Оркестр заиграл «Да здравствует наш вождь!», но Баффэло Билл, вскоре попросил тишины. Представив собравшимся своих дочерей, а также администратора и служащих гостиницы, он произнес:
– Тем, кому интересно, как я хотел бы остаться в памяти людей, отвечаю: я хочу, чтобы меня запомнили как пионера и строителя цивилизации, а не просто как хорошего парня и директора шоу «Дикий Запад». Я вложил гораздо больше усилий в первое, чем, в последнее. Я люблю долину Бигхорна всем моим существам, и эта гостиница значит для меня больше, чем кто‑либо из присутствующих может себе представить. Такие вечера, как сегодняшний, золотыми буквами вписаны в мою жизнь, и я клянусь вам, мои дорогие друзья и соотечественники, что сделаю все для того, чтобы о гостинице «Ирма» заговорил весь Запад! Коди помолчал, потом продолжил:
– Сегодня я также имею честь объявить о помолвке моей обожаемой дочери Ирмы с лейтенантом Кларенсом Стоттом, который служит сейчас в Форт‑Маккензи, в Шеридане, в Вайоминге. Это действительно знаменательный день для семьи Коди!
Толпа в ответ взревела, приветственные крики наполнили здание, а оркестр снова заиграл «Да здравствует наш вождь!». Поскольку мэр Эдварде, был прикован к постели из‑за сломанной ноги, его заместитель Риджели подошел к Коди и от имени жителей города восславил достоинства немолодого директора шоу. Затем, когда торжественная часть вечера закончилась, Баффэло Билл, призвал всех своих гостей есть, пить и веселиться. Шелби и Тайтес собирались уже вернуться в холл, когда Ирма Коди спустилась к подножию лестницы и негромко спросила:
– Не знает ли кто‑нибудь, есть ли здесь сегодня мисс Шелби Мэттьюз?
Шелби, изумленная, подняла повыше руку в толпе:
– Это я!
Ирма ласково улыбнулась ей:
– Мой отец интересовался, как вы и ваш дядя управляетесь на вашем ранчо? Не могли бы вы оба пройти в его комнаты и поговорить с ним?
Тайтес пообещал прислать Бена, и мгновение спустя Шелби стояла между дочерьми Коди. Баффэло Билл уже поднимался по лестнице, увлеченно беседуя со своим другом доктором Пауэллом. Шелби невольно задумалась, где же сейчас жена Коди, Луиза, и почему никто ни слова не сказал о ней, расхваливая достоинства его семьи. Неужели слухи о разводе верны?
Что толку от славы, и таланта, и богатства, если не можешь разделить всего этого с любящей душой? Как это грустно, что рядом с полковником Коди не было его жены, которая смеялась бы вместе с ним, держала бы его под руку и заботилась о том, чтобы ему было хорошо. Шелби опять ощутила приступ тоски по Джефу.
Где он сейчас? Она не хотела даже думать о том, что он, может быть, уже женился на леди Клементине Бич… но трудно было забыть слова из ее письма жениху: «Маме не терпится начать приготовления к свадьбе, которая, как она надеется, будет на Рождество…»
– Давно вы уже живете здесь? – спросила Ирма.
– О, очень давно! Во всяком случае, мне кажется, будто прошло уже Бог знает сколько времени. Я приехала сюда из Дэдвуда в апреле.
Она улыбнулась обеим женщинам улыбкой, в которой смешалось множество разнообразных чувств.
– Со мной столько всего произошло с тех пор. Шелби тут же подумала, что ей следует попридержать свой язычок, так как настроение у сестер Коди не могло быть одинаковым. Ирма была влюблена и собиралась выходить замуж, тогда как муж Арты только что покончил с собой, надышавшись хлороформа, и оставил ее одну с двумя детьми.
К счастью, когда они подошли к апартаментам полковника Коди, Шелби не пришлось разговаривать сразу с обеими женщинами. Арта вышла в другую комнату, и Ирма радостно защебетала о своей приближающейся свадьбе.
Угловые комнаты, которые Коди оставил для себя, были великолепны. Маленькая гостиная и две спальни были обставлены элегантной дубовой мебелью, ванная прекрасно оборудована. Как и внизу, на стенах висело много портретов Баффэло Билла. Поскольку отец Ирмы в эту минуту был чем‑то занят, она предложила Шелби пока что осмотреться.
– Все хотят поговорить с ним, и он всегда к услугам каждого, – объяснила она.
Шелби решила пройти через спальню и выйти на террасу, устроенную на крыше веранды. Большое угловое окно выходило на просторный балкон, огороженный только низкими поручнями. Это было прекрасное место для того, чтобы скрыться от царящего в отеле столпотворения, и Шелби вышла на свежий, морозный воздух и глубоко вдохнула его в себя. Растущий, беспокойный городок Коди расстилался внизу, посеребренный лунным светом и запорошенный снежными хлопьями. В большинстве домов было темно, так как почти все жители присутствовали на празднике.
– Как жаль, что Джеффри Уэстону пришлось вернуться в Англию, – мягко произнес чей‑то голос за ее спиной. – Я тоже скучаю без него.
– О! – Шелби прижала ладонь к груди, стремительно обернувшись. – Я не знала, что здесь еще кто‑то есть!
В сумеречном полусвете она узнала Джейкоба Швуба, и сердце ее забилось при воспоминании о том счастливом дне, который они с Джефом провели в «Коди трейдинг компани».
– Я не хотел напугать вас, Шелби, но вы казались такой одинокой, и я подумал, что могу угадать причину.
– Вы можете? Неужели мои чувства к Джефу столь очевидны?
Джеки Швуб успокаивающе улыбнулся ей, потом снял свои очки в проволочной оправе и, протирая их, заговорил:
– Я знаю, оба вы отрицали, что между вами что‑то есть, в тот день, когда заходили в мой магазин, но со временем я все лучше узнавал Джефа, и он перестал скрывать от меня свои чувства к вам.
Сердце Шелби отчаянно колотилось, ноги ее подкашивались.
– Я… Мне что‑то холодно. Может, нам лучше вернуться в дом?
Он взял ее под руку и провел через высокую балконную дверь; в мягком сиянии газовых ламп Швуб казался еще более благожелательным, чем обычно.
– Я просто подумал, вы должны знать, что Джеф любит вас. Все, что он покупал – от граммофона до велосипедов и рояля, – было для него, лишь возможностью выразить свою любовь.
Она была так потрясена, что ей казалось, голос доходит до нее как сквозь дымку.
– Рояль?
– Он прибудет на этой неделе, – сияя, сообщил Джеки. – Джеф заказал его, когда покупал велосипеды.
Ей отчаянно хотелось поверить ему, но она боялась себе это позволить.
– Я знаю, что нравилась Джефу, но, если это было нечто большее, почему же он не остался?
– Кто знает? Быть может, он сомневался в вас.
Он пожал плечами и бросил взгляд на тот конец залы, где Бен Эйвери и его партнерша беседовали с полковником Коди.
– Видите вон ту девушку? Вы знаете, кто она?
– Нет…
– Это Этта Фили. Когда она только приехала из Ред Лоджа, все думали, что она леди, и о ее прибытии сообщили в колонке «Светской хроники». Теперь уже некоторые стесняются появляться в ее обществе… дело в том, что она содержательница самого большого… – Джеки подыскивал наиболее приличное слово, – …веселого дома в Коди. Но Этта очень милая девушка. Она моя постоянная покупательница и тратит уйму денег на свое… заведение, и это хорошо для города…
– А мой дядя знает, кто она?
– Вероятно. Но я заговорил о ней с вами, потому что она подошла как‑то раз к Джефу в моем присутствии. Этта очень ясно выразилась тогда о своих намерениях.
Он улыбнулся при этом воспоминании.
– Я думаю так: если бы Джеф не любил вас, он, пожалуй, захотел бы познакомиться с ней поближе. Что ему было терять? Она пригласила его, и он отказался наотрез. Единственные мужчины в городе, которые так поступают, или влюблены до безумия, или скованы брачными узами.
– Мистер Швуб… что толку мне знать обо всем этом? Слезы блеснули на глазах у Шелби, и она вздохнула так, будто громадная, невыносимая тяжесть давила ей на грудь.
– Мысль о том, что Джеф по‑настоящему любил меня, только сильнее заставляет меня страдать! Я все время тоскую о нем. Я верю, что он был – и остается – предназначенным мне судьбой, но этому уже не бывать. Он вернулся в Англию, к другой жизни, и он обручен с другой женщиной!
Он был, казалось, ошеломлен.
– Моя дорогая девочка! Я только подумал, то есть, я хочу сказать – неужели нет никакой надежды, никакой возможности перекинуть мост через пропасть, которая вас разъединяет?
Взяв у него платок, Шелби тихонько высморкалась и покачала головой:
– Думаю, я обречена, провести остаток моей жизни, занимаясь хозяйством на ранчо и ухаживая за мужчинами. Я стану взбалмошной старой девой, присматривающей за своим старым холостяком‑дядюшкой…
– Не могу себе представить, чтобы вас ожидала такая участь!
Джеки простить себе не мог, что так расстроил ее.
– Шелби, дорогая, я вижу, полковник Коди машет нам и указывает на вас. Вы уже достаточно оправились, чтобы поговорить с ним?
Шелби была похожа на маленькую, нежную голубку в своем чудесном платье и со своими поднятыми, уложенными в высокую прическу волосами; не очень‑то уверенно, но храбро она направилась туда, где стояли Бен, Баффэло Билл и пользующаяся печальной известностью Этта Фили.
Этта первая поздоровалась с ней, протянув обе руки ей навстречу:
– Я так много слышала о вас, мисс Мэттьюз! Чересчур надушенная и нарумяненная, с крашеными по всей вероятности, волосами, она тем не менее казалась искренной.
Шелби в свою очередь поздоровалась с ней, взглянула на Бена – вид у того был пылкий и немного смущенный – и положила свою ручку в перчатке на ладонь Коди. Он низко наклонился, целуя ее; его острая бородка слегка качнулась. Тут Бен, словно по команде, откашлялся и заявил, что они с мисс Фили пойдут вниз, выпьют чего‑нибудь прохладительного.
Коди пристально посмотрел на Шелби:
– Мисс Мэттьюз, мне хотелось бы кое‑что обсудить с вами. Не могли бы вы уделить мне несколько минут?
– Разумеется, сэр! Я чувствую себя польщенной!
Это ему понравилось. Сжав ее руку повыше локтя, Коди подвел ее к длинному роскошному дивану в углу гостиной. Что‑то в его лице побудило других гостей, находившихся поблизости, оставить их наедине.
– Могу я быть с вами откровенным, мисс Мэттьюз? Когда она усиленно, горячо закивала, он улыбнулся.
– Вы очаровательны, и мне известно, что вы также очень талантливы. Это правда, что вы искусная наездница… и что вы необыкновенно метко стреляете?
– Мне бы не хотелось показаться тщеславной, но – да, это правда, сэр! Я очень люблю скакать верхом и заарканивать лошадей, и особенно – стрелять. Я могу заниматься этим целыми часами. Дядя Бен помог мне освоить несколько замечательных трюков.
Шелби уже снова улыбалась, оправившись после разговора с Джеки Швубом.
– Должен признаться, я боготворю Анни Оукли.
Вид у него был необыкновенно довольный, затем его лицо омрачилось.
– Не знаю, известно ли вам, что и у меня, и у моего шоу «Дикий Запад» выдался очень трудный год. Вы слышали о моем несчастном зяте? Ах да, это же наверняка было во всех газетах… Да, ну и помимо этой трагедии были и другие неприятности. Мой старый друг и компаньон Нейт Салсбери болел и почти не мог разъезжать с труппой… Он тяжело вздохнул:
– Быть может, самым большим ударом было крушение поезда, на котором вся наша труппа ехала год назад. Мы потеряли больше сотни наших цирковых лошадей, среди них был и мой собственный конь Олд Поп.
Шелби ахнула. Глаза Коди на миг затуманились, потом он потрепал ее по руке:
– Да, юная леди, боюсь, это правда. Нам еще повезло, что люди остались живы, но Анни Оукли была так тяжело ранена, что много месяцев провела в больнице.
– О Боже! Я не знала об этом!
– М‑да… мы постарались, чтобы это не попало в газеты, надеясь, что она полностью поправится. Однако теперь это кажется маловероятным.
Его завораживающий, властный взгляд остановился на Шелби.
– Признаюсь, в последнее время у нас возникли также некоторые затруднения с деньгами, и я беспокоюсь об успехе нашего предстоящего турне за границу без Анни, которая собирала толпы зрителей.
– Но, полковник Коди, ваша труппа и так до отказу забита звездами, а ваши эффектные зрелища, такие, как нападение индейцев на обоз белых колонистов! Люди к вам валом повалят – с Анни Оукли или без нее!
– Я не собираюсь испытывать судьбу, мисс Мэттьюз. Шелби растерялась. Воздух был густым от сигаретного дыма и духов, от жаркого скопления людских тел и тепла соседней батареи отопления. Для чего Баффэло Билл говорит ей все это?
– Я вижу, вы слишком скромны, чтобы догадаться о моих намерениях, так что не стану больше держать вас в неведении, – весело сказал Коди. – Мисс Мэттьюз, я хочу, чтобы вы заняли место Анни Оукли, исполняя роль девушки‑меткого стрелка в шоу «Дикий Запад». Мы отплываем в Англию 15 декабря!
Шелби пристально посмотрела на него, издала легкий изумленный возглас и упала на пол без чувств.
Глава четырнадцатая
– Я просто не могу поверить, что упала в обморок! – кричала Шелби, и голос ее казался особенно громким в крохотной землянке Вивиан. Она с возмущением потрясла головой: – Не выношу женщин, которые чуть что – хлопаются в обморок! И вот я сама – в такую решительную минуту в моей жизни – вдруг оказалась, в таком дурацком положении!
– Глупышка!
Вивиан рассмеялась и погладила Вилли, который все еще был маленький и легкий, как пушинка. Он был с нею неразлучен, следуя за ней по пятам, пока она занималась домашними делами, а в остальное время, лежа рядом с ней свернувшись клубочком.
– Думаю, это случилось из‑за того, что ты была в корсете. Ты не привыкла так затягиваться. К тому же, судя по всему, ты нисколько не упала из‑за этого в глазах полковника Коди, так что перестань терзаться.
Они вместе, сидели за обшарпанным столом, накрытым скатертью, которую Вивиан вышила с таким кропотливым старанием. Скатерть, как и все остальное в доме Барта Кролла, была уже истерта и заляпана, там, где он прикасался к ней. Если бы Шелби не так дорога была Вивиан, ноги бы ее не было в этой лачуге. Дом вызывал у нее отвращение с первого дня, когда она побывала здесь душным, засушливым летом, но теперь было даже хуже, так как он совсем не проветривался. Глаза у Шелби слезились от дыма.
Вивиан словно прочитала ее мысли.
– Если бы в этом доме была любовь, – я могла бы быть счастлива, несмотря ни на какие лишения… Она попыталась улыбнуться. – Хорошо еще, что на улице слишком холодно и не идет дождь! В последний раз дождь шел два дня подряд, не переставая, и мне приходилось держать зонтик над головой, когда я что‑нибудь готовила у плиты.
– Наша крыша тоже иногда протекает, – солгала Шелби.
– Я бы не жаловалась, если бы сквозь щели текла одна только дождевая вода, но крыша у нас покрыта землей и дерном. – Она отвела глаза. – И оттуда падают большие комья грязи, которые попадают в суп, и на мое шитье, а иногда и мне на лицо, когда я сплю.
Шелби не знала, что ей делать, и только накрыла своей рукой руку подруги.
– Ох, Вивиан, может быть, ты все‑таки передумаешь и поедешь со мною в Англию?
Ей казалось, что Вивиан может изменить свое решение – передумала же она сама, – нужно только проявить достаточно упорства.
– Я тоже сначала решила, что это невозможно. Но все убеждали меня, что это для меня самое лучшее, даже если Джеф и не захочет со мной увидеться.
Вивиан уже с радостью представляла себе, как Шелби и Джеф снова встретятся. Еще с той звездной ночи, когда они выкрадывали коров Шелби, и он так ласково говорил с ней, она чувствовала, как сердце ее всякий раз вздрагивает при встрече с ним. Это была невинная тайна – ее девчоночье увлечение Джеффри Уэстоном: оно не имело ничего общего с истинной любовью ее лучшей подруги. Быть может, именно поэтому Вивиан так волновалась за Шелби. Она не надеялась, что ее собственные мечты могут когда‑либо исполниться, но Шелби – другое дело. Она была просто очарована ею.
– Ты должна написать мне тотчас же, как только вы с ним встретитесь в Англии, – тихо сказала Вивиан. – Я хочу знать все до мельчайших подробностей, каждое слово, которое вы скажете друг другу, ладно?
– Нет. Я ничего не расскажу тебе.
Вивиан, казалось, опешила.
– Но почему? Я обещаю, что никому больше не расскажу. Ты же знаешь, что можешь доверять мне, Шелби!
– Не в этом дело. Я хочу, чтобы ты сама была там! Мне нужен кто‑нибудь, кто будет помогать мне. Даже полковник Коди посоветовал мне взять горничную, которая следила бы за моими костюмами и присматривала за вещами во время путешествия. Единственный человек, которого я хочу видеть рядом с собой, – это ты, Вив!
Они смотрели друг на друга, ни слова не говоря о главном. Шелби хотела, чтобы Вивиан оставила Барта, развелась и начала бы новую жизнь в Англии. Чистый, неприкрытый страх в глазах Вивиан был красноречивее всяких слов.
– Ты что, собираешься оставаться здесь на всю жизнь? – настойчиво спросила Шелби, и голос ее дрогнул. Ее подруга отвела глаза в сторону.
– Почему ты никогда не смотришь мне в глаза, когда я пытаюсь поговорить с тобой об этом? Чем он сумел так запугать тебя, что ты готова терпеть эти мучения вечно?
Вивиан сжала губы, потом прошептала:
– По крайней мере, у меня есть мой дорогой Вилли. И Барт, может быть, не доживет до глубокой старости. Он и так уже ужасно кашляет от этих своих сигарет.
– Но, Вив, неужели ты сама не чувствуешь, как глупо это звучит? Тебе необходима любовь людей, а не только собаки. И зачем тебе жертвовать своим будущим, дожидаясь, пока Барт умрет?
– Иногда я думаю, что животные умеют лучше любить, чем люди, потому что они ничего не требуют, никого ни в чем не обвиняют, не насилуют и не предают.
Ее тонкая рука погладила серую, курчавую шерстку Вилли.
– Что касается Барта… Как ни странно, я обязана ему жизнью. После того как все мои родные погибли на том ужасном пожаре и я оказалась на улице в Сент‑Луисе в суровую зиму, я и правда думала, что замерзну или умру от голода. Барт привез меня сюда и дал мне пристанище…
Шелби хотелось встряхнуть ее.
– Какой ценой!
Ей хотелось плакать при виде исхудалого, прозрачного личика своей подруги, ее глубоко запавших голубых глаз и тусклых волос.
– Твоя жизнь тоже имеет значение! У меня нет сестры, и временами мне кажется, будто мы с тобой сестры. Я так сильно люблю тебя! Как я могу уехать в Англию и оставить тебя здесь, с этим чудовищем?
– Не беспокойся за меня. Ты должна ехать. Я хочу, чтобы ты поехала.
Шелби покачала головой:
– Мне нужно идти домой укладываться, но это не значит, что я сдаюсь. Мне только хотелось бы иметь, побольше времени, чтобы суметь уговорить тебя, прежде чем я уеду в Англию.
– Ты говорила, что шоу «Дикий Запад» отплывает из Нью‑Йорка только в середине декабря?
– Да, но я хочу навестить родителей, а поезда туда сейчас ходят только два раза в неделю, так что мне придется уехать завтра.
Они встали, и Шелби, шагнув вперед, отважилась обнять Вивиан. Ее подруга явно боялась каких‑либо прикосновений, даже когда ее обнимали друзья, и стояла опустив руки, прижав их к своему до боли тоненькому, хрупкому телу.
– Я ненавижу прощания. Я ужасная трусиха, когда дело доходит до того, чтобы сказать «прощай». Ты знаешь, я даже оставалась в постели, чтобы не видеть Джефа, когда он уезжал! – Шелби вздохнула. – Если ты не придешь на наше ранчо с уложенными чемоданами сегодня вечером, я сделаю все, что в моих силах, чтобы заехать сюда по дороге на станцию и еще раз попытаться переубедить тебя.
– Не надо… Я хочу сказать, если Барт будет здесь, мне станет только хуже после того, как ты уедешь.
Глубокое сочувствие захлестнуло Шелби, и слезы обожгли ей глаза.
– Ох, Вив, ну зачем ты так мучаешь себя?
Подруга ее снова отвела глаза, покачивая головой, потом крепко зажмурилась, чтобы Шелби не увидела всей глубины ее отчаяния. Маленький Вилли заскулил и лизнул ей руку.
* * *
Когда Барт Кролл увидел, как Шелби Мэттьюз отъезжает от его дома, он был так взбешен, что нечаянно откусил кончик своей сигареты и, прожевав, проглотил его. Эта гадина, сводила его с ума. Она выкрала обратно своих коров, он знал это наверняка. Он видел их на ее земле, теперь уже с клеймом – с этим идиотским солнечным кругом.
Она скакала по степи, как дьявол, заарканивая лошадей и стреляя, одетая так, будто она воображала себя ковбоем. Сегодня на ней был широкий, доходивший ей до пят плащ, развевавшийся вокруг сапог, голова была замотана шарфом, а сверху нахлобучена старая ковбойская шляпа. Ее длинная рыжая коса развевалась по ветру, такая же нахальная, как и сама Шелби.
Барту хотелось убить ее. Просто пульнуть в нее и все, – бум! – прямо в сердце из большого ружья. Он мечтал также оттрахать ее, так сильно, чтобы она плакала, умоляя его о пощаде. Может быть, он связал бы ей руки за спиной и повалил лицом на стол, вонзаясь в нее сзади, как в собаку. Кролл не знал, чего ему хочется больше – трахнуть ее, или убить.
Он также был голоден, как волк. Спешившись, он вошел в дом и обнаружил, что на плите ничего не варится. Хуже того, Вивиан сидела у стола, уставившись в пространство мечтательно, как полоумная, поглаживая эту безмозглую собачонку.
Барт постарался не раздражаться. Он только дал ей пощечину и крикнул:
– Ленивая сука! Чем это, черт бы тебя подрал, ты тут занимаешься? Где мой обед? Ты что думаешь, здесь тебе гостиница и тебе тут будут прислуживать?
– Нет, Барт. Прости меня.
Она вскочила, опустив глаза, и подтолкнула сжавшегося в комок Вилли под стол. Обычно, когда она слышала, что муж идет, она запирала собачку в сарае, где та была в безопасности и не попадалась Барту под ноги.
– Шелби заходила попрощаться. Она будет вместо Анни Оукли участвовать в шоу «Дикий Запад».
Барт только злобно, пронзительно взглянул на нее.
– Боюсь, из‑за этого я потеряла много времени. Я сейчас же приготовлю тебе поесть…
– Я не собираюсь сейчас есть.
К горлу ей подкатила тошнота, когда она услышала знакомые нотки в его голосе. Делая вид, что не понимает, Вивиан поспешила к плите и потянулась за чугунной сковородой. Рука ее так дрожала, что сковородка задребезжала о горелку, и Вилли высунулся из‑под скатерти.
– А ну‑ка ложись, да поживее! В горле у нее стало сухо.
– Пожалуйста, Барт, не сейчас… пожалуйста!
Она сама слышала, как жалобно звучит ее голос, и презирала себя за тот ужас, который он вызывал в ней. Когда Барт подошел к ней и вывернул руку ей за спину, Вилли выскочил из‑под стола, яростно рыча. Он бесстрашно схватил фермера за ногу.
– Пошел вон, паршивец!
Кролл, изо всей силы пнул собачку ногой, так что та пролетела через тесную комнатушку. Но это не устрашило Вилли, и он тотчас же снова встал на защиту своей хозяйки.
Вивиан заплакала, и это была ее ошибка. – Пожалуйста, Барт, прошу тебя, не обижай его. Я сделаю все, что ты хочешь, только не обижай Вилли. Я так люблю его…
Он запихнул щенка в ящик комода, задвинул его и схватил ее сзади за юбку.
– Ну, ты, быстро, полезай в постель, да раздвинь пошире ноги!
«Пожалуйста, Господи, – беззвучно взмолилась Вивиан, падая на убогую кровать, – сделай так, чтобы я ничего не чувствовала». Барт уже был тут, задирая ей юбки. Когда он тяжело навалился сверху, его кислый, зловонный запах ударил ей в ноздри, так что ее чуть не вырвало. Отвернув лицо в сторону, она крепко зажмурила глаза и затаила дыхание, мечтая ничего не чувствовать, не давиться от тошноты, не всхлипывать слишком громко. Его руки всегда были грязные и шершавые, они, точно наждачная бумага, скребли по ее нежному животу. Он сорвал с нее белье, радуясь, что ей потом придется чинить его, и затолкал в нее палец, потом сразу два, урча и причмокивая, как боров. Внутри у Вивиан было сухо, и, испуганная, она вскрикнула от боли.
Ему никогда не требовалось много времени на то, чтобы изнасиловать ее, но Вивиан казалось, будто ее затягивает в черную и страшную воронку, в глубины ада. То, что она лишена была возможности сопротивляться этому насилию над самой сокровенной своей сущностью, было хуже, чем его побои, от которых у нее иногда оставались черно‑лиловые синяки. Это было насилие над ее душой.
Барт копошился в ней, но член его быстро опал. Он явно старел, и она каждую ночь молилась, чтобы поскорее пришло то время, когда самолюбие удержит его, наконец от новых попыток. Сегодня, однако, его мужская несостоятельность привела его в ярость. Он продолжал тыкаться в нее, осыпая ее проклятиями.
– Это ты виновата, ты, безмозглая сука! С таким же успехом, я мог бы трахать ледяную глыбу вместо тебя!
Как обычно, Вивиан лежала отвернувшись от него, с закрытыми глазами, как бы пытаясь отрешиться от унизительного испытания. Он с силой ударил ее по лицу, но она не ответила.
– Зачем я вообще с тобой тут валандаюсь? Какой с тебя прок?
Жилы взбугрились на его багровом лице. Он оторвался от нее, слез с кровати и застегнул штаны. Вивиан вся сжалась в комок, повернувшись лицом к стене.
– Точно, никакого от тебя проку, вот что! Мне куда лучше было одному!
– Тогда, может, я лучше уйду, – прошептала она.
– Черта с два ты уйдешь! Думаешь, я отпущу тебя? Ты мне всем обязана, тварь паршивая!
Вилли, не умолкая, скулил в ящике, но теперь он принялся взвизгивать, защищая Вивиан. Взбешенный своим собственным бессилием и холодностью жены, Барт, прищурившись, посмотрел на комод:
– Терпеть не могу эту баранью шкуру! Он только и делает, что тявкает, жрет мою еду, да болтается у меня под ногами! Зря я тебе позволил держать его.
Потянувшись за револьвером, он открыл ящик и, схватив Вилли за загривок, поднял его высоко в воздух. Щенок жалобно повизгивал.
– Пришел тебе конец, ублюдок!
Потрясенная, едва сознавая, что происходит, Вивиан села на постели; глаза ее казались огромными на мертвенно‑белом лице.
– Ч‑что? Ты ведь не хочешь…
Довольный, что ему удалось задеть ее за живое, Барт Кролл широко ухмыльнулся, показывая свои испорченные, пожелтевшие зубы.
– Пора тебе напомнить, кто здесь хозяин, мерзкая шлюха!
С этими словами он вышел за дверь, одной рукой держа за загривок, повизгивающего Вилли и сжимая револьвер в другой.
Вивиан пронзительно закричала; крик этот леденил кровь, в нем звенела вся яростная, неприкрытая боль, таившаяся в ее душе. Ноги у нее подкосились, но она, покачнувшись, шагнула к нему с криком:
– Не‑е‑е‑е‑ет!..
За окном щелкнул выстрел.
Дьявольский хохот Барта толкнул Вивиан к двери. Это только одна из его отвратительных шуток! Не может же этого быть! Когда она переступила через порог и вышла на грязный двор, то увидела Вилли – скорченный серый комочек, лежащий у коновязи. Кровь струйкой сочилась из его маленькой расколотой головы.
* * *
Шелби старалась особенно не предаваться размышлениям, перестирывая одежду и укладывая вещи в дорогу. Если бы она стала задумываться о том, что оставляет ранчо, и как сильно будет скучать, она с ума бы сошла от горя, а потому она просто говорила себе, что уезжает на зиму. Тем более, что зимы на ранчо такие длинные. Полковник Кода настоял, чтобы они не подписывали контракт, и это, в конце концов убедило ее согласиться. Если к весне ей не захочется больше выступать в шоу, она сможет вернуться в Вайоминг.
Шелби старалась также не задумываться особенно о шоу «Дикий Запад». Она гордилась своим умением метко стрелять, но она столько читала об Анни Оукли, что чувствовала себя рядом с ней просто недоучкой‑любителем. Но Коди пообещал, что ей не придется выступать сразу по приезде в Англию. Ее будут тренировать до тех пор, пока она не почувствует себя вполне уверенно.
Она радовалась, поскольку уже раньше побывала в Англии и знала, что ее там ждет, хотя, конечно, главные ее волнения были не из‑за этого. Шелби только и делала, что пыталась не думать о Джефе. И все же, лежа в постели в темноте, в ночь перед отъездом, она не могла заснуть от ярких воспоминаний и мучительной неуверенности. Невозможно было не представлять себе, как оно все будет в Лондоне. «А что, если я приеду, а он, окажется уже женат? Ну что ж, тогда я просто возьму себя в руки и буду жить дальше – и работать! У него нет совершенно никаких причин полагать, что я приехала в Англию, чтобы вернуть его, разве не так?»
Под глазами у нее были тени, когда она утром оделась и попросила Рогалика приготовить ей завтрак. Она чувствовала себя на много лет старше того беззаботного сорванца, который ворвался в столовую к родителям в полном ковбойском снаряжении, а ведь это было всего лишь в марте. Странно было сознавать, как жизненный опыт, и страдание, и дружба могут превратить девочку в женщину…
Тайтес, Кэйл, Лусиус, Марш и Джимми – все присоединились к Шелби за завтраком, вспоминая о тех прекрасных днях, которые они вместе провели на ранчо «Саншайн». Однако они уже относились к ней чуть‑чуть по‑другому, ведь теперь на ней был изысканный дорожный костюм из зеленой шерсти, отделанный черным бархатом, – подарок от Баффэло Билла. Тайтес и Бен собирались отвезти ее на станцию, так что когда багаж погрузили в коляску, Шелби с грустью расцеловала по очереди всех работников.
– Я ужасно люблю вас всех, мальчики, вы знаете об этом? Прежде чем кто‑либо успел ответить, Марш гаркнул:
– Ага!
И все рассмеялись.