Охватывает три рукописи. 26 глава

<p>Об остальном в следующий раз.</p>

<p>С искренним уважением</p>

<p>преданный Вам <strong>_ _Маркс_ _</strong></p>

<p>A porpos<a l:href="#n_69" type="note">[69]</a>. В рукописи о цензуре<a l:href="#c_59">^{59}</a> по недосмотру написано: «цензура тенденции и тенденциозная цензура». На самом деле должно быть: «цензура тенденции и тенденция цензуры».</p>

<p>Благоволите послать мне ответ прямо почтой в Трир.</p>

<p>Бауэр отрешён от должности, как он пишет в только что полученном письме, per lit de justice<a l:href="#n_70" type="note">[70]</a>.</p>

<cite>

<subtitle>• • •</subtitle>

<p>_ _Впервые напечатано в 1902 г._ _</p>

<p>_ _Печатается по рукописи_ _</p>

<p>_ _Перевод с немецкого_ _</p>

</cite>

</section>

<section>

<title>

<p>Маркс – А. Руге</p>

<p>_ _в Дрезден_ _</p>

</title>

<cite>

<p>Трир, 20 марта [1842 г.]</p>

</cite>

<p>Дорогой друг!</p>

<p>Послушники – наиблагочестивейший народ, как это ad oculos<a l:href="#n_71" type="note">[71]</a> показывает Саксония.</p>

<p>У Бауэра была однажды в Берлине такая же сцена с Эйххорном, как у Вас с министром внутренних дел. Ораторские приёмы этих господ похожи друг на друга, как одно яйцо на другое. Чем-то исключительным является, однако, то, что философия ведёт вразумительным языком разговор с государственной мудростью этих напыщенных мерзавцев, и даже некоторый фанатизм здесь нисколько не вредит делу. Нет ничего труднее, как заставить поверить этих мирских божков, что существуют вера в истину и духовные убеждения. Эти государственные дэнди в такой степени являются скептиками, это настолько закоренелые хлыщи, что они не верят уже в истинную, бескорыстную любовь. Как же вести борьбу против этих roués<a l:href="#n_72" type="note">[72]</a> иначе, как с помощью того, чтò в высших кругах называют фанатизмом? Гвардейский лейтенант считает всякого влюблённого, имеющего честные намерения, фанатиком. Разве из-за этого нельзя больше вступать в брак? Замечательно, что низведение людей до уровня животных стало правительственной верой и правительственным принципом. Но это не противоречит религиозности, так как обоготворение животных – это, пожалуй, наиболее последовательная форма религии, и скоро, быть может, придётся говорить уже не о религиозной антропологии, а о религиозной зоологии.</p>

<p>Когда я ещё был молод и доверчив, я уже знал, что яйца, которые кладут в Берлине, это не яйца Леды, а гусиные яйца. Несколько позже я понял, что это крокодиловы яйца; так, например, самоновейшим крокодиловым яйцом является мнимая отмена – по предложению рейнского сословного собрания – тех незаконных ограничений, которым подвергалось французское законодательство в делах о государственной измене и т.д., а также в делах о преступлениях должностных лиц<a l:href="#c_60">^{60}</a>. Но на этот раз, когда речь идёт об объективных, установленных законом определениях, этот фокус-покус так глуп, что даже глупейшие рейнские юристы его тотчас же разглядели. К тому же Пруссия с полной наивностью заявила, что публичность судебного процесса поставила бы на карту престиж прусских чиновников и доверие к ним. Это – весьма откровенное признание. Всё наше рейнское бумагомарание о публичности и гласности страдает одним коренным пороком. Честные простаки продолжают без устали доказывать, что это отнюдь не политические, а чисто правовые институты, что они являются правом, а не бесправием. Как будто в этом дело! Как будто всё зло этих институтов заключается не в том именно, что они являются правом! Мне бы очень хотелось доказать обратное, а именно, что Пруссия не может ввести публичность и гласность, ибо свободные суды и несвободное государство несовместимы. Точно так же следовало бы воздать должное Пруссии за её благочестие, ибо трансцендентное государство не может обойтись без положительной религии, как русский мошенник – без нательного образка.</p>

<p>Бюлов-Куммеров, как Вы можете увидеть из китайских газет<a l:href="#c_61">^{61}</a>, заставляет своё перо кокетничать со своим плугом. О, эта деревенская кокетка, украшающая себя фальшивыми цветами! Я думаю, что писатели такого земного положения, – положение на пашне, что и говорить, является земным, – были бы желанны, особенно, если бы впредь плуг думал и писал вместо пера, а перо, в виде отплаты, выполняло бы барщину. Может быть, при теперешнем однообразии немецких правительств дело дойдёт до этого, но чем однообразнее правительства, тем многообразнее ныне философы, и, надо надеяться, многообразное воинство победит однообразное.</p>

<p>_ _Ad rem_ _<a l:href="#n_73" type="note">[73]</a>, ибо politica<a l:href="#n_74" type="note">[74]</a> у нас, добропорядочных, моралистически настроенных немцев, относятся к formalia<a l:href="#n_75" type="note">[75]</a>, на основании чего уже Вольтер заключил, что мы имеем самые солидные учебники публичного права.</p>

<p>Итак, что касается дела, то я нашёл, что статья «О христианском искусстве», превратившаяся теперь в статью «О религии и искусстве, в особенности о христианском искусстве», должна быть совершенно переделана, ибо тон «Трубного гласа», которому я добросовестно следовал, – «_ _Твоё слово_ _ есть светоч моим стопам и свет на моём пути. Своей заповедью ты делаешь меня более мудрым, чем мои враги, ибо свидетельствует о тебе моя речь, и он, господь, будет вещать громовым голосом с Сиона», – этот тон «Трубного гласа» и тяжёлая скованность гегелевской формой изложения должны быть теперь заменены более свободной, а потому и более основательной формой изложения. Но вот через несколько дней я еду в Кёльн, где будет моё новое местопребывание, ибо близость боннских профессоров для меня невыносима. Кто захочет иметь дело с духовными вонючками, с людьми, которые учатся только для того, чтобы находить в каждом уголке мира всё больше и больше тупиков!</p>

<p>Итак, из-за этих обстоятельств я не сумел, конечно, приготовить критику гегелевской философии права для ближайших «Anekdota» (так как она писалась тоже для «Трубного гласа»); трактат о религиозном искусстве я обещаю прислать к середине апреля, если Вы можете ждать так долго. Мне это было бы тем приятнее, что я рассматриваю вопрос с новой point de vue<a l:href="#n_76" type="note">[76]</a> и даю также, в виде приложения, эпилог de Romanticis<a l:href="#n_77" type="note">[77]</a>. Пока что я буду действеннейшим образом, говоря по-гётевски, продолжать работу над этой вещью и ждать Вашего решения. Соблаговолите написать мне об этом в Кёльн, где я буду в начале следующего месяца. Так как я не имею ещё там определённого местожительства, то прошу направить мне письмо по адресу _ _Юнга_ _.</p>

<p>В самом трактате я неизбежно должен был говорить об общей сущности религии; при этом я вступаю некоторым образом в коллизию с Фейербахом, – коллизию, касающуюся не принципа, а его понимания. Во всяком случае религия от этого не выигрывает.</p>

<p>Я давно ничего не слышал о Кёппене. Не приходилось ли Вам обращаться к Христиансену в Киле? Я его знаю только по его истории римского права, в которой, однако, есть кое-что о религии и философии вообще. Это, кажется, отличная голова, хотя, когда он доходит до собственного философствования, то пишет ужасающе непонятно и формально. Может быть, теперь он начал уже писать человеческим языком. Но вообще он, кажется, à la hauteur des principes<a l:href="#n_78" type="note">[78]</a>.</p>

<p>Я буду очень рад увидеть Вас здесь, на Рейне.</p>

<p>Ваш <strong>_ _Маркс_ _</strong></p>

<p>От Бауэра только что получил письмо, – он пишет, что хочет ехать снова на север, полагая по глупости, что там он сумеет лучше вести свой процесс против прусского правительства. Берлин находится слишком близко к Шпандау. Во всяком случае хорошо, что Бауэр не предоставляет дело его собственному ходу. Как я узнал здесь от моего будущего шурина<a l:href="#n_79" type="note">[79]</a>, аристократа comme il faut<a l:href="#n_80" type="note">[80]</a>, в Берлине особенно злятся на bonne foi<a l:href="#n_81" type="note">[81]</a> Бауэра.</p>

<cite>

<subtitle>• • •</subtitle>

<p>_ _Впервые напечатано в 1902 г._ _</p>

<p>_ _Печатается по рукописи_ _</p>

<p>_ _Перевод с немецкого_ _</p>

</cite>

</section>

<section>

<title>

<p>Маркс – А. Руге</p>

<p>_ _в Дрезден_ _</p>

</title>

<cite>

<p>У механика Кремера.</p>

<p>Бонн, 27 апреля [1842 г.]</p>

</cite>

<p>Дорогой Руге!</p>

<p>Вам не следует терять терпение, если мои статьи запоздают ещё на несколько дней, – но действительно _ _только на несколько_ _ дней. Бауэр, вероятно, передаст Вам устно, что я в этом месяце, из-за всякого рода внешней сутолоки, почти совершенно не мог работать.</p>

<p>Однако у меня почти всё готово. Я Вам пошлю четыре статьи: 1) «О религиозном искусстве», 2) «О романтиках», 3) «Философский манифест исторической школы права», 4) «_ _Позитивные философы_ _»<a l:href="#c_62">^{62}</a>, которых я немного пощекотал. Статьи эти по содержанию связаны между собой.</p>

<p>Статью о религиозном искусстве Вы получите в весьма сокращённом виде, ибо она потихоньку вырастает у меня чуть ли не до размеров книги, и я втянулся в разного рода исследования, которые потребуют ещё довольно продолжительного времени.</p>

<p>Я отказался от своего плана поселиться в Кёльне, так как жизнь там представляется мне слишком шумной, а обилие добрых приятелей не ведёт к усовершенствованию в философии.</p>

<p>В «Rheinische Zeitung» я послал большую статью о нашем последнем рейнском ландтаге с игривой интродукцией о «Preußische Staatszeitung»<a l:href="#c_63">^{63}</a>. В связи с дебатами о печати я снова возвращаюсь к вопросу о цензуре и свободе печати, рассматривая его с иных точек зрения.</p>

<p>Таким образом, Бонн остаётся пока моим местопребыванием – ведь было бы жаль, если бы здесь никого не оставалось, на кого могли бы злиться святые.</p>

<p>Вчера из Грейфсвальда прибыл _ _Хассе_ _, который всегда приводил меня в удивление, – не чем-либо иным, как своими большими как у деревенского священника сапогами. Он и говорил, совсем как сапог деревенского священника. Не зная ничего о том, что делается на божьем свете, он готовится издать многотомное сочинение о скучном Ансельме Кентерберийском, над которым корпел целых десять лет<a l:href="#c_64">^{64}</a>; он полагает, что теперешнее критическое направление представляет собой момент, который должен быть преодолён. Кроме того он говорит о религиозности как продукте жизненного опыта, под которым, вероятно, понимает своё преуспевающее детоводство и свой толстый живот, ибо толстые животы проделывают всякого рода опыты, и, как Кант говорит: если это идёт вниз, то получается непристойность, если же вверх – религиозное вдохновение. Ох уж этот благочестивый Хассе с его религиозными запорами!</p>

<p>Нас очень позабавило то, чтò Вы писали в своих письмах о Фатке – о недостаточной «полноте сердца» у него. У этого сверхумного дипломатичного Фатке, который так охотно стал бы величайшим критиком и величайшим верующим, который всегда всё знает лучше всех, – у этого Фатке к одной партии не лежит сердце, а к другой – голова. Hic jacet<a l:href="#n_82" type="note">[82]</a> Фатке – весьма примечательный пример того, до чего может довести страсть к картам и к религиозной музыке.</p>

<p>Пресловутый Фихте, который облёкся здесь в мантию своей непопулярности, распустил слух, – наполовину двусмысленный, – будто его приглашают в Тюбинген. Факультет не идёт навстречу его желанию – удержать его прибавкой к жалованью.</p>

<p>Зак с благочестивейшими намерениями отправляется в Берлин, чтобы спекулировать на помешательстве своего брата и добиваться назначения на его место.</p>

<p>Нет ничего кроме войны и беспутства, говорит Терсит, и если местный университет нельзя упрекать в войнах, то, по крайней мере, в беспутстве у него нет недостатка.</p>

<p>Разве Вы не собираетесь осуществить, наконец, свой план поездки на Рейн?</p>

<p>Ваш <strong>_ _Маркс_ _</strong></p>

<cite>

<subtitle>• • •</subtitle>

<p>_ _Впервые напечатано в 1902 г._ _</p>

<p>_ _Печатается по рукописи_ _</p>

<p>_ _Перевод с немецкого_ _</p>

</cite>

</section>

<section>

<title>

<p>Маркс – А. Руге</p>

<p>_ _в Дрезден_ _</p>

</title>

<cite>

<p>Трир, 9 июля [1842 г.]</p>

</cite>

<p>Дорогой друг!</p>

<p>Если бы меня не оправдывали обстоятельства, то я бы оставил всякую попытку оправдаться. Само собой разумеется, что я считаю для себя честью сотрудничество в «Anekdota», и только неприятные посторонние обстоятельства помешали мне послать свои статьи.</p>

<p>С апреля до сегодняшнего дня я, в общей сложности, мог работать самое большее, пожалуй, четыре недели, да и то с перерывами. Шесть недель я должен был провести в Трире в связи с новым случаем смерти. Остальное время было распылено и отравлено самыми неприятными домашними дрязгами. Моя семья поставила передо мной ряд препятствий, из-за которых я, несмотря на её благосостояние, оказался на время в самом тяжёлом положении. Я отнюдь не стану обременять Вас рассказом обо всех этих частных гадостях; истинное счастье ещё, что пакости общественного порядка делают для человека с характером совершенно невозможным раздражаться из-за гадостей частного порядка. В течение этого времени я писал для «Rheinische Zeitung», которой я уже давно должен был отослать свои статьи, и т.д. и т.д. Я бы давно известил Вас об этих интермеццо, если бы не надеялся со дня на день закончить свои работы. Через несколько дней я еду в Бонн и не притронусь ни к чему, пока не кончу работ для «Anekdota». Понятно, что в такой обстановке я не сумел обработать статью «Об искусстве и религии» с той тщательностью, какой требует этот предмет.</p>

<p>Не думайте, впрочем, что мы здесь на Рейне живём в каком-то политическом Эльдорадо. Нужна непреклоннейшая настойчивость, чтобы вести такую газету, как «Rheinische Zeitung». Моя вторая статья о ландтаге, касающаяся вопроса о церковной смуте<a l:href="#c_65">^{65}</a>, вычеркнута цензурой. Я показал в этой статье, как защитники государства стали на церковную точку зрения, а защитники церкви – на государственную. Эта история тем неприятнее для «Rheinische Zeitung», что глупые кёльнские католики попали в ловушку, и выступление в защиту архиепископа могло бы привлечь подписчиков. Впрочем, Вы не можете себе представить, до чего подлы власть имущие и как глупо в то же время они поступили с правоверным болваном. Но конец венчает дело: Пруссия перед всем светом поцеловала у папы туфлю, а наши правительственные автоматы расхаживают по улицам не краснея. «Rheinische Zeitung» теперь подала апелляцию по поводу статьи. Вообще для «Rheinische Zeitung» начинается теперь борьба. Автор передовых статей в «Kölnische Zeitung», Гермес, экс-редактор прежней политической «Hannoversche Zeitung»<a l:href="#c_66">^{66}</a>, стал на сторону христианства против философских газет в Кёнигсберге и Кёльне. Если цензор опять не выкинет штуки, то в следующем приложении появится написанный мной ответ<a l:href="#c_67">^{67}</a>. Религиозная партия на Рейне – самая опасная. Оппозиция за последнее время слишком привыкла к тому, чтобы оппонировать в рамках церкви.</p>

<p>Не знаете ли Вы каких-нибудь подробностей о так называемых «Свободных»<a l:href="#c_68">^{68}</a>? Статья в «Königsberger Zeitung»<a l:href="#c_69">^{69}</a> была, по меньшей мере, не дипломатичной. Одно дело объявить себя приверженцем эмансипации – это честно; другое дело – заранее раструбить о своей пропаганде, это отдаёт бахвальством и раздражает филистера. А затем подумайте об этих «Свободных», где подвизается какой-то Мейен и т.д. Но, разумеется, если уж есть подходящий город для подобных затей, то это Берлин.</p>

<p>С кёльнским Гермесом мне придётся, пожалуй, втянуться в длительную полемику. Как ни велики невежество, пошлость и тривиальность этого молодца, – благодаря этим-то именно качествам он и является настоящим глашатаем филистерства, – я намерен положить конец его болтовне. Посредственность не должна больше пользоваться привилегией неприкосновенности. Гермес привяжется ко мне также и по поводу «Свободных», относительно которых я, к сожалению, ничего достоверно не знаю. Счастье, что Бауэр в Берлине. Он, по крайней мере, не допустит до «глупостей», и единственное, что меня беспокоит в этой истории (если она соответствует действительности и не является умышленной газетной выдумкой), так это возможность того, что берлинская пошлость сделает как-нибудь смешным предпринятое ими хорошее дело и что в серьёзном начинании они не обойдутся без разных «глупостей». Кто провёл среди этих людей столько времени, сколько я, тот найдёт, что эти опасения не лишены основания.</p>

<p>Как обстоят у Вас дела с «Jahrbücher»?</p>

<p>Так как Вы находитесь в центре философских и теологических новостей, то я очень хотел бы узнать от Вас кое-что о теперешнем положении. Здесь видят ещё, правда, движение часовой стрелки, но не видят движения минутной.</p>

<p>Старый Мархейнеке счёл, по-видимому, необходимым подтвердить документально перед всем светом всю импотентность старогегельянства. Его вотум – позорный вотум<a l:href="#c_70">^{70}</a>.</p>

<p>Неужели саксонцы не поднимут в этом ландтаге вопроса о цензуре? Хорош их конституционализм!</p>

<p>В надежде скоро получить от Вас весточку</p>

<p>Ваш <strong>_ _Маркс_ _</strong></p>

<p>Рутенберг лежит камнем на моей совести. Я ввёл его в редакцию «Rheinische Zeitung», но он совершенно импотентен. Рано или поздно ему укажут на дверь.</p>

<p>Что Вы посоветуете сделать, если статья об архиепископе не будет разрешена к печатанию высшей цензурной полицией? Её появление в печати необходимо из-за 1) нашего ландтага, 2) правительства, 3) христианского государства. Может быть, переслать её Гофману и Кампе? Для «Anekdota» она, по-моему, не подходит.</p>

<cite>

<subtitle>• • •</subtitle>

<p>_ _Впервые напечатано в 1902 г._ _</p>

<p>_ _Печатается по рукописи_ _</p>

<p>_ _Перевод с немецкого_ _</p>

</cite>

</section>

<section>

<title>

<p>Маркс – Д. Оппенхейму</p>

<p>_ _в Кёльн_ _</p>

</title>

<cite>

<p>[Бонн, приблизительно</p>

<p>25 августа 1842 г.]</p>

</cite>

<p>Дорогой Оппенхейм!</p>

<p>Прилагаю рукопись Руге. № 1 не подойдёт; № 2, о саксонских делах, Вы сможете, вероятно, использовать<a l:href="#c_71">^{71}</a>.</p>

<p>Пришлите мне статью Майера в «Rheinische Zeitung» о _ _муниципальном устройстве_ _<a l:href="#c_72">^{72}</a> и, если возможно, все статьи Гермеса _ _против еврейства_ _<a l:href="#c_73">^{73}</a>. Я тогда постараюсь как можно скорее прислать Вам статью, которая если и не даст окончательного решения этого вопроса, то всё же направит его по другому руслу.</p>

<p>Пройдёт ли статья о Ганновере<a l:href="#c_74">^{74}</a>? Попытайтесь, по крайней мере, дать сейчас хоть небольшое начало. Дело не столько в самой этой статье, сколько в целом ряде написанных ганноверцами дельных работ, которые я мог бы в этом случае Вам обещать. Автор статьи писал мне вчера: «Я не думаю, чтобы моя борьба против оппозиции могла повредить подписке на газету в Ганновере; наоборот, там как будто все уже понимают, что высказанные мной взгляды следует признать правильными».</p>

<p>Пришлите мне также, если Ваши взгляды сходятся в этом вопросе с моими, для критики статью «Juste-Milieu»<a l:href="#c_75">^{75}</a>. Вопрос этот надо обсудить спокойно. Во-первых, совершенно общие теоретические рассуждения о государственном строе подходят скорее для чисто научных печатных органов, чем для газет. Правильная теория должна быть разъяснена и развита применительно к конкретным условиям и на материале существующего положения вещей.</p>

<p>Но если уж так случилось, то надо иметь в виду две вещи. Всякий раз, когда мы будем вступать в полемику с другими газетами, нам могут, рано или поздно, поставить на вид эту историю. Такая явная демонстрация против основ теперешнего государственного строя может вызвать усиление цензуры и даже закрытие газеты. Так именно погибла южногерманская «Tribüne»<a l:href="#c_76">^{76}</a>. Во всяком случае, мы тем самым восстанавливаем против себя многих, пожалуй, даже большинство, свободомыслящих практических деятелей, которые взяли на себя трудную задачу – завоёвывать свободу ступень за ступенью, внутри конституционных рамок, в то время как мы, усевшись в удобное кресло абстракции, разъясняем им их противоречия. Правда, автор статьи «Juste-Milieu» призывает к критике своих взглядов; но 1) все мы знаем, как правительства отвечают на подобные призывы; 2) недостаточно, чтобы кто-нибудь выразил готовность подвергнуться критике, которая и без того не будет спрашивать у него позволения; вопрос в том, выбрал ли он соответствующую арену. Газеты лишь тогда начинают становиться подходящей ареной для подобных вопросов, когда последние стали вопросами реального государства, практическими вопросами.</p>

<p>Я считаю необходимым, чтобы не столько сотрудники руководили «Rheinische Zeitung», сколько, наоборот, она руководила ими. Статьи вроде указанной дают прекраснейший случай наметить перед сотрудниками определённый план действий. Отдельный автор не в состоянии так охватить целое, как это может сделать газета.</p>

<p>Если мои взгляды не сходятся с Вашими, то я, – если Вы это найдёте уместным, – готов дать эту критику в «Anekdota», в виде приложения к моей статье против гегелевского учения о конституционной монархии.</p>

<p>Но я думаю, что было бы лучше, если бы газета сама была своим собственным врачом.</p>

<p>В ожидании скорого ответа от Вас</p>

<p>Ваш <strong>_ _Маркс_ _</strong></p>

<cite>

<subtitle>• • •</subtitle>

<p>_ _Впервые напечатано в 1919 г._ _</p>

<p>_ _Печатается по рукописи_ _</p>

<p>_ _Перевод с немецкого_ _</p>

</cite>

</section>

<section>

<title>

<p>Маркс – А. Руге</p>

<p>_ _в Дрезден_ _</p>

</title>

<cite>

<p>Кёльн, 30 ноября [1842 г.]</p>

</cite>

<p>Дорогой друг!</p>

<p>Моё сегодняшнее письмо ограничится «смутой», связанной со «Свободными».</p>

<p>Как Вы уже знаете, цензура нас ежедневно беспощадно уродует, и нередко газета едва-едва может выйти. Из-за этого погибла масса статей «Свободных». Но и я сам позволил себе забраковать не меньше статей, чем цензор, ибо Мейен с компанией посылали нам кучи вздора, лишённого всякого смысла и претендующего перевернуть мир; всё это написано весьма неряшливо и приправлено крупицами атеизма и коммунизма (которого эти господа никогда не изучали). При Рутенберге, с его полнейшей некритичностью, отсутствием самостоятельности и способностей, «Свободные» привыкли рассматривать «Rheinische Zeitung» как _ _свой_ _, послушный им орган, я же решил не допускать больше подобных словоизвержений на старый манер. Эта потеря нескольких бесценных творений «свободы», – свободы, которая стремится преимущественно «быть свободной от всякой мысли», – была, таким образом, первой причиной омрачения берлинского неба.</p>

<p>Рутенберг, у которого уже отняли ведение германского отдела (где деятельность его состояла главным образом в расстановке знаков препинания) и которому только _ _по моему ходатайству_ _ передали на время французский отдел, – этот Рутенберг благодаря чудовищной глупости нашего государственного провидения имел счастье прослыть опасным, хотя ни для кого, кроме «Rheinische Zeitung» и себя самого, он опасен не был. Нам было предъявлено категорическое требование удалить Рутенберга. Прусское провидение, – этот despotisme prussien, le plus hypocrite, le plus fourbe<a l:href="#n_83" type="note">[83]</a>, – избавило ответственных издателей от неприятного шага, а новый мученик, Рутенберг, научившийся уже изображать с некоторой виртуозностью мученическое сознание – соответствующим выражением лица, манерой держать себя и манерой речи, – использовал этот подвернувшийся случай. Он пишет во все концы мира, пишет в Берлин, что является _ _изгнанным принципом_ _ «Rheinische Zeitung», которая начинает становиться на _ _иную позицию_ _ по отношению к правительству. Всё это понятно без объяснений. Однако и это обстоятельство также повлекло за собой демонстрации со стороны героев свободы на берегах Шпре, «грязные воды которой омывают души и разжижают чай»<a l:href="#c_77">^{77}</a>.</p>