот только там подпись под фото гласила, что это – статуя Будды откуда‑то из Лаоса или Таиланда.
И, тем не менее, была у этой площади какая‑то магическая притягательная сила. Яну казалось, что вот‑вот – и здесь появится процессия жрецов, приветствующих полководца, возвратившегося с победой над соседями… И сам фараон выйдет благодарить своего слугу. И тогда не будет никому интересно, так или не так одевались фараон, воины и жрецы, правильная статуя стоит в храме – или же нет. И он окажется в самом центре событий, которые, быть может, никогда не происходили – но эти события сделались куда реальнее настоящих…
– «Аида», – вслух произнес Ян. – Ну, конечно, «Аида»!
Теперь все встало на свои места. И не важно, было это бредом или нет. Декорации словно бы ожили – от одного лишь названия оперы, прославившей театр.
И юноша совершенно не удивился, увидев вдалеке бегущего в его сторону огромного кота, размерами едва ли уступавшего не слишком крупному тигру. Может быть, по мнению художников, так и должны были выглядеть боги пустынной страны?
Но зверь оказался намного реальнее, чем все декорации. И он, судя по всему, охотился. Причем не на кого‑нибудь, а на человека, который забрел туда, куда не следовало.
«Это, наверное, мираж, – устало попытался успокоить себя юноша. – Я сейчас закрою глаза, а когда открою – его не будет…»
Он так и поступил, однако чудовищный зверь, обогнувший несколько сфинксов, и не подумал подчиниться такому, казалось бы, нехитрому мысленному приказу.
Но, с другой стороны, он и не спешил накинуться на беззащитную жертву.
Вместо этого саблезубый кот остановился поодаль. И тут Ян заметил некоторую странность – и решил, что с ума он все же сошел.
На загривке саблезубого спокойно размещалась крупная кошка, – причем самая обыкновенная, из породы «домашняя дворовая». Кошка деловито спрыгнула и направилась к Яну, неприязненно подергивая лапками – песок, вероятно, показался ей слишком горячим.
А потом – за какие‑то доли секунды – с саблезубым произошла трансформация. Ян так и не понял, как именно это случилось, но через мгновение вместо доисторического чудовища на площади появился самый обыкновенный парень хипповского вида, совершенно не вписывающийся ни в какие декорации.
– Ну, и дал ты прикурить! – Тяжело дыша, парень подошел к Яну. Было видно, что устал он до крайности. – Живой?
Парень улыбнулся, и улыбка эта оказалась доброй и открытой.
– В‑вроде, живой, – пробормотал Ян. – А где я? И вы кто?
Котенок, заметив кошку, которая и не думала исчезать или превращаться во что‑либо, спрыгнул из рук Яна и деловито протопал к ней, стараясь не выходить из тени. Кассандра ласково замурчала, котенок что‑то пискнул, казалось, звери ведут свой, непонятный людям диалог.
– А ты – рекордсмен, парень, – продолжал «хиппи»‑оборотень. – Бегать по Запределью больше суток, да еще болтаться в метро… Такого я что‑то не упомню. Значит, слушай, я тебя сейчас отсюда вытаскиваю, а про все остальное узнаешь уже после. Не бойся, не скушаю. Хотел бы – двадцать раз успел бы съесть. И как ты жив остался?
– Воды бы, – пробормотал Ян. – И мне надо идти…
– Куда это тебе идти? Голова уже болит? Вижу, еще как болит! Так вот, останешься здесь – будет хуже. Там, по крайней мере, за тобой присмотрят. Не бойся, все будет хорошо!
– Я заболел? – спросил Ян. Чувствовал он себя и в самом деле ужасно. – Это простуда?
– Похуже простуды. Просто Запределье чужаков не любит. Даже таких, вроде тебя, которые могут тут ходить. К нему постепенно привыкать надо. И ему – к тебе. А так – попрыгал бы здесь еще денек – и до свиданья. Ладно, одевай рубашку, и пошли. Твой зверь? – спросил он, указав на котенка, которого уже принялась по‑матерински вылизывать Кассандра.
– На вокзале подобрал, – ответил Ян.
– Будет твоим. Забирай его – и уходим.
У Яна крутилось на языке сотня вопросов, но задать их он не мог – слишком болела голова, слишком было тяжело ворочать языком, слишком палило солнце в этом уголке пустыни. Он послушно взял котенка на руки и поплелся вслед за парнем.
Переход произошел мгновенно и почти нечувствительно. Яну казалось, что в спину ему все еще светит жаркое солнце – и тут же он увидел широкую улицу, и остановку, к которой подходил трамвай. Это было настолько неожиданно, что он невольно шагнул назад – и уперся спиной в стену.
– Вот и постой тут, – кивнул ему парень. – Сейчас прибудут, – он достал из кармана мобильник. – Алло, Эйно? Хорошие новости! Я его не упустил… У Мариинки! Да, пускай минералки или колы захватят для нашего юного героя! Далеко пойдет!
Он подошел к Яну.
– Все, дружище, можешь расслабиться и радоваться жизни. Сейчас за нами приедут.
– Кто? – вяло спросил Ян.
– Не кто, а что – «Жигули». Само начальство на тебя поглядеть хочет. Считай, ты уже зачислен к нам.
Ян хотел спросить, куда именно его зачислили, но голова закружилась, и ноги сами собой подкосились. Редрику стоило труда удержать парня, чтобы тот не рухнул на асфальт.
«Жигули» появились минут через пять.
И выскочил из них не кто‑нибудь, а парень в очках и кожаной куртке – глава «Умбры» собственной персоной.
– Привет! – кивнул он Редрику. – Это наш рекордсмен?
– Он самый.
Эйно подхватил Яна, который начал заваливаться на асфальт – и Ян в одно мгновение оказался на заднем сиденье машины. Туда же последовали и Кассандра с котенком.
– Тебе тоже помочь? – обратился Эйно к подчиненному.
– Сам дойду, – хмуро проговорил Редрик, который только теперь, после звонка по мобильнику, понял, насколько устал. Но уже в салоне у него хватило сил на вопрос:
– Что там наш клиент?
– Наверняка была ему взбучка от главы С.В.А., – ухмыльнулся Эйно, обернувшись со своего кресла. – Ты там ничего странного больше не заметил? – Голос шефа «Умбры» прозвучал почти торжественно.
– Где – в Запределье?
– Нет, когда следил за магом.
– А что надо было заметить?
– А то! Там было двое потенциальных магов! Двое, Ред! А с ним, – Эйно кивнул в сторону откинувшегося на мягкое кресло Яна, – с ним уже трое! Ты такое можешь припомнить – хоть когда‑нибудь раньше? Трое новичков обнаруживаются за одни сутки! Это для мира многовато, не то что для Питера! К ним уже выслали две группы – Хельга с волколаками и Настю с Эдом. Главе С.В.А. проставлюсь, честное слово, хотя терпеть не могу урода. Это ж, считай, он нам их подкинул.
– Посмотрел, что с ним? – Редрик кивнул в сторону Яна. – Он ведь уходить не хотел. И ведь не сказать, что ему в Запределье сильно понравилось.
– Обычная вещь: еще чуть‑чуть – и ку‑ку! – беспечно сказал Эйно.
Пока шеф «Умбры» беседовал с засыпающим Редриком, машина пролетела мост, который здесь, в текущей реальности, назывался все же не Николаевским, а Лейтенанта Шмидта, а затем «Жигули» вырулили к Петроградской. Молчаливый шофер вел машину среди узких улочек, причем сказать, что делал он это профессионально, значило бы просто промолчать.
– Приехали! – проговорил Эйно.
– Уже?
Редрик застонал и с огромным трудом выбрался из салона машины.
– Дойдешь до кровати – или проводить? – спросил шеф «Умбры».
– Дойду, – махнул рукой Редрик. – Вы Кассандру покормите – устала не меньше моего. И котенка тоже.
– Уж конечно!
Ред зашел в неприметный вход: фирма «О.С.Б.» не особенно себя афишировала – это было абсолютно ни к чему.
Охранник приветливо улыбнулся усталому «хиппи», следом появились Эйно с шофером, держащим на руках бесчувственного подростка.
– Проводи Реда, – проговорил Эйно охраннику. – Вторую палату приготовили?
– Конечно, – кивнул охранник. – С утра ждем.
– Вот и дождались, – кивнул шеф «Умбры». – Хорошо, хоть третью палату готовить не пришлось… Ну, денек начался!
А для Редрика денек как раз закончился – стоило ему добраться до комнатки, в которой он жил в этом мире, и уткнуться в подушку. Рядом мурлыкали о чем‑то Кассандра с котенком, которым уже выставили две тарелки кошачьего корма. Но сейчас Ред не слышал этого тихого разговора.
Глава 22
Порчи и привороты
«На ловца и зверь бежит», – мысленно проговорил Стас, увидев в толпе в метро знакомое лицо – довольно усталое и заспанное, кстати сказать. Шеф хочет, чтобы все потенциальные маги из вчерашней компании был инициированы и оказались в рядах С.В.А.? Что ж, начнем с наименее политически грамотных и морально устойчивых – а заодно, самых слабых.
Включить магическое зрение и оказаться невидимым для простых смертных, так, чтобы слегка опередить идущую девушку ему ничего не стоило – более того, люди, шедшие в толпе, этого тоже не заметили. Переход между «Маяковской» и «Площадью Восстания» почти всегда заполнен народом, даже в летние выходные.
Стас «совершенно случайно» обернулся и тотчас же резко остановился на месте, вызвав неприязненное ворчание старушки, идущей следом за ним. Но он предпочел этого не заметить – лицо парня расплылось в широкой улыбке.
– Танечка, еще раз здравствуйте!
Брюнетка остановилась, услышав знакомый голос в обычном шуме толпы. Почти рядом с ней оказался тот самый Стас, который так заинтересовал ее полдня назад на празднике у Юльки.
– Стас! Вы – с работы? – спросила она.
– Именно. – Он устало махнул рукой. Усталость наигранной не была. – Полдня возился с этими самыми драйверами! Да вам, наверное, это неинтересно.
– Нет‑нет, – Танечка закивала. – И вид у вас такой усталый…
– Что тут поделать, работа есть работа. Хотя платят, конечно, прилично, вот и требуют, – он вздохнул. – Правда, при определенной сноровке восстановиться можно вмиг. Что я и собираюсь сделать.
– Восстановиться – это как? – заинтересованно спросила брюнетка.
– Очень просто. Надо взять силы от земли. От этого города, этой толпы, в конце концов. – Он слегка улыбнулся.
Стас понимал, что девушка оказалась на крючке – заинтересовать ее экстрасенсорикой можно было в мгновение ока. Особенно, если говорить уверенно и убедительно, а на это маг был вполне способен.
– И вы… и ты можешь?.. – У Тани расширились глаза.
– Правильно, лучше, конечно, на ты. Разумеется, могу. Только все‑таки лучше не здесь. В метро, знаешь ли, возникают подсознательные страхи. Люди вообще побаиваются спускаться под землю. Здесь все враждебно человеку, своды тоннелей давят на подсознание. А если эта среда – не враждебная, то уж, во всяком случае, это не родной ландшафт.
Стас жестикулировал, поясняя свои идеи, а девушка кивала – да‑да, конечно, именно так. Примерно такие реплики она и вставляла в его довольно длинную речь. За это время они прошли коридор и оказались на «Площади Восстания» – едва ли не самой шикарной станции питерского метро.
– И поэтому здесь отвратительная энергетика почти всегда. Кстати, а тебе куда? – Стас прервал свои пространные размышления.
– Да меня одна подруга в Колпино приглашала. У меня же отпуск, вот я и подумала – а почему бы не поехать?
– А… а мне вот надо было домой. Вообще‑то, Исгерд позвонить должна, да что‑то нет звонка, я даже волнуюсь, – откровенно соврал он.
– Да я думаю, с ней все в порядке, – проговорила брюнетка. – А что у нее за странное имя – Исгерд? Похоже на какие‑то скандинавские мифы.
– Не просто похоже, а прямо оттуда, – улыбнулся Стас. – Она же из ролевиков. Из тех самых, которые воюют на деревянных мечах, читают Толкиена, а еще иногда воображают себя великими магами. Только одно дело магом себя считать, а совсем другое – им быть. И потом – это ее ник‑нейм.
– А‑а, – разочарованно протянула Танечка, хотя и без того отлично знала, что Исгерд – это ник‑нейм. И тут же она задала вопрос, который вертелся у нее на языке:
– А вы… ты смог бы меня научить восстановлению?
– Да запросто. – Стас пожал плечами. – Только не здесь, не в метро. Скажи, а тебе непременно надо сейчас ехать к подруге?
– Ну… вообще‑то, не обязательно, – раздумчиво проговорила Таня, в душе готовая прыгать от радости.
– Тогда предлагаю поехать куда‑нибудь… Ну, хотя бы, на пляж к «Прибалтийской». Далековато, конечно, но на Петропавловке слишком грязно. И купаться нельзя.
Таня сделала вид, что глубоко задумалась, потеребила пальцами подбородок.
– Ну, вообще‑то, купальник я взяла – на всякий случай. Можно и поехать.
– Тогда нам – обратно, на «Маяковскую».
Пока они направлялись к эскалатору, ехали вверх, прошли мимо мозаичного портрета Маяковского, Татьяна твердила себе: «Да он же ее нисколько не любит. Не любит!»
Она и подозревать не могла, что идущий рядом маг прекрасно слышит ее слишком «громкие» и слишком незащищенные мысли.
Путь до гостиницы «Прибалтийская», стоящей на самом берегу Финского залива, прошел почти незаметно. Стас спокойно и уверенно рассуждал о «третьем глазе», о контактах с Мировым Разумом и прочей ерунде, которая обыкновенно становилась достоянием «желтых газет». Потом перешел на кое‑что более серьезное, с таинственным видом произнося почти мистические фамилии – Блаватская, Кроули…
Этого оказалось достаточно: миловидная брюнетка развесила уши.
Теперь, когда они вышли из метро и ждали подходящего транспорта, она пыталась рассказывать сама – к примеру, о том, как попыталась наколдовать себе более приличную зарплату.
Технология оказалась простой донельзя – Стасу пришлось приложить немыслимые усилия, чтобы сдержать смех. Под конец он готов был включить невидимость, а то и уйти в Запределье – лишь бы вволю отсмеяться там.