– Я понимаю, – отозвался Дункан. – Но мои намерения самые честные, сэр, поверьте!
Лэрд насмешливо улыбнулся.
– Поверить вам на слово? Хотелось бы. Но вот загвоздка: я давно не доверяю людям, которые приходят из Проклятой долины. И мне трудно усмотреть в этой истории что‑то помимо желания отомстить. Мне очень дорога моя дочь. Она – это все, что у меня осталось… она напоминает мою покойную супругу.
– Сочувствую вам, сэр. Марион мне рассказывала…
– Она вам рассказывала? Что ж, это хорошо.
Он задумался. Длинные пальцы лэрда нервно теребили карман небесно‑голубого бархатного камзола, подчеркивавшего цвет его глаз. Дункан представил Марион в платье того же цвета…
– Вы принудили ее?
Дункан заморгал от неожиданности.
– Нет, сэр, нет!
Лэрд поморщился, потер кончик носа и окинул юношу оценивающим взглядом.
– Полагаю, это правда. Марион трудно заставить делать то, что она не хочет, разве только ценой обид и слез, и мне это известно лучше, чем кому‑либо. И если я правильно разгадал природу чувств, которые она к вам испытывает… Я поверил дочери, когда она сказала, что сама пригласила вас… в свою спальню. Ей всего шестнадцать, но, насколько я вижу, она уже знает, чего хочет. Я шокирован ее поведением, и это еще слабо сказано. Но я ничего не могу изменить, не так ли? – Он горько усмехнулся и продолжил: – Надо признаться, в этом есть и моя вина. Я всегда позволял ей все, что она хотела. И сегодня я слишком устал, чтобы с ней сражаться. К великому огорчению Амелии, моя дочь куда больше любила лазить в мальчишечьих штанах по торфяным кучам, чем благонравно сидеть в доме в чистом платьице и заниматься рукоделием или читать псалмы из Библии. Да вы и сами знаете, какая Марион упрямая!
Дункан улыбнулся уголками губ.
– Да, я заметил. И язык у нее подвешен как надо.
– Именно, – согласился лэрд и прищурился. – Полагаю, мне следовало обходиться с ней построже. Ее речь и манеры оставляют желать лучшего.
– А мне в ней это даже нравится, – сказал Дункан, не переставая улыбаться.
– О да, в этом я не сомневаюсь.
Гленлайон посмотрел на него так внимательно, что Дункану стало не по себе.
– Как зовут вашего отца?
– Лиам Макдональд.
– Лиам… Не слишком распространенное в Хайленде имя. Думаю, мы с ним встречались. Скорее всего, на моих землях, но не помню, когда именно.
В задумчивости он потер подбородок, потом снова повернулся и посмотрел на картину.
– Вам известно, что человек на портрете – мой отец?
– Да, я догадался.
– То, что он сделал, нельзя ни исправить, ни простить. Он был человеком слабым, легко подпадал под чужое влияние. Я считаю, что он совершал непростительные поступки, но не хочу, чтобы за них расплачивалась Марион. – И он многозначительно посмотрел на Дункана. – Вы понимаете?
– Прекрасно понимаю, сэр.
– Как вы намерены с ней поступить теперь, когда… Вы ведь понимаете, что я имею в виду?
– Я хочу увезти ее с собой в Гленко, – ответил Дункан, не моргнув глазом.
На лице лэрда заходили желваки. Он принялся перебирать пальцами звенья золотой цепочки от часов, пропущенной сквозь петельку камзола, и натянул ее так туго, что она вот‑вот грозила лопнуть.
– Гленко… – прошептал он и поморщился, как если бы даже название этой долины было проклято. – И она согласилась?
– Да.
Гленлайон нахмурился и шумно выдохнул, словно признавая свою беспомощность. Дункан даже ощутил некоторую жалость по отношению к человеку, чей груз жизненных забот казался столь тяжким. Интересно, случалось Марион видеть отца улыбающимся?
– Скажите, Макдональд, а почему вы хотите увезти мою дочь в Гленко?
Дункан не сразу понял суть вопроса. Но когда понял, расправил плечи и вздернул подбородок.
– Потому что я люблю ее, сэр!
Сердце его неслось галопом, как испуганная лошадь, спасающаяся от опасности. Он только что озвучил отцу Марион чувства, которые питал к ней и которые осознал едва ли не час назад. Да, он любит Марион!
– Вы ее любите… – повторил Гленлайон громко. – И что же вы готовы сделать ради этой… любви?
– Ради Марион я готов на все.
Слова вырвались сами собой, Дункан даже удивился. Он любит Марион Кэмпбелл! Испытав приступ ярости там, в спальне, когда Джон ее ударил, он осознал, что мог бы убить за нее. Если бы Джон не был ее братом, он наверняка бы ударил его ножом.
– Поймите меня правильно, – продолжал между тем отец Марион, – я должен убедиться в том, что ваши чувства истинны. Для меня нелегко оценить, что вы за человек. Вы – уроженец Гленко, но я видел вас в бою. Вы бесспорно храбры. И, как я полагаю, человек чести. Моя дочь была в ваших руках некоторое время, и вы… – Он поморщился. – И вы отнеслись к ней с уважением. Я давно хотел поблагодарить вас за все, что вы для нее сделали.
Гленлайон подошел к маленькому одноногому столику, на котором стояли стаканы, и взял один. Потом снял с полки шкафа бутылку виски и вернулся к письменному столу.
– Вам наверняка известно, что мой отец промотал свое наследство, – сказал он, наливая себе драм янтарного напитка.
Потом открыл ящик стола и вынул ларец розового дерева с отделанными латунью уголками. Он оказался запертым. Дункан молча, с любопытством наблюдал за действиями лэрда, пока тот искал в связке нужный ключ. Наконец Гленлайон вставил маленький ключик в замочную скважину.
– Я разорен, и мне нечего дать Марион. – Он многозначительно посмотрел на Дункана. – Я хочу сказать, что не в состоянии дать дочери достойное приданое.
– Мне ничего от вас не нужно, сэр. Ваша дочь – вот все, чего я желаю.
– Да, разумеется. – Он усмехнулся себе под нос. – Хотя нет. Будем считать, что все коровы, которых вы украли с тех пор, как первый раз ступили на мои земли и я пинком под зад отправил вас домой, и есть ее приданое!
Дункан почувствовал, что краснеет. Он открыл было рот, но не произнес ни звука. Выходит, Гленлайон его запомнил? Надо же! Отец Марион открыл ларец. В нем на кроваво‑красной бархатной подушке лежал серебряный кубок тонкой чеканки. Какое‑то время Гленлайон рассматривал его со странным выражением на лице. Потом медленно извлек из ларца и поставил на стол рядом со стаканом, в который успел налить виски.
– Намереваетесь ли вы жениться на ней?
Дункану стало неловко. Разумеется, отец хотел убедиться, что его дочь не станет мишенью для насмешек и презрения. Но о том, чтобы связать себя с Марион узами брака, он до сих пор не задумывался. Да и хочет ли он вообще жениться? И хочет ли этого она сама?
– Дело в том… В общем, мы с Марион об этом еще не говорили. Но если она захочет… Что ж, тогда я произнесу с ней брачные клятвы.
Похоже, этот ответ устроил Гленлайона. Он плеснул виски в серебряный кубок и протянул его Дункану. Потом поднял стакан.
– Slàinte mhat!
Дункан, следуя его примеру, залпом опустошил кубок и протянул его Гленлайону, но тот отвел его руку.
– Нет, этот кубок ваш, – сказал он.
Юноша с изумлением уставился на великолепный образчик мастерства ювелиров, который поблескивал у него в руке.
– Он принадлежал вашему клану, – попытался объяснить происходящее Гленлайон, но было ясно, что он смущен. – Полагаю, пришло время его вернуть.
Велико же было удивление Дункана, когда он понял, что у него в руках – знаменитый серебряный кубок великого Макиайна, которого больше двадцати лет назад убил капитан Роберт Кэмпбелл. Этот кубок, привезенный некогда из Франции, пропал вместе с остальным добром из усадьбы лэрда Карноха, которую солдаты аргайлского полка впоследствии сожгли дотла.
– Кубок Макиайна… – шепотом проговорил он, пораженный происходящим.
– Да, это он. Вижу, вам известно о его существовании. Он хранился в этом ларце с тех самых… ужасных времен. До сегодняшнего дня я не прикасался к нему. Много раз я заставал отца сидящим перед раскрытым ларцом. Он подолгу смотрел на кубок, но тоже никогда к нему не прикасался. Думаю, он боялся… Боялся проклятия, понимаете?
– Думаю, да.
– Я возвращаю эту вещь вам. Она мне не принадлежит. Я даже рад от нее избавиться. Сама мысль, что она здесь, в моем столе, меня тяготила. Но не мог же я явиться к вашему лэрду и сказать: «Это кубок вашего отца, возьмите!» – Он помолчал, глядя на блестящее серебро. – Не думаю, что наши кланы скоро научатся сосуществовать мирно. И я знаю, что по‑прежнему буду недосчитываться коров и время от времени на деревьях в Честхилле будут болтаться в петле ваши соотечественники…
Дункан сглотнул, но выдержал неодобрительный взгляд Гленлайона.
– Надеюсь только, что ради Марион вы позаботитесь о том, чтобы вас не повесили. Мне будет очень досадно приговорить к казни человека, завоевавшего любовь моей дочери.
Губы Дункана помимо воли изогнулись в усмешке. Какой цинизм! Надо же, у этого человека есть чувство юмора!
– Постараюсь не попасться, – тихо сказал он.
Гленлайон улыбнулся в ответ. И вдруг лицо лэрда просветлело, он словно помолодел лет на десять.
– И еще… Я не настолько наивен, чтобы думать, что Марион будет легко жить в Гленко. Но если она согласилась поехать с вами, значит, понимает, что ее ждет. И все же я прошу вас: позаботьтесь о том, чтобы ей не было слишком трудно.
– Разумеется, сэр! Можете на меня рассчитывать.
– Отец мой, наверное, ворочается в своей могиле…
Внезапно дверь в кабинет распахнулась и вбежали Роб Рой и Джеймс Мор. Последний бросил на стол документ со сломанной печатью и приветствовал лэрда простым кивком, без церемоний.
– Думаю, мы нашли способ вернуть документ!
Гленлайон нахмурился и посмотрел на бумагу на столе, но в руки брать ее не стал.
– Что это такое?
Джеймс Мор подошел ближе. На его покрасневшем от мороза лице играла торжествующая улыбка.
– Это приказ убить Претендента! И подписан он Джоном Кэмпбеллом, сыном и наследником герцога Аргайла.
– Проклятье! – выдохнул Дункан.
– Значит, Претендент наконец прибыл в Шотландию?
– Да, два дня назад. Он высадился в Питерхеде и скоро отправится в Перт, где его ждут с таким нетерпением!
– Слава богу! – прошептал лэрд. Он взял документ со стола, чтобы получше рассмотреть. – Как он попал к вам в руки?
– Мы перехватили почту из Форт‑Уильяма, – пояснил Джеймс. – Скажем так: удалось уговорить курьеров дать нам порыться в письмах. – Он выразительно похлопал по кинжалу, болтавшемуся в ножнах у пояса. – На одном я узнал почерк сына герцога Аргайла. Сначала я решил, что это и есть тот самый документ, который мы разыскиваем. Но, если подумать, и этот вполне может пригодиться.
– Для шантажа? – спросил Дункан.
Джеймс ответил широкой улыбкой.
– Можно сказать и так! Не думаю, что Аргайл обрадуется, узнав об интригах и политических идеях своего сыночка. Этот шалопай обстряпал дело так, чтобы вся вина за него пала на отца. Представляете, что ждало бы старого Аргайла, взойди Претендент на трон? Он бы закончил жизнь под клинком Вдовы, как и его предки!
– Ну и ладно! – выразил свое отношение к делу Дункан.
Гленлайон многозначительно усмехнулся и с задумчивым видом повертел документ в руках.
– Что ж, Аргайл, теперь ты попался!
– На этом хорошие новости заканчиваются, – сказал Джеймс и с сочувствием посмотрел на Дункана. – Боюсь, твоя сестра с мужем попали в беду.
– Что?
– Тревора Макдональда арестовали за нападение на обоз с продовольствием, следовавший в Форт‑Уильям. Одного солдата убили.
Дункан стиснул кубок в руке.
– В стране восстание, поэтому я сомневаюсь, что с ними обошлись мягко. Хорошо, если вообще кормят… В общем, мы столкнулись с конвоем на дороге. Их везли в Инвернесс.
– Их? Ты хочешь сказать, что Франсес не отпустили?
– Нет, – ответил Джеймс.
– Мать не переживет этой зимы!
– Колин уже уехал в Гленко. Они с твоей матерью поедут в Перт, чтобы поставить в известность твоего отца и решить, что можно сделать.
Дункан не знал, что думать и что делать. Ему хотелось тут же броситься к матери, которая наверняка едва жива после смерти Ранальда, а теперь, когда арестовали еще и Франсес… Но ведь у него теперь есть Марион и собственные проблемы…
Часть седьмая
Счастье тех, кто целует только призраков, тоже призрачно.
Шекспир. Венецианский купец
Глава 20
Первый день нового года
Радостное волнение воцарилось в лагере солдат‑якобитов, которые вот уже месяц жили в Перте. Всюду, на улицах и в тавернах, поднимали тосты за здоровье претендента Якова Стюарта, ступившего наконец на промерзшую землю Шотландии и в самые ближайшие дни намеревавшегося прибыть в город. Графы Мар и Маришаль в сопровождении еще тридцати родовитых шотландцев выехали навстречу будущему королю, о чем было объявлено в Феттерессо, главном замке клана Китов, в то время как в Перте активно готовились к приезду высочайшей особы и коронации, которую было решено отпраздновать с особой помпой.
Что касается меня, то в Перт я приехала сутки назад, и у меня не было охоты что‑либо праздновать. День подходил к концу, а вместе с ним заканчивался и 1715 год. Таверна на Тай‑стрит, где я сняла комнату, была переполнена. Со страхом и нетерпением я ждала Колина, отправившегося на поиски Лиама. Нужно было разыскать его как можно скорее, чтобы вытащить Франсес и Тревора из переделки, в которую они угодили.
Почти три недели прошло после поспешного отъезда Лиама. Все это время я жила словно в тумане, в своем замкнутом мире, где не было места эмоциям. И туман этот все никак не желал рассеиваться. Чтобы забыть Лиама, его предательство, мою боль и вообще сам факт, что я живу, я с утра до вечера занималась домашними делами. Однако ничего не помогало. Да и как такое забудешь?
Маргарет приходила дважды. Даже понимая в глубине души, что ей стыдно и она искренне сожалеет о случившемся, я не стала открывать и слушать ее пустые извинения, которые все равно бы меня не утешили. Я не была готова ее выслушать, как и не готова была снова увидеться с Лиамом. Но ведь речь идет о жизни нашей дочери…
Я не стала рассказывать Колину о своих семейных неурядицах. Конечно, он догадался, что что‑то не так, когда я сперва отказывалась ехать в Перт, а потом заявила, что ни за что не пойду с ним разыскивать Лиама на улицах города. Однако он имел такт ни о чем меня не спрашивать. Может, он успел каким‑то образом узнать? В этом я сомневалась. Лиам не из тех, кто любит излить душу перед другом или даже родными. Хотя нет, открылся же он Маргарет…
Подавив угрызения совести, никак не оставлявшей меня в покое, я стиснула зубы и проглотила вино, которое успела отпить из стакана. Я не сводила глаз с двери, каждую секунду ожидая, что он войдет… Я отодвинула тарелку с едой, к которой почти не прикоснулась. Место себе я выбрала в темном углу, откуда была видна вся комната. Наконец дверь приоткрылась и в зал заглянул светловолосый мужчина. Это был Колин, и он пытался найти меня в толпе. Невольно я привстала, ожидая увидеть у него за спиной другого, с рыжеватыми волнистыми волосами…
Сердце быстро‑быстро стучало у меня в груди, мышцы шеи напряглись, живот свело спазмом. Колин пришел один! Я закусила губу, чтобы не заплакать. Лиам не захотел меня видеть или Колин его не нашел? Меня охватила паника. Что, если Лиам не вернулся в Перт?
Колин подошел к столу с кружкой пива и сел напротив.
– Ну?
– Мы с ним виделись, – сказал он грустно. – Он не захотел идти со мной.
Я едва не задохнулась от радости: слава тебе, Господи, он здесь!
– Он очень разволновался, Кейтлин.
– Но я должна с ним увидеться! Мы до сих пор не знаем, что с Франсес!
– Он разволновался, когда узнал, что ты в Перте.
– Но нельзя же ждать бесконечно! Когда мы сможем встретиться?
Колин хмыкнул и пожал плечами.
– Ты объяснил ему, насколько дело срочное? – спросила я, выливая остатки вина из кувшина себе в стакан.
Он заглянул в кувшин и посмотрел на меня со странным выражением на лице.
– У тебя за столом была компания, или ты выпила все сама, пока меня не было?
– Что? Нет, я выпила все сама, – ответила я растерянно.
И в ту же секунду почувствовала, как от спиртного начинает кружиться голова и телом овладевает приятная истома. Мне вдруг стало ужасно грустно.
– Ты не ответил на мой вопрос, Колин. Ты объяснил ему…
– Да, я все объяснил.
– И где он сейчас?
– На Скиннергейте[84], вместе с Калумом, Робином и Ангусом.
– И он… пьяный?
Мне вдруг подумалось, что Лиам мог быть слишком пьян, чтобы решиться со мной увидеться.
– Нет.
Он смотрел на меня с любопытством и сочувствием.
– Кейтлин, – начал он, беря меня за руку, – мне больно видеть тебя в таком состоянии. Я не настолько глуп, чтобы не понять, что между вами что‑то произошло…
Я допила остатки вина из стакана и, поморщившись, протянула Колину пустой кувшин.
– Принесешь еще?
Он снисходительно посмотрел на меня и заказал еще вина.
– Ты напьешься, как сапожник, Кейтлин!
В ответ я криво усмехнулась.
– Я хочу забыться… – проговорила я с нервным смешком.
За соседним столиком темноволосый, нарядно одетый юноша повернулся и с минуту смотрел на меня, а потом одарил чарующей улыбкой. Если не считать подавальщиц, в шумном заведении женщин было совсем немного. Передо мной появился новый кувшин с вином. Я налила себе еще стакан. Колин нежно сжал мою руку и притянул меня к себе поближе.
– Я сказал, что между тобой и Лиамом что‑то произошло…
Я отхлебнула вина.
– Расскажи мне эту историю про герцога Аргайла!
Убедившись, что я не хочу разговаривать о своих горестях, он не стал настаивать, отпустил мою руку и взялся за кружку.
– В скверное положение поставил себя сын герцога, а не сам герцог. Джон организовал заговор, чтобы убить Претендента. Но отдуваться при случае за свои махинации ему не хотелось, поэтому он подделал на документе подпись своего отца…
Быстрое движение привлекло мое внимание: тот самый юноша за соседним столиком, высокий, худощавый и темноволосый, уронил кружку на стол, и пиво пролилось на край моей юбки. Он рассыпался в извинениях и попытался отряхнуть мокрую ткань.
– Ничего страшного, не беспокойтесь!
– Простите меня, миссис… м‑м‑м?
– Макдональд!
Юноша взял мою руку и поднес к губам. Потом поклонился.
– Уильям Гордон к вашим услугам! – представился он и улыбнулся, демонстрируя отсутствие двух зубов. – Курьер графа Маришаля. Я случайно услышал, что вы говорите о Претенденте…
– Вот как? Мы…
Колин пнул меня ногой под столом и сделал страшные глаза.
Я хотела было дать сдачи, но сдержалась. Было что‑то такое в его взгляде, что я поняла: лучше помолчать.
– Вы говорили о заговоре против будущего короля?
– Это всего лишь слухи, – ответил Колин, улыбаясь Уильяму Гордону.
Тот невольно вскинул брови.
– И где же вы их слышали?
– Здесь, в Перте, на улице. Мимоходом…
Юноша прищурился.
– И вы кому‑нибудь об этом рассказывали?
Руки его беспокойно подергивались, да и вообще создавалось впечатление, что разговор привел его в огромное волнение.
– Я не распространяю слухи, мистер Гордон, – сухо ответил Колин.
Уильям Гордон поджал губы. Потом еще раз поклонился и извинился за свою неловкость. Взгляд его задержался на моем лице.
– Желаю вам счастливого нового года, господа!
И он пошел к выходу.
– В таких случаях предпочтительнее промолчать, ты ведь понимаешь?
– Да.
Потягивая вино, я смотрела вслед высокому юноше. Мы уже встречались прежде, но где?
– И как Гленлайон намеревается уладить это дело? – спросила я, переключая внимание на Колина.
– Думаю, он попросит аудиенции у герцога и предъявит ему доказательство того, что сын плетет опасную интригу у него за спиной. Если у герцога осталась хоть капля совести, он согласится обменять один документ на другой. Если же нет, в Шотландии о нем распространятся самые нелестные слухи и он станет посмешищем для всех соотечественников. Сын водит за нос самого герцога Аргайла! К тому же неизвестно, чем закончится восстание. Риск и в самом деле велик: если Стюарт взойдет на трон, Аргайла обвинят в оскорблении его величества и отправят на эшафот, как и его деда. Ведь это его подпись на документе, который призывает к цареубийству…
Подливая себе вина из второго кувшина, я рассеянно слушала рассказ Колина о заговоре и о том, что случилось в спальне Марион Кэмпбелл. Взгляд мой не отрывался от двери. Лиам все не приходил. В горле у меня встал комок. Я понимала, что в глубине души надеялась увидеться с ним, пусть даже просто ради того, чтобы убедиться – он жив и здоров. «Признай, Кейтлин, ты по нему скучаешь!» Но нет, еще слишком много было во мне горечи, слишком много боли. Я слишком сильно на него злилась.
Пальцы Колина пробежали по моей мокрой щеке.
– Кейтлин!
– Он изменил мне.
Он смотрел на меня, онемев от изумления. Я подумала, что надо бы помочь ему закрыть рот, иначе челюсть его вот‑вот отвалится и ударится о стол.
– Что?
– Лиам мне изменил, – с трудом выговорила я.
Неожиданно для себя я ощутила потребность все ему рассказать. Мне нужно было освободиться от этого ужасного груза, обременявшего меня многие недели, от боли, разрывавшей мне душу.
– С Маргарет Макдональд.
– Но как это случилось?
Я описала ему события, которые подтолкнули Лиама к поступку, который я сочла непростительным. Выпитое вино и сама обстановка в общем зале развязали мне язык. Слабым голосом я исторгла из себя свою злобу, свою горечь и свои сожаления. Во взгляде серых глаз Колина я увидела сочувствие, в котором так нуждалась.
– Ну вот, теперь ты все знаешь. И еще он сказал, что не вернется…
Я задохнулась от горя и расплакалась. Расстроенный Колин присел рядом на лавку и нежно меня приобнял.
– Кейтлин, я не знаю, что сказать. Мне очень жаль, что все так вышло. Боже, я и подумать не мог, что Лиам способен на такую низость!
Через какое‑то время я затихла. Тепло Колина успокаивало меня, и я прижалась к нему. Он наклонился и поцеловал меня в лоб.
– Я отведу тебя в комнату, тебе надо отдохнуть, – сказал он, помогая мне подняться.
Я опасно покачивалась на непослушных ногах, пока он подбирал соскользнувшую на пол накидку.
– Упс! – воскликнула я, цепляясь за его руку. – Колин, не шевелись!
– А я и не шевелюсь, Кейтлин. Теперь идем! Ты на ногах не стоишь.
В комнате было темно и очень холодно. Одежда у меня на спине промокла от пота, голова кружилась. Усадив меня в единственное кресло, Колин зажег свечу и снял с кровати покрывало. Я наблюдала за ним, щелкая зубами от холода. Огонь в камине давно погас. Я понимала, что нужно его разжечь. Я так замерзла…
– Берегись! – вскричал Колин, едва успев подхватить меня, когда я уже прицелилась головой в кучу холодной золы. – Тебя невозможно оставить ни на минуту!
Я разразилась искусственным смехом. Я часто слышала эти слова от Лиама. Сколько раз он, смеясь, жаловался, что стоит ему отвернуться, как я тут же влипаю в какую‑нибудь неприятность.
– Это правда, я страшная зануда, – пробормотала я, вяло поворачиваясь у него в объятиях. – Цепляюсь, как пиявка, не отделаться! – Я посмотрела на него с вызовом. – И, если подумать, это правда. Зачем Лиаму возвращаться? Колин, посмотри на меня!
Он обхватил мое лицо ладонями и с грустью взглянул на меня.
– Кейтлин, перестань, ты не в себе.
– Да неужели? Хотя верно, сегодня вечером мне как‑то грустновато…
И я снова расхохоталась. Странное дело, но рассмешить Колина не вышло. Мои ноги стали ватными.
– Кейтлин!
Он крепко прижал меня к себе. Я так замерзла… Тепло его тела влекло меня, и я прильнула к его груди. И снова его проницательный взгляд встретился с моим. О этот взгляд!
Я закрыла глаза и тут же открыла их снова. Но Колин по‑прежнему был тут и смотрел на меня со странным выражением. Его теплое дыхание согревало мне лицо. И вдруг губы его крепко прижались к моим губам. Я до такой степени растерялась, что утратила всякий контроль над своим телом и в поисках опоры уцепилась за его плед. «Господи, Кейтлин, что ты делаешь?»
Колин перенес меня к кровати, и мы рухнули на нее вместе. Его руки заскользили по моему телу. Не знаю как, но через несколько минут – или мне только показалось, что прошло несколько минут? – я осталась в одной нижней сорочке. Остальная моя одежда была разбросана по постели.
– Кэмпбелл! О Кейтлин! Все эти годы… Боже!
На мгновение мне показалось, что я слышу голос Лиама. Колин завладел моим ртом, снова принялся гладить меня под рубашкой. Я отдалась ощущениям, которые порождали во мне его ласки. Постанывая и дрожа, я трепетала, словно камыш под приятным дуновением ветерка. И вдруг в происходящее вихрем ворвалась моя совесть. Я открыла глаза. Нет! Это не Лиам! Это не его поцелуи, не его ласки!
– Мерзавец, как он мог так поступить с тобой, Кейтлин?
В темноте комнаты я различила светлую блестящую шевелюру мужчины, возившегося под моей задранной сорочкой. «Кейтлин, что ты делаешь? Очнись, пока не поздно!» Я шевельнулась, попыталась оттолкнуть его, но мое тело не отвечало, а в голове…
Колин лег на меня и осторожно раздвинул коленом мои бедра. «Колин, умоляю…» Но слова так и не сорвались с моих губ. В глазах моих застыли жгучие слезы. Я тихо застонала, всхлипнула… Колин замер и посмотрел мне в лицо.
– Кейтлин, я…
Взгляд его был печальным, о, каким печальным! С трудом переводя дыхание, он негромко выругался и положил голову мне на грудь.
– Прости меня, – прошептал он. – Я не имел права… Ты выпила, и… я знаю, что ты хочешь быть с Лиамом.
Он замолчал немного, и в тишине я услышала его хриплое, прерывистое дыхание. Неужели он плакал? Комната кружилась вокруг меня. Меня затошнило. Колин перекатился на бок.
– Кейтлин, я любил тебя и люблю. И я никогда не прощу Лиаму того, что он с тобой сделал. Но он – мой брат, а ты… – Он сел на постели. – Я не могу… Только не так! Не могу воспользоваться твоей слабостью. Я знаю, что тебе грустно. И что ты хочешь быть с Лиамом.
Та часть моего сознания, что еще способна была соображать, понимала, насколько он прав. Я была на волосок от того, чтобы совершить ту же ошибку, что и Лиам! Я лежала не шевелясь, уставившись на покрытый трещинами потолок, который все кружился, кружился…
– Колин!
Тошнота подкатила к горлу с новой силой. Я почувствовала его руку на своем бедре, потом на животе. Он с ругательством одернул сорочку, прикрывая мою наготу.
– Колин! Меня сейчас вырвет…
Он соскочил с кровати и в следующую секунду уже подставил мне миску, в которую и излилось содержимое моего протестующего желудка.
– О моя голова! – простонала я, падая на подушку.
– Боль пройдет. Не надо было позволять тебе столько пить.
Он промокнул мне лоб и шею мокрым полотенцем и заставил выпить немного воды. Я лежала, зажмурившись, потому что стоило открыть глаза, как снова начиналось головокружение. Но даже так я чувствовала, что он смотрит на меня.
– Кейтлин, я уезжаю из Шотландии, – вдруг сказал он.
– Что?
Я открыла один глаз. Колин серьезно смотрел на меня. И по‑прежнему был очень красив. Суровый образ жизни, который он для себя выбрал, не оставил особых отметин у него на лице. Если, конечно, не считать шрама на подбородке – воспоминания о пьяной драке с людьми из Кеппоха.
– Почему? Куда ты собрался?
– Поеду в Америку. Не знаю точно… Наверное, в Канаду. В Вирджинию, на Каролинские острова… Туда, куда увезет первый попавшийся корабль. Я не могу больше здесь оставаться, понимаешь?
Я кивнула. На самом же деле в моей голове все перемешалось. Губы его прижались к моим губам.
– Я люблю вас обоих, Лиама и тебя. Но мне слишком больно видеть вас вместе, – признался Колин едва слышно, потом неохотно отодвинулся и отвернулся. – Я поеду с вами в Инвернесс, ради Франсес. А потом сяду на корабль.
– Но ведь из‑за этого восстания никто не возьмет тебя на борт… Каждый корабль в порту наверняка обыскивают!
Ощущая, что вкус желчи во рту всё усиливается, я поморщилась.
– Я найду способ. Может, украду у кого‑нибудь документы…
– Но к чему тебе уезжать из Шотландии? Зачем ехать так далеко?
Он устало пожал плечами.
– Дела в стране идут неважно, и меня здесь ничего не держит. В Америке – масса возможностей. Говорят, там можно легко сделать состояние на торговле мехами.
– А еще говорят, что там полно дикарей, которые срезают у чужаков кожу с черепа и оставляют ее себе, как военный трофей!
Он иронично усмехнулся.
– Ну, с ними‑то мы точно поладим!
– Колин, это все из‑за меня! Я исковеркала тебе жизнь…
– Кейтлин, не говори глупостей! Ты тут ни при чем. Я один в ответе за свои несчастья.
– Это все из‑за меня! Все из‑за меня! Будь проклят тот день, когда я встретилась с Лиамом и с тобой!
– Перестань, Кейтлин! Не говори так.
Я сглотнула. В горле у меня пересохло и болело. Живот так и не сказал своего последнего слова. Колин потерянно смотрел на меня. Он убрал мокрую прядь, прилипшую к моей щеке.