Восстание между тем вошло в каталептическую стадию. Подводя итог событиям последних недель, Дункан пришел к грустному заключению: они проиграли. А значит, ему больше нечего тут делать.
Он рассеянно поглаживал шрам на щеке – неизгладимое доказательство его приверженности общей высокой цели. Шрам все еще саднил при прикосновении, но благодаря волшебным пальчикам Марион за несколько лет он превратится в тоненькую бледную полоску.
Дункан посмотрел на кровать, где среди сероватых простыней виднелось нежное тело и огненно‑рыжие волосы спящей девушки. Что же ему теперь делать? Говорят, что утро вечера мудренее, однако последние пару часов он только и делал, что размышлял, но ничего дельного не придумал. Ему придется уехать, Дункан знал это наверняка. Но как быть с Марион? Оставлять ее здесь было слишком рискованно: город полнился слухами о скором прибытии герцога Аргайлского с армией. Забрать ее с собой?
На следующий день после их приезда в Перт он отправился на поиски Аласдара Ога. Тот сообщил ему о последних событиях, чем привел Дункана в полнейшее смятение. Меньше чем через три дня после отъезда Лиама в Инвернесс в лагерь вернулся Дональд и рассказал, что на них напал отряд английских драгун. Колина ранили у него на глазах, а вот следов Лиама и Кейтлин в этой ужасной снежной буре ему так и не удалось отыскать. Сам Дональд спрятался в лесу и только спустя час, удостоверившись, что драгуны уехали, вернулся на опустевшую дорогу. Ни Лиама с Кейтлин, ни Колина он не нашел. Исчезли и их лошади. Их забрали с собой англичане? Дональд в этом сомневался. Эти sassannachs не упустили бы случая убить пару хайлендеров и уж точно не стали бы обременять себя трупами. Значит, его родители и Колин остались живы, ведь их тел он не обнаружил, хотя искал целых два часа. Когда стало ясно, что все усилия тщетны и он сам может сгинуть в снежной буре, Дональд «позаимствовал» лошадь на соседней ферме и отправился в обратный путь. Теперь Дункану предстояло разыскать своих родных. Они с Дональдом и еще четырьмя мужчинами из клана условились, что сегодня же в полдень отправятся в долину Гленши.
Гора простыней шевельнулась, и показалась изящная рука, которая, пошевелив пальчиками, вяло упала на украшенную россыпью рыжих кудрей подушку. Другая рука между тем ощупывала место, где он сейчас должен был бы лежать и которое уже давно успело остыть.
Марион села на постели и обвела комнату испуганным взглядом.
– Дункан! – позвала она хрипловатым со сна голосом.
– Я здесь.
Она повернулась в сторону Дункана и прищурилась, чтобы рассмотреть его в сумерках, до сих пор царивших в маленькой съемной комнатушке на улице Роупмейкер‑Клоуз.
– Ты что там делаешь?
– Думаю, mo aingeal.
Марион похлопала ладошкой по матрасу рядом с собой.
– Иди ко мне, я замерзла, – сказала она с плутовской улыбкой. – Как ты можешь стоять голышом на таком холоде? Я промерзла до самых косточек!
Дункан подбросил в очаг угля и сел на кровать.
– А мне не холодно!
Марион прижалась к нему.
– О чем ты думал?
Он досадливо поморщился, прижал подушечки больших пальцев к закрытым глазам, которые болели от недостатка сна, медленно их потер, потом помассировал. Тяжелый вздох сорвался с его губ. Марион встала на колени на кровати и с тревогой всмотрелась в его лицо.
– Дункан, что‑то случилось?
– Я сегодня уезжаю, – отозвался он.
Открыв глаза, он натолкнулся на загадочный взгляд супруги. О эти кошачьи глаза! Миндалевидные, с чуть приподнятыми к вискам уголками… И неожиданно такие ясно‑голубые!
– Вот как? – проговорила она беззаботным тоном.
Словно погрузившись в свои мысли, Марион уставилась в одну точку где‑то над кроватью. Через минуту она снова перевела взгляд на Дункана. Первые лучи солнца, проникнув в комнату, освещали ее сзади, окружая сияющим ореолом, и Дункан ощутил, как в нем пробуждается желание. Она уловила эту перемену и бесцеремонно уставилась на его торс, который он поспешил прикрыть одеялом. В глазах Марион блеснул странный огонек. Она послюнила пальчик и принялась разглаживать себе брови.
– Что это ты делаешь? – поинтересовался Дункан, которого удивили эти неожиданные маневры.
– Ничего! – только и ответила она, спрыгивая с постели.
Приподнявшись на локте, он с любопытством ждал продолжения. Марион сняла со спинки стула чулок, потом грациозно потянулась за вторым, который упал на пол. В ее движениях было нечто… вызывающее, задорное. Она прекрасно знала, что выглядит обольстительно и что Дункан буквально пожирает ее глазами. Смутившись, он согнул ногу в колене, чтобы скрыть все нарастающее возбуждение.
Марион присела на краешек стула, бросила в его сторону томный взгляд и принялась нарочито медленно натягивать тонкий шерстяной чулок. Надев его, она старательно разгладила все складочки.
– Отлично! – протянула девушка.
Вздохнув, Марион надела поверх чулка красную шелковую подвязку. То же она проделала и со вторым чулком, а когда встала, чтобы оценить результат, снова лукаво скосила взгляд на мужа. Сомнений не оставалось: она затеяла большую игру, и он не находил в себе сил сопротивляться.
Грациозно, словно кошка, выгнув спину, Марион потянулась и закинула руки за голову. В лучах восходящего солнца она казалась ожившей картиной. Синеватая тень на плече, немного розоватой дымки в области ключицы и коричневой – в ложбинке на груди, подсвеченной легким золотом, алый румянец на щеках… Ожившее полотно художника, сотканное из света. Дункан любовался предметом своих грез, трепещущим и струящимся, словно лента водорослей, которую увлекает за собой отхлынувшая от берега волна. Он спрашивал себя, как Господь мог сотворить такую удивительную красоту и почему он одарил ею именно его, Дункана. И еще он задавался вопросом, что от него потребуют в обмен на столь роскошный подарок.
Марион была словно песня королька среди карканья воронов. Словно мальва, выросшая в щели гранитной скалы. Словно капля росы на листке в его родной долине… На мгновение она заставила его забыть, что корона снова ускользает из рук Стюартов, что грядут капитуляция и репрессии, а вслед за ними – голод, отчаяние и нужда. Ему на все это было плевать. Пусть люди перебью друг друга и небо упадет на землю! Главное – это быть с ней… С женщиной, которая делает его счастливым. На мгновение Дункан закрыл глаза, чтобы запечатлеть ее образ в памяти, и снова распахнул их, дабы не упустить ни единого волнующего мгновения.
Одетая в отсвет перламутра, в золотой волнистой накидке, спадавшей до самых ягодиц, которые было так приятно гладить… При виде нее у него голова шла кругом от желания. Цыганка, волшебница, богиня – в ней было всего понемногу. С медоточивой улыбкой на устах, волнующая, манящая, она одевалась так, как раздевается женщина, когда хочет воспламенить мужчину: поглаживая себя по бедрам, задевая рукой сосок, проводя пальчиком вдоль тропинки, ведущей в потайной сад… Чем больше на ней становилось одежды, тем сильнее было его возбуждение.
Эта игра продолжалась еще несколько минут, и сердце его билось все быстрее. Когда же Марион оказалась полностью одетой, Дункан понял, что еще немного – и он сгорит от вожделения. Под шелест юбок Марион подошла к кровати и окинула свою добычу удовлетворенным взглядом. Едва слышный аромат, исходивший от нее, окончательно свел его с ума. Быстрым движением он повалил девушку на себя и жадно впился в нее губами, пробуя на вкус ее губы и ее кожу. Раньше, чем успел это осознать, он был уже внутри нее. Дункан со стоном скользнул ладонями под юбку и стиснул девичьи бедра, обхватившие его чресла.
– Марион, ты – настоящая чаровница!
Она улыбнулась и перестала двигаться.
– Я тут подумала… А с кем ты едешь в Инвернесс?
Так вот ради чего она все это затеяла! Дункан не смог сдержать смех.
– Марион!
Лукаво улыбаясь, она провела пальчиком по его животу, отчего волнующая, сладкая дрожь пробежала по телу от макушки и до пяток.
– Дункан, ты не ответил!
– С Макенригами, братьями Макдонеллами и Ангусом.
Ее улыбка превратилась в гримаску разочарования. Он обхватил руками ее талию, призывая возобновить движение, но Марион не спешила уступать.
– А я? – спросила она, и ее бедра совершили волнующее круговое движение.
Дункану показалось, что он вот‑вот взорвется, но она снова замерла, обрекая его на ужасные муки.
– Тебе нельзя ехать. Марион, я не могу… Прошу тебя…
– А как же я? – спросила она голосом хрипловатым и сладким, пролившимся на него подобно божественному нектару.
Он вздрогнул. Она посмотрела ему в глаза. Ангел, явившийся из ада, дьяволица! Она легонько шевельнулась и снова замерла.
– Боже мой!
Дункан со стоном стиснул пальцами теплую и нежную плоть. Он больше не мог этого выносить, он готов был сдаться.
– А я? – снова спросила она шепотом, который навевал воспоминания о нежном шелесте листвы на летнем ветру.
– И… ты тоже едешь! – выкрикнул он, сходя с ума от возбуждения.
И только тогда она освободила его от напряжения, ставшего нестерпимым.
– Cruachan! [99]– сорвался с ее губ торжествующий крик.
Дункану казалось, что его сердце вот‑вот разорвется. Марион опустилась на него с улыбкой на устах. Опустошенный и побежденный на мягком поле битвы, коим стала их постель, Дункан задыхался от счастья. Марион была достойной дочкой Кэмпбеллов, предприимчивой и коварной, как лиса, как они все. Он позабыл об этом и поплатился за это. Победа досталась противнику… на этот раз. Таких боев будет еще много, но Дункана это не страшило. Сражение было таким приятным, а противник – таким восхитительным!
– Mòrag, ты явилась прямиком из ада, теперь я это точно знаю.
Она хихикнула и чмокнула его в губы.
– Знаю. Братья часто говорили, что если я не перестану хитрить, то у меня вырастут рога, и…
В дверь дважды постучали. Не дожидаясь ответа, Барб Макнаб задом вошла в комнату. Марион едва успела расправить юбку, накрыв ею бедра Дункана. Служанка повернулась, чтобы поставить поднос с едой на стол, и…
– Ваш завтрак… Ой! – Глаза Барб чуть не вылезли из орбит.
Поднос качнулся, и тарелки едва не попадали на пол. Покраснев до ушей, Барб опустила голову и быстро поставила поднос куда следовало.
– Я‑то думала… Я и забыла, что мистер… ну… Простите, хозяйка Кэмпбелл…
– Макдональд, – мягко поправила ее Марион, сдерживая смех. – Теперь я миссис Макдональд. И постарайтесь запомнить, что теперь я сплю не одна.
Барб сердито посмотрела на девушку и быстро отвернулась – поза молодых людей была более чем красноречива. Марион верхом на Дункане, который лежит, небрежно закинув руки за голову, а его голые волосатые ноги торчат у нее из‑под юбки! При этом оба блаженно улыбаются.
– Спасибо, Барб.
Женщина торопливо подошла к двери, когда Марион ее окликнула:
– Чуть не забыла! Прошу вас, вернитесь через…
Она посмотрела на Дункана. Плечи юноши ходили ходуном.
– В общем, через пару часов. Поможете мне собрать вещи.
Барб Макнаб с удивлением воззрилась на хозяйку.
– Уезжаете? Но вы же только что приехали!
– Хотите поехать со мной?
Бедная женщина поморщилась и покосилась на Дункана, который с трудом сдерживал смех.
– Нет уж, спасибо! Лучше я останусь с кланом Кэмпбеллов, – с ноткой высокомерия заявила она. – А вам желаю удачной дороги, миссис… э‑э‑э… Макдональд! Да хранит вас Господь!
– И вам всего хорошего. Барб. Я буду скучать.
– Не сомневаюсь!
С этими словами она выбежала из комнаты. Как только дверь закрылась, стены комнатушки содрогнулись от хохота.
– Похоже, твоей прислуге я не нравлюсь, – заметил Дункан, переводя дыхание. – Все смотрят на меня как на врага! Интересно, с чего бы это?
– А как им еще смотреть на висельника? – прыснула Марион, падая на кровать рядом с ним.
Дункан тут же перевернулся и накрыл ее тело собой.
– Обратила внимание на ее лицо? Как будто пару чертей увидела!
– Она спит в обнимку с Библией, чего же ты хочешь!
– Значит, скоро все женщины в твоем клане будут знать, что эта бесстыжая бестия, дочка их лэрда, развратничает со своим беспутным муженьком среди бела дня!
Марион засмеялась еще громче.
– А наши кумушки обязательно дополнят рассказ пикантными подробностями!
Отсмеявшись, они несколько минут лежали, погрузившись в приятное забытье, когда тишину вдруг нарушило громкое урчание.
– Похоже, желудок хочет мне что‑то сказать, – пробормотала Марион, не открывая глаз.
Дункан снова стал серьезным. Он легонько провел пальцем по кровоподтеку у нее на щеке, потом нежно его поцеловал.
– Я люблю тебя, Марион.
Он мог бы сказать, что никогда и никому не позволит сделать ей больно. Но это была бы ложь. Жизнь – сложная штука. Единственное, что он мог пообещать, – это любить ее больше жизни.
Глава 25
Колдунья
Я очнулась в абсолютной темноте, прищурилась, но рассмотреть все равно ничего не смогла. Сплошной мрак… Послышался вой, от которого у меня волосы встали дыбом, а кровь заледенела в жилах. Где я? Господи, как же тут холодно… Наверное, я уже в загробном мире… Жуткий вой повторился и растворился в поглотившей меня тьме. Рядом кто‑то громко засопел, и я вздрогнула. Да где же это я?
Я попыталась повернуть голову, и острая боль пронзила шею. Тогда я по очереди пошевелила руками и ногами. Тело отозвалось все той же болью. Именно она и вырвала меня из состояния глубокого забытья. Я поняла, что еще не мертва. По крайней мере пока.
Я услышала завывания ветра, но, странное дело, не ощущала его леденящих прикосновений. Только холод, противный влажный холод пробирал до костей. Вой – протяжное, похоронное однозвучное пение – всколыхнул в сознании вихрь страхов. «Это волки! – подумала я с ужасом. – И они меня ищут». Сердце мое оборвалось. Я попыталась встать, но боль пригвоздила меня к земле. И вдруг рядом послышался шорох. Я была здесь не одна.
Снова сопение… Неужели волки подобрались так близко? Меня охватила паника. Превозмогая боль, я привстала на локтях. Неважно, открывала я глаза или держала их закрытыми, вокруг по‑прежнему было черным‑черно. Неужели я ослепла? Где я? Что случилось? Я не могла вспомнить. Душераздирающий крик сорвался с моих губ.
Надо подумать… Как я тут очутилась? И где я? В памяти все перемешалось. И почему так нестерпимо болит голова? Я ничего не могла вспомнить. Я потрогала голову в том месте, где было больнее всего. Пальцы нащупали кусочки льда, а вслед за этим – довольно большую ссадину. Меня кто‑то ударил?
Обрывок воспоминания всплыл на поверхность, и я отчаянно уцепилась за него. Шум воды… Глухой рокот потока, в котором утонул крик. Я услышала свое имя. Кто‑то звал меня снова и снова.
Нахлынули и другие неясные воспоминания. Чьи‑то руки ощупывают меня, потом обнимают, отрывают от земли, несут. Я слышу ласковый голос. Лиам! Но разум мой отказывался объяснить эти отрывочные моменты прошлого.
Кашель – хриплый, надрывный – прозвучал совсем рядом. Лиам? Я посмотрела вправо и не увидела ничего, кроме темноты. И все же он был здесь, рядом. Тяжелое, прерываемое приступами кашля дыхание указало мне, где искать. Я поползла, ощупывая все вокруг, пока не наткнулась на холодную шерсть килта.
– Лиам!
Я попыталась его расшевелить. При каждом движении в голове взрывался фонтан боли. Слезы лились из моих ослепших глаз. Я быстро ощупала неподвижное тело. Ноги у Лиама были теплые, башмаки промерзли, на них корка льда… Я прижала ладони к его груди, которая поднималась и опускалась вслед за неровным дыханием, провела рукой по шее, по колючей щеке и по лбу. Лоб показался мне обжигающе горячим. Лиам был болен. Из нас двоих в худшем положении оказался он, а не я.
Внезапно новые картины всплыли в моем взбудораженном сознании. Красные мундиры, солдаты… Выстрелы… Теперь я все вспомнила. Отряд английских драгун напал на нас в лесу. Свист пуль… Колин, вцепившийся в гриву лошади, и эта странная гримаса у него на лице… Лиам, который толкает меня к лесу. Я бегу сломя голову, прямиком в этот ад, где не могу различить небо и землю. И вдруг пропасть разверзается у меня под ногами. Она проглатывает меня, затягивает в свое нутро… Наверное, я сорвалась со склона и ударилась головой о камень или еще что‑то.
Все в моей памяти встало на свои места, породив боль совсем иной природы, от которой едва не разорвалось сердце. Где Колин? И Дональд? Ранен ли Лиам? Я просунула руку под куртку и ощупала его грудь и живот. Рубашка была теплой и сухой. Он вздрогнул от прикосновения моих ледяных пальцев и снова зашелся кашлем, а потом со стоном перекатился на спину.
– Лиам! Лиам!
Но почему я ничего не вижу? Лиам шевельнулся и что‑то пробормотал. Я легла на него сверху, накрыла своим телом и своей накидкой.
– Лиам, ты меня слышишь?
Он снова пробормотал что‑то нечленораздельное. Пальцы его пробежали по моему подбородку и снова тяжело упали.
– Кейтлин! – позвал он хрипло.
– Я здесь, – дрожащим голосом поспешила успокоить я. – Я тут, mo rùin. Все будет хорошо.
Я прижалась лицом к его рубашке и тихонько заплакала. Я оплакивала нашу судьбу, наши несчастья, которым не было видно конца, наши расставания. Я проклинала восстание, разрушившее наши жизни. Проклинала короля, ради которого погиб мой сын. Я проклинала Бога, покинувшего меня и упорно отказывавшегося внять моим мольбам.
* * *
Вокруг меня как‑то посветлело. Откуда‑то снизу доносилось хриплое сопение. Я открыла глаза и села. Зрение вернулось ко мне! Я окинула взглядом каменные стены и едва державшуюся на петлях дверь. Через трещины в ней в комнату лился яркий свет. Потолочные балки у меня над головой были сплошь покрыты птичьим пометом. В конической крыше зияли дыры, сквозь них виднелось голубое небо. Помещение оказалось цилиндрической формы. Брох?[100]Голубятня?
Я осмотрела комнату. Она была метров пять или шесть в диаметре. Сердце мое остановилось, и крик замер в груди, когда я увидела наших лошадей. Через седло одной было переброшено неподвижное тело, покрытое пледом Гленко. Я моментально узнала светлые волосы, видневшиеся из‑под тартана. Колин… Нет, Колин, нет! Небо настойчиво карало нас, посылая одно жестокое и незаслуженное испытание за другим. За что? За что?
Я отвела взгляд и положила голову Лиаму на грудь. Он спал, и сердце его билось под моей щекой. Я осторожно приложила ладонь к его влажной, горячей шее. Горе, гнев, озлобленность боролись во мне. Что такого ужасного мы сделали, чтобы заслужить все это?
Лиам дышал прерывисто, с трудом. Пар оседал кристалликами льда на его пробивающихся усах и бороде. Его бледные обветренные губы едва заметно шевелились.
– Лиам! – позвала я тихонько.
Он вздрогнул, застонал, открыл глаза и испуганно посмотрел на меня. Я ласково погладила его, успокаивая. У него был сильный жар. Нужно было сделать что‑то, иначе он умрет прямо тут! Но что могла я предпринять? Я совсем не знала этих мест. По правде говоря, я понятия не имела, где мы находились, когда на нас напали драгуны, и уж тем более – куда Лиам нас привел. И где Дональд? Лошадей было только три, и это оставляло надежду, что он успел скрыться.
– Кейтлин!
Голос у Лиама был такой хриплый, что я с трудом узнала его. Он снова закашлялся и с трудом сглотнул. Я отдвинулась, чтобы ему было легче дышать.
– Tuch! Лучше помолчи, отдохни. Я вытащу нас отсюда.
– Нет, a ghràidh, я не смогу. Уходи… Возьми лошадь и возвращайся в Перт…
Новый жестокий приступ кашля оборвал его на полуслове. Он поморщился, с трудом сглотнул слюну и отвернулся.
– Если ты думаешь, что я тебя тут оставлю, то ошибаешься! – возразила я, пожалуй, слишком грубо. Для меня было мукой смотреть на его отчаяние. – Здесь ты умрешь от холода. У нас есть лошади, мы доедем.
– Я не смогу.
Меж бровями у Лиама залегла глубокая морщинка. Несмотря на холод, кожа его была мокрой от пота. Опухшие веки едва шевелились, взгляд был какой‑то стеклянный…
– Думаю… для меня все кончено. Я слишком ослаб.
Я смотрела на него с ужасом.
– Лиам Макдональд, я запрещаю тебе говорить так! Ты не можешь позволить себе умереть после всего, что тебе пришлось пережить!
– Сил нет… Ты цела, и это все, что мне нужно. Хотя бы это я сделал как надо… с этим проклятым восстанием.
Лиам заплакал. Он сдался! Я вцепилась в рубашку мужа и принялась трясти его, невзирая на то что каждое движение болью отдавалось у меня в голове. Он снова закашлялся и посмотрел на меня страшным, пустым взглядом. Куда девался тот, кого я знала и любила? Лиам! Я решила, что спасу его, что бы он сам ни думал и ни хотел. Он не оставит меня вот так! Ни за что!
– Ты не помешаешь мне тебя спасти! – сердито буркнула я себе под нос, отпуская его.
Я с трудом встала, кряхтя, как старая крыша на ветру, и осмотрела себя с головы до ног. Большая ссадина на одном колене, нога в этом месте распухла. Несколько мелких ранок на пальцах рук, один ноготь сорван, остальные почти все обломаны. Но если забыть об этом и о ране на голове, остальное оказалось в порядке. Снежный покров смягчил мое падение. Счастье, что я ничего не сломала.
Я дохромала до лошадей и замерла в нерешительности перед телом Колина. Думать о том, что его больше нет, было мучительно больно. Как бы то ни было, я очень его любила и знала, что ему пришлось из‑за меня страдать. Большим несчастьем для него было видеть меня супругой своего брата. И все‑таки Колин никогда не злился на меня за это, оставаясь заботливым и обходительным. «Колин, прости меня!» Смерть освободила его от меня. Я повернулась и посмотрела на Лиама, который свернулся в клубок на мерзлой земле. Может, и он ждет смерти как освобождения?
Я осторожно приподняла плед. Длинные светлые пряди скрывали бледное лицо Колина. Я отодвинула их и погладила его по холодной щеке. Это странное ощущение – когда прикасаешься к мертвому телу… Его кожа показалась мне холодной, но при этом мягкой. Закрыв глаза, я вспомнила ночь, когда мы были в полушаге от того, чтобы заняться любовью. Что ж, там, где Колин теперь, он будет счастливее…
– Да упокоится твоя душа с миром, Колин Макдональд! – прошептала я и всхлипнула.
Заставив себя вернуться в реальность со всеми ее проблемами, я опустила край пледа на место. Непременно нужно найти способ выбраться отсюда! Но как быть с Лиамом? Может, обвязать его веревкой, второй конец которой прикрепить к седлу моей лошади, и все‑таки попробовать поднять его и усадить в седло? Я как раз обдумывала этот план, когда вдруг услышала лай собак. И их была целая стая.
Я двинулась было к выходу, но в последний момент передумала. Что, если это одичавшие собаки и они ищут, чем бы поживиться? Не веселее было и предположение, что солдаты вернулись и ищут нас. «Не глупи, Кейтлин!» И все же я взяла пистолет Лиама и зарядила его.
Лай приближался, а я, наоборот, отступала вглубь комнаты, но потом меня осенило, что Лиам лежит в ее центре. Я встала рядом и приготовилась его защищать. Собаки столпились перед дверью. Наверное, их привлек запах лошадей. Я взвела курок и застыла в ожидании. Наконец дверь с грохотом распахнулась. Яркий свет ослепил меня, и я имела глупость закрыть глаза. Удар палки – и мой пистолет упал на пол. Я взвыла от боли и прижала ушибленную руку к губам. Свет загородили собой три мужские фигуры. Я прищурилась, чтобы их рассмотреть.
Один медленно приблизился и обошел вокруг меня, не проронив ни слова. Я испытала облегчение, увидев на нем плед, но как знать, какому королю он служит? Дулом охотничьего ружья он ткнул Лиама, и тот с хрипом перекатился на спину.
– Не трогайте его, он болен, бан…
Я умолкла на полуслове. Сейчас не время наживать себе врагов.
– Có sibhse? [101]– спросил мужчина.
Я молчала, опасаясь, что мой ответ может стать нашим смертным приговором. Мужчина смерил меня холодным взглядом.
– Cóás a tha sibh? [102]– спросил он снова, и взгляд его стал более требовательным.
Я подумала, что это, наверное, крофтер [103]. Изможденное, обветренное лицо и большие руки, крепко сжимавшие приклад ружья, дуло которого было направлено на Лиама, выдавали в нем человека, привыкшего к тяжелому крестьянскому труду.
– Freagair an duine! [104]– приказал один из его спутников, приближаясь ко мне.
Их поведение отнюдь не внушало мне доверия. Проходя мимо, второй чужак успел окинуть меня любопытным взглядом, а потом наклонился над Лиамом. Мой муж приоткрыл глаза и безучастно наблюдал за происходящим.
– A bheil Gàidhlig agad? [105]
Я кивнула. Третий мужчина, который держал меня на мушке, увидел труп Колина, подошел, приподнял плед и с невозмутимым видом осмотрел мертвое тело.
– Fear‑leanmhainn teaghlach nan Stiùbhartach! [106]– сказал тот, что склонился над Лиамом. – Mac Dhòmhall [107].
Я закрыла глаза и с замиранием сердца принялась ждать. Если эти люди принадлежат к клану, присягнувшему на верность королю Георгу, то нас выдадут властям или, что еще хуже, перебьют на месте только за то, что мы вторглись на их земли. Мужчины между тем переговаривались между собой. Потом наступила гнетущая тишина. Я медленно открыла глаза. Первый мужчина стоял, опершись о приклад ружья, и смотрел на меня с улыбкой. Тот, что был рядом с Лиамом, поднес к губам моего мужа горлышко фляги и влил ему в рот виски. Лиам закашлялся. Я вздохнула с облегчением и только теперь осознала, что дрожу от холода. Незнакомец протянул мне фляжку, и я с благодарностью ее приняла.
– Как вы тут оказались? – спросил первый. – Я Лукас Бремнер, это мой брат Пэдди. А это Квинтон Харди.
Каждый из представленных кивнул мне и улыбнулся. Я вежливо ответила на приветствие.
– Мы ехали в Инвернесс, когда на нас напал отряд драгун.
Мужчины обменялись понимающими взглядами. Лукас сплюнул на землю.
– Это ваш друг? – спросил он, указывая на тело Колина дулом своего ружья.
– Мой деверь.
– А этот?
– Мой муж. Он тяжело болен. Мне нужно найти доктора.
– Да, он совсем плох, – задумчиво протянул мой собеседник.
По его распоряжению Пэдди и Квинтон, поддерживая Лиама подмышки, попытались поставить его на ноги. Лиам вздрогнул так, словно его обожгло каленым железом, и застонал. Его взгляд задержался на нас всего на мгновение, потом снова стал пустым. Ни стоять, ни тем более идти мой супруг был не в состоянии, и мужчинам пришлось крепко держать его.
– Что вы намереваетесь делать?
Лукас протянул мне поводья одной из трех наших лошадей.
– Мы отвезем его к ban‑drùidh. Она с ним управится.
– К ban‑drùidh?
– К колдунье. Ее руки творят чудеса, – пояснил он и надолго замолчал.
Оказалось, что колдунья эта живет в хижине на вершине холма. Извилистая тропинка вела от его подножия к ее двери. Лиам так ослабел, что не мог сидеть верхом, поэтому его пришлось перекинуть через седло. Вот так и получилось, что из этого странного места обоих братьев увезли, словно мешки с ячменем, – один был уже недвижим, другой… Я предпочитала об этом не думать.
Когда же мы наконец добрались до места, Лукас спрыгнул с лошади и нерешительно приблизился к хижине. Я шагнула было за ним, но Пэдди жестом меня удержал.
– Подождите, мэм, – сказал он, не сводя глаз с крошечной постройки, из окна которой тянулась к небу струйка едкого черного дыма. – Неизвестно, захочет ли колдунья его пользовать.
– Вот как?
Через пару секунд Лукас решился‑таки постучать в дверь и сразу же отскочил назад. Происходящее начало меня тревожить. Неужели эти крепкие мужчины с ружьями боятся какую‑то женщину? Неужели у нее и правда дурной глаз?
Дверь медленно открылась, и на пороге появилась тонкая женская фигурка, закутанная в шаль. Узнав Лукаса, она вышла на свет. У меня пропал дар речи. Я ожидала увидеть старуху с крючковатым носом в бородавках, а перед нами предстала молодая женщина фантастической красоты. «Какая же это колдунья? Это фея!»
– Госпожа Беатрис, мы привезли больного мужчину, – с явным смущением сказал Лукас.
Мне вдруг показалось, что время остановилось. Мои спутники, затаив дыхание, смотрели на волшебное создание, скользнувшее нам навстречу так легко, словно ноги его не касались земли. «Она не идет, а летит!» Я невольно затаила дыхание, когда ее белые руки коснулись Лиама. Минута – и я поймала себя на том, что мысленно читаю молитву. Чуть хмурясь, она ощупала его спину и виски́, потом кивнула.
– Занесите его в дом, – мягко распорядилась она.
Пэдди и Квинтон поспешно соскочили с седел. Фея с улыбкой повернулась ко мне. Если она и вправду была колдуньей, то наверняка владела тайной вечной молодости и красоты. Создавалось впечатление, что ее красивое овальное, фарфорово‑белое лицо светится изнутри. Длинные светлые, почти белые волосы были распущены по плечам, а блестящие глаза были голубыми, как аквамарин. Ротик у нее был маленький и пухлый, словно у херувима. Мне в голову пришла шальная мысль, что мужчины эти, наверно, больше боятся ее красоты, нежели колдовских чар… Хотя, быть может, красота и колдовская сила неразрывно связаны между собой?