– Умоляю, a ghràidh, беги и спрячься!
В его взгляде, у него на лице я прочла боль, страх и отчаяние. Еще одна пуля застряла в дереве прямо у меня над головой. Я наконец вышла из оцепенения и побежала, петляя меж белых заснеженных ветвей. Выныривая из вьюги, они, словно привидения с длинными когтистыми руками, царапали мне лицо, цеплялись за одежду, преграждали путь. Я будто оказалась в самом сердце метели. Колючий снег хлестал по щекам, мне было трудно дышать. «Господи, приди нам на помощь!»
Крики солдат – вот все, что я слышала. Я бежала и бежала, мимо проносились все новые деревья и холмы. Словно затравленное животное, я доверилась своим инстинктам. «Отыщи укрытие, Кейтлин, безопасное место…» Но как, если вокруг не видно ни зги?! И вдруг…
Пустота. Земля ушла у меня из‑под ног. Это был обрыв, и я почувствовала, что соскальзываю в чрево земли. Со всей силой отчаяния я ухватилась за ближайшую ветку, но она не выдержала моего веса. Тогда я попыталась вцепиться ногтями в наст, но пальцы соскользнули. Перед моими расширенными от ужаса глазами промелькнула стена гранита. Я услышала собственный крик, эхом отразившийся от ближайших склонов. Воющий ветер подхватил его и унес.
Наконец я скатилась на самое дно оврага. Боль в области головы парализовала меня. Я с трудом открыла один глаз. Чуть ли не перед носом у меня поток кристально чистой воды с громким журчанием спускался вниз по склону и исчезал в покрытой слоем льда каменной ванне. «Лиам, где ты?»
Казалось, душа моя отделяется от тела. Боль понемногу проходила, мне вдруг стало на удивление спокойно. Я больше не ощущала ни холода, ни страха. Пена водопада вдруг окрасилась красным. Кровь? Слабый стон сорвался с моих губ. «Пришел твой час, Кейтлин… Что ж, зато я увижусь с сыном…» Эта мысль заставила меня улыбнуться. Но радость быстро сменилась огорчением. «А как же Дункан, Лиам?» Мне так хотелось еще раз посмотреть на них! «Господи, не надо!» С этой последней мыслью я провалилась в беспамятство.
Глава 23
Брачные клятвы
Услышав скорбное карканье ворона, Дункан поморщился. Сколько он себя помнил, эта мрачная птица, вестник несчастий, вызывала у него отвращение. Ворон умолк. Вздохнув с облегчением, Дункан снова провел пальцем вдоль тонкой голубой жилки под прозрачной кожей на шее у Марион, спавшей рядом. Девушка шевельнулась, но так и не открыла глаз.
Какое это счастье – проснуться рядом с женщиной, когда до этого много недель приходилось делить кров и очаг с несколькими сотнями других мужчин!
Марион у него в доме! Марион в его постели! Дочка Кэмпбелла из Гленлайона в долине Гленко! «Наверное, мне все это снится!» – подумал он и улыбнулся. Никто еще не знал об их приезде, но очень скоро эта новость облетит все дома. Им с Марион придется проявить выдержку и терпение, Дункан это прекрасно понимал. Марион не примут с распростертыми объятиями. И все же клану придется примириться, потому что она приехала, чтобы остаться, что бы они об этом ни думали и ни говорили.
Сейчас было самое время всласть налюбоваться ею. Должно быть, Марион снился хороший сон, потому что лицо ее было безмятежно и чертовски обольстительно: яркие, как ягоды, губы, гладкая кожа, носик с россыпью веснушек… Она была похожа на спелый плод, сочный и сладкий, который только и ждет, чтобы его с наслаждением съели. И он непременно так и сделает…
Марион была Хайлендом, воплощенным в женскую сущность и плоть. Дикой кошкой, которую не терпится приручить. Переменчивым шотландским небом, временами непроницаемо‑темным и облачным, временами – грозовым, неспокойным. Ему нравился ее смех, похожий на журчание прохладного источника, бьющего из‑под земли и весело стекающего по склону холма. И ее глаза… В глазах Марион ему виделось яркое безоблачное небо, каким оно бывает в погожий летний день. Ее тело… Он познавал его, как в свое время познавал родные ландшафты Хайленда. Горы и долины, то обрывистые, то пологие. Земля, которую он любил и теперь надеялся освоить, открывая все новые грани счастья…
«О моя нежная Mòrag … Мое солнце – горячее, обжигающее. Центр моей вселенной». Эта женщина была как поэма. Он поцеловал огненную прядь волос на подушке, освещенную солнцем, и вдохнул ее запах. Острый и сладкий, горьковатый, нежный и в то же время пряный, пьянящий. Дункан закрыл глаза, чтобы прочувствовать все его нюансы. Этот запах порождал в нем море ощущений – причудливых, новых.
Под одеялами их с Марион тела – переплетенные между собой, утомленные восторгами плотской любви – купались в ощущении приятного тепла. С растущим ликованием Дункан открывал для себя женщину, не обремененную стыдливостью, которую ему постоянно приходилось преодолевать с другими, что делили его ложе. И удовольствие Марион во время занятий любовью не было наигранным. Казалось, она испытывает неутолимую потребность получать и дарить наслаждение. Дункан с тревогой подумал, сможет ли он всегда давать ей желаемое. Словом, в ней было все, о чем он мечтал.
Марион повернулась и что‑то пробормотала во сне. Что ей привиделось? Она облизнула губы, и они тут же сложились в соблазнительную улыбку. Кто ей снится? Его собственные сновидения населяли адские картины, пережитые на поле боя. Он видел смерть и перепуганные глаза солдат, чьи тела сам вспарывал мечом. Просыпаясь, он радовался тому, что Марион рядом. Дункан всмотрелся в ее удивительное лицо. Перламутровое сердечко в ореоле огненных волос… «M’aingeal dhiabhluidh …» Да, именно такой он видел ее с самого первого дня. Ангел и дьявол в одном лице. Медовая улыбка и жгучий язык… Невинный взор и острый ум. Женщина‑загадка. «Кто же ты на самом деле, Марион Кэмпбелл?»
Снова закаркал ворон, отвлекая Дункана от его мыслей. Почему‑то вспомнились недавние события. К этому времени документ должен был уже быть в Финлариге, а значит, в безопасности. Невзирая на происки сына герцога Аргайла, они преуспели. Теперь Марион может спать спокойно у него в объятиях. Пережив неприятное приключение по дороге к трактиру, они застали там Макгрегора и его людей за кружкой пива. Дело уладилось ко всеобщему удовольствию: Роб сам вызвался доставить документ в Бредалбэйн.
Они хорошенько подкрепились, и Дункан привез наконец Марион в свою долину, в дом, построенный у горы Эн‑Ог, недалеко от озера Ахтриохтан. Дом у него, конечно, был очень маленький, но весной он решил непременно пристроить к нему настоящую кухню с печью, чтобы выпекать хлеб, и сарай для животных. Они приехали на рассвете. В укрытом снежной шапкой доме было ужасно холодно. Они разожгли огонь в очаге и прыгнули под одеяла, где, прижимаясь друг к другу, очень быстро согрелись. Надо признать, что от их сумасшедших кульбитов скоро стало теплее и в комнате. Пульс Дункана ускорился при одном только воспоминании. Марион трепещет под ним… Марион вскрикивает от удовольствия, и ее слова легким белым облачком срываются с губ…
Ей здесь понравится, в этом Дункан был уверен. Для него это было лучшее место на свете. В детстве отец часто приводил их с братом сюда купаться. Потом, когда подросла и Франсес, они стали приходить втроем – побеситься и порыбачить. Воспоминания заставили его улыбнуться. Когда леска у Франсес натягивалась, они с Ранальдом начинали ее пугать, что это Each Uisge [96]попалась на крючок. И если она, Франсес, будет тянуть удочку, то водяная лошадь выйдет и заберет ее с собой на дно озера, а оттуда еще никто не возвращался. Каждый раз сестренка бросала удочку и с криком бежала в деревню, оставляя им свой улов.
Больше никогда они с Раном вместе не пойдут на рыбалку… Дункан очень скучал по брату, по его шуткам. Восстание и события, за ним последовавшие, занимали почти все его мысли, поэтому только теперь он понял, какую пустоту в душе оставила после себя смерть брата. Теперь он вернулся домой, в Гленко…
Он обвел взглядом единственную комнатушку своего скромного жилища. Щели между камнями были заложены глиносоломой и торфом. В стене, выходившей к озеру, было два окошка, по зимнему времени затянутых кожами и закрытых деревянными ставнями, однако он пообещал себе, что застеклит их ради Марион. Его гордостью был настоящий камин, который Дункан соорудил сам, не желая загромождать комнату чадящим очагом, подобным тем, какие было принято делать в центре самой большой комнаты в доме. Потолочные балки из отборной древесины поддерживали крышу, крытую вереском, который он сушил целое лето, а потом закрепил прочными пеньковыми веревками. Разумеется, дом его совсем не походил на замок, и было бы глупо сравнивать его с усадьбой лэрдов в Гленлайоне. Однако он был крепким и обещал стать надежным пристанищем, чтобы жить там и заниматься любовью.
Самый ближний соседский дом находился в двух километрах, в деревне Ахнакон. Как и отец, Дункан любил одиночество, поэтому выбрал это удаленное место. Ранальд, влюбленный в Дженни, будущей весной тоже хотел начать строить себе дом…
Дункан зарылся лицом в рыжий шелк волос и крепче обхватил талию спящей девушки. Маленькая ножка коснулась его щиколотки, опустилась вниз, к ступне. Кровать была довольно‑таки узкой, но Марион нравилось спать, прижимаясь друг к другу.
Новая мысль омрачила его безмятежное счастье. Элспет… Он так и не рассказал Марион о ней. Как она к этому отнесется? Конечно, Марион догадывалась, что до нее у него были женщины. Но могла ли она заподозрить, что здесь, в родной долине, одна из них с нетерпением ждала его возвращения? Марион никогда ни о чем подобном у него не спрашивала. Быть может, она думала, что у него и не было никаких серьезных привязанностей? Эта мысль почему‑то вызвала у Дункана неудовольствие. Нет, лучше было бы, если бы он рассказал ей об Элспет раньше… Однако он снова и снова откладывал разговор на потом, каждый раз говоря себе, что это может подождать еще денек. Теперь время отговорок безвозвратно ушло.
С самой Элспет ему тоже предстоял нелегкий разговор. От одной мысли об этом Дункану становилось не по себе. Ну как объяснить, что она ему надоела – она, самая хорошенькая девушка клана! – и что он оставляет ее ради другой? Тем более ради женщины из клана, враждебного всем Макдональдам! Этого Элспет точно не понять. Во время бойни, устроенной солдатами аргайлского полка в долине, погибли ее дед, дядя и тетя. Можно представить, как она разозлится, какой поток ненависти выплеснется ему в лицо! Что ж, чему быть, того не миновать…
Тонкий лучик света, пробившийся сквозь щель в ставнях, очертил подбородок Марион и линию губ, сделал заметным нежный пушок на коже. Губы ее медленно приоткрылись в шаловливой улыбке. Прикосновение холодных пальчиков заставило его вздрогнуть, в то время как Марион рассмеялась своим завораживающим, воркующим смехом.
– Ой, да ты холодная, как ледышка!
– Тогда согрей меня, fear mo rùin! [97]
Веки Марион дрогнули. Бросив на Дункана лукавый взгляд, она томно взобралась на него, мягко стегнув по лицу распущенными волосами, и легла, обхватив ногами его бедра.
– Мне снился сон… – начала она тихо, глядя ему в глаза своими светлыми глазами.
– Я знаю.
– Откуда?
– Ты говоришь во сне.
– Правда? И что же я сказала?
– М‑м… Что ты меня любишь и что… хочешь всю жизнь провести со мной в постели… и чтобы я целыми днями занимался с тобой любовью!
Она засмеялась снова.
– Врун!
– Что? Разве ты не так говорила? – с невинным видом спросил он. – А я слышал то, что слышал!
Марион поцеловала его.
– Это правда, с тобой под одеялом так хорошо! – призналась она со вздохом удовольствия. – Я с радостью пролежала бы так весь день. Но, боюсь, желудок со мной не согласится!
И она снова поцеловала Дункана, на этот раз неторопливо. Он с наслаждением ощутил вкус запретного плода.
– Марион!
Она нежно прижала пальчик к его губам и накрылась одеялом с головой.
– Боже милосердный! – выдохнул Дункан, закрывая глаза.
Пальцами и губами она будила, возбуждала, ласкала его. Экстатическая дрожь пробежала по его телу с головы до ног, и он не сумел сдержать стон удовольствия. Порозовевшее лицо Марион показалось из‑под одеяла.
– Больно?
– Дьяволица, колдунья! Тебя могли бы сжечь на костре за то, что ты делаешь…
– Пойдешь пожалуешься?
– О нет! Продолжай, mo aingeal. Если таков ад, то там мне самое место… Мне так хорошо!
Склонив головку набок, она украдкой посмотрела на него. Рука ее скользнула вниз, чтобы завладеть весьма существенным доказательством правдивости его слов. Марион засмеялась.
– Я заметила.
Некоторое время она молчала, потом улыбка сменилась выражением неуверенности. «Моя загадочная Марион…»
– По‑твоему, я хорошенькая? – спросила она ни с того ни с сего, совершенно обескуражив этим вопросом Дункана.
Пару мгновений он серьезно смотрел на нее, хотя, конечно, ответ был давно готов, потом утопил пальцы в пышной гриве, обрамлявшей ее молочно‑белые плечи.
– A Mhòrag! – ласково протянул он. – «Хорошенькая» – это не подходящее слово, по‑моему.
– Вот как?
Было очевидно, что Марион растерялась.
Дункан улыбнулся и притянул ее к себе.
– Почему ты спрашиваешь?
Она наморщила нос, поджала губы.
– Понимаешь… Я думала… Просто никто никогда не говорил мне, что я красивая. А для тебя мне хотелось быть красивой.
– Ты очень красивая, a ghràidh. Как ты можешь сомневаться? Думаю, небесные ангелы похожи на тебя!
Лицо девушки осветилось улыбкой.
– Ты уж реши, Дункан, кто я – колдунья, ангел или дьяволица!
– В тебе есть понемногу от трех. И, клянусь чем угодно, именно это и делает тебя такой манкой! Ты сводишь меня с ума!
Его колдунья, его ангел и его дьяволица в одном лице засмеялась горловым смехом и снова нырнула под одеяло. Теперь за дело принялись ее жадные губы. Дункан содрогнулся. «Боже и все его серафимы! Умоляю, пускай это длится вечность!» Он охнул, когда Марион решила попробовать его еще и на зубок. Она, взлохмаченная, снова вынырнула наружу.
– Сделала больно?
– Не совсем.
Пальцы ее пробежали по длинному шраму у него в паху. Прикосновение было легким, словно ветерок. «Моя чувственная Марион…»
– До сих пор болит?
– Иногда, если сильно надавить, – улыбаясь, ответил он. – Не обращай внимания.
Она ненадолго задумалась, потом прижалась щекой к его животу.
– Дункан…
– Что?
– Я боюсь.
Он привстал на локте и заглянул ей в глаза.
– Чего боишься?
– Я знаю, что меня здесь ожидает. Я хочу сказать, в вашем клане… Я видела, как ваши мужчины смотрели на меня в лагере. И я знаю, что они обо мне думали. А еще я знаю, что они могут со мной сделать. Этот Алан…
– Я никому не позволю тебя обидеть, Марион. – Дункан обнял ее за талию, подтянул повыше и прижал к груди. – Это правда, на первых порах нам будет непросто, – вынужден был признать он. – Но со временем они тебя узнают и примут, вот увидишь!
И он с рыком удовольствия перевернулся так, что она оказалась под ним.
Теплое дыхание Марион согрело шрам у него на щеке. Какое‑то время он смотрел на девушку из‑под полуопущенных век, потом чмокнул ее в нос.
– Надеюсь, так и будет.
– Конечно, будет! Разве я тебе когда‑нибудь врал?
– Откуда мне знать? – отозвалась она с улыбкой.
И сладострастно обвила ногой его бедро. Змея‑искусительница, она явно приглашала его начать с того места, на котором они остановились, когда на дворе стало светать. Он ответил менее нежно, обхватив рукой ее крепкую ягодицу и пригвоздив ее к кровати весом своего тела.
– У‑у‑у… – протянула она, закрывая глаза.
Он все не решался задать ей вопрос, мучивший его с того самого дня, когда у них с Гленлайоном состоялся разговор. Что было причиной такой сдержанности? Боялся ли он получить отказ или же, наоборот, не желал отягощать себя обязательствами? Он думал об этом снова и снова, буквально сломал себе голову. И теперь точно знал, чего хочет. Но она? Чего хотела она? Согласится ли она связать свою жизнь с ним? И если ответит отказом, то что ему потом делать?
Пальцы Марион перебирали его волосы цвета ночи. Наконец она уложила его голову на подушку и с воркованием подставила ему свою опалово‑белую шейку.
– О Mhòrag! – прошептал Дункан, прикасаясь губами к шелковистой коже, задрожавшей от его поцелуя.
Ему тоже было страшно. Схватив руку Марион, он переплел ее пальцы со своими. Опершись локтем о постель, он поймал вторую ее руку и опустил на подушку. В ответ Марион обхватила его за талию, теперь уже обеими ногами.
– Mòrag … – выдохнул он с бьющимся сердцем.
Лазурно‑голубой взгляд встретился с его взглядом. Дункану показалось, что еще мгновение – и его грудь разорвется от переполнявших ее чувств. Набрав побольше воздуха, он наконец начал:
– Давай принесем клятву… Перед лицом Господа.
Слова путались в голове и на губах, но наконец ему удалось их произнести. Марион удивленно вскинула брови. Ноги ее напряглись, стиснули его, мешая встать и убежать, чтобы не слышать ответа, чего ему вдруг до смерти захотелось… На секунду ему показалось, что все уже решено. Отказ… Марион молчала. «Чересчур рано… Черт меня дернул! – подумал он, но было уже слишком поздно. – Она сомневается! Она откажет…»
Слеза сорвалась с ресниц Марион, скатилась вниз, к виску, и затерялась в волосах. Она медленно приоткрыла губы, тут же их сомкнула и едва слышно вздохнула. «Она не хочет! – Сердце его сжалось. – Она просто не знает, как мне сказать…»
– Прости меня. Я… – зашептал он растерянно.
– Ты это серьезно, Дункан?
– Если ты не хочешь, я пойму.
– Ты любишь меня так сильно, что предлагаешь обменяться клятвами?
– Ну да…
Его сердце понеслось, словно дикая лошадь, которая хочет вырваться на волю. Марион разрыдалась.
– О Дункан!
– Марион! – пробормотал он, прижимаясь к теплому, гибкому телу, которое напряглось под ним. – Ответь мне!
Стиснув ее руки в своих, он заглянул в голубые глаза. Она всхлипнула и… вопреки всем ожиданиям расхохоталась звонким, хрустальным смехом, который его озадачил.
– Ты точно уверен, что хочешь всю жизнь жить с такой ведьмой, как я, у которой к тому же змеиный, ядовитый язык?
– Марион!
Он укоризненно посмотрел на нее. Она ответила новым взрывом смеха.
– Да, Дункан, – наконец выговорила девушка.
До него не сразу дошел смысл сказанного. Но постепенно слова Марион проложили себе путь в путанице его мыслей, и их суть стала очевидна. Она согласилась!
– Черт! Марион! – запутался он в словах. – А я уже подумал, что… э‑э…
Она уже не смеялась, но лукавая улыбка все равно таилась в уголках ее губ.
– Что ты подумал, большой недотепа?
– А какая разница! – И Дункан тоже засмеялся.
Он отпустил руки Марион, которые до поры до времени держал в плену, и обхватил ладонями ее порозовевшее от удовольствия лицо. Потом поцеловал ее.
– Я, Дункан Колл Макдональд, – начал он торжественно, – беру тебя, Марион Кэмпбелл… – Он умолк и посмотрел на девушку. – Разве мог я подумать пару месяцев назад, что скажу такое?
Марион нахмурила брови и ущипнула его.
Он поморщился и заговорил уже серьезнее:
– На чем я остановился? Я беру тебя, Марион Кэмпбелл, в законные супруги и обещаю любить тебя, заботиться о тебе, защищать тебя и… хранить тебе верность до конца моих дней!
– Я, Марион Кэмпбелл, беру тебя, Дункан Колл… Макдональд… Дункан, ты с ума сошел!
– Tuch!
Она издала какой‑то воркующий звук и продолжила:
– …в законные супруги… Дункан, что ты делаешь?
– Не останавливайся, A Mhòrag, – прошептал он, входя в нее.
– Боже милостивый! В законные супруги… и обещаю… любить тебя, заботиться о тебе… Я никогда не закончу, если ты не перестанешь! – задыхаясь, пожаловалась она.
– Дальше! – негромко подбодрил ее Дункан.
– …заботиться о тебе, защищать тебя и… и… О! И хранить тебе… верность… до конца моих дней! Уф! – произнесла она на одном дыхании и тихонько застонала от удовольствия.
– Теперь мы… вместе на всю… жизнь, mo aingeal. Наши… клятвы… нерушимы.
Глядя на нее пристально, властно, он вошел еще глубже, заставив девушку вздрогнуть.
– … потому что… наш союз… предопределен… свыше.
Марион выгнулась и издала гортанный крик. Дункан ответил ей сладострастным рычанием. Волна удовольствия, нарастающая внизу живота, стерла боль, которую до сих пор причиняла рана. Он содрогнулся всем телом, отдаваясь экстазу, исторгая в нее всего себя. Позабылось все: и Шотландия, охваченная восстанием, которое отняло у него брата; и сестра, которая наверняка сидит взаперти в холодной, вонючей камере в Инвернессе; и даже то, что он – Макдональд, а она – Кэмпбелл. В мире не осталось ничего, кроме этого пьянящего мгновения.
Миг забытья – и он рухнул на Марион. Острый запах торфяного дыма примешивался к запахам их тел. Теперь Марион принадлежала ему душой и телом.
– Марион Макдональд… – пробормотал он.
Несколько минут они лежали молча, прислушиваясь к поскрипыванию крыши под весом снега и к треску торфа в очаге. Потом Марион шевельнулась, одеяло соскользнуло, и холод куснул влажную плоть Дункана. Он поежился. Девушка засмеялась.
– Марион Кэмпбелл Макдональд, – задиристо напомнила она, склоняясь над ним.
Схватив шерстяное одеяло, она завернулась в него, хитро взглянула на Дункана и соскочила с кровати.
– Ты куда?
Он снова накрылся простыней и оленьей шкурой, соскользнувшей было на пол.
– Я хочу есть! Должно же в доме быть что‑нибудь съестное!
Пробежав сквозь луч света, Марион направилась к буфету. Обследовав все полки в шкафу и в кладовой, она с разочарованной гримасой на лице обернулась.
– Ничего! Неужели супруг хочет уморить меня голодом?
И вдруг она лучезарно улыбнулась. Диана‑охотница теперь взирала на Дункана глазами проголодавшегося каннибала.
– Наверно, мне придется самой добыть дичь! – И она с криком набросилась на Дункана. – Я чую свежее мясцо! М‑м‑м…
Она прыгнула на кровать и чуть было не опрокинула ее. Руки ее тут же принялись нащупывать кусочек послаще.
– Так ты боишься щекотки? Ой, обожаю щекотаться!
Обрадованная открытием, она дала волю своим безжалостным пальцам.
– Марион, перестань! Прошу, перестань! – взмолился Дункан, пытаясь отстраниться.
Пальцы Марион скользили по его животу и ребрам, заставляя громко, до истерики хохотать.
– Я сейчас умру! – задыхаясь, проговорил он.
– Гр‑р‑р…
Она вонзила зубки в его ногу.
– Ай, волчица! Спасите!
Когда ему удалось наконец утолить плотоядный порыв жены, входная дверь распахнулась, впустив в комнату сноп яркого света. Дункан замер, встретившись глазами с Элспет, которая застыла на пороге.
– Проклятье! – пробормотал он едва слышно.
Никто не шевельнулся. Молчание длилось, казалось, целую вечность. Потом кто‑то тихонько вскрикнул. Марион, похоже, поняла, что происходит, быстро прикрыла одеялом обнаженную грудь и вопросительно посмотрела на Дункана. Элспет ткнула в нее обличающим перстом.
– Потаскуха Кэмпбелл! Я не хотела верить! – вскричала она. – Ты спишь с потаскухой Кэмпбелл!
Хлесткие слова обескуражили Марион, и она отшатнулась.
– Элси… – начал Дункан.
– Предатель! – взвизгнула отвергнутая возлюбленная. – Ты грязный предатель, Дункан! Глазам своим не верю! И с кем – с девкой Кэмпбеллов! Пресвятая Дева, помоги! Испепели ее своими молниями!
– Элси! – произнес он громче и тверже, поднимаясь.
Разъяренный взор зеленых глаз Элспет замер на царапинах на бедрах и животе Дункана. Юноша вдруг осознал, что совсем голый, подобрал с пола плед и завернулся в него. Потом, сдерживая волнение, ровным тоном спросил:
– Зачем ты пришла?
– Зачем я пришла? – язвительно переспросила Элспет. – Зачем я пришла? Да как у тебя язык поворачивается… – Ярость закипала в ней. – Я ждала, когда ты вернешься, представь себе! Места себе не находила! Молила небо, чтобы ты уцелел! Плакала, ночей не спала! И ты… Ты спрашиваешь, зачем я пришла?
Ошарашенная Марион уставилась на Дункана, бледнея буквально на глазах.
Элспет с ненавистью в голосе продолжала:
– И пока я тебя ждала, ты развлекался с этой грязной шлюхой Кэмпбелл! Fuich!
– Дункан, кто это? – дрожа всем телом, едва слышно спросила Марион.
– Марион, я потом объясню.
Холод, ворвавшийся в дом через открытую дверь, окутал их, проникая в самую душу. Дункан не знал, что делать. Хуже и быть не могло. Он, конечно, собирался поговорить с Элспет, но не теперь, не при Марион, которая несколько минут назад понятия не имела о ее существовании. Прежде всего успокоиться, взять себя в руки… Кстати, не мешало бы это сделать и Элспет. И Марион тоже. При взгляде на нее у Дункана оборвалось сердце. Она совершенно растерялась. Сначала нужно поговорить с ней…
– Элси, иди домой!
– Не я уйду, а эта мерзавка! – крикнула Элспет, с ненавистью глядя на Марион, которая никак не могла прийти в себя.
– Дункан, объясни наконец…
– Так ты ей не сказал? – высокомерно поинтересовалась Элспет. – Ты не сказал ей обо мне, потому что хотел всего лишь переспать с дочкой этого мерзавца Гленлайона, переспать и забыть, да? – Повернувшись к Марион, она вздернула подбородок и сказала новым, снисходительным тоном: – Я его невеста, а ты… ты просто случайная подстилка…
– Уходи! – зло прикрикнул на Элспет Дункан. – Я позже приду и все тебе объясню.
– Не надо. Алан мне уже все рассказал.
– Алан? Вот сукин сын…
Он решительно подошел к Элспет и схватил ее за руку с намерением вывести за дверь. Ему не хотелось оскорблять девушку, ее гнев был вполне понятен. Но обидные слова, обращенные к Марион, разозлили его не на шутку.
– Еще раз говорю тебе: иди домой!
И вдруг Элспет с рыданиями повисла у него на руке.
– Отправь ее домой, Дункан! Я никогда тебе не вспомню… Я забуду! Я понимаю, это мужская слабость… С вами, мужчинами, это бывает…
– Нет! – отрезал он, стискивая зубы. – Ты не поняла, Элси. Марион – не «слабость», как ты сказала, она – моя жена.
Жалобный стон сорвался с перекошенных губ Элспет. Глядя на него расширенными от изумления глазами, она пятилась к двери, пока не ударилась спиной о наличник. Обескураженная, ошеломленная, она в последний раз посмотрела на ту, что украла у нее возлюбленного, потом перевела взгляд на Дункана. Она так ждала его, а он ее предал… Предал клан, приведя на свое ложе дочку заклятого врага!
– Лучше бы умер ты, а не Ран!
Яд, которым сочились ее слова, парализовал Дункана. Юноша побледнел как полотно, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не ударить Элспет. Отвергнутая возлюбленная между тем повернулась и скрылась в пятне яркого света, проникавшего в выстуженный дом с улицы.
Несколько минут Дункан стоял неподвижно, глядя в пустоту. Потом одним яростным движением закрыл дверь и прижался к ней горячим лбом. Тело его содрогалось от злости, ненависти и холода. Громкий шорох вернул его к реальности.
– Марион, я… – начал он оборачиваясь. – Куда ты собралась?
Девушка поспешно одевалась, всхлипывая и вытирая глаза рукавом. Не ответив, она нырнула под кровать за чулком и башмаком. В два шага он преодолел разделявшее их расстояние, схватил Марион за руку и заставил посмотреть себе в лицо.
– Куда ты собралась? И зачем? – спросил он со страхом в душе.
– Возвращаюсь домой, в Гленлайон. Туда, откуда мне не стоило уезжать.
И она резко его оттолкнула. Слезы катились градом по ее шелковистым щечкам. У Дункана оборвалось сердце.
– Нет, Марион, останься!
– Если ты думаешь, что я стану делить тебя с этой… этой… Господи! Да что б вы все провалились!
Она громко всхлипнула и трясущимися от гнева и унижения пальцами принялась затягивать шнуровку корсажа. Шнурок все время выскальзывал, и Марион вспомнила едва ли не все ругательства, которые знала.
– Гадость! Какая гадость! – повторяла она как заведенная. – Его невеста! Какой же я была дурой! И это еще слабо сказано… Поверить не могу! А ведь знала, все знала с самого начала… «Случайная подстилка»! Нет, мне все это снится!
Она разговаривала сама с собой, а Дункан стоял в полнейшей растерянности и не находил, что сказать.
– Нельзя доверять этим подонкам Макдональдам! Грязные воры, мерзавцы…
Она снова всхлипнула и посмотрела по сторонам.
– Марион… – только и смог выговорить Дункан.
Он попытался прикоснуться к ее плечу, но девушка отшатнулась.
– Не трогай меня, мерзавец!
– Я хотел тебе рассказать, клянусь!
– Твои слова ничего не стоят, Дункан Макдональд. Она права: ты жалкий предатель, лжец…
Она захлебнулась рыданиями и, упав на пол, уткнулась лицом в юбку. Дункан присел на корточки рядом с ней.
– Марион, ну пожалуйста, не надо… Я люблю тебя.
Она заплакала еще горше. Он осторожно обнял ее дрожащие плечи. Она вздрогнула, но руку не оттолкнула.
– Ну почему ты мне не сказал? – спросила она, шмыгая носом и не отнимая лица от мокрой юбки. – У тебя была невеста… Почему?
– Мне нужно была рассказать тебе об Элспет, я знаю, – устало согласился он.
Он осторожно смахнул слезу с ее щеки. Марион отвернулась.