Сфинкс смотрел на него внимательно и с некоторым презрением – как на муравья, бегущего по каким‑то своим мелким делам. Муравей может быть достойным объектом изучения, но вряд ли кто‑то станет ему сопереживать.
Ян был готов закричать, он сейчас был бы рад даже этому студенту‑вампиру. Но рядом не было никого.
Юноша чувствовал на себе взгляд чудовища, оно звало к себе. А в намерениях сфинкса сомневаться не приходилось – вряд ли чудовища даже станут задавать вопросы. Скорее, сотворят то же, что хотели сделать монстры в метро – прикоснувшись, они выпьют из него душу, превратят в ходячий полутруп. Впрочем, и такое вряд ли случится – тот вампир говорил о крокодилах в Неве. Может, и не врал. Так что чудовища наверняка сделают так, что он отправится прямиком в волны реки.
Еще через минуту Ян – совершенно против собственной воли – сделал шаг. Потом еще и еще.
Эти каменные сфинксы были гораздо сильнее тварей из метро. Еще бы – их опыт насчитывал тысячи лет, и он наверняка был всего лишь одним из многих обреченных.
Ян смотрел в приближающееся каменное лицо и видел – притом, не глазами, а как‑то еще – что громадная кошка с лицом фараона пробуждается. Он чувствовал ее темно‑багровый взгляд, сопротивляться которому не было сил. Во всяком случае, у человека.
«Подойди сюда, смертный… Иди… Иди», – звал сфинкс, и Ян послушно переставлял ноги, даже не в силах оглянуться в поисках возможной помощи.
Неоткуда было ждать этой помощи. Студент наверняка решил, что он – просто псих. Может быть, в этом мире все имеют такие клыки, и никому в голову не приходит, что их можно испугаться. Ведь если бы вампир хотел им позавтракать, он уже наверняка сделал бы это сразу и не стал бы беседовать с ним.
|
|
Мысль была здравой, но запоздалой. В любом случае, теперь можно было рассчитывать только на чудо.
Ян медленно, словно во сне, подходил все ближе и ближе к притягивающему его чудовищу. Вторая гигантская египетская кошка тоже начала пробуждаться при его приближении.
«Встань перед нами, смертный… Жизнь твоя измерена и взвешена, и быть тебе осужденным».
Ян слышал эти голоса в своей голове, но это была даже не телепатия – просто сфинксы каким‑то образом внушали ему собственные мысли.
Юноша почти механически повиновался, оказавшись теперь уже под двумя скрестившимися взглядами. Ему было невыносимо жарко – его как будто прожигали насквозь рентгеновскими лучами.
Он краем глаза видел, что внизу, почти у самого спуска к воде, ожили маленькие бронзовые грифончики, один из них зевнул, обнажив нешуточные зубы, и потянулся к будущей добыче. Но, видимо, сдвинуться с места он все же не мог; мелким хищникам оставалось пока что лишь разевать пасть. Но, видимо, так будет продолжаться недолго…
А потом перед глазами Яна замелькали совсем иные картины…
…Он находился в темной зале, освещенной лишь факелами. Вокруг толпились существа со звероподобными головами – кошачьими, собачьими, кабаньими, птичьими. Монстры молчали и переглядывались, и ничего хорошего в этих взглядах не было. Юноша рванулся, и тотчас же его схватили несколько рук. Он ощутил рядом смрадное дыхание животных.
Яну вспомнилась строчка из египетского папируса, вошедшая в учебники: «И страшно ему так, как страшно человеку подо львом…» Кстати, львиноголовые твари тоже были. Почему‑то некоторые из них не удовольствовались гривой и шерстью, их головы были прикрыты оранжево‑синими платками наподобие «арафатки».
|
|
Самое главное из чудовищ – существо с шакальей головой – подняло глаза на юношу. Перед ним был сам Анубис. «Пусть будет взвешен на весах справедливости…» – произнес он, и монстры хором загалдели: «Пусть будет взвешен и осужден…»
Яна куда‑то повели, его подталкивали руками и лапами, а впереди уже виднелся огромный монстр с крокодильей пастью, и это была сама смерть…
…Видение прервалось почти мгновенно. Ян смог поднять голову. Сфинксы все также смотрели на него, но теперь в их взгляде не было презрения пополам с ненавистью – скорее, появился некоторый интерес.
– Мяу! Мя‑ау! – донеслось еле слышно из под свитера, а вслед за этим появилась на свет и котеночья мордочка.
– Мя‑ау! – снова просительно произнес котенок.
«Смертный, он говорит, что ты спас его и дал ему пищу, хотя сам ты голоден. Верно ли это?»
– Так…. Вроде бы… – растерянно одними губами произнес Ян, но он мог вообще не говорить вслух – сфинксы прекрасно могли читать мысли.
«Нам это не было известно. Ты не будешь осужден… сегодня. Мы разрешаем удалиться. Береги жизнь этого слуги Богини и заботься о нем».
Ян стоял, все еще не понимая, что совершенно неожиданно получил свободу и возможность двигаться. Он поглядел вниз – грифончики находились на своем месте, точно так, как в том, прежнем Петербурге. Они были неподвижны и безмолвны.
Безмолвными сделались и сфинксы. Ян набрался храбрости и посмотрел в лицо, увенчанное короной Верхнего и Нижнего Египта. Нет, ничего особенно жуткого в этом бесстрастно‑неподвижном облике не было – сфинкс спокойно возлежал на камне.
|
|
Юноша бережно убрал котенка под свитер, повернулся и медленно зашагал в сторону моста. Бежать сил уже не было – на него вдруг накатилась волна внезапной слабости. И все же он двигался, шел по собственной воле! Шаг, еще один, еще… Безмолвные каменные чудовища остались позади. И, кажется, в ближайшем будущем особых опасностей не предвиделось. Хотя вампир говорил что‑то насчет Новой Голландии, но до тех мест надо было еще дойти.
Во всяком случае, если не считать легкой слабости и головокружения, мост он миновал вполне благополучно. Правда, насчет этой самой слабости у Яна были свои предположения. До «разговора» со сфинксами он отчего‑то не чувствовал голода, однако сейчас желудок, наконец, заявил о себе, а также о том, что время завтрака давным‑давно пришло… и ушло.
«Интересно, а магазины здесь есть? Если есть люди, то должны быть и магазины. А кража еды кражей считаться не может», – размышлял Ян, медленно бредя по безлюдному мосту. В конце концов, еду совсем не обязательно красть. Может быть, в магазине требуется грузчик. Или кто‑то на мелкую и ерундовую работу. Бомжи в его прежнем мире иногда так и устраивались.
«Но я‑то не бомж, – думал Ян. – У меня должен быть здесь дом. Я туда, между прочим, и иду».
Правда, мысли эти были какими‑то беспомощными и неуверенными.
Пройдя больше половины моста, юноша не выдержал и посмотрел назад. Сфинксы спокойно возлежали на своих постаментах на набережной, и теперь никакой угрозы от них не исходило. Скорее, они превратились в то, чем и должны быть – привычную деталь города, такую же, как корабли, стоящие на причале по другую сторону от моста. Собственно, корабли там и были – правда, ни одного современного теплохода Ян так и не заметил. Зато парусников оказалось довольно много. Непонятным образом в их число затесалось несколько колесных пароходов, какие юноша видел лишь в старых фильмах. Пароходы стояли у Английской набережной, и, судя по флагам, которые над ними развевались, это были иностранные суда, хотя Ян не мог понять, откуда именно они прибыли.
Но ничего мистического в них он не заметил.
Ян сошел с моста. Сейчас он был гораздо ближе к дому – по крайней мере, больше таких переходов быть не должно. Теперь он сожалел только об одном – о том, что не расспросил этого странного парня, которого звали Олегом, о том, что опасного может оказаться около Новой Голландии.
Глава 17
Бунт на корабле
Утро начиналось, как обычно. Правда, Андрей чувствовал себя не слишком хорошо – но он списал это на давление. В пятнадцать лет у него было довольно серьезное сотрясение мозга, и с тех пор он неважно себя чувствовал в жару, а также и зимой, когда случаются мороз и солнце – день отвратный.
Впрочем, виной всему могли быть не давление и духота, а безденежье. Это только так говорится господами богатеями, что есть, мол, вещи, которые невозможно купить за деньги. Есть, конечно, на свете такие вещи – вот только без нескольких тысяч в кармане о них думать не приходится. Уж так мерзко устроено здешнее общество. Прежде, вроде бы, было немного иначе, только прежних времен Андрей не застал. А теперь ему приходилось крутиться, сочиняя рекламные тексты – и в последние месяцы почти задаром.
Иногда в рекламном отделе появлялся собственной персоной Андрей Александрович – шеф фирмы. Он всегда оставался доволен работой Андрея, говорил иногда «большое человеческое спасибо», а иногда – «большое человеческое извините», и все с это – с хитроватой улыбочкой. Однако на вопрос, когда же будет погашен долг по зарплате, Андрей Александрович молчал, как партизан на допросе. Впрочем, и вопрос‑то этот задать порой стеснялись – из всех признаков западного общества, о которых немало в свое время говорилось по телеящику, в России лучше всего почему‑то усвоили именно этот: «Не спрашивай о зарплате и о том, кто сколько получает». И – не спрашивали.
Самым неприятным признаком было то, что люди потихоньку уходили из постепенно дающей крен фирмы. Но Андрей не спешил уходить: он надеялся, что задолженность погасят, а работа в рекламном отделе давала некоторое количество свободного компьютерного времени. Собственно, в последнее время он работал не дизайнером, а рекламщиком – так уж получилось, что дизайнеров в городе было довольно много, зато людей с врожденным чувством языка не хватало всегда. Первая рекламная статья Андрея пошла на ура, и после этого он стал штатным составителем статей и речей.
Потолкавшись в метро, Андрей вышел на нужной станции. Он посмотрел на часы – было без пяти девять, а это означало, что можно особенно не торопиться. Андрей посмотрел на свеженаклеенную газету на стенде, но подходить и вчитываться не стал – в последнее время не было более верного способа испортить себе настроение на весь день, чем читать газеты. Вместо этого он не спеша двинулся в сторону, где его фирма, торговавшая медицинской техникой, снимала просторное помещение.
И тут Андрей понял, что спешить, вообще‑то говоря, он и не может. Совершенно неожиданно заныли суставы, причем так, что ему захотелось немедленно отправиться домой и лечь под одеяло. Кажется, он где‑то подхватил грипп, причем в самый разгар лета.
Ничего удивительного в этом не было – сестра Андрея как‑то заполучила летом тяжелейшую ангину, причем случилось это во время ее поездки на юг.
И надо было бы идти домой, но Андрей упорно поплелся на работу. Сегодня, вроде бы, должны были прийти какие‑то деньги, и он надеялся, что выдадут хотя бы часть зарплаты. Хотя подсознательно он понимал, что эти ожидания напрасны.
Отдел был уже почти в сборе. Андрей с неудовольствием посмотрел на Катю‑дизайнершу. Девушка была вполне нормальной, но был у нее один большой недостаток – Катя не могла жить без музыки, причем не какой‑нибудь, а самой отвратительной «колбасерской» попсы. Если бы ей это просто нравилось – было бы полбеды. Но она совершенно серьезно полагала, что всё это должно нравиться и остальным, поэтому наушники казались ей необязательной деталью.
По радио гоняли Киркорова и каких‑то писклявых девочек‑малолеток, которых выставили для очередного провала на «Евровидении» и усиленно раскручивали перед конкурсом. Андрей конкурсом не интересовался, да и вообще терпеть не мог попсы, но сейчас слушать всю эту гадость было просто невыносимо.
Он включил комп, открыл текст рекламной статьи – и понял, что сегодня ее не допишет. Правда, и потребуют ее, скорее всего, к среде, но он хотел успеть именно сегодня – так, чтобы уже с обеда приступить к совершенно иному тексту.
Андрей работал над «Конаном».
Был когда‑то такой писатель Говард, который сочинил сагу о могучем воителе‑варваре, ненавистнике и истребителе всех встречных магов (разумеется, очень отрицательных персонажей). А потом коллеги сочинили продолжение. Тираж разошелся, да так успешно, что читатели начали просить добавки. И добавка последовала. Говорят, в Штатах до сих пор выходит несколько томов. Есть Конаны и во Франции, и даже в Чехии.
А в России великий воин оказался еще более популярным. И начинающие писатели увлеченно продолжали то, что сами же порой называли «кониной», надеясь получить признание и некоторый очень даже необходимый гонорар.
Во всяком случае, именно воитель‑варвар помог Андрею до сих пор не умереть от голода. Впрочем, все остальные в отделе тоже старались подхалтурить, как придется. Та же Люда обрабатывала какие‑то фотографии для сайтов совсем не медицинской тематики, и даже начальник отдела, Павел Георгиевич (его комп стоял чуть в стороне, и входящему совершенно не было видно, чем он занят), готовил рефераты для ленивых студентов с платных отделений. Но никто не работал так увлеченно, как Андрей, который уже видел в своих мечтах, как торжественно, но скромно вручит первый экземпляр только‑только вышедшего «Конана» Юле – разумеется, с автографом. Это непременно должно было случиться, но только осенью.
А пока надо было работать и работать. Но сейчас Андрей не смог написать ни строчки. Он тупо смотрел в экран.
Тем временем эстрадные малолетки сменились рекламой. Какая‑то дамочка, якобы очень сексуально вздыхая и постанывая, рекламировала новое средство для мытья ванн, причем с таким восторгом, будто до нынешнего времени ванны никто и ничем не мыл. Потом настал черед гороскопа. Андрей поневоле вслушался: ему наобещали конфликты с начальством, скорые перемены в жизни и посоветовали быть решительнее.
Под зазвучавшую снова попсу – на сей раз все это сопровождалось барабанами, и каждый удар иглой вонзался в мозг – Андрей попробовал начать работать над новой главой. Но уже первые строки выглядели криво и косо, через пару минут он «убил» абзац, в котором говорилось о море в ясную погоду.
И тут же случилось то, чего прежде с интеллигентным и покладистым Андреем не происходило. Он молча встал, подошел к приемнику и щелкнул выключателем. Попсовая радиостанция наконец заткнулась.
– А… как?.. – Катя оторвалась от своего компа и непонимающе хлопая глазками, уставилась на нарушителя собственного спокойствия. Сейчас она была готова и на скандал, и на истерику.
– А так, – проговорил Андрей. – Плеер надо с собой носить! С наушниками!
Остальные молчали – видимо, не только одного Андрея достала попса, но спорить с Катенькой, которая казалась воплощением здоровья и счастливого образа жизни, никто не решался – то ли из‑за все той же врожденной интеллигентности, то ли из‑за того, что Андрея здесь считали хорошим парнем, но недостаточно своим.
– Да как так можно! – разумеется, музыкальная пауза была недолгой. – Да вам всякие похоронные марши милее! – заорала девица, подскочив к приемнику.
– И правда, милее, – задумчиво сказал Андрей, вспомнив, что «похоронным маршем» называлось у нее все, что не входило в понятие «попсы‑колбасы».
– Как будто никогда сам на дискотеки не ходил! – обиженным голосом сказала Катенька, отправляясь на свое рабочее место. И была права – Андрей и в самом деле танцевал в последний раз на школьном выпускном балу. Просто он не особенно любил все это натужно‑групповое веселье, оно вызывало брезгливость и зевоту.
Больше Андрей не стал вырубать поганую радиостанцию – просто подниматься еще раз было выше его сил. И вовремя – сквозь отвратительную мелодию – расслышал шаги по коридору и нажал «Alt‑Tab» на своем компе. Текст его будущего «Конана» сменился на полуготовую рекламную статью.
В дверях появился самолично Андрей Александрович Маслов – глава тонущей фирмы, тот самый человек, о котором Андрею иногда приходилось слагать настоящие оды в красочном журнале, который с каждым номером все больше и больше напоминал незабвенный журнал «Корея». Вот только вместо Отца‑Полководца и Любимого Руководителя там красовался Андрей Александрович – иногда один, иногда – с супругой, то на банкете, то во время приема иностранных бизнесменов, а чаще всего – около оборудования, которым торговала фирма. Руководил, так сказать, на месте…
– Добрый день! – поздоровался он с окружающими, с неудовольствием поморщился, увидев на компе у Кати какую‑то левую заставку, но ничего не сказал.
– Что‑то вы неважно выглядите сегодня, – обратился он к Андрею. – Вам бы отдохнуть. Когда у вас отпуск?
– Через неделю, – мрачно проговорил рекламщик.
– Ну вот, и отправляйтесь на юг. Вон, Катенька какая загорелая…
Это было правдой – при чрезвычайно денежном бойфренде Катенька отлично отдохнула в Хорватии, так что задолженность по зарплате ее касалась не особенно сильно. Правда, и она любила пожаловаться на скудный заработок, но все знали, что эта девушка станет вскорости домохозяйкой на содержании мужа‑скоробогача. И при этом – что характерно – здоровались с ней без тени омерзения.
– Да я бы с большой радостью, – проговорил Андрей. Шеф ждал, что он добавит что‑нибудь вроде: «Да вот дела не отпускают…» Но сейчас на Андрея накатил приступ совершенно непонятно откуда взявшейся агрессии – наверное, болезнь взяла свое. Он повернулся к шефу и, едва сдерживаясь, произнес:
– Да вот деньжат что‑то маловато… Еще за апрель задолженность осталась. А вы говорите – юг! Когда будет‑то?
Шеф слегка опешил от такой наглости, но он все еще полагал, что это не бунт на корабле, а нечто менее значимое – так, небольшой выплеск энергии.
– Но вы же знаете, Андрей, в самое ближайшее время будет очередной приход. Иркутск с нами расплатится, и тогда…
– И куда же это вы миллиончик денете? Я что, не знаю, куда пошли майские приходы? Что, не я поздравительные тексты писал – за них, кстати, тоже не заплатили! Свадьбу своему сынку устраивали! – вне себя от злости сказал Андрей. Он поднялся со своего кресла и теперь в упор смотрел на шефа. – «Съезжалися к ЗАГСу трамваи, там красная свадьба была!» Что‑то не так?! Почему вы себе такое позволяете? Вы тратитесь на прически для своей жены, а мы не получаем своих законных грошей? Да почему, в конце‑то концов, все государство, как нам говорят, лопается от нефтедолларов, а нормальные люди еле сводят концы с концами?!
У Андрея отчего‑то резко заболели глаза, ему стало душно. И в этот момент само собой с резким стуком открылось окно, в помещение ворвался свежий воздух с улицы.
– Замолчите! Как вы можете такое говорить! Ведь вы же знаете! – быстрым речитативом произнес шеф, и Андрей понял, что он с сегодняшнего дня здесь не работает. Более того, долги ему постараются так и не отдать. И это – как минимум.
«А и плевать!» – подумал Андрей, тотчас же поняв, что больше всего мечтает сейчас плюнуть в лоснящуюся и самодовольную рожу, которую почти три года, порой, сгорая от стыда, воспевал в «северокорейских» статьях.
Но выполнить свое желание ему было не суждено. Лицо шефа на сей раз было спасено самым неожиданным образом.
За спиной Андрея Александровича распахнулась дверь, и в помещение вошли двое коротко стриженых молодых людей довольно криминальной наружности. Было в этих квадратных типах, похожих друг на друга, как родные братья, нечто волчье – то ли в гипнотизирующих цепких глазах, то ли в обветренных лицах.
Один из них дружески положил огромную лапищу на плечо шефа.
– Мы тут, типа, по другому делу, но вот послушали – а ведь правильно чувак базарит…
– А… – обернулся Андрей Александрович. – А вы кто?
– Да так, одна маленькая охранная фирмочка. Дела у нас тут.
Второй в это время вытащил из кармана кожаной куртки «мобилу».
– Хельга, все нормально. Агрессивный, как ты и предсказала. Первичные проявления – налицо… Чё? Кто – костоломы? Да пальцем его не тронем, обещаю! Просто беда с этой «Астрой» – и то им не так, и это – не этак, – последнюю фразу он проговорил, аккуратно убирая «мобилу» в карман. – Слышишь, костоломами нас обозвали… – кивнул тип своему напарнику и подошел к рабочему месту, за которым размещался Андрей. – Значит так, парень, мы к тебе, – обратился тип к бунтовщику, в то время как другой, что‑то бубня вполголоса, осторожно отвел в сторонку шефа, причем с виду казалось, что Андрей Александрович семенит за ним по собственному желанию.
Все, кто видел эту сцену, застыли в молчании, желающих возражать почему‑то не находилось.
– Ко мне? – Андрей медленно опустился в кресло, приступ агрессивности прошел, сейчас все его тело одолевала отвратительная слабость.
– Именно – к тебе, – серьезно сказал квадратный тип. – Думаешь, этот, – он показал рукой на бледного Андрея Александровича, – тебя теперь в покое оставит? Хрена с два! А думаешь, ты сейчас просто приболел?
– Ну‑у… – протянул Андрей.
– Баранки гну, – ухмыльнулся тип. – Где вчера вечером был, помнишь? А хрустальный шар – помнишь? Вот и прикинь!
– Ладно, пускай ему по дороге Хельга все объяснит, – обратился к квадратному его напарник. И – по крайней мере, для Андрея (остальные этого не поняли) – этим себя выдал. Настоящий «браток» вряд ли станет так мешать блатные слова с самыми нормальными. «А значит, они могут быть кем угодно…» – подумал Андрей в тихой панике.
– И зачем я вам?
– Сказано же – все объяснят. Не бойся, пацан, никто тебя убивать не станет. Пошли. А вот этот козел тебе еще и проценты выплатит – за задолженность. И остальным – тоже. Сегодня же, понятно?! – он посмотрел на перепуганного Андрея Александровича.
– Подождите, – пробормотал Андрей. – Мне надо переписать… Там – книга. Рукопись, – он ткнул рукой в монитор.
– Понятно. Серый, забери жесткий диск с его компа. Передадим позже, – непререкаемым тоном заявил квадратный. – А ты сейчас иди с нами.
Андрей поднялся на совершенно негнущихся ногах и вышел, сопровождаемый квадратным. Сейчас он был совершенно растерян и готов ко всему. Впрочем, это было не совсем так – он никогда не подумал бы, что спутницей бандитов, поджидавшей в машине, окажется девушка самого аристократического вида, по сравнению с которой супруга Андрея Александровича, участница городских «элитных» клубов и тусовок – просто холопка, выбившаяся из грязи в князи.
– Живой? – участливо спросила девушка, глядя на Андрея. – Если вы хоть что‑нибудь с ним сделали, Виктор Семенович вас…
– Да ничего мы с ним не сделали, – ухмыльнулся Серый. – Мы же с понятием, не как‑нибудь…
– А с его начальничком надо бы разобраться по‑хорошему. Да он и так, кажись, лужу напрудил… – под гневным взглядом дамы второй квадратный тип тут же заткнулся.
– Ни манер, ни обхождения, – вздохнула она. – И кто вас только в О.С.Б. набирал?
– Меня? Лично вы, благородная леди, – хмыкнул Серый. – Как сейчас помню…
– Ошибка молодости, – отрезала она, после чего повернулась к Андрею. – Вам не следует беспокоиться, молодой человек. Совершенно не следует, вреда вам никто не причинит.
Андрей неожиданно почувствовал, что силы оставляют его. Девушка со странным именем Хельга объясняла ему что‑то, а оба «братка» стояли рядом и косились на Андрея довольно дружелюбно.
– Да он сейчас упадет, – проговорил Серый. – Давай его в машину – и вперед с ветерком.
Так они и поступили, но к этому времени Андрей все‑таки успел потерять сознание.
Глава 18
Зов Запределья
Оля очнулась среди ночи. Она открыла глаза, осмотрелась. Это была ее комната. Значит, она уже дома? Но каким образом она сюда попала? И что с ней случилось?
Очень хотелось пить. Девушка выскользнула из‑под одеяла, нащупала лежащую рядом, на стуле, одежду. Все вещи были аккуратно сложены.
Стоп, но она их не складывала. А добиться такого от сестры было принципиально невозможно.
Девушка накинула кофту, одела джинсы. Каждое движение давалось ей с трудом. Почему‑то очень сильно кружилась голова, а по всему телу разлилась отвратительная слабость.
Она протянула руку к шее. Хрустальная капелька по‑прежнему висела на цепочке, ничего с ней не случилось.
Девушка осторожно, держась за стены, вышла в коридор.
Из комнаты сестры не доносилось ни звука, что было очень подозрительно – обычно магнитофон у Верки врубается на всю ночь. Ей, видите ли, просто так не заснуть. И хоть бы слушала что‑нибудь приличное – так ведь нет! Разные рэперы – это в лучшем случае. Даже Земфира казалась сестре занудной и заумной.
В окно кухни просвечивал тонкий серп рождающейся луны, зависшей над их двором‑колодцем. Почему‑то эта картина – такая знакомая и привычная – неожиданно встревожила девушку. Она решила, что подходить к окну не надо. Ни к чему.
Оля набрала воды из‑под крана, жадно прильнула губами к стакану.
Почему‑то ее руки мелко дрожали. К тому же, здесь было ужасно холодно – настолько, что она пожалела о том, что не завернулась в одеяло.
Она отставила в сторону пустой стакан. Теперь надо было добраться до своей комнаты.
В прихожей у Ольги сильно закружилась голова. Она ухватилась за стену перед стоящим зеркалом. Что‑то блеснуло, и только теперь девушка поняла, что в зеркале отсутствует ее отражение. Она глухо вскрикнула и стала оседать на пол, озираясь вокруг. Это была не ее прихожая! Все вещи поменяли положение, стоявшая неподалеку ширмочка оказалась расписанной какими‑то черными полосами, которые сейчас медленно складывались в нечеловеческое лицо.
Ольга вдруг вспомнила все – свое возвращение домой, встречу с непонятной парой, преследовавшей ее… Она снова закричала, рванулась к своей комнате… и кошмар тут же закончился.
В прихожей загорелся свет, а из комнаты сестры выскочила девица в черном, – та самая, которую Оля видела перед тем, как потеряла сознание. Оля хотела спросить, что она тут делает, в ее квартире – и не смогла.
Девица проворно подскочила к Оле, подняла ее, что‑то крикнула своему приятелю, который, оказывается, тоже был здесь.
Пришла в себя Ольга только минут через десять, лежа в постели.
Она слышала, как парень с застывшим взглядом что‑то выговаривает своей подруге.
– …Ты – думала?! Да у нее же сейчас самый опасный период! Ее нельзя оставлять одну!
– А сам‑то что? Был бы тебе от твоего разлюбезного Виктора Семеновича такой разнос!
– А ты Виктора Семеновича всуе лучше не поминай! – серьезно сказал парень. – Ольга, ты меня сейчас слышишь? – обратился он к девушке.
Та хрипло произнесла:
– Да… А где Верка?
– А сестру твою мы отправили в клуб на всю ночь. Мешала она очень! – вступила в разговор девица. – До чего душная!
– Завтра же сделаем ей путевку – и пускай проваливает недели на две куда‑нибудь на Золотое Кольцо. А вообще она считает нас какими‑то дальними родственниками – ужасно богатыми. Вот и пускай… – ухмыльнулся парень.
– А деньги? – Оля, даже находясь почти в бессознательном состоянии, не утратила некоторой доли здравого смысла.
– Об этом не беспокойся. Фирма все оплатит, – заявил парень. – Да я бы и сам заплатил, чтоб твоей сестрицы подольше не слышать.
– Да вы… вы кто такие? – наконец‑то задала Оля главный вопрос. И получила уклончивый ответ:
– Говорю же – друзья. Узнаешь обо всем в свое время. В общем так, Ольга Савченко – ты случайно получила одну опасную вещь. Вот этот кулончик, который у тебя на шее, – парень слегка улыбнулся.
– Случайностей на свете нет, – возразила его подруга.
– Не суть важно, – парировал парень.
– А если его снять… – Оле страшно не хотелось расставаться с прекрасной вещицей, но в душе она понимала, что действительно получила кулон случайно, что он ей не принадлежит. К тому же, видимо, ей не врали, вещь и в самом деле была для нее опасной. Вот только чем?
– Ничего хорошего не получится, – заявила чернявая девица. – Вот тогда ты просто помрешь. А с этой штукой – можешь выжить, если дергаться не станешь. Ну, и если мы будем под рукой. У тебя сейчас идет процесс адаптации, – голос ее стал вполне серьезным, как у школьного препода, объясняющего в десятый раз прописные истины нерадивым ученикам.
– Адаптации к чему? И как вас зовут, кто вы, все‑таки? – несмотря на болезнь и слабость, в Оле просыпалось любопытство. – И потом – я в зеркале отражаюсь?
– Да отражаешься, конечно, – успокоил ее парень. – С этим‑то все в порядке.
– Просто ты была не совсем в этой комнате. На грани, – произнесла девица, чем нисколько Олю не успокоила. – А зовут нас – Настя и Эдуард. Для друзей – просто Эд. Что же до того, кто мы такие… – она задумалась.
– Ей все равно предстоит все узнать, – мягко проговорил парень.
– Вот только в таком состоянии ее сейчас и прогружать, – хмыкнула девица.
– А при чем тут состояние? Она же будет мучиться от любопытства, и станет только хуже. И вообще… Неудовлетворенное любопытство – штука поопаснее любой болезни. Вот была у меня соседка, рыжая такая – не помню сейчас, как ее звали – то ли Эльвира, то ли Элеонора. И вздумала она в лохотрон на улице сыграть. Любопытно ей, видите ли, стало – а вдруг разбогатеет. Ну и промотала все денежки, конечно. А на этой почве крышечка у нее взяла да и поехала. В общем, вообразила она себя вампиршей, которая должна охотиться исключительно на лохотронщиков… – Эд замолчал.
– И что с ней стало? – спросила Оля.
– Да ничего особенного, – Эд грустно улыбнулся. – В Скворцова‑Степанова сидит, на врачей зубы скалит. Несколько лохотронщиков тоже в больницу отправились – только в другую. А соседка сидеть теперь долго будет… Не по моей части ее болезнь.