Я направил оружие на того, кто был уже почти обряжен в ту самую сверхброню, оставалось замкнуть застежки. Белый луч ударил ему в спину. Точно в позвоночник, китаец грохнул на пол со всей броней. Остальные уставились на меня, я не видел выражений их лиц, я думаю, они удивились.
Навел замораживатель на соседа. Нажал. Ничего. Сбоку вдоль ствола побежал зеленый огонек. Я еще раз надавил на кнопку, замораживатель не выстрелил. Долго перезаряжается, наверное, накапливает энергию.
Китаец заорал что‑то грозное, кинулся к пулеметам. Я швырнул в него замораживатель. Попал в голову. Китаец врезался в пулеметы, упал, оружие осыпалось на него.
Третий успел подхватить пулемет, я прыгнул на него, схватил за ствол, отвернул в сторону. Китаец выпустил длинную очередь. Пулемет оказался скорострельным, вырубил в борту длинную борозду и зацепил баллон с огнесмесью. Тот лопнул, смесь выплеснулась на китайца. Нацепить броню он не успел, комбинезон проплавился, китаец заорал. Забился на полу, кожа поползла.
Из коридора послышался топот, я схватил подводный автомат. Они стали стрелять. Кажется, из пистолетов, щелкало так, пистолетно. Пришлось и мне. Оружия у меня было много, и я теперь не экономил. Не целился, лупил от души, гильзы звенели.
Стрельба затихла. Все. Я стянул со стены броню. Давно хотел заполучить эту штуку, с Акиры снимать было неудобно. А здесь пять комплектов на выбор. Бронекостюм, шлем. Конечно, тяжеловато, особо не побегаешь, и внутри неудобные складки. Но я и так теперь особо не бегаю, не очень бегучий, так что теперь мне эта броня в самый раз.
Шлем еще. Чуть великоват, но пойдет. Намотаю на башку тряпку, пойдет.
Я подхватил китайский пулемет и выглянул из оружейки. В коридоре валялись китайцы. Мертвые, само собой. Дымилось что‑то, может, они и дымились, мерзким удушливым угаром, такой бывает от паленой шкуры. Сами виноваты, дураки китайские, зачем они все лезут… Мне ведь от них и не надо ничего, совсем ничего, только чтобы поперек не вставали. А они все поперек и поперек…
Пулемет, два запасных магазина, огнемет на бок и вперед. Надо вернуться за Алисой и Егором, но это потом, сейчас хочу побродить, никогда ведь в дирижаблях не летал, интересно.
Внутри он казался больше, чем снаружи. Много коридоров, помещений разных. Я шагал наугад, просто так, мне хотелось поглядеть. На машины, которые это двигают, на то, как тут люди живут, на… На все. Потому что это была часть настоящей жизни. Пусть не нашей, но все равно настоящей, и даже человеческой.
Только вот китайцы…
Они попадались. Некоторые стреляли, и тогда я стрелял в ответ или жег из огнемета. А некоторые не стреляли, и я тогда тоже не стрелял.
Каюты. С узкими овальными дверями, я заглядывал в каждую, внутри было все одинаково. Скамейка, столик, непонятные предметы, стены разрисованы странно.
Мастерские. Склады, заполненные продуктами в одинаковых квадратных пакетах. Жратва, сразу видно, хотя и выглядит совсем не по‑нашему, в металлизированной упаковке. Но я еду в чем угодно опознаю. Для проверки я вскрыл упаковку, дернул за веревочку. Внутри оказались длинные гофрированные черви розоватого цвета и разочаровывающего запаха. Пробовать не хотелось, я накидал в рюкзак без счету, в нашем положении нельзя пренебрегать даже съедобными червями, борьба за жизнь, ничего не поделаешь.
Отправился дальше.
Снова склад. Но не пищевой, а… Не знаю. В прозрачных пластиковых пакетах там висели сумраки. Но не целые, а части. Лапы, ноги, головы, все поврозь. В синей жидкости, заполненной пузырьками. Конечности. Я вспомнил. Тех, под стеной, недалеко от слона, лежали по частям. На складе еще какие‑то части были, не от сумраков, лапы в основном, почему‑то китайцы любили именно лапы, медвежьи, других существ, неузнаваемых. От огнемета пузыри лопнули, и все лапы вывалились на пол, а синяя жидкость оказалась маслянистой и в общем‑то не синей.
Дальше.
Технические посты, пульты, мигавшие лампочками, экраны.
Я вдруг почувствовал, что потеплело. Не я разогрелся, а воздух потеплел. И дымом крепче запахло. Пожар. Хотел поглядеть на машины… Обойдусь.
Опять зарявкала сирена, а потом почти сразу заговорили по‑китайски. Женщина. Она повторяла одну и ту же фразу, холодно, равнодушно и страшно.
Дымом потянуло сильнее, я чихнул. Жаль, что китайцы по‑нашему не говорят. Захватил бы одного, побеседовал бы. А то так и не узнаю, зачем и откуда. Где‑то должен размещаться центр управления, туда.
Короткий коридорчик, очень узкий, еле поместился, пришлось выдыхать до ногтей. Кажется, то, что нужно. Понятно, почему коридор такой узкий, – чтобы нельзя было пройти в броне и с оружием, продумано как все.
В конце коридора обнаружилась винтовая лесенка, еще более узкая, чем коридор, тут я уже не протискивался, а продирался, цепляясь за перила и стукаясь шлемом. Лесенка заканчивалась небольшим тамбуром, наверное, тоже шлюзовой камерой, впрочем, двери оказались открыты, я вышел на верхнюю палубу.
Места тут было совсем мало. Зато ручек, вентилей и кранов оказалось настоящее изобилие, рядом с каждым рычагом размещалась железная бирка с китайскими загогулинами. Кресла, железные и решетчатые, инструменты в прозрачных ящиках, все, что полагается для ремонта, а впереди, на возвышении, как бы на мостике, перед прозрачной выпуклой стеной командирское кресло. Пустое.
В самом центре кабины располагался компьютер. Я знал, как они выглядят, на Варшавской их было много, только нерабочих. Петр рассказывал, что проблема не только в том, что электрическая начинка компьютеров прогорела, но и в том, что самые важные части распались в мелкий скучный песок.
А этот работал. Он отличался от наших китайскими отличиями, мониторы круглые, разноразмерные и торчали со всех сторон, как бы вокруг головы. По экранам бежали цифры, и знаки китайской письменности, и еще много непонятного, кружки, и стрелы, и быстро перемещающиеся квадратики, не знаю, как китайцы в этом разбирались. А потом возникла карта.
Москва, окрестности и выше, я как будто поднялся над миром, над лесами и реками, только сам мир при этом остался четким и резким, казалось, что можно различить каждое отдельное дерево и каждый камень.
Над компьютером висело устройство, похожее на большую стеклянную бутыль. Собственно, это и была почти бутыль, только без горлышка, банка с округлым дном, которую удерживали широкие резиновые лапы. В емкости болталась густая желтоватая жидкость, возможно, этот прибор представлял собой гироскоп. Или жироскоп, от него к компьютеру тянулись стеклянные трубки.
Компьютер пискнул, затем механический женский голос сообщил непонятное, но явно с тревожными интонациями. После чего все это экранное мельтешение прекратилось, и показалась схема, напоминавшая схему Верхнего метро, только линий больше. На схеме быстро мигала жирная черная точка, я сощурился, стараясь ее разглядеть…
Китаец. Он заверещал, выскочил откуда‑то сбоку, я не заметил. Этот китаец был не в защитном костюме, а в синем комбинезоне с треугольными нашивками, никакого оружия, только сабля. Он посмотрел на меня, и я понял, что сейчас китаец кинется и попробует зарубить насмерть.
Но китаец поступил по‑другому. Он заорал что‑то резкое, бешеное и, предельно искривив лицо, рубанул по колбе. И еще, и еще, и еще. Она треснула, как задохнувшаяся лампочка, и тут же лопнула, и сверху обрушилась жидкость.
Китаец заверещал страшно и безнадежно и оплыл от этой жидкости, выступил череп, и брызнула кровь и тут же сгорела, потому что жидкость оказалась кислотой. И компьютер тут же вспыхнул, потек, пластик, из которого он был сделан, размок и превратился в кашу. Я едва успел отпрыгнуть. Через несколько секунд на месте компьютера и китайца булькала клокочущая смесь мяса и пластмассы, а еще через несколько секунд пол был проеден и все это ухнуло вниз.
Никогда не видел такой крепкой кислоты.
И китаец, самоотверженное лицо, пожертвовал собой, чтобы не выдать мне расположение своей базы. Из дыры в полу тут же потек едучий желтый дым, кислота сожгла там что‑то, вслед за дымом выплюнулся огонь. Я отступил.
Назад, в зверинец, пришлось бежать, дым валил за мной, едкий и тяжелый. Китайцев не попадалось, они куда‑то все растворились. Отступили, кажется, эвакуировались. Возможно, аппарат был поврежден сильно, возможно, существовала угроза взрыва. Или они сами. Поняли, что вернуться не смогут, и решили уничтожить следы. Чтобы никто не мог найти этот их самый Китай.
Закрыл глаза. Секунд пять, определил направление.
Почти бегом. Через коридоры, через лесенки, опять коридор, знакомый. Я думал, что ошибся. Взгляд замылился усталостью, даже проморгался специально, посильней. Сумрак.
Он стоял, привалившись к стене, с усталостью сытого богомола, и рядом с ним лежал на полу дохлый китаец, а лапы сумрака были уже перепачканы в крови, кровь у китайских людей совсем как у остальных. Сумрак обедал, ну, или вот‑вот собирался пообедать, разглядывал свои руки. Лапы.
Я не стал дожидаться, когда он проснется до полной скорости.
Он тоже не стал дожидаться, шагнул, исчез. Узкий коридор, нет места для маневра, да и пулемет слишком уж шибкий. Сумрак напоролся на очередь, возник в двух метрах от меня и тут же обвалился на пол рваными обломками. И без всякого ускорителя.
Я перешагнул через останки сумрака и подошел к китайцу, наклонился. На поясе у него обнаружился небольшой кармашек, в нем стеклянный ключ, я взял его и повесил на шею, вдруг пригодится?
Остальных не было видно, при крушении дирижабля аварийная система открыла все двери и люки, а может, это обычный электрический удар, не знаю, так или иначе, содержимое зверинца теперь бродило по кораблю. Сумрак и другие остальные монстры.
Алиса…
Надеюсь, Егора они еще не сожрали.
Клетки открыты, только запах сохранился. К запаху гари примешивается настоящая вонь, какую может издавать лишь погань.
В клетке справа под потолком болталась какая‑то штуковина, что‑то похожее на… Не знаю, на что похожее. На густые сопли. В центре очень густые, по краям не очень, свисающие желтоватыми сосульками. Видимо, эта штука не собиралась отправляться на охоту, просто висела и поджидала, пока мимо нее кто‑нибудь пойдет. Возможно, это был слизень. Или поползень. Или коростель, он плюет, и вместо кожи нарастает короста, через которую не отводится тепло, и ты начинаешь вариться в собственном соку, наверняка есть и такая дрянь, их у нас много водится. Или еще что‑то тошнотворное, зло ведь катастрофически многолико. Я направил на сопли огнемет и спалил их в два плевка.
В остальных клетках не обнаружил ничего. Ни Алисы, ни Егора. За Алису я не очень волновался, она вполне могла за себя постоять, Егору лучше бы, конечно, сидеть на месте, дожидаться, пока я его спасу.
Я прошагал вдоль всего зверохозяйства, и ничего, пусто. Только в клетке Алисы на стекле была кровь.
Тупик. Зверинец располагался в корме, я повернул назад. Хотел вверх, на главную палубу, но проход оказался завален железными ящиками, и я полез вниз, скатился по лестнице. Тут снова были каюты, но немного и более богатые. С кожаными койками и с большими оранжевыми цветами, это меня удивило, никогда не видел цветы в вазах. Затем машинный зал. В нем развивался пожар, горела пролитая на пол красная жидкость, стены горели, не спеша, со вкусом.
Моторы, большие и круглые, они должны были вращаться, но совсем не вращались, сыпали электричеством и потели маслом, из них вырывался пар и дым, я даже пожалел, что такая машина, как дирижабль, нарушилась, вот бы попробовать ее захватить. И подальше улететь. На одном из моторов лежал труп, в голом почти виде, сильно обгоревший, китаец.
В следующем зале меня встретили другие китайцы, китайца три. Они возились с заплечными летательными аппаратами, прилаживали друг на друга рюкзаки, собирались в Китай или куда‑нибудь еще, в посторонний мир. Увидели меня и тут же стали стрелять. Из замораживателей. Как‑то опознали, хотя я и пребывал вроде бы в китайском обличье. Сотрясение у них тут все‑таки хорошее произошло, никак они в меня попасть не могли, или лучи расфокусировались, не знаю уж.
А я по ним огнеметом, хороший огнемет у китайцев, даже у Петра такого не было. Бил далеко и с разливом. Пыхнул, укрылся за углом, пыхнул еще. Раза четыре всего.
Один китаец лопнул сразу, летательный аппарат оказался взрывоопасным, только ошметки брызнули, и огонь еще дополнительный получился.
Второй просто загорелся и стал биться о стены, а третий взлетел. Крылья зажужжали, подкинули китайца под потолок, и он стал там перемещаться с криками, и по пластику за ним тянулась черная оплавленная борозда, а сам он походил на муху, большую и с чего‑то возгоревшуюся. Я пристрелил его, и он упал, обрушился, но не расшибся, а продолжил дальше ездить по полу, точно еще живой.
Я аккуратно его обошел, и сунулся в дальнюю дверь, и снова попал на склад, запасливый китайцы народ. Банки, коробки, бутылки, запасные части для дирижабля, и надписи на китайском.
В самом конце склада, между двумя пластмассовыми бочками сидел Егор. Он был бледен, совсем меня не узнал. Я хлопнул его по щеке, часто я его что‑то бью, и все как‑то не по делу…
Егор улыбнулся.
– В спину кололи, – сообщил он. – Спина болит, ходить не могу… А еще руку хотели отрезать. Сволочи в масках, даже в глаза не плюнуть… Они где?
– Там… – неопределенно ответил я. – Где‑то. Я их убил. Большую часть. Сами виноваты.
– Это точно…
Глава 11
Выставочный центр
Дирижабль лежал на земле, как большая дохлая рыба. Полукруглые ребра прорвали обшивку и торчали наружу, подкожный пенопласт рассыпался бесполезным пухом. Обшивка была прорвана еще в нескольких местах, из‑под нее высовывались трубопроводы и кабели, хвостовой киль, перебитый пополам фонарным столбом, дымился. В боку машины чернела прореха, через которую и выбрались мы с Егором, в спине тоже виднелась дыра, там, где я поместил смертельный будильник. Китайцы выходили через верхний шлюз, двое сорвались и разбились, упав с высоты дирижабля, валялись на земле распростертые. Остальных я не видел, сбежали. Все равно далеко не уйдут, надышались нашего воздуха, невидимая отрава проникла в кровь, два дня – и как Акира.
А может, и приживутся. На той же Вышке. Все случается. Надо бы вернуться туда, кстати. Забрать карабин. Но не сейчас. После. Нас отнесло от Вышки довольно далеко, дирижабль в падении пролетел километра два, не меньше. Приземлился на широкую пустую площадь, окруженную не похожими на дома зданиями. Место это было мне почему‑то знакомо. Я здесь никогда не был, но… и вроде как был. На картинке видел, наверное. Или из прошлой жизни воспоминания.
Далеко напротив возвышался высокий кривой дом, большой этажности и какой‑то мрачный при этом, мрачнее, чем обычные, черный почти. Сначала я подумал, что дом трясом скривило, но потом понял, что это изначально задумано, возможно, этот дом отражал световые лучи или еще что, на это указывали сохранившиеся кое‑где серебристые стекла.
Совсем перед нами стоял обшарпанный дом с острым шпилем и поломанными колоннами, дом как‑то проседал сам в себя, точно снизу его здорово подкопали. Стены обгоревшие, как уж могли каменные стены обгореть, не знаю. Хотя у нас все горит, главное, хорошенько поджечь.
За спиной располагался пруд с высокими бортиками и со странными фигурами, поросшими седым лишайником. Слева виднелось расплющенное здание, совершенно утраченных форм, справа тоже, вообще поломанные дома располагались вокруг этого пруда, наверное, когда‑то здесь проживали заслуженные люди. Великие воины или те, кто в пинг‑понг хорошо играл.
– Смотри, – прошептал Егор.
Он подобрал палку, сунул ее в пруд и вытащил голову. То есть череп.
– Там их много…
Я заглянул в этот круглый пруд и обнаружил, что он действительно заполнен черепами. Много, почти до бортиков, кто их сюда забрасывал?..
– Я знаю про такие места, – прошептал Егор. – Папка рассказывал. Вроде как река небольшая, а вместо воды головы сплошные…
– Случается, – пожал я плечами. – Сколько хочешь. Про поезда мертвецов слыхал?
– Нет…
– А я не слыхал, я видал. Поезд, а в нем одни мертвецы. Или корабль. Вроде корабль как корабль, ржавый только. А внутри одни скелеты.
– Почему так?
– Некуда народ девать было, – объяснил я. – Со всех сторон сюда люди бежали. А тут китайское бешенство, болезни разные. На кладбищах в три слоя уже нахоронили, сжигать нельзя – дрова кончились, да и воздух от этого здорово ухудшался. Топить в реках тоже никак – вода испортится. Вот и придумали разные емкости ими наполнять. Поезда, корабли, подземные хранилища разные. Есть районы, где мертвецами целые дома заполнены, сам видел. А тут всего‑то бассейн.
– Тут головы…
Я отобрал у него палку, бросил обратно вместе с черепом.
– Плохое место… – прошептал Егор. – Плохое…
– У нас везде плохое. И вообще, поговорка старинная есть – не место красит человека, а человек место. Ты, ну или я, мы, короче. Мы можем украсить собой самую поганую местность, везде, где есть человек, попирается тьма. Хоть подвал, хоть яма, хоть самый последний чердак, стоит там задержаться настоящему человеку, как место сразу светлеет. Хотя тут все от человека зависит…
Обедать рядом с обрубленными головами не очень‑то хотелось, я решил пройти подальше.
Поплелись. Непохожие на остальные дома, видно было, что их сразу строили непохожими, и совсем не для жизни, для чего‑то непонятного. Егор шагал первым, я хромал за ним и все время смотрел под ноги, следил за тем, чтобы не запнуться, пальцы сильно болели, а Алиса куда‑то запропастилась, красная куртка больше не мелькала среди руин…
– Смотри… – Егор остановился. – Это же…
Слева стоял самолет. А за ним в небо устремлялось что‑то весьма похожее на стрелу, только толстую. Я видел ракету на картинках, это была явно она. Возможно, как раз отсюда улетали в космос и вообще на Луну, наверное, это космодром, не знаю. И именно сюда как раз и обвалился подбитый мной дирижабль.
– Это же звездолет… – прошептал Егор.
– Вот и отлично, – сказал я. – Надо разобраться с добычей.
– Пушки странные. И патроны тоже, капсюлей нет…
– Бескапсюльные, редкая штука, но я такие видел.
Никогда я таких не видел, и вообще, патроны необычные, под стать ружью. Не знаю, как оно называлось. Китайское, явно. Отдаленно схоже с моим карабином, но только с двумя стволами, и не вертикальными, а смещенными один относительно другого. Сначала я думал, что это сделано для того, чтобы разными калибрами стрелять, или верхний нарезной, а нижний гладкоствольный, но потом разобрался. Оба ствола были гладкоствольными и однокалиберными, различались по виду боеприпаса. Из нижнего можно разрывным, а из верхнего зажигательным, и никакой перезарядки, знай лупи себе, автоматически все происходит, я проверил.
Магазин круглый, но не дисковый, а похожий на пороховую банку. Два отделения для разных патронов. Прицел электрический, удобный. И оптический есть, запасной. Штык прицеплен – для ближнего боя. Ничего оружие, две штуки как раз, один мне, другой Егору. Тяжелый ствол, пусть привыкает, когда мне карабин подарили, он вообще был выше меня.
Патроны разные, по цветам различаются, все место свободное в сумке заняли, набрал побольше, Егора заставил тоже тащить, патроны нам пригодятся. В дирижабле вообще было что пограбить, больше часа внутри ползали, наружу выбрались с трофеями, теперь стоило их разобрать.
– Они нас, кажется, ненавидят, – сказал Егор.
– Кто?
– Китайцы. Когда бешенство приключилось, мы их… Много убили. Но не всех, самые лютые, кажется, остались. Теперь они нам мстят. Опыты проводят разные, кровь откачивают… Они у меня всю кровь почти откачали, я уже говорил…
– Всю кровь… Слушай, а ты не понял?
– Что?
– Не понял, что им надо? Зачем тебя забрали?
– Затем и забрали. Кровь откачивать.
– А почему меня не взяли?
Егор пожал плечами.
– Может, ты заразный.
– Ага, – кивнул я. – Я заразный, а Алиса не заразная…
– Ну не знаю, – Егор пожал плечами. – Наоборот, может. Может, ты один незаразный, а мы заразные. Кто знает, какие им надобны?
Егор поежился.
– А эта защита у тебя… Она…
– С дохлого китайца, – закончил я. – А что?
– Ничего. Просто…
Они все в магазине подземном брали, новое. А я очень хорошо свою первую походную куртку помню. Был у нас такой, Йохан, а мы его Ваней звали, как раз моего возраста человек. Не знаю, как ему куртка досталась, а мне перешла после того, как этот самый Йохан вляпался… Во что, никто так и не понял, но осталось от него совсем мало. Вот куртка. Когда он понял, что выбраться не получится, так он стал с себя все полезное снимать и подальше отбрасывать, чтобы люди потом подобрали. Так что за моей курткой мертвецов, может, в три раза больше, по рукам и ногам не сосчитать.
– С дохлых китайцев – самая одежда, – сказал я. – Китайцы, они ведь лечебные очень. Вот Гомер всегда на китайцах лекарства настаивал…
– Как это?
– Просто. Находишь мертвого китайца, заливаешь спиртом и в тепло на две недели. Потом лечишься.
– Настоем на китайцах?
– Ага. От всего помогает. Хошь пей, хошь растирайся. Сорок лет проживешь, надоест даже.
Егор вздохнул тяжко, посмотрел в сторону дирижабля.
– Свежие не подойдут, – сказал я. – Нужно, чтобы они засушились как следует.
– Ясно. А куда они пошли?
– Не знаю. Далеко не уйдут, это тебе не Китай. Давай патроны испытывать.
– Может, пообедаем?
– Сначала патроны.
Я поглядел на ракету.
– Не надо, может? – попросил Егор. – Все‑таки…
Он прав, наверное. Все‑таки. Звездолет – это все‑таки звездолет. Я повернулся в сторону аэроплана. Во‑первых, они у нас еще остались – сам видел, во‑вторых, выглядел самолет все равно растрепанно, вряд ли полетит. И я стал испытывать захваченные боеприпасы, начал с желтых.
Как я и предполагал, желтые оказались зажигательными. Пуля прочертила огненную трассу, ударила в обшивку. Через секунду кожа загорелась. Жарко и бешено, в течение нескольких минут было выжжено больше метра, в обшивке образовалась дыра, в которую можно было всунуть трех Егоров. Хорошо. И отдачи почти нет, китайская механика работала отлично.
Красный. С красным я не разобрался. Пуля пробила в самолете дыру, и все. Пришлось пожертвовать еще одним, расковырял. Внутри патрона обнаружился тупой цилиндр из черного металла, тяжелая железная бобышка с ровными краями. Для ближнего боя – чтобы отбрасывать врага прочь, размазывать его по стенке.
Синий. Синий произвел тот же эффект, что и красный, просто пробил дырку, так что пришлось опять расковыривать. В патроне обнаружилось непонятное желе, а за ним пуля, снабженная сердечником и пластиковым оперением, скорее всего, бронебойная. Пригодятся. Вдруг придется самолет сбивать?
В зеленых патронах оказалась крупная дробь, почти картечь, она хлестко съездила по борту, кучно довольно, вырвала мясо, выпустила из самолета пластиковую начинку.
В зеленых с оранжевыми полосками хранились разрывные пули, действовали они соответственно, разрывали.
А больше всего понравились черные. Не патроны даже, а гранаты – взрывались при попадании.
Неплохой боезапас.
Я снарядил свое ружье гранатами для нижнего ствола и разрывными для верхнего, Егора зарядил по‑другому. Картечью и на всякий случай вставил две зажигательные. Сунул ружье Егору.
Он тяжело вздохнул и спросил:
– А теперь пообедаем?
– Пойдем туда.
Я кивнул на ракету. Очень хотелось на нее посмотреть.
Вблизи ракета казалась не такой блестящей, как издали. Корпус оказался побит ржавчиной, в некоторых местах дыры были большие, вряд ли с такими прорехами можно лететь в космос. Разрушение добралось и досюда, ржавчина съела космический аппарат, неотвратимо.
Теперь она съест и китайский дирижабль, и так будет всегда, повсеместно.
– Слышь, Дэв, а китайцы откуда? Откуда у них дирижабль?
– Не знаю. Оттуда. Из Китая, что ли…
– Значит, там… – Егор махнул на юг. – Там, значит, все по‑другому?
– Может.
– Так нам надо было с ними!
Егор остановился.
– С китайцами уходить надо было…
Егор потер лоб.
– Ага, – ухмыльнулся я. – Чтобы они у нас всю кровь высосали, так? Нет, спасибо. И потом, твой отец говорил, что выхода отсюда нет. Забыл?
– Да, – Егор уже хлопнул себя по лбу. – Точно, нельзя ведь… Кровь закручивается в голове. Нижнее метро, оно ведь все закручивает, воду, воздух даже… И если ты выбираешься из зоны закручивания, то сразу в голове у тебя все сосуды лопаются. Ну и все.
– А как же тогда китайцы? – спросил я. – У них что, не закручивается?
Егор пожал плечами.
– Может, у них раскручиватель есть. Или они нечувствительны совсем, их здесь закручивают, а они не закручиваются.
Похоже. Ладно. Почему у китайцев все‑таки не закручивается. Может, они…
– А если они местные? – спросил Егор полушепотом.
– Что?
– Местные? Если они ниоткуда не прилетают, а тут где‑то водятся?
Да уж. Это вполне могло быть так. С чего я решил, что они на самом деле из Китая? Запад не разработан, китайская колония может базироваться там.
Вот на Варшавской сидит Япет со своими бездельниками, а где‑нибудь на Западе сидят китайцы. Обосновались себе в бункере поглубже, обложились непохожей техникой и оружием, строят летательные аппараты…
Акира по‑другому объяснял. Круги, круги и стрелка вовне, за МКАДом. Но Акира мог вполне и обманывать, обманщикам китайским верить нечего. Если они здесь, у нас, водятся, почему они тогда на контакт не выходят? Потому, что не хотят. Потому, что есть у них какие‑то свои, непонятные планы.
С другой стороны, я видел самолет. Это был наверняка самолет, крестик, распарывающий небо, только самолет так… А могло и показаться. Зыбко у нас все.
– Потом вернемся, – сказал я. – К дирижаблю. Если он не взорвется, мы его изучим хорошенько. Там должны карты остаться бумажные, другие какие указания…
Я вспомнил китайца, разъеденного кислотой, и подумал, что вряд ли. Китайцы, если они и были, наверняка уничтожили все следы. Чтобы их найти было совершенно невозможно. А оставшиеся в живых разбежались, и скоро сдохнут, и замерзнут, а потом, по весне, и сгниют, и следа от них не останется, прах да пепел.
Мы остановились под ракетой.
Совсем вблизи ракета разочаровывала еще больше. Она, как и Вышка, походила на старуху. И не полетит уже никогда. Да… Когда минут темные времена, придется все снести и выстроить заново. Мы не станем жить в этом старье, в ржавых трубах и грязных фермах, снесем, это точно. Хотя, конечно, придется снести почти все, слишком много разрушено.
С другой стороны, ракета все равно впечатляла. Не верилось, что такая дура умеет летать. Я сбросил рюкзак, нарубил дровишек из окрестных зарослей, развел бездымный костер, налил воды в котелок.
– Алиса где? – спросил Егор. – Она точно выбралась?
– А что ты так беспокоишься?
– Ничего… А вдруг…
– Вдругов не бывает. Алиса выбралась. Наверное, она за ними отправилась. За китайцами вдогонку.
– Зачем?
– Ну, так. Перекусить.
Нос у Егора дернулся.
– Это шутка, – успокоил я. – Алиса вообще ничего не ест. Во всяком случае, я не видел.
– Она ест, – негромко сказал Егор. – Я делал тянучки из муки, сушил их на ветру, а они пропадали потом.
– Может, это птицы.
– У нас нет птиц. А продукты частенько пропадают, особенно сладкие.
Не знал. Ладно. То, что ест хорошо, значит, человеческое просыпается. Глядишь, еще, как разговаривать, вспомнит.
– А вообще папка никогда про такое не рассказывал, – Егор кивнул в сторону невидимого отсюда дирижабля.
– Ты же сам видел огни в небе. Это они и были. Они тут все разведывают… Да плевать на них.
Я был зол на этих китайцев. Шли в телецентр. Все тихо, продвигались по плану, почти без приключений, и вот на тебе, влетели. Пришлось лезть на Вышку, скакать, как макака, я чуть шею не свернул. И толку от этого дирижабля совсем никакого, ничего не узнал, ничего не понял. Китайцы удивительно неразговорчивы. В результате… В результате я потерял время и ничего не узнал. Загадок только прибавилось. Я бы уже был в этом телецентре, в архиве, уже что‑то нашел…
Хорошо, что живы все остались.
С другой стороны, место здесь интересное. Явно историческое, картинка из прошлого. Ракета. Красивые здания. Неплохое оружие. Еда…
Я взял несколько пачек китайской, нашел на складе. То, что это еда, я не сомневался, у нас любой может определить еду даже в жестяной банке. А эта была в бумажных пакетах.
Вода в котелке забулькала, я разорвал пакет, высыпал в воду содержимое. Розовых червей, жидких, волокнистых, извивчатых, как волосы мертвеца.
– Странная еда… – с сомнением сказал Егор. – На червей похожа слишком…
– Ты что, червей никогда не ел?
Егор помотал головой. Местный. Московский. Червей не ел.
– Они вкусные, – сказал я. – Главное, правильно приготовить, нормальная еда.
Егор пожал с сомнением плечами.
– Нормальная… Не знаю. Тебе там ничего ненормальным не показалось?