Наше учение Секоризма – это мудрость Вселенной! – выкрикивал Рулон. – Нас мало, как нервных клеток в человеке! Мы – головной мозг человечества, и поэтому мы не можем размножаться, и поэтому мы отличны от всех мышей!
Энергия поднялась. Все были возбуждены и чувствовали себя спасителями человечества.
Только мудрые горы и бурлящая река, пережившие сотни, а может, и тысячи поколений людей, величественно молчали, наблюдая, как Мудрец воодушевляет слепых, еще спящих котят, даже не видящих, куда они идут, врата какого мира открывает перед ними Мудрец.
– Вот она – суть тантры! – громогласно декламировал Рулон, поднимая руки вверх, когда говорил о величественном, и опуская вниз, сжимая в кулаки, когда говорил о том, с чем предстоит бороться. – Творить не себе подобных, не пушечное мясо, а пробуждать нервные клетки человечества, творить просветленных людей!
– Наше Учение спасает людей от деградации, – лицо Рулона порозовело от быстрой ходьбы и высокоэмоциональной речи. Если бы на Земле не было горстки умных людей, то человечество превратилось бы в стадо дикарей. Природа сотворила человека с запасом, но давать этот запас человеку еще рано! Только через миллионы лет! А сейчас только горстке людей – нам! А когда планета перейдет на духовный уровень, вот тогда и понадобится эта тонкая духовная энергия, которую мы должны развивать в верхних центрах. Размышлять, философствовать об истине, а не плодиться, пло-о-ди-иться-я, пло-о-ди-иться-я, – как эхо прогремел Рулон с плавным переходом к тишине, чтобы мы еще глубже смогли пережить и осознать с одной стороны свое величие, а с другой глобальную программу оплодотворения человечества для производства пушечного мяса.
|
|
Нервные клетки, как в человеке, так и в человечестве, не размножаются, а проживают от рождения до смерти. Они же и не восстанавливаются, поэтому пробуждайтесь, пока я жив!
Наш эгрегор сравним с нейронами в огромном земном организме. За счет нас Знание передается людям и не дает им деградировать.
Но это все было потом. Это были ответы на вопросы, типа: а зачем спасать пушечное мясо? Зачем их лечить? Наверно, для того, чтобы поголовье мышей все-таки сохранялось, ведь кому-то нужно будет жить через миллионы лет на духовной планете Земля.
* * *
Прибежала медсестра Валечка, вертя жопой, косилась глазками на заезжего доктора. Встав в дверном проеме и разглядывая колоритную фигуру Лехи, она стеснялась пройти в кабинет. Из глубокого разреза ее легкого халатика, застегнутого всего на две пуговицы, была видна налитая грудь молодухи, еще не обремененной детьми и всякой прочей хуйней.
– Мне не найти дежурного врача, а там в реанимации у нас дед помирает, так родственники врача требуют. А где его искать? Сегодня выходной, начальства в поселке нет, наверное, он к кому-то пошел, – как-то заискивающе стала канючить Валя.
– А нам похуй! Правда, студент? Это твоя больница, твои жмурики, а на кой хер мы будем встревать? Я только с одной ЭЛКЭКАшки прибыл. Знаешь что такое ЛКК? Нет? Ну да, тебе лучше не знать. Это врачебно консультационная комиссия, где пытаются на доктора повесить такую пиздюлину, чтобы он больше никогда никого не захотел лечить. Ясно? А поебаться не хочешь? Вишь, студент молодой – пахнет водой, ты бы его поучила, как тут у вас в деревне-то ебутся, небось, только на сеновале? Га-га-га!!! – заржал Леха.
|
|
– Ну, что Вы, право, Алексей Викторыч, я же на работе. Да и мужик помирает там у нас в отделении, родичи канючат. Пойд-е-емте посмотрим.
– Вот заладила-то, а у самой глазки-то заблестели. Так вот что, студент, ты где ночуешь? Сегодня можешь здесь, вишь, какая смена работает? Ну да ладно, пошли на твоего жмурика. Еб твою мать. Пусть твой главный платит мне за работу в выходные дни. Пидор вонючий, не может справиться с пятью врачами. Блядь, болеть-то в вашей деревне-то опасно, – заокал Леха на какой–то волжский или вологодский манер.
По обшарпаной лестнице мы спустились в вонючее терапевтическое отделение, где в основном лежали старики да всякие парализованные, срущие под себя и провонявшие на все отделение. Левая часть отделения была отгорожена перегородкой. Там были реанимационные палаты. Вот сюда-то и угодил старик с третьим инфарктом.
Его губы посинели. Он был без сознания. Ему было все похуй. Он уже ехал на своем новом поезде на тот свет, откуда дорога назад, заказана. Хотя существуют на земле самородки, вернувшиеся оттуда, но я их еще пока не видел.
Леха спокойно подошел к старцу и взял его запястье в свою руку, определяя пульс. Я подошел с другой стороны, с той, где стояла капельница. Валюха семенила сзади.
– Вот видите, я Вам доктора привела – это очень хороший доктор из города.
– Ну, чо, дочур? – как-то странно обратился Викторыч к родственнице покойного. – Сколь лет-то деду?
– Да девяносто восемь.
– И чего ты хочешь? У деда праздник, он уже отмучился, а вы тут его капельницами. Ты вот счастлива?
|
|
– Ну, как сказать…
– Да вот так и говори, что нет. А дед-то уже счастлив. Сделай ему кордиамин внутривенно, – сказал Викторович Валентине уже другим тоном. – Хочешь, студент воскресит мертвого, как Христос? – вновь обратился Алексей к женщине в застиранном белом халате.
– Ой, нет, что вы! Этого нельзя делать…
– Ну, тогда мы пошли. Студент, за мной! – утрируя, Леха стал подниматься и направился к выходу.
– Нет, что вы, спасите его!
– Зачем? – спокойно спросил Леха.
– Ну, я не знаю! Что люди скажут? – женщина потеряла точку сборки или точку зрения и не знала, что делать и что говорить.
– Давай, читай свое заклинание, – шепотом сказал мне доктор, только не очень громко.
– НАМО СОТИДАНАНДАНА ПАРАМ АНАНДА СВАСТИ! – загробным голосом запел я, воздев руки кверху.
Валя почему-то сразу пошла к голове старика, и все мы увидели, как ее лицо из красивого лица молодой девушки стало сморщиваться, превращаясь в лицо старого человека.
– Что вы хотите? – старческим голосом, шепеляво произнесла Валентина.
Видимо, у нее открылись медиумические способности, через нее стал говорить дед.
– Я уже разговариваю с ангелами и мне так хорошо, зачем вы меня приковываете опять к моему телу? – шамкала Валентина. – Я не хочу, – как маленький шепелявый ребенок, говорила молодая девушка под воздействием транса. – Пошла домой, дура! – посмотрела строго Валентина на родственницу деда.
Та, как будто перед ней был живой дед, сказала, что сделает так, как он скажет. Повернулась и медленно пошла из палаты смертников, как ее называли в больнице.
– Дед, а чо ты жить-то не хочешь? – стал доебываться Леха.
– Здесь спокойно. Делать ничего не надо. Ангелы летают. Красиво.
– А мы вот тебя спасать пришли. Оживлять из мертвых. Хочешь?
– Лиходеи! Паскуды! На хера вы вообще нужны? Здесь хорошо, а чо хорошего там, где вы? То работа, то болезни, то этих выродков корми, то денежная реформа… А тут нет денег, кормить никого не надо-о! Так хорошо-о-о. Не трогайте меня-я-я!
– Ну, вот и разобрались. А чо, Валька-то так и будет говорить дальше?
– Н-не-е знаю! – и подняв руки вверх, я с благоговением вновь пропел великую мантру эгрегора Шамбалы. – НАМО СОТИДАНАНДАНА ПАРАМ АНАНДА СВАСТИ! – волна неземной благодати заполнила палату.
Мои руки скрестились на груди, а тело совершило поклон. Я был так счастлив. Это необыкновенное переживание длилось несколько минут. Кроме уже мертвого деда, все пребывали в кайфе слияния с Божественным.
Валя медленно опустилась на стул, где стоял лоток со шприцами, раздавив, что-то своей попкой, но так и осталась сидеть в блаженстве.
Постепенно Благодать рассеялась, мы с Лехой поднялись. Он подошел к Валентине и ущипнул ее за сосок левой груди. Она встрепенулась, очнувшись от транса, но Лехину руку не отвела.
Мы пошли к себе на третий этаж смотреть телек и обсуждать случившееся. Но по дороге нам встретилась санитарка из приемного покоя, пожилая баба Дуся, лет шестьдесят проработавшая в этом убогом заведении и ставшая ветераном здравоохранения.
– Алексей Викторович, в соседнем районе авария, перевернулся автобус. Много жертв, Вас срочно вызывают.
– А, нахуя? – медленно с расстановкой произнес Леха и пошел собираться, чтобы спасать пушечное мясо для духов.
МОЛОДЕЦ СРЕДИ ОВЕЦ
– Ты уже подключил к Божественой Силе свою ученицу? – спросил Рулон, не в первый раз задавая вопрос, который ставил меня в неудобное положение.
– Как я могу это сделать? То у меня желания нет, то условия не позволяют.
– Это все херня. Это отговорки. Просто какая-то внутреняя программа ослепляет тебя, мешает шире увидеть ситуацию. Если бы кот задумался над удобствами или над тем, что о нем подумает кошка или люди, которые наблюдают за его похождениями, вот бы весело было!
– Ну, а что же делать? Ведь кругом много народу, люди ходят. А спать приходится всем вместе.
– Сегодня удивительная ночь. Полнолуние. Самое время изменить восприятие и заменить старые программы на новые.
– А как?
– Проведи практику подключения к Божественной Силе в Святом месте. Недалеко от того места, где вы расположились, есть пещера Святого Алексия. Вот там и соединитесь с Духом Христианского Святого и с древними языческими традициями.
– Хорошо, я попробую.
Когда наступил вечер, я собрался исполнять волю Гуру. Пригласив Надежду на прогулку, я пошел с ней в горы.
На небе не было облаков. Высокое южное звездное небо темно-фиолетовым шатром раскинулось над нами. И только серебристый диск луны освещал пространство вокруг нас.
Воспоминания нахлынули.
Один за другим всплывали случаи роста сексуального опыта.
Когда-то все началось со студенческой общаги, где во время летней сессии мы оказались вдвоем с Леной-одногруппницей, вовсе некрасивой девчонкой, на которую никто не обращал внимания. В течение двух экзаменов мы готовились нормально, сдав их на четверки и пятерки. После чего напряжение уменьшилось и мы решили расслабиться, посчитав, что половина дела сделана и теперь стипендия будет в кармане.
Мы взяли бутылку недорогого вина и, приготовив быстро обед, отметили это мероприятие.
Очень быстро, после нервного напряжения, тормоза отключились, и если до этого мы не проявляли никакого интереса друг к другу, то тут вдруг появилось желание. Да не желание это, а гормон, который порождает желание. А гормон откуда? Да из образов, которые насоздавали себе в детстве с помощью родителей. Еб твою мать!
Наблюдая за собственным телом, увидел, что мы начали дышать в одном ритме. Когда-то изучал психологию, но я долго не мог понять, как же это нужно сонастроиться через дыхание. А тут произошло все естественно. А хуля думать. Потом только у Рулона я узнал, как действует гормон. Он-то и отключает мозги. А когда мозги отключены, то ты уже можешь сонастроиться с объектом своего внимания. Это может быть бомж, это может быть пещера, может быть великая идея спасения человечества. А здесь что? Ну, бабе потрахаться захотелось, и тебе тоже. Нет проблем. О чем думать? Это же массаж.
Далее заметил, что хочется телу занять определенное положение, и я сел на стул напротив Лены. Ее колени оказались между моими. Дыхание стало общим.
Интересно, кто же возьмет инициативу на себя? Ведь в состоянии транса, а именно это сейчас и случилось, один уже может управлять другим. Увидев пассивность Елены, я стал гладить ее по коленям, поднимаясь ладонями все выше по бедрам. Короткая юбка свободно понималась вместе с руками.
В груди учащенно забилось сердце. Ведь первый раз у меня появилась возможность оттрахать бабу, и никто не мешал. Но противная мысль о том, что нужно будет связать свою жизнь с этой не совсем красивой девчонкой, не давала мне покоя.
Сейчас трудно себе представить, насколько еретичной она была. Но внушенная матерью и большим количеством прочитанной романтической литературы программа работала вовсю.
Потом, когда стал заниматься у Рулона, узнал, что обычно такая программа навязывается мамками в башки дочерям, а сыновьям матери, наоборот, говорят: «Не женись, еще погуляй. Смотри, охмурят тебя, женят на себе!»
У Лены глаза заблестели еще больше, дыхание стало, как у собаки, которая лежит на жарком солнце и не может отдышаться, тело затряслось. Ее руки сразу потянулись к моим оттопыренным штанам.
Как два заведенных кем-то механизма, мы стали активно ласкать друг друга. Лена пересела ко мне на колени верхом и мы уже целовались взасос. Постепенно слетели рубашка, блузка и штаны с юбкой. Мы остались в одних плавках, продолжая гладить, облизывать и целовать друг друга.
«А вдруг она еще целка? – мелькнула очередная еретическая мысль, – тогда точно придется жениться». Вино, удачно всосавшись в организм, сразу же успокоило так называемый «здравый смысл». Природа брала свое.
В то время не возникало мысли: «Могу ли я остановиться или проявиться как-нибудь по-другому?» Мною управлял механизм, которому я не был хозяином, и одновременно он открывал мне что-то новое.
Только позднее, и даже не в этом институте, а в школе Рулона, открылось знание о том, что человек – это многослойный пирог, состоящий из многих ограничений. Это как серия блоков, разделяющих один уровень влияния на человека от другого.
И первым уровнем влияния являются социальные ограничения. Это законы государства, рабочего коллектива, мамочки, семейки.
Второй уровень ограничений, – это ограничения природы, они связаны с животными инстинктами в человеке, с его подсознанием. Именно это сущностное проявление срывает с человека маску социальных блоков, фильтров и дает ему возможность стать более раскрепощенным, естественным, быть ближе к природному естеству.
Но и на этом уровне существуют ограничения. Они связаны с инстинктом продолжения рода.
И только когда, проявив силу воли, человек снимает с себя зависимость от природы, то он выходит на соподчинение с космосом, который властвует и природой и социальным миром. На что настраивается человек, что проводит через себя, тем сам и становится.
Но обо всем этом я узнал позже, а пока хер гудел, Лена тряслась. Ее лоно сочилось желанием так, что трусы промокли.
Сняв остатки одежды, мы взгромоздились на кровать. Эти чертовы студенческие кровати с прогибающимися до пола сетками, заставляли быть акробатом. Но Лена, несмотря на отсутствие большого опыта, быстро сообразила подложить под жопу подушку.
Раздвинув ее ноги, я взгромоздился на нее, и хер погрузился в неизведанную доселе глубину.
Тела сначала двигались вразнобой, но затем ритм снова выровнялся и возникла гармония.
Три или пять минут продолжалось это обретение первого сексуального опыта. После чего я почувствовал, как мощная струя спермы брызнула внутрь Елены, она сладостно застонала, стиснув меня своими ногами за спиной.
Через минуту кайфа стручок сморщился и вывалился из партнерши. Я сел, и пустота стала постепенно овладевать мною.
Внутренняя пустота, отсутствие удовлетворения и какая-то сонливость.
Через несколько лет, изучая тантру, пришло знание, что такие мужики, которые кончают, называются пачкунами. А состояние, которое возникло после этого кратковременного кайфа – это состояние потери энергии. Это плата природе за пятиминутное удовольствие. Именно за эти удовольствия человек платит своей жизнью. Каждый раз во время сексуального контакта, кончая, он подпитывает природу. Поэтому он не может стать царем природы и сам становится зависимым от нее, Великий раб.
Но молодость давала знать свое. Выпив еще по стаканчику красненького, мы вновь стали ласкать друг друга.
Наступил вечер. Вместо света мы зажгли свечу. Занавесок на окнах не было. Только четыре койки, одна из них с постелью, остальные с голыми сетками.
Лена дрочила хер, поднимая его. Когда он вздулся, она повернулась задом и начала тереться о ствол. Взяв ее за шею левой рукой, я согнул ее тело, поставив коленями на край кровати, и вновь вогнал гудящий, желающий проткнуть насквозь, до самой макушки хер в зияющую кунку Елены.
В этот раз движения были более активны. Вновь хотелось испытать эти минуты экстаза. Как будто собаке привязали кусок мяса перед ее мордой так, чтобы она не могла достать, Так и это желание испытать оргазм стало постепенно овладевать мною. Многие годы потом потребуются, чтобы начать разрушать это плотское желание и стремиться испытать оргазм уже с Божественной Силой.
Несколько раз Лена ударилась головой о стенку, но промолчала. Мои руки царапали ее спину, затем хватали ее за талию, насаживая на стержень, засаживая все глубже и глубже. Желания кончать не было. Жесткость, злость, ярость, идущая из животного начала, давала силу. Но человеческое говорило: «Нужно обязательно кончить. Я в первый раз уже поставил две палки. Потом друзьям рассказывать буду, похваляться».
Через многие годы открылось то большое количество ошибок, совершенных в молодости. Они отняли неимоверно огромный кусок свободы и энергии. И для того, чтобы все это восполнить, нужно под руководством мудрого Учителя постоянно совершать практики пересмотра, наблюдая за своими сегодняшними реакциями, то поднимающими тебя на вершину иллюзорной славы, то опускающими тебя в бездну столько же придуманных страданий, зарождение которых происходило в молодости, да происходит и сейчас, когда включается оценка.
Как-то Учителю задали вопрос:
– Если человек монашество принимает, у него что, полностью выключается воображение?
– Нет, должно быть сознательное усилие, постоянное. Необходимо просто перестать воображать себя. Потому что человек постоянно о себе что-то воображает, вместо того, чтобы просто ощущать себя.
– Воображение и оценка – это одно и то же?
– Сначала возникает воображение, – ответил Рулон, – затем оценка воображения. Оценка – это нечто другое, но тоже иллюзорное.
– Если я оцениваю себя «хорошо», то сразу же энергия падает, а если оцениваю «плохо», то возникает подавленность. Получается, что оценка в любом случае плоха?
Рулон посмотрел ясным взором.
– Самые разные могут быть результаты оценки, потому что оценка вызывает реакцию. Вы оцениваете себя, а за этим идет реакция, в зависимости от того, что у нас связано с плохой или хорошей оценкой. Кого-то может стимулировать хорошая оценка, кого-то плохая. Это значит, что мы находимся в лапах механичности, если на нас действует оценка.
Случка в общаге продолжалась. Я становился «мужиком», точнее, пачкуном, как и миллионы носителей мужского начала. Не ведал я тогда, для чего мужчине эта дубинка. И еще несколько лет тыкал ее в разные дырки, теряя энергию, становясь слабым, старым, дряхлым и безвольным.
И только в Ашраме, когда началась тантра, постепенно стало приходить знание о том, что процесс постижения тантры бесконечен. Чем большим количеством энергии обладает человек, тем глубже осознание его переживания.
В конце концов мы угомонились. Я быстро заснул, но и быстро проснулся. Все тело чесалось и было перепачкано в крови. Во время летней сессии все клопы общаги сбежались в нашу комнату и отмечали пиршество. Они жрали нас, не жалея, прыгая с потолка, залезая по ножкам кровати.
Уничтожив всех кровопийц, мы легли спать, плотно обернув тела одеялом.
Тогда я еще не знал, что многие йоги, закаляя себя, воспитывая отрешенность, ходили по тайге без средств защиты, формируя плотную ауру.
Но тогда я был доведен до белого каления. Я бегал, прыгал по комнате, стряхивая с себя этих насекомых. Ко всему еще хер опух. Ведь сдуру я его стер, и началось воспаление. О том, что нужно мыться до и после секса, я тогда еще ничего не знал. Желая как-то избавиться от опухоли, так как и поссать было уже больно, мы с Леной засунули хер в банку со сметаной. На какое-то время стало легче. Но больше 30 минут выдержать не мог. Побежал в душ и смыл с себя кровь от раздавленных клопов и сметану с хера.
На следующий день Лена изменила свое поведение. Она стала ухаживать за мной, приготовила еду, постирала одежду. За одну ночь она превратилась из забитой, никому не нужной студентки в прилежную семейную мышь. Мне это импонировало. Ведь сразу пропадали многие проблемы с едой, стиркой и даже с приготовлением домашних заданий.
Через три дня орган любви пришел в норму, и исследование сексуальных возможностей продолжились.
Но когда закончились летние каникулы и мы встретились вновь, то интереса к Елене уже не возникло, хотя она и имела претензии на создание семьи.
Через несколько лет я узнал, что она все-таки женила на себе нашего одногруппника Славку – безвольного чадоса, и они вместе уехали батрачить на Сахалин.
***
Фонарик с собой мы не захватили, но луна была такой яркой, что идти было не страшно даже в условиях крутых горных спусков.
К пещере Св. Алексия мы спускались по ступенькам, вырубленным в скалах, слегка придерживаясь за протянутую вдоль тропы проволоку.
«Как и что нам там делать? Ведь не захватили ни одеял, ни каких-либо других подстилок».
До этого я в пещере никогда не был, но Надежда днем была на экскурсии и поэтому знала расположение проходов и могла провести к месту молитв, где люди о чем-то просили духа Св. Алексия.
Когда мы, спотыкаясь и падая на влажные камни пещерных проходов, проникли к алтарю, то там еще тлела кем-то зажженная свеча.
Почему-то многие святые уходили в пещеры. Туда же уходили и йоги.
– В пещерах создается специальный микроклимат, определенная энергетическая зона, когда отсутствие внешних впечатлений обостряет у человека восприятие, – говорил Гуру на одной из лекций. – Наши ученики проходят практику пратьяхара. Маги Мексики зарывались в могилу так же, как и наши предки, проповедавшие язычество. Ограничение внешних впечатлений вызывает в памяти человека наиболее эмоционально запомнившиеся события, и они заставляют человека тем или иным образом реагировать. Память достает образ, образ вызывает оценку. Оценка рождает реакцию.
Поэтому Святые подвижники уходили в пещеры, чтобы обострить образы памяти. Когда пытается возникнуть привычная оценка: «Как там мои родственники?», или что-то в этом роде, то нужно изменить эту оценку: «Я ведь сейчас один на один с Богом, мне никто не мешает. Постараюсь вызвать реакцию отрешенности и войти в состояние благодати».
Но это под силу только продвинутым, готовым умереть во имя Божественного. Умереть в своих иллюзиях.
Мы сняли куртки, постелив их на камни. Сели в ваджрасану друг против друга, взявшись за руки.
И как только энергия стала пробуждаться, вновь возникли воспоминания.
Мы на встрече с Мастером. Вкусная еда, музыка, веселье в разгаре и, как гром, слова, отсекающие все остальное.
– Самое страшное это, когда воображение руководит человеком. Мы больше всего должны бояться всяких фантазий. Если они начнут нами руководить, то мы уже заранее знаем, что потом нам станет мучительно и больно, потому что фантазии не осуществляются.
Сначала человек себя успокаивает. Ему кажется, что они как будто осуществляются. Но это все временно. Все временно, так как потом настанет момент и что-то случится. Потому что всегда в жизни что-то может случиться, и пока что-то не случится, мы можем заранее с этим расстаться, и нам станет удивительно хорошо, спокойно. Ничего не нужно, оказывается, делать, ни о чем беспокоиться. Благодать, да и только.
Вот как-то решили двое организовать партию нагваля. Все воины партии были набраны. Но тут у них возникла мысль набрать женских воинов. И тут же партия нагваля превратилась в семейку. Сразу партия распалась, развалилась по ячейкам общества. Они не предполагали, что партия может не состояться. Так вот они и устроили себе дело. Всегда что-то такое наступает. Но мы уже сидим на могиле и мы уже заранее знаем, что все не вечно, все скоро кончится, что-то случится. Мы уже спокойно все воспринимаем, не переживаем. Мы к этому готовы морально. Гуморальная реакция в нас уже происходит. И нам становиться хорошо. Поэтому смерть – лучший советчик у нас. Не физическая смерть, а вот такая смерть-матушка.
***
После института мы приехали на практику в деревню. Нас поселили в инфекционном отделении местной больницы, где не было больных.
Мы славно отметили приезд и вечером, врубив на полную катушку магнитофон и телевизор, продолжали гулянку.
Местные медсестры, молодые девчонки, соскучившиеся по интеллигентным парням, по очереди стали заглядывать в двери. Сначала предупреждали, чтоб вели себя тише, а затем стали знакомиться.
Нас было двое: я – молодой студент 23 лет, и Петрович – 33 летний балбес, только что закончивший институт, страдающий легкой импотенцией, имеющий лысину на голове и большое чувство собственной значимости. Он все время учил всех, как надо жить. Познакомившись поближе с медичками, мы их пригласили к празднику. Несмотря на 20-25 летний возраст, девки спокойно опрокидывали стаканчик за стаканчиком, не думая о людях, которые были ими оставлены в палатах.
Им важнее было весело погулять, но в глубине души они надеялись познакомиться с парнями и выйти удачно замуж.
Языки развязались. И Петрович затянул тягомотные воспоминания или фантазии на тему сексуальных похождений, какой он всемогущий половой гигант.
Девчонки, а их было трое, охотно поддерживали разговор.
Одеты они были в белые медицинские халатики, на головах были накрахмаленные шапочки. Под халатиками кроме нижнего белья ничего не было.
Петрович включил «Энигму» и начал обнимать Валентину, ту, что была постарше. Она расстегнула ему рубашку и гладила рукой его волосатую грудь.
Ей казалось, что через этого переростка студента, она чего-то может достигнуть, например, семейного счастья. И сейчас хорошо было видно, как она расставляет свои силки для ловли самца.
Вот горе-то. Она решила использовать свое влагалище для ловли мужа. Думает, что поймает его. Будет у нее муж, отличный от других. Но в этом-то и кроется ошибка.
Мы, взявшись за руки, вместе со Светой и Тамарой пошли на экскурсию по больнице. Перейдя в главный корпус, они каким-то образом открыли внутреннюю дверь поликлиники, и мы пошли по коридорам. Они открывали кабинеты, рассказывая, где какие врачи работают. Когда мы дошли до гинекологического кабинета, они хитро переглянулись. Открыв дверь, мы прошли за ширму.
– Это вертолет, – сказала Тамара, показав рукой на гинекологическое кресло.
– Почему? – спросил я, притворившись незнающим.
– Потому, что, когда женщина укладывается на него, то ее ноги напоминают пропеллер от вертолета.
Я начал смекать, в чем дело.
– А аборты тоже здесь делают?
– Да, только подпольные, – ответила русоволосая Светлана. – Официально делают в больнице, а здесь тем, кто не хочет, чтоб об этом знали.
– Какое великое дело делают гинекологи, не давая появляться на свет пушечному мясу. Им всем нужно памятники ставить, – сказал я.
– А их, наоборот, ругают. Требуют, чтоб абортов было меньше. Но врачи хитрят. Они их делают, а документы не заводят. Да бабы им еще приплачивают за конфиденциальность.
– Вы можете себе представить, что родились бы все выпизденыши, если бы не было абортов. Нам бы с вами срать негде было бы сесть.
– А жизнь у гинекологов гнилая, – Тамара начала говорить про врачей. – Все не могут завести семью, а если и заводят, то быстро разрушается. Мужики спиваются или сьебываются, деградируют. Бабы тоже становятся мужикоподобными.
– Все правильно. Им кто-то внушил, что делать аборты – это грех, вот они и страдают. А если бы они не знали, что это грех, им бы было хорошо.
– Вот, оказывается, человеческие фантазии – это и есть великий грех. А страдает человек за грехи – это когда реальность не совпадает с воображением. И гинекологи попались в эту ловушку социума.
Чем больше сделаешь абортов – тем грешнее. И они ждут адовых мучений и страдают от них.
Светлана на некоторое время отлучилась, затем вновь появилась. Шапочки уже на голове не было. Глаза были подведены свежей косметикой.
– Сейчас ты будешь гинекологом, а я пришла к тебе на прием.
Они сняли со шкафа халат и надели на меня.
– Что должен делать гинеколог? – спросил я.
– Ну, ты можешь меня…, – после короткой паузы, она продолжила, – о чем-нибудь расспросить, но главное – чтобы ты посмотрел, больна я или нет.
– А что я пойму?
– Поймешь, когда придет время понимания. Тамара, покажи что нужно.
Тамара, сделав важный вид, сказала:
– А сейчас мы вместе с новым доктором проведем вам обследование. Ложитесь в кресло.
Светлана с удовольствием и радостью взгромоздилась на «вертолет», уложив ноги на подставку.
Вот чего она бегала, она сняла с себя остатки белья. Аккуратно подстриженная прическа над лобком и набухшие половые губы привлекли внимание, и сразу волна жара пробежала по телу. Тамара облизнулась, видимо, тоже почувствовав изменение состояния.
– А теперь нужно указательный и средний пальцы выставить, как пистолет, остальные зажать в кулак и ввести во влагалище. Она сделала этот жест и, раздвинув половые губы, ввела пальцы внутрь Светланы. Она застонала. Тамара, сделав несколько движений рукой, тоже застонала.
Я подошел к Тамаре сзади, обнял ее за талию. Она начала двигать задницей, второй рукой снимая трусы и расстегивая халат.
Расстегнув брюки, лаская ее за талию, я ввел ей свой жаждущий совокупления корень и начал им активно двигать.
«О, вот это паровоз!» – пронеслось в голове. К этому времени, я уже прочитал методику Сотиданандана йога центра «Кундалини тантра» и пытался концентрироваться в голове, стремясь не кончить.