<p>Член сословного представительства должен обладать интеллигентностью как общим человеческим свойством, но человек не должен обладать интеллигентностью как особым сословным свойством; иначе говоря, интеллигентность не делает человека членом сословного представительства, она только делает члена сословного представительства человеком. Наш автор согласится с тем, что интеллигентности этим не уделяется особого места в ландтаге. Всякое газетное объявление – это факт интеллигентности<a l:href="#n_66" type="note">[66]</a>. Но кто решился бы на основании этого утверждать, что объявления представляют литературу? Земля не может говорить, может говорить лишь владелец земли. Поэтому земля, чтобы заговорить о своих правах, должна выступить в интеллигентной _ _форме_ _; желания, интересы сами не говорят, говорит только человек; но разве земля, интерес, желание выходят за присущие им рамки в результате того, что они заявляют о своих правах устами человеческого существа, устами существа, наделённого интеллектом? Дело идёт не просто о _ _форме_ _ интеллигентности, а о _ _содержании_ _ её. Если интеллигентность вовсе не нуждается – в чём мы охотно соглашаемся с нашим автором – в сословном представительстве, а нуждается как раз в несословном представительстве, то сословное представительство, наоборот, нуждается в интеллигентности, но в очень ограниченной интеллигентности, – подобно тому как каждому человеку нужно столько ума, сколько его требуется для проведения в жизнь своих намерений и интересов, чтò, однако, вовсе не означает, что намерения и интересы человека становятся намерениями и интересами «ума».</p>
<p>_ _Утилитарная_ _ интеллигентность, борющаяся за свой домашний очаг, отличается, конечно, от _ _свободной_ _ интеллигентности, защищающей, в ущерб своему очагу, правое дело. Интеллигентность, которая служит какой-либо одной определённой цели, какой-либо одной определённой вещи, в корне отлична от той интеллигентности, которая властвует над всякой вещью и подчиняется только себе самой.</p>
<p>Итак, наш автор желает только сказать: интеллигентность вовсе не есть сословное свойство; он не задаёт себе вопроса, представляет ли сословность свойство интеллигентности! Он утешает себя тем, что интеллигентность – общее свойство сословности, но отказывает нам в утешительном доказательстве того, что сословность – это особое свойство интеллигентности!</p>
<p>Наш автор вполне _ _последователен_ _ – не только с точки зрения своих принципов, но и с точки зрения принципов _ _сословного представительства_ _, – когда он превращает вопрос о праве представительства «интеллигенции» в ландтагах в вопрос о праве представительства _ _ученых сословий_ _, сословий, которые _ _монополизировали_ _ интеллигентность, в вопрос о праве интеллигенции, ставшей _ _сословной_ _. Наш автор прав, поскольку, при наличии сословного представительства, речь может идти лишь об интеллигенции, ставшей сословной, но он неправ, отрицая право учёных сословий на представительство, ибо там, где господствует сословный принцип, должны быть представлены все сословия. Он ошибается, когда исключает духовных лиц, учителей, а также учёных, не занимающих официальных должностей, и даже вообще не ставит вопроса относительно адвокатов, врачей и пр.; полное же непонимание существа сословного представительства он обнаруживает тогда, когда на одну доску с упомянутыми выше учёными сословиями ставит относящихся к правительству «государственных служащих». В сословном государстве правительственные чиновники являются представителями государственных интересов как таковых и, следовательно, враждебно противостоят представителям сословных частных интересов. Если присутствие правительственных чиновников в народном представительстве не содержит в себе противоречия, то оно является противоречием в сословном представительстве.</p>
<p>Разбираемая статья пытается далее доказать, что земельная собственность представлена во французской и в английской конституциях не в меньшей степени, если даже не в большей, чем в прусском сословном строе. Если бы это и было верно, то разве тот или иной недостаток перестаёт быть в Пруссии недостатком оттого, что он существует также в Англии и Франции? Мы не станем подробно доказывать, что это сравнение совершенно ошибочно уже по одному тому, что французские и английские депутаты избираются не как _ _представители землевладения_ _, а как _ _народные представители_ _; что же касается особых интересов, то, например, какой-нибудь Фульд остаётся представителем промышленности _ _несмотря на то_ _, что он платит в каком-нибудь уголке Франции сравнительно ничтожный земельный налог. Мы не намерены повторять то, на что мы уже указывали в нашей первой статье, а именно, что принцип сословного представительства уничтожает принцип представительства землевладения и, в свою очередь, сам уничтожается им, и что, следовательно, не получается ни действительного представительства землевладения, ни действительного представительства сословий, а только непоследовательная амальгама обоих этих принципов. Мы, далее, не будем останавливаться на основной ошибке самого сравнения, которая состоит в том, что выхватываются различные _ _цифры_ _ для Англии, Франции и Пруссии, без какой бы то ни было необходимой связи с _ _различными_ _ отношениями, существующими в этих странах. Мы подчёркиваем только один пункт, а именно: во Франции и в Англии принимается в расчёт, чтò даёт государству земельная собственность и какие налоги платит владелец её, между тем как, наоборот, в Пруссии учитывается, – например, для большинства рыцарских поместий и медиатизированных владений<a l:href="#c_45"><sup>{45}</sup></a>, – насколько они _ _свободны_ _ от государственных повинностей и независимы в своём частном пользовании. Во Франции и в Англии, – системам которых мы, впрочем, отнюдь не симпатизируем, – право представительства вытекает не из того, чтò имеет субъект, а из того, чтò он имеет в интересах государства, не из владения, а как бы из государственной функции, выполняемой владением.</p>
<p>Автор пытается, далее, доказать, что крупная земельная собственность представлена соразмерно с мелкой земельной собственностью. По этому вопросу, а также по затронутому выше пункту, мы отсылаем к сочинению «О сословном представительстве в Пруссии» (Штутгарт и Тюбинген, издательство Котты) и к сочинению Людвига Буля о прусских провинциальных сословных собраниях. Но, – оставляя в стороне различие между крупной и мелкой земельной собственностью, – следующие примеры могут наглядно показать, как неправильно распределено представительство. Земельная собственность города Берлина оценивается в 100 миллионов талеров, а площадь рыцарских поместий Бранденбургской марки только в 90 миллионов талеров, между тем Берлин посылает трёх депутатов, а владельцы упомянутых поместий выбирают из своей среды 20 депутатов. Даже между городами распределение не проведено в строгом соответствии с размерами землевладения. Потсдам посылает в ландтаг одного депутата, хотя стоимость земельных участков Потсдама вряд ли достигает десятой части стоимости земельных участков Берлина. В Потсдаме один депутат приходится на 30.000 жителей, а в Берлине – на 100.000. Ещё более резкий контраст получается, если сравнить со столицей мелкие города, которым предоставлено было, в силу исторических причин, право вирильного голоса<a l:href="#c_46"><sup>{46}</sup></a>.</p>
<p>Чтобы правильно определить, кроме того, соотношение между представительством интеллигенции и сословным представительством земельной собственности, мы вернёмся ещё раз к классическому основному положению, к правильно отмеченному нашим автором странному явлению, что «в интеллигенции видят _ _особый_ _, _ _наряду_ _ с промышленностью и земельной собственностью, элемент, _ _нуждающийся_ _ в сословном представительстве».</p>
<p>Автор поступает правильно, когда он ищет корень провинциальных сословных собраний не в _ _государственной необходимости_ _ и когда видит в них не _ _государственную потребность_ _, а _ _потребность особых интересов_ _, противостоящую государству. Не органическим разумом государства, а голой потребностью частных интересов создан _ _сословный_ _ строй; интеллигентность же не есть ищущий удовлетворения эгоистический интерес, это – всеобщий интерес. Следовательно, представительство интеллигенции в сословном собрании есть противоречивое, бессмысленное требование. Мы, впрочем, обратим внимание нашего автора на те последствия, которые вытекают из того, что _ _слепая потребность_ _ принимается за принцип народного представительства. Эти последствия столь неизбежны, что автор на мгновение сам пугается их и отвергает не только определённые требования со стороны представительства особых интересов, но отвергает также и требование самого этого представительства.</p>
<p>В самом деле: или потребность _ _действительна_ _, и тогда недействительно государство, так как оно сохраняет особые элементы, которые не находят в нём надлежащего удовлетворения своих интересов и вынуждены поэтому конституироваться рядом с ним в особую организацию, вступающую с ним в договорные отношения, – или же потребность получает в государстве своё действительное удовлетворение, и, значит, представительство её, противостоящее государству, иллюзорно или опасно. Автор на одно мгновение становится на точку зрения иллюзорности. По поводу _ _промышленности_ _ он замечает, что если бы даже она не была достаточно представлена в ландтагах, то у неё остаётся ещё немало путей, чтобы добиваться признания своих интересов в государстве и перед правительством. Он утверждает, следовательно, что _ _сословное представительство_ _, представительство по принципу _ _слепой потребности_ _ – _ _иллюзия_ _, ибо сама эта потребность иллюзорна. Действительно, то, что сказано о промышленном сословии, относится ко всем сословиям; к _ _сословию_ _ же _ _земельных собственников_ _ это относится ещё в большей степени чем к промышленности, так как это сословие представлено в таких вполне сложившихся государственных органах, как ландрат, окружные сословные собрания и т.д.</p>
<p>Из всего сказанного само собой следует, что мы совсем не можем присоединиться к хору недовольных тем, что _ _функции_ _, предоставляемые комиссиям, _ _подверглись ограничению_ _; наоборот, мы готовы решительно протестовать против всякого расширения этих функций, считая, что такое расширение противоречит интересам государства. Превратной является также точка зрения либерализма, мечтающего о представительстве _ _интеллигенции_ _ в ландтаге. Интеллигентность не только не есть _ _особый_ _ элемент представительства, она вообще не _ _элемент_ _, она – _ _принцип_ _, который не может принимать участия ни в какой организации, _ _составленной_ _ из элементов, – она может лишь создать из самой себя некоторое _ _расчленение_ _. Об интеллигентности речь может идти не как о части, входящей в состав целого, а как об организующем начале. Дело идёт здесь не о _ _дополнении_ _, а о _ _противоположении_ _. Вопрос ставится так: «представительство интеллигентности» или же «представительство сословности»? Вопрос в том, должны ли особые интересы представлять политическую интеллигентность или же политическая интеллигентность должна представлять особые интересы. Политическая интеллигентность будет, например, регулировать земельную собственность согласно государственным принципам, а не государственные принципы – согласно земельной собственности; она будет принимать в расчёт земельную собственность не по её частному эгоизму, а по её государственной природе; она будет определять сущность целого не по этой особой сущности, а, наоборот, эту особую сущность будет определять в соответствии с целым. Наоборот, земельная собственность как принцип представительства сообразуется не с интеллигентностью, а сообразует интеллигентность с собой, будучи похожей в этом отношении на часовщика, который хотел бы не часы поставить по солнцу, а солнце поставить по своим часам. Вопрос резюмируется в немногих словах: кто кого должен подвергнуть критике, кто кого должен подчинить себе – земельная собственность политическую интеллигентность или же политическая интеллигентность земельную собственность?</p>
<p>Для интеллигентности нет ничего внешнего, ибо она есть внутреннее определяющее начало всего, между тем как, наоборот, для какого-нибудь определённого элемента (например, для земельной собственности) всё, чтò не есть он сам, является чем-то внешним. Поэтому не только состав ландтага, но и его действия _ _механичны_ _, ибо он должен относиться ко всякого рода всеобщим интересам, и даже к отличным от него особым интересам, как к чему-то постороннему, чуждому. Всё особое – например, земельная собственность – само по себе является ограниченным. Следовательно, особое, как нечто ограниченное, должно подчиняться стоящей над ним всеобщей силе, но невозможно, чтобы оно подчинило себе эту всеобщую силу и приспособило её к своим потребностям.</p>
<p>Ландтаги, в силу своего специфического состава, представляют собой не что иное, как объединение особых интересов, имеющих привилегию противопоставлять государству то, что _ _ограничивает их как нечто особое_ _; они являются, стало быть, узаконенной самоорганизацией негосударственных элементов в государстве. Следовательно, по своему _ _существу_ _ они _ _враждебно_ _ настроены против государства, ибо особое, в своей изолированной деятельности, всегда враг целого, так как именно это целое даёт ему чувствовать, как _ _ничтожно_ _ особое в силу своей ограниченности.</p>
<p>Если бы это превращение особых интересов в нечто политически самостоятельное было государственной необходимостью, то это было бы только проявлением внутренней болезни государства, подобно тому как нездоровое состояние организма, по естественным законам, неизбежно проявляется в болезненных наростах. Нужно было бы принять одно из двух: либо признать, что особые интересы, отрываясь и отчуждаясь от политического духа государства, стремятся ограничить государство, либо же признать, что государство концентрируется только в _ _правительстве_ _ и, в виде компенсации, предоставляет ограниченному народному духу лишь некоторую сферу деятельности как отдушину для его особых интересов. Можно было бы, наконец, объединить обе эти точки зрения. Следовательно, для того чтобы требование представительства интеллигенции имело смысл, мы должны толковать его как требование сознательного представительства народной интеллигентности, которая отнюдь не пытается противопоставлять отдельные потребности государству, но для которой высшая потребность заключается в том, чтобы претворить в жизнь самую сущность государства, рассматриваемого притом как её собственное деяние, как её собственное государство. Быть представляемым – это вообще нечто страдательное; только материальное, бездушное, несамостоятельное, беззащитное нуждается в представительстве; но ни один элемент государства не должен быть материальным, бездушным, несамостоятельным, беззащитным. Представительство должно рассматриваться не как представительство некоей особой вещи, которая не есть сам народ, а как _ _самопредставительство_ _ народа, как такая государственная деятельность, которая, не будучи единственной, исключительной государственной деятельностью народа, отличается от прочих проявлений его государственной жизни только всеобщностью своего содержания. Представительство нельзя рассматривать как уступку, которая делается беззащитной слабости, бессилию, а, напротив, как уверенную в себе жизнедеятельность высочайшей силы. В истинном государстве нет места такой земельной собственности, такой промышленности, такой материальной сфере, которые, в этом своём качестве грубых материальных элементов, вступают в соглашение с государством; в нём существуют только _ _духовные силы_ _; и только в своём государственном воскресении, в своём политическом возрождении естественные силы получают право голоса в государстве. Государство пронизывает всю природу духовными нитями, и в каждой его точке с необходимостью обнаруживается, что господствующим началом является не материя, а форма, не природа вне государства, а природа государства, не _ _лишённый свободы предмет_ _, а _ _свободный человек_ _.</p>
<cite>
<subtitle>• • •</subtitle>
<p>_ _Написано К. Марксом 10, 19 и 30 декабря 1842 г._ _</p>
<p>_ _Напечатано в «Rheinische Zeitung» №№ 345, 354 и 365; 11, 20 и 31 декабря 1842 г._ _</p>
<p>_ _Печатается по тексту газеты_ _</p>
<p>_ _Перевод с немецкого_ _</p>
</cite>
</section>
<section>
<title>
<p>«Rhein- und Mosel-Zeitung»</p>
<p>как великий инквизитор</p>
</title>
<p><a l:href="#c_47"><sup>{47}</sup></a></p>
<p>_ _Кёльн_ _, 11 марта. Несколько дней тому назад «Rhein- und Mosel-Zeitung» напечатала религиозную буллу, в которой осуждается благочестивая «Kölnische Zeitung»<a l:href="#c_48"><sup>{48}</sup></a>; ныне перед инквизиторским трибуналом в Кобленце стоит «Trier’sche Zeitung»<a l:href="#c_49"><sup>{49}</sup></a>. И недаром.</p>
<p>Дело в том, что «Trier’sche Zeitung» в связи со смертью Фридриха фон Саллета написала, между прочим, следующее:</p>
<cite>
<p>«Перед нами – его произведение, „Евангелие для мирян“, _ _раскрывающее в чистом виде священные вечные евангельские истины_ _». «Он» (Саллет) «стремился к тому, чтобы быть человеком в высоком смысле того прообраза, которым явился Иисус. _ _Как настоящий господний воин, он был глашатаем вечной истины_ _».</p>
<p>«Тот, кто прочтёт эти слова, ничего другого не зная о прославляемом авторе», – говорит «Rhein- und Mosel-Zeitung», – «подумает, конечно, что г-н фон Саллет был верующим христианином и с пламенным рвением проповедовал в своём „Евангелии для мирян“ слово божие. Но что же в действительности содержится в этом евангелии? То ложное и пагубное учение, которое люди вроде Штрауса, Фейербаха и Бруно Бауэра и как их ещё там звать – все эти апостолы современного язычества – преподносят в аудиториях, а также в своих произведениях, узкому кругу учёных» и т.д.</p>
</cite>
<p>Для документального подтверждения своего взгляда «Rhein- und Mosel-Zeitung» цитирует</p>
<cite>
<p>«_ _одно только_ _ место из „Евангелия для мирян“, а именно то, в котором проводится параллель между предателем Иудой и евангельским Христом, т.е. Христом, каким его изображает библия».</p>
</cite>
<p>Приведённые вслед за этим цитаты убедительно показывают, как сознательно противопоставлял Саллет свои взгляды _ _историческому_ _ христианству.</p>
<p>Чувство ложной гуманности будет, пожалуй, задето той беззастенчивой полемикой, которую «Rhein- und Mosel-Zeitung» направляет против только что скончавшегося человека, но разве апология этого человека в «Trier’sche Zeitung» не носит гораздо более антигуманный, гораздо более оскорбительный характер? Можно ли сказать, что я чту память умершего, если я _ _извращаю_ _ его духовный облик? Несомненно, Саллет стремился быть глашатаем истины, но отнюдь не евангельской. Саллет стремился, несомненно, быть _ _истинным_ _ человеком, но отнюдь не поборником церковной истины.</p>
<p>Напротив, Саллет полагал, что разумная истина может быть утверждена только противопоставлением её священной истине, а нравственный человек – только противопоставлением его христианину; поэтому Саллет и написал «Евангелие для мирян». И что же? Разве почтил память этого человека его апологет из «Trier’sche Zeitung», поставив всё дело его жизни прямо-таки на голову? Выражаете ли вы своё почитание Лютера, объявляя его хорошим католиком, а почитание папы Ганганелли, называя его покровителем иезуитов? Какое ханжество! Какое бессилие мысли! Саллет был республиканцем; какой же ты ему друг, если всюду оглушительно трубишь о его роялизме? Саллет больше всего любил правду, а вы хотите выразить своё уважение к нему, сказав о нём неправду? Или же в вашей душе борются христианство и чувство дружбы? Пусть так! Но тогда сознайтесь в этом и скажите: Саллет был хорошим человеком и т.д., но плохим _ _христианином_ _! Сожалейте об этом, если угодно, выражайте своё сожаление во всеуслышание, но только не выдавайте его произведения за блестящие свидетельства его приверженности христианству. Если вы _ _осуждаете_ _ стремления вашего друга, осуждайте их sans gêne<a l:href="#n_67" type="note">[67]</a>, как это делает «Rhein- und Mosel-Zeitung», но не ханжеским окольным путём, не так, чтобы хвалить его за то, чем он _ _не_ _ был, а, следовательно, осуждать его как раз за то, чем он был _ _в действительности_ _.</p>
<p>Если даже признать, что «Евангелие для мирян» и могло дать повод к подобному толкованию; если признать, что Саллет _ _в этом произведении_ _ ещё далеко не уяснил себе своей точки зрения, что он сам _ _считает_ _ себя проповедником истинного смысла евангелия, что цитате, которую привела «Rhein- und Mosel-Zeitung», нетрудно противопоставить иные цитаты, звучащие совсем по-христиански, – то всё же «Rhein- und Mosel-Zeitung» права в том, что Саллет на место _ _исторического_ _ христианства ставит христианство _ _своего собственного изделия_ _.</p>
<p>В заключение, ещё одно слово по поводу тех мест, которые цитирует «Rhein- und Mosel-Zeitung». Все они страдают одним коренным недостатком – _ _отсутствием поэзии_ _. Да и вообще, что за нелепая идея излагать в стихах богословские споры! Приходило ли какому-нибудь композитору в голову положить догматику на музыку?</p>
<p>Не говоря уже об этой ереси в отношении законов искусства, каково содержание цитируемых мест? _ _Саллет_ _ полагает, что _ _несовместимо_ _ с божественностью Христа, чтобы он, зная о предательских замыслах Иуды, ничего не предпринял для его исправления или для того, чтобы предотвратить злодеяние! И по этому поводу Саллет восклицает («Rhein- und Mosel-Zeitung» приводит эти строки):</p>
<poem>
<stanza>
<v>«Позор тому – кто б ни был он, слепец! –</v>
<v>Кто господа таким изобразил:</v>
<v>Сей каплей знания людских сердец</v>
<v>Он дорогой нам образ исказил».</v>
</stanza>
</poem>
<p>Суждение Саллета говорит о том, что он не был ни _ _теологом_ _, ни _ _философом_ _. Если бы он был _ _теологом_ _, он не стал бы беспокоиться по поводу того, что это противоречит _ _человеческому_ _ разуму и _ _человеческой_ _ нравственности, ибо для теолога человеческий разум и нравственность не являются мерилом для евангелия, а, наоборот, евангелие является мерилом для них. А если бы Саллет был _ _философом_ _, то он знал бы, что такого рода противоречия коренятся в _ _природе религиозного мышления_ _, он признал бы тогда и указанное противоречие _ _неизбежным продуктом_ _ христианского мировоззрения, а отнюдь не осудил бы его как _ _фальсификацию этого мировоззрения_ _.</p>
<p>Пусть «Rhein- und Mosel-Zeitung» и впредь с таким же пылом ратует за дело веры, набрасывая сан-бенито<a l:href="#c_50"><sup>{50}</sup></a> на все рейнские газеты. Мы же посмотрим, как отнесутся к _ _терроризму веры половинчатые_ _ – те, которые не являются ни холодными, ни горячими, а только тёплыми, – будет ли он для них более приемлемым, чем _ _терроризм разума_ _.</p>
<cite>
<subtitle>• • •</subtitle>
<p>_ _Написано К. Марксом 11 марта 1843 г._ _</p>
<p>_ _Напечатано в «Rheinische Zeitung» № 71, 12 марта 1843 г._ _</p>
<p>_ _Печатается по тексту газеты_ _</p>
<p>_ _Перевод с немецкого_ _</p>
</cite>
</section>
<section>
<title>
<p>Из писем 1842 – 1843 годов</p>
</title>
<section>
<title>
<p>Маркс – А. Руге</p>
<p>_ _в Дрезден_ _</p>
</title>
<cite>
<p>Трир, 10 февраля [1842 г.]</p>
</cite>
<p>Дорогой друг!</p>
<p>Я позволяю себе предложить Вам небольшую работу для «Deutsche Jahrbücher»<a l:href="#c_51"><sup>{51}</sup></a> в виде прилагаемой критики цензурной инструкции<a l:href="#c_52"><sup>{52}</sup></a>.</p>
<p>Если статья подходит для Вашего журнала, то я прошу Вас не называть пока _ _моего имени никому, за исключением Виганда_ _, а также прошу переслать мне _ _тотчас же почтой_ _ номера «Deutsche Jahrbücher» с моей статьёй, ибо, _ _пока_ _ я в Трире, я совершенно оторван от литературного мира.</p>
<p>Понятно, что в интересах дела ускорить печатание, если цензура не наложит цензурного запрета на мою цензуру.</p>
<p>Если у Вас нет ещё критика для сверхумной книги Фатке «о грехе»<a l:href="#c_53"><sup>{53}</sup></a>, – не будь она так чертовски умна, можно было бы поддаться искушению назвать её глупой, – то моё критическое рвение к Вашим услугам.</p>
<p>Равным образом стоило бы, пожалуй, ещё раз взяться за сочинение Байера о «нравственном духе»<a l:href="#c_54"><sup>{54}</sup></a>. Критика Фейербаха была дружеской услугой<a l:href="#c_55"><sup>{55}</sup></a>. Насколько почтенны моральные убеждения Байера, настолько же слабым и даже безнравственным является само сочинение.</p>
<p>Я был бы очень рад, если бы Вы передали _ _Виганду_ _, что моя рукопись будет доставлена Вам через несколько дней. Письмо _ _Бауэра_ _, где он требует, чтобы рукопись была, _ _наконец_ _, отослана, застало меня тяжело больным, в постели, и поэтому было передано мне только несколько дней назад. Занятый работой над прилагаемой статьёй, я не мог сделать необходимых исправлений.</p>
<p>Так как я теперь покончил с объёмистыми работами, то само собой разумеется, что все мои силы находятся в распоряжении «Deutsche Jahrbücher».</p>
<p>С искренним уважением</p>
<p><strong>_ _Маркс_ _</strong></p>
<p>Мой адрес: Доктору Марксу, _ _Трир_ _; вручить тайному правительственному советнику фон Вестфалену.</p>
<cite>
<subtitle>• • •</subtitle>
<p>_ _Впервые напечатано в 1902 г._ _</p>
<p>_ _Печатается по рукописи_ _</p>
<p>_ _Перевод с немецкого_ _</p>
</cite>
</section>
<section>
<title>
<p>Маркс – А. Руге</p>
<p>_ _в Дрезден_ _</p>
</title>
<cite>
<p>Трир, 5 марта [1842 г.]</p>
</cite>
<p>Дорогой друг!</p>
<p>Я совершенно согласен с планом «Anekdota philosophica»<a l:href="#c_56"><sup>{56}</sup></a> и считаю также, что было бы лучше назвать в числе сотрудников и _ _моё имя_ _. Подобного рода демонстрация, по самому своему характеру, _ _исключает_ _ всякую анонимность. Эти господа должны убедиться, что наша совесть чиста.</p>
<p>При внезапном возрождении саксонской цензуры совершенно невозможно будет, очевидно, напечатать мой «Трактат о _ _христианском искусстве_ _», который должен был бы появиться в качестве второй части «Трубного гласа»<a l:href="#c_57"><sup>{57}</sup></a>. А что если поместить его – в изменённой редакции – в «Anekdota»? Масса противоцензурного материала, накопившегося теперь в умах людей, даст, пожалуй, возможность выпускать «Anekdota», по мере накопления материала, в виде ряда отдельных выпусков. Другая статья, предназначавшаяся мной также для «Deutsche Jahrbücher», представляет собой критику гегелевского естественного права, поскольку дело касается _ _внутреннего государственного строя_ _<a l:href="#c_58"><sup>{58}</sup></a>. Основное в ней – борьба с _ _конституционной монархией_ _, с этим ублюдком, который от начала до конца сам себе противоречит и сам себя уничтожает. Выражение res publica<a l:href="#n_68" type="note">[68]</a> совершенно невозможно перевести на немецкий язык. Я послал бы тотчас же для пробы обе эти вещи, если бы они не нуждались в переписке начисто, а местами – в исправлениях. Дело в том, что мой будущий тесть, г-н фон Вестфален, пролежал на смертном одре три месяца и позавчера скончался. Поэтому за всё это время невозможно было сделать что-нибудь путное.</p>