– Запивай! – злобно рявкнула Сова и стала заливать чай в рот Юльке. Та, не успевая глотать кашу и чай, давясь, выплевывала все обратно, обрыгивая окружающих.
– Ну-ка, не будь свиньей, – бесилась мымра и засовывала блевотину обратно.
Наконец злосчастный завтрак был закончен, и Хиппа поперлась искать свою обидчицу. Вместо того, чтобы учить ребенка культивировать несерьезное отношение к себе, смеяться над собой, мать научила ее обижаться, причем долго и упорно, быть злопамятной и мстить, пытаясь доказать, что она полная и бесповоротная дура.
Ирка, как она обычно любила делать, схватилась за ручки двери и стала мотать ее из стороны в сторону. Хиппа, как бы невзначай, подошла с той стороны, где дверь захлопывалась, и, схватившись за ручку, притянула дверь к себе, сильно прижав пальцы Ирки. Та истошно заорала от боли и заревела, тряся рукой. Хиппа, отпустив дверь, с ненавистью налетела на обидчицу. Вечером, когда за всеми стали приходить родаки, Ирка нажаловалась своей матери на Хиппу. Та, обидевшись за дочь, неожиданно подошла к Хиппе сзади и, схватив ее за уши, стала теребить их:
– Как ты смеешь обижать мою Ирочку, противная девчонка! Не смей к ней больше подходить!
Тут приперлась мать Хиппы, и, увидев происходящее, завопила:
– Что вы делаете! Немедленно отпустите ее!
– Да вы посмотрите, что ваш гаденыш сделал с моей Ирочкой! – орала жирная корова, наглаживая пальцы дурной дочери.
– Ну и правильно сделала! Наверняка был повод! – заявила мать. – Да вы вообще не умеете воспитывать детей.
– Это я-то не умею! Это вы не умеете! Моя Ирочка такая нежная, хрупкая, а ваша неотесанная, бесстыжая!
– Да ваша Ирочка – кукла зареванная!
Так две курицы полчаса орали, расхваливая свое говно, пока их не успокоили.
|
|
В детстве мать всегда расхваливала Хиппу во всех спорах и всегда уверяла в том, что она права, что она самая лучшая, особенная. Но мать не предупредила, что в жизни ей самой придется отстаивать себя и не надеяться на помощь доброй мамы. И когда уже через несколько лет Хиппе давали понять, что ты чмо особенное, она негодовала: как же так, почему все не так, как говорила мать. Такая двойственность стала создавать иллюзорную неразрешимую проблему, от которой стало очень хуево, и за все спасибо маме! Ебать ее коромыслом.
Придя домой, Хиппа обнаружила, что кроме Чичи никого нет.
– Свинка, иди сюда, – заорал братец.
– Че-е-е-е, – промямлила Хиппа, боясь, что опять будет пиздить.
– Я тут игру классную придумал. В раба. Будешь играть?
– Буду, – радостно заорала Хиппа, даже не зная, что это за игра.
– Короче, ты будешь играть раба, а я господина. И все, что мне нужно, ты будешь делать. Ну, например, мне надо, чтоб ты вымыла посуду. Я делаю три хлопка и кричу: «Раб!», ты ко мне прибегаешь, складываешь руки на груди и, опустив голову, говоришь: «Слушаюсь, мой Господин!». Поняла?
– О-о-о-о, ничего себе, какой ты хитрый. Мама тебе сказала посуду мыть, потому что я еще маленькая, – заныла избалованная свинья.
– Да подожди ты, – стал уговаривать Чича, зная, на чем ее подловить. – Я же тебе буду платить за каждую работу. – И он показал бумажную денежку, которую сам нарисовал и разукрасил яркими фломастерами, зная, что Хиппа любит всякие цветные штучки.
– О, здорово, ну я же на них ничего не куплю, они же игрушечные, – догадалась Хиппа, надув щеки.
|
|
– Да дура ты, на эти деньги ты можешь покупать мои вещи, которые тебе понравятся.
Когда Чичи не было дома, Хиппа любила рассматривать всякий хлам в его ящиках: кульки, цепочки, ножички перочинные, марки, солдатики, набор металлических гирек. И при мысли, что какая-то из вещей сможет быть ее, она охотно согласилась на игру.
– Только клянись, что маме ничего не скажешь, а то ничего не получишь.
– Клянусь, – с легкостью ответила Хиппа.
– Не так клянись, жопой клянись! – заявил брат.
– Как это? – недоумевала та.
– Сними штаны и скажи, что клянешься, а если проговоришься, то я тебе по заднице настучу сто раз.
Хиппа так и сделала.
– Раб, ко мне, – начал игру Чича.
– Слушаюсь, мой Господин, – пропищала свинка.
– Смотри в пол, че вылупилась, – сделал он замечание. – Посуду мыть.
– Слушаюсь и повинуюсь, – проговорила Хиппа и помчалась на кухню, уже представляя, как похвастается подругам новой цепочкой брата. Так уже с детства Хиппа воображала результат, не думая, как этого достигнуть, не училась быть в процессе действия, а бессмысленно мечтала.
После посуды «Господин» приказал мыть полы, вытирать пыль, стирать белье.
– Быстрей, быстрей, а то зарплату урежу, – запугивал Чича.
И страх, что может не хватить на цепочку, подгонял Хиппу делать все быстрей. И так к приходу матери вся квартира была убрана.
– Ой, сынок, что это с тобой случилось, как хорошо все убрал, – удивилась тупая мамаша.
– Да, – нагло заявил тот, и глазом не моргнув.
Так продолжалось каждый день. Чича скидывал все обязанности на Хиппу, выплачивая зарплату.
|
|
– Ну, давай вещи, – заныла Хиппа.
– Вот, выбирай, – выставил он предметы на стол.
– Я хочу вот это купить, – указала Хиппа на цепочку.
– О, это дорого стоит, у тебя не хватит.
– Ну, сколько, скажи, – чуть ли не ревя, пропищала она.
– Ну, это тебе еще неделю посуду мыть, – нагло заявил козел. Так он делал всегда, когда было жалко отдавать какую-нибудь вещь.
В детстве было все просто и легко, каждый день казался радостнее и необычнее другого, никаких проблем, беззаботное и счастливое состояние. Но маразм крепчал с каждым днем и впереди ждала школа с ее затраханными учителями.
ТИМУРОВЦЫ
В детстве часто Хиппа проводила время со своими полоумными бабками. Как обычно, в воскресенье она пошла к одной из них в гости.
– Как дела? – механически спросила старая мышь, натягивая искусственную улыбку и вытирая жирные от масла руки о потрепанный фартук.
– Нормально, – так же механично ответила та. И каждый раз разговор начинался с этих тупых бессмысленных фраз, словно без них разговор и не мог состояться. Бабка с дедом в свое время работали в школе, где потом учились все их внуки. И старые мыши сильно тряслись за то, как бы их не опозорили дети.
– Какие оценки ты сегодня получила?
При этом зловещем вопросе волна дискомфорта подкатила к горлу. Сильно покраснев от стыда, Хиппа еле слышно проговорила:
– По математике “5” и по русскому “3”. – При этом она потупила взор, ожидая осуждения.
Бабка никогда не орала, но завнушивала словесно, нудно говоря мышинную ересь, пытаясь давить на совесть. Медленно подойдя к Хиппе, старая сволочь, стала гладить ее по голове:
– А что, ты уроки не выучила?
– Учила, – зачморенно сказал выродок.
– А почему плохую оценку получила? – не унималась старуха.
– Ошибок много в диктанте сделала, – боязливо ответила та, подумав, что теперь не отпустят гулять, а весь день заставят тренироваться в написании ебаных диктантов.
– Зачем же ты бабушку позоришь? – как можно жалобней проскулила старая мразь.
– Я больше так не буду, – виновато промямлила Хиппа, чуть не плача от стыда. Сука действовала очень хитро. Если бы она наорала на нее, то вызвала бы в ней нормальную реакцию агрессии. Но, зная это, она специально старалась разжалобить Хиппу и ей это очень хорошо удавалось. Иногда дело доходило до того, что Хиппа с громкими рыданиями бросалась к ней на шею: «Бабушка, любимая, прости меня, я больше так не буду, я исправлюсь».
В этот же день все случилось точно так, как и думала Хиппа. Ее заперли в квартире, обложили учебниками. Бабка не поленилась, весь вечер читала диктанты, изложения, примеры, задачи. К ночи Хиппа была полностью вымотана, башка раскалывалась, ей было не до смеха. Она подошла к окну и увидела, как бегают, смеются ее подруги, а она сидит дома за этими сраными учебниками. «Но для чего все это делать, я не стала умнее от этих диктантов, я не стала счастливей о того, что решала задачи, я не узнала, как нужно жить, как зарабатывать деньги и другие практические вещи, которые помогли бы в реальной жизни. А наоборот, у меня стало портиться зрение, заболела башка, я уже не могу смеяться. Энергия застоялась оттого, что я весь день отсиживала жопу, в то время как мои подруги активно двигались, дышали свежим воздухом, им было весело и радостно», – думала Хиппа.
– Ну, вот как мы хорошо поработали, умница, – подлезла старая корова, погладив выродка по голове. В ней сразу возник образ: я хорошая, реакция – самоудовлетворенность. И сразу возникла мысль: меня хвалят и мне приятно, включается центр удовольствия, значит, я должна делать все, чтобы меня хвалили, а хвалят меня, когда я хорошо учусь и слушаюсь папу с мамой, вот это я и буду делать.
Подобные программы вкладывают человеку с самого детства и он становится машиной, зомби, находится в полной зависимости от оценок людей, от оценок таких же машин, как и он сам. Он становится рабом своих чувств, привычек, желаний, ибо не может управлять ими. Внешние обстоятельства диктуют ему, будет он плакать или смеяться, но по собственному желанию человек не может этого делать. Невозможно угодить каждой машине, и всегда будет так, что один тебя хвалит, а другой ругает, одному ты нравишься, а другому нет. И вот ты мечешься, мечешься от этих оценок и можешь сойти с ума.
***
Насмотревшись героических фильмов про партизанов, про сына полка, про Тимура и его команду, Хиппа культивировала состояние патриотизма. Оставшись одна, она представляла, как совершает героические поступки, защищая Родину, как она становится без вести пропавшей. Эти мысли возбуждали ее и ей казалось, что это Великая цель, к которой она должна стремиться.
Вот в один прекрасный день Хиппа собрала своих подруг и очень эмоционально начала агитацию: «Сейчас мы с вами организуем команду тимуровцев и будем спасать животных. Посмотрите, сколько собак, кошек, птиц дохлых валяется на улице. Ведь это же негуманно. Мы будем подбирать бедных животных и хоронить их как положено, также мы должны защищать животных и людей, если видим, что их кто-то мучает. И потом мы будем собираться в штабе, который нам предстоит еще найти, и будем делиться успехами, обсуждать будущие планы».
Всем эта идея, конечно же, понравилась, так как это была новая игра, новые впечатления.
Вечером Хиппа собрала всех у себя дома для совершения магического ритуала, как она насмотрелась в фильмах о революции. Зажгла свечу, приготовила листок бумаги и лезвие.
Лезвием все должны были надрезать большой палец до появления крови. При этом все клялись, что никогда не будут разглашать тайны группы. Одна баба, Наташка, оказалась слабонервной и отказалась резать палец, сказав, что не будет участвовать в игре. Волна негодования вспыхнула внутри Хиппы и она крикнула: «Ну и убирайся, предательница, и больше никогда не приходи к нам».
Эта ситуация настолько задела Хиппу, что она не могла просто так успокоиться. И на следующий день, как обычно, в восемь часов вечера Хиппа с Кукой (такой кликухой обзывали одну из подруг Хиппы) заперлись в подъезд пятиэтажного дома, где жила Наташка. Ее еще с садика прозвали зассыха, так как она ходила под себя до первого класса и от нее все время за километр воняло мочой. Подъезд имел привычный совковый вид: обломанные перила, обхарканный пол, на потолке висели прилипшие бычки. Под лестницей валялись кучи говна, как собачьего, так и человечьего, и темнели пятна от засохшей мочи. Вонь стояла не хуже, чем в сортире. Но, несмотря на это, вся толпа набивалась вечерами в подъезд, чтобы погреться, так как домой идти было неохота, а на улице стоял сильный мороз. В этот вечер в подъезде никого не было, и Хиппа с Кукой спрятались под лестницей в ожидании жертвы. Кука была худощавого телосложения и гораздо выше Хиппы. Несмотря на свою костлявость, она была жилистой и очень борзой.
– Я всегда знала, что она дура, – разочарованно изрекла Хиппа.
– Да на фига ты ее вообще позвала? – недоуменно спросила Кука.
– Да думала, исправится, – с досадой проговорила Хиппа.
Вдруг на четвертом этаже послышался щелчок замка и затем частые шаги, спускающиеся вниз.
– Это она, – шепотом проговорила Хиппа.
Через несколько секунд зассыха была внизу. Радостно сбегая вниз, она внезапно остановилась. И, увидев своих недоброжелателей, испугано выдавила:
– Привет!
– С сегодняшнего дня не смей мне больше говорить «привет». Ты мне больше не подруга, – в манере революционера проговорила Хиппа.
– Обходи стороной, говно, не то худо будет, – более развязно и по-хулигански заявила Кука.
– А че я сделала? – зачадосила зассыха.
– Ты предатель, я доверяла тебе, а ты…, – презрительно произнесла Хиппа, прищурив глаза, стараясь разбудить совесть зассыхи.
– А предателей бьют, – уже с ненавистью сказала Хиппа и заломила ей руку. Та взвизгнула от боли.
– Заткнись, дура, – злобно процедила Кука и заткнула рукой пасть зассыхи, другой рукой она схватила ее за плечо и вместе с Хиппой потащила ее к стене.
– Будешь знать, как друзей предавать, – с ненавистью сказала Хиппа и врезала ей под дых.
– Я все маме расскажу, – завопила дура.
– Да хоть дедушке, сопля мамкина, – злорадно изрекла Кука и, натянув ей шапку на глаза, завязала на веревочки. Затем Хиппа сняла варежки, которые были пришиты на резиночке к рукавам телогрейки, и стала раскручивать обе варежки. Через несколько прокруток варежки вернулись на башку зассыхи. Та еще больше разревелась.
– Мама, мама, я все маме расскажу.
– Да ты последняя скотина, – сказала Кука и плюнула ей в рожу, а затем, переглянувшись, Кука с Хиппой, одновременно прыгнули ей на ноги и оттоптали стопы.
– Будешь знать, как на своих ругаться, – выпалила Хиппа и спрыгнула с ее ноги.
– Все, хватит, пошли, мне с ней противно находиться, – и Хиппа направилась к выходу.
– Дерьмо собачье, – презрительно кинула Кука, напоследок одарив зассыху еще одним харчком. На сем разборка и закончилась. С тех пор они больше никогда не общались с ней, несмотря на то, что прошло очень много лет, они выросли, и жили, и учились вместе, но никогда не стали больше друзьями.
После уроков, как и договаривались, четверо баб отправились на поиски дохлых животных. Через два часа встретились около кривого дерева в лесу, которое они называли «верблюд», и стали вытаскивать из портфелей добычу – дохлых кошек, собак, воробьев, лапы, головы и другие части уже давно раздавленных зверей. Затем принялись выкапывать яму.
При этом у каждой было такое патриотическое состояние, что они помогают Родине, спасают несчастных животных, предавая их земле. Когда яма была выкопана, заядлые пионерки стали бережно складывать трупы в полиэтиленовый мешок, затем на веревках спустили их на дно ямы, стали закапывать. Пока шла эта затянувшаяся процедура, на улице уже стемнело. Но вот яма была зарыта и юные патриотки приступили к завершающему акту, который считался самым важным и ответственным. Поправив свои галстуки, все как один сделали пионерский салют и стали хором эмоционально пропевать.
– «Взвейтесь кострами, синие ночи, мы пионеры, дети рабочих…», – а потом, – «Союз нерушимых республик свободных сплотила навеки Великая Русь...»
Алые галстуки развевались на ветру, и Хиппа была счастлива, находясь в роли Зои Космодемьянской.
– Еб твою мать, да это же самые натуральные зомби, – с ужасом вспоминала Хиппа весь этот бред несколько лет спустя, когда пришел Гуру и стал раскрывать ее ослепшие глаза. И ведь столько мышей испытывали чувство патриотизма в борьбе за дурость, они были готовы пожертвовать всем, даже жизнью для революции, с головой забывая обо всем на свете. Вот если бы эту энергию патриотизма перевести в самоотверженность и преданность Богу, тогда бы уже все просветлели. Если бы все вместо пионерского салюта делали жест «НАМАСТЭ», а вместо «Служу Советскому Союзу» пели гимн Шамбалы, тогда бы они не были такими серыми, высосанными и бессмысленными. А, наоборот, преображались бы под влиянием Божественной силы и уже не были бы такими несчастными и убитыми.
Но всего этого Хиппа никогда бы не узнала в своей жизни и продолжала бы слепо действовать по мышиным программам, утопая в болоте обыденности и говна, если бы судьба не даровала ей такую великую возможность, как встреча с Просветленным Мастером. Лишь прикоснувшись к Великой Судьбе Учителя, человек может обрести истинный смысл жизни, и тем крепче становится его вера.
На следующий день Хиппа с «тимуровцами» отправилась на поиск штаба. Предполагалось, что такое место можно найти среди заброшенных дач. Чтобы добраться до дачных участков, нужно было пройти лес. Уже стемнело и идти было жутковато. Но, вспомнив героизм партизан Великой Отечественной, Хиппа наполнилась решимостью и храбростью и, как Павка Корчагин, крикнула: «Вперед, ребята!». И все тупо поперлись в одиннадцать вечера в темный лес. Бабы прошли только полпути, как вдруг послышались свисты, разбитные голоса хулиганов. «Тимуровцы» зашли не на свою территорию, поэтому такая встреча с жесткой охраной была неудивительна. И хотя все прекрасно знали об опасности, но, одержимые глупостью, пошли на рожон. Так и в революцию стада зачморенных баранов подыхали как черви в борьбе за дурость. Но уже было мирное время, а программа «Революционер» работала на всю катушку, и люди не спрашивали – зачем, почему, для чего, а просто тупо верили, потому что так делали все. С самого детского сада Хиппа слышала: «Дедушка Ленин – волшебник, это святой человек». В школе подсовывали затрепанную книжку «Дети-герои». Эмоционально внушали, что вот это идеал, к которому вы должны стремиться, дети. Хиппа с открытым ртом слушала все эти россказни и свято верила, стремилась к этим идиотическим, маразматическим идеалам.
В результате всего этого, бабы теперь стояли перед толпой разбесившихся хулиганов, в руках которых были перочинные ножики, веревки и ветки от сосен. Им было насрать, что перед ними бабы, а не парни.
– Ну че, суки, куда поперлись, – заприкалывался самый наглый из них.
– Не твое дело, – передернула, как всегда, несдержанная Хиппа.
– Ты, соплячка, самая крутая, что ли? – уже приближаясь, с напором изрек другой хулиган.
– А ты что, не видишь? – не успокаивалась Хиппа.
– Сейчас мы проверим, какая ты умная, – произнес хулиган и, окончательно разъярившись, набросился с ножом на Хиппу. Она пыталась увернуться и отбить нож палкой, которую успела поднять с земли, но хулиган был гораздо сильнее, проворнее, поэтому пырнул ее ножом по плечу. Хиппа пнула его под яйца. На несколько секунд он загнулся, но потом вскочил, врезал Хиппе под дых и стал хлестать веткой по морде. Хиппа пыталась встать, но ничего не выходило. Другие парни схватили трех баб, привязали веревкой к дереву и начали мацать, те орали, рыдали и неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не появились пацаны со двора Хиппы. Увидев происходящее, они бросились защищать глупых баб. Недолго думая, Хиппа развязала своих подруг и что есть мочи они бросились прочь.
Если бы Хиппа была более гибкой и текучей, то, может быть, такого и не случилось, но вредность и упрямство руководили ею. Если кто-то наезжал на нее, то она уже не могла сдерживаться и абсолютно бесконтрольно лезла в залупу, за что и получала. Мать не научила ее сталкингу, не научила управлять своими эмоциями и мыслями. Она не думала, правильно ли поступает, будет ли от этого какая-то польза или нет, она просто шла на поводу эмоций.
На следующий день команда вновь была в сборе и, прочесав все дачные участки, они все-таки нашли заброшенную двухэтажную дачу, зайдя в которую, девчонки увидели кучи говна, наваленные где попало, окурки, консервные банки, разный хлам и огромные кучи куринных перьев. «Тимуровцы» обрадовались находке, стали быстро вычищать помещение. Когда все было убрано, девки стали беситься. С того дня каждый вечер они стали собираться в «штабе» и обсуждать планы.
ПИЗДЮЛИ КАК ПРЯНИКИ
Возвращаясь из школы с Кукой, Хиппа предложила:
– Пошли ко мне.
– А у тебя кто дома?
– Никого.
– Тогда пошли, – радостно закивала Кука и, напялив ранцы на башку, они поперли в дом.
Не успели они закрыть дверь квартиры, как следом завалили Чича с Булей, раньше времени вернувшиеся с тренировки.
– Ну, че встала, коза! – завозгуздал Чича и, выебываясь перед дружком, стал пинать Хиппу по заднице.
– Отстань, дурак, мы уроки пришли учить, – заныла Хиппа.
– О, вы щас у нас бороться будете, – радостно заорал Чича. И они с Булей помчались в зал и расстелили на полу матрац.
– Ты будешь в красном углу, – сказал он Хиппе, толкая ее в один угол матраца. – А ты – в синем, – указал он Куке.
– О, да они же не в форме, – заорал Буля, оглядывая школьную форму баб. – Щас мы вам сделаем настоящие борцовские костюмы. Давайте, раздевайтесь.
Поднявшись, две дуры сняли школьную форму, оставшись в трусах, закрывая руками те места, где должны быть титьки.
– Теперь одевайте фартуки, – приказал Чича. Бабы послушно надели на голое тело школьные фартуки. Чича подскочил к Хиппе, взял подол фартука и, проведя между ног, засунул сзади в трусы. То же Буля проделал с Кукой.
– На середину ковра, – приказал Чича. Хиппа с Кукой вышли на центр матраса. Подошел Буля и, стукнув их башками, крикнул:
– Начали!
От удара бабы покачнулись и рухнули. После Чича показал еще несколько приемов вольной борьбы. В процессе объяснений Чича с Булей стали спорить и чуть не рассорились. Буля, обиженный, уселся в углу комнаты.
– Эй, свинка, – шепотом позвал Чича Хиппу.
– Че надо? – проныла Хиппа.
– У него есть деньги, попроси, чтоб мороженое купил, а когда купит, тогда скажи ему про «гром», как я тебя учил.
Идея с мороженым очень понравилась Хиппе и, недолго думая, она почапала к Буле. Она подошла к Буле и запищала:
– Саша, купи мороженку, а то мама мне не дает денег, она жадная, а ты добрый. Купи, а? – стала дергать Хиппа Булю за рукав куртки.
– А ты скажешь, что я – самый лучший борец?
– Скажу, скажу! – охотно закричала она и запрыгала на месте.
– Ну, ладно, куплю, только ты всем говори, что я лучший борец, – угрожающе произнес Буля и пошел в магазин. Скоро он вернулся с мороженым.
– На, – протянул он Хиппе один стаканчик и Чиче один. Только Хиппа хотела его взять:
– Подожди, скажи, что я самый лучший борец, – болезненно напомнил Буля.
– Саша – самый лучший борец в мире, Саша – самый лучший борец в мире! – стала орать Хиппа на весь дом.
Самодовольная харя Були разглядывала свои мускулы в зеркало, представляя свое дохлое тело мускулистым и накачанным.
Как только Хиппа сожрала мороженое и убедилась, что остальные тоже съели, принялась выполнять задание Чичи:
– Буля-Буля, буль-буль-буль, – обратилась она к Буле нахальным голосом.
– Че ты сказала? – возмутился тот, сжимая кулаки.
Но Хиппа привыкла лезть на рожон, поэтому кулаки ее не испугали, потому что мать научила чуть что – лезть в залупу, никогда не уступая во вредности. И еще более нахально Хиппа заорала:
– Гром гремит, гроза грохочет –
Это Саша какать хочет.
На горе стоит горшок,
А на нем сидит Сашок,
Перданул он раз, другой и вот
Выставляет пулемет…, – частила она с выражением, как учили в школе.
Тут Буля не выдержал и со злостью набросился на Хиппу.
– Ах ты, говнючка, – пиздил он ее по роже.
– А-а! Дурак! Бульдог сраный! – не успокаивалась Хиппа, вместо того, чтоб просить пощады. Мать не учила быть гибкой и проявляться уместно, но учила действовать как баран. Тебя пиздят, а ты еще больше злишь человека, чтоб он еще больше пиздил. Чича, боясь связываться с Булей, стоял в стороне и гадко хихикал.
– Ты свою ебанутую сестру держи на привязи, не то я ей все ебло расколочу.
– А я тебе яйца отрежу, – никак не затыкалась дура, вся зареванная, из носа брызжет кровь, волосы взлохмачены.
– Да делай с ней че хочешь, она идиотка, мне ее не жалко, – с безразличием заявил Чича. И в доску обиженый Буля свалил домой.
Перебесившись, Хиппа подошла к Куке:
– Пошли гулять.
– Пошли, – ответила та.
– Подожди, ты со мной хочешь дружить? – спросила Хиппа.
– Хочу! – спокойно ответила Кука, удивившись такому вопросу.
– Тогда ты тоже должна хотеть быть мальчиком, как я. Иди к своему брату, возьми у него телогрейку, штаны, шапку кроличью и валенки, а я у Чичи сворую, он все равно дома сидит, и мы будем с тобой в пацанов играть, – заявила Хиппа.
Через полчаса две дуры в телогрейках, в валенках и в огромных шароварах выперлись на улицу.
– Ты не знаешь, где Булиного отца машина? – спросила Хиппа, изображая из себя крутого парня, сгорбив спину, втянув голову в плечи и засунув руки в карманы.
– Он, кажется, ее под навесом оставляет, – так же развязно ответила Кука.
И две идиотки поскакали под навес.
– Встань на шухере, – сказала Хиппа фразу, которую вчера подслушала у парней из старших классов.
Кука стала всматриваться в темноту. А Хиппа тем временем вытащила из кармана заранее приготовленное шило и стала продырявливать колеса. Шило оказалось тупым и пришлось несколько раз надавливать. Ничего не получалось.
– А что это вы тут делаете? – неожиданно раздался грубый голос отца Були, который, оказывается, дрых в машине.
– А мы в прятки играем, – дрожащим от страха голосом промямлила Кука. И что есть деру бабы чесанули в лес.
* * *
На следующий день Хиппа с Кукой снова собрались дома у Хиппы.
– Хиппа, Хиппа, смотри, Киря идет, – заорала Кука, высовываясь в форточку.
– Ой, а че это он сегодня без бабушки? – удивилась Хиппа, так как Киря до десятого класса везде ходил со своей бабушкой и его спрашивали:
– А в армию ты тоже с бабушкой пойдешь?
На что он отвечал:
– Если она скажет, то пойду.
Вот так тупая бабка изуродовала внука, постоянно держала у своей юбки, и он вырос слабый, беспомощный, абсолютно неприспособленный к жизни.
– Давай его позовем, – предложила Хиппа.
– Давай! – поддержала Кука, – Киря, зайди к Хиппе, – заорала она на весь двор, высунувшись в форточку.
– Зачем? – замученно спросил Киря.
– Да мы тебе че-то покажем, – в один голос заорали бабы.
– Ну ладно, – пробурчал Киря, и нехотя поплелся к подъезду.
– Хочешь сок? – радостно предложила Хиппа напиток собственного приготовления, состоящий из воды из-под крана, соли, сахара, перца черного, красного, соевого соуса, растительного масла и уксуса.
– Хочу, – довольный, что за ним ухаживают, пробурчал Киря.
– На, только пей залпом, а то вкуса не почувствуешь, – убеждающе сказала Кука.
И Киря, взяв стакан, сколько мог, заглотнул гадость. И тут же выпустил стакан из рук и, покраснев, стал откашливаться. Стакан со смесью теперь валялся разбитый на полу. Бабы уссывались от смеха.
– Вкусно? Вкусно, да? – заводила его еще больше Хиппа.
Но Киря с выпученными глазами, казалось, ничего не понимал и давился, пытаясь отблеваться, покраснев как рак.
– Иди на бабушку наблюй, – предложила ему Кука, и бабы снова заржали.
– А давай его веревкой свяжем, пусть побрыкается, – пришла Хиппе взбалмошная идея. И, притащив из коридора длинный батин трос, Хиппа стала заматывать придурка. Тот брыкался, но так как Кука была гораздо больше и сильнее его, то могла оказать сопротивление. Вскоре чадос был замотан, как куколка, готовая стать бабочкой. Торчала одна башка.
– Отпустите, меня бабушка уже ищет, волнуется, – заныл Киря.
– Ну, и хорошо, тебе ремней больше достанется, – стала запугивать его Хиппа.
Вдруг раздался щелчок в замочной скважине.
– Доченька, ты дома? – послышался идиотичный голос матери. С перепугу Хиппа взяла какую-то тряпку, засунула ее в рот Кире и вместе с Кукой они стали судорожно запихивать его под диван. Только они засунули последний конец троса, как ввалила мамаша.
– Ой, Хиппочка!
– Здрасти! – грубо сказала Кука в своей обычной манере разговаривать, даже не посмотрев на мать.
– Здравствуй, – недовольно произнесла тупая мамаша, ревниво посмотрев на подругу Хиппы. Дура-мать ревновала отца и своих детей к каждому столбу. Она считала, что это ее собственность и никто не смеет прикасаться к ней.
– Ты лучше к нам приводи подружек, чем ты куда-то уходишь, – умоляюще просила мать, боясь, что кто-то из подруг для Хиппы станет дороже, чем она. Хиппу бесили такие реакции матери, и она назло ей уходила из дома и ночевала у подруг, и, сама того не замечая, переняла ревность матери и стала своих подруг ревновать к другим.
– Чем вы тут занимаетесь?
– Да уроки делаем, – соврала Хиппа.
– Как, без учебников, без тетрадок? – наивно спросила мать.
– Да мы по физкультуре уроки учим, – сообразила Кука.
– А-а-а! – удовлетворилась ответом тупая мать.
– Ап-п-чхи! – неожиданно раздался чих из-под дивана. Бабы испуганно переглянулись.
– Что это? – спросила мать.
– Да это на улице, – высказала первую попавшуюся мысль Хиппа.
– Ап-п-чхи! – послышалось еще раз.
– У нас что, кто-то есть? – с ужасом догадалась мать.
– Да не знаю, – замялась Хиппа, не зная, что ответить.
– Кто дома? – послышался голос, только что ввалившегося в хату отца.
Мать побежала к бате и все рассказала. Недолго думая, отец быстрым шагом зашел в зал и первым делом заглянул под диван, и, увидев там Кирю, замотанного в трос от его драгоценного «Запорожца», рассвирепел. Резко вытащил беднягу из-под дивана и спросил: